СТРЕЛА ГРИФОНА III. Аннигиляция

      Время замерло. Затихло. Почти растворилось, став совершенно незаметным. Все, что некогда было его ориентирами – от банальных цифр в инструментроне до собственного дыхания – теперь, кажется, не имело значения.              Его полностью поглотила тьма, но, хаски, это его уже совсем не пугало. Он совершал тот самый первый шаг уже тысячи раз в своей жизни. Или все-таки ему казалось, что совершал, если учесть, что его очередное воскрешение состоялось несколько лет назад.              Тогда он сделал первый шаг, чтобы вновь почувствовать, каково это – ходить и иметь ноги. Потом он сделал первый шаг, разделявший трап на Реновацио и палубу новой «Нормандии», решив вернуться к тому, что когда-то отверг. Первый шаг, чтобы наладить отношения с командой. Чтобы попросить о помощи. Признаться в своих чувствах.              Теперь это уже не имело никакого значения. Он сделал свой последний первый шаг, когда занес ногу «Тритона» над водной поверхностью и позволил роботу соскользнуть вниз, в бездонную пучину, оставив за спиной все, что знал, ценил, за что боролся и даже любил.              Сомкнувшись вокруг него, черная вода сразу же дала понять, что все прочее, ранее их разделявшее, было неважным. Теперь существовали только он и вода.              Она была везде. Сначала мутно-синяя, с прорехами в виде солнечных лучей, она быстро становилась все гуще, насыщеннее, приобретая черты своего брата-космоса. И все же вода казалась приветливее, давая обманчивый шанс на спасение, но в то же время коварнее, когда безнадежно раздавливала неутомимой природой любые попытки к сопротивлению.              Она заглотила Шепарда, как древний ненасытный монстр. Все еще заглатывала, поскольку «Тритон» по-прежнему падал вниз, не теряя центр тяжести из-за генерации эффектов массы, лишь слегка наклонившись вперед. У Шепарда, уже проходившего этот путь, снова возникло неприятное впечатление, что на него снизу смотрела сама Бездна.              Её глаз он не видел. Он вообще ничего не видел, так как фонарь, исходивший от корпуса, освещал лишь часть его пути. Он видел сначала лишь какие-то живые организмы, быстро уплывавшие прочь от тревожного света, а потом и вовсе лишь мелкие точки, попадавшиеся в луче фонаря, словно заключенная в солнечном свете пыль. И больше ничего.              Радар «Тритона» не фиксировал ни подводных скал, которые могли бы угрожать его падению, ни голодных тварей, вдруг решивших бы полакомиться внезапно появившимся ужином.              Он просто падал вниз, и падение продолжалось бесконечно. Показатели робота фиксировали каждую новую сотую отметку с отстраненностью механизма, не осознающего, какой опасности подвергался живой организм с таким отсчетом. Давление в кубометрах, увеличивающееся с каждым метром ниже, на Шепарде сказывалось лишь треском металла и стекла, но «Тритон» сносил его крайне лихо.              Но даже у глубоководного робота был предел, и Шепард терялся в догадках, успеет ли он осуществить задуманное прежде, чем его стекло в люке покроется многочисленными трещинами, а потом и вовсе поддастся многотонному давлению, как если бы кулак крогана пробивал шлем твоего бронекостюма. С первого раза шлем бы выдержал, но с каждым новым ударом его защита ослабевала бы.              СУЗИ, делая сканирование зондами, пришла к заключению, что в этой зоне не глубже семи с лишним километров. Но что, если она ошиблась? Предел нагрузки «Тритона» был не больше десяти, и если СУЗИ ошиблась на пару-тройку километров, то Шепарда ждали провал и неминуемая смерть. Если к смерти он уже давно был готов, то вот к провалу – ни за что.              От него, как и всегда, зависела судьба галактики. Либо полная свобода и, возможно, новые войны, конфликты; либо полное раболепие в освобожденной от войн галактике. Для Шепарда выбор был очевиден.              В голове стало покалывать. Из носа от напряжения потекла кровь, и Джон облизал её языком как мог, ощутив знакомый металлический привкус на губах. Все, что он сейчас мог – это лишь пытаться сохранить остроту рассудка, так как падение в бездну в гнетущем, полном одиночестве и темноте, отсутствие точек опоры и вообще ориентиров – такое не проходило даром, даже для его закаленного, но и замученного разума.              В первый раз он погружался всего на три с лишним километра, там, где обитали левиафаны. Там, где они спрятали свой поврежденный корабль, было куда глубже.              Три километра. Почти половина пути пройдена, и его разум еще мог думать четко и сконцентрированно. Однако на этой отметке внутрь стало что-то заползать. Липкий, паукообразный страх. Он начал пронизывать конечности и мысли одной единственной, очень тонкой, но невообразимо четкой иглой.              «Я скоро сдохну».              Джон боролся с ним как мог. Закрывал глаза, погружаясь в другую тьму, тьму своего сознания, и пытался извлечь из неё какие-то картины, мотивирующие его желание бороться. О Хестром или о том, что между ними было, он старался не думать вообще – это было опасным. Тогда он ощущал отголоски сомнений, предательские мысли, просившие его вернуться к той, кого он оставил. А этого он допустить не мог.              Четыре километра.              Джон решил вспомнить устав Альянса, чтобы отвлечься от страха. Мысленно, так как не хотел понапрасну тратить кислород.              «Воинская дисциплина есть строгое и точное соблюдение всеми военнослужащими порядка и правил, установленных законами, общевоинскими уставами Вооруженных Сил Нового Альянса, иными нормативными правовыми актами и приказами командиров (начальников).Основным методом воспитания у военнослужащих дисциплинированности является убеждение. Однако это не исключает возможности применения мер принуждения к тем, кто недобросовестно относится к выполнению своего воинского долга».              Пять километров.              Раздался звук треснутого стекла, но показатели ВИ молчали, не фиксируя повреждений. Шепарду вдруг почудилось, что по его телу внутри пробежал паук. Очень хотелось почесаться, но он не смог бы дотянуться до той части тела: его конечности словно окаменели. То ли от страха, то ли он просто перестал уметь управлять ими, что было бы крайне нежелательно.              Фонарь наконец сдох, лопнув, как мыльный пузырь. На отметке в пять с лишним километров, несмотря на улучшенную версию, в характеристиках которой уверяли, что он выдержит до самого предела погружения. Наврали.               Тут же зажегся аварийный, основанный на биолюминесцентном свечении специальных разъемов, проходящий по корпусу. Но освещали они плохо, недалеко, так что Шепард, совершенно потеряв хоть какой-либо ориентир, не мог бы сказать, что именно с ним происходит. Куда он падает, в какую сторону, головой ли вниз или ногами вверх – он оказался в непроглядной, опустошающей черноте.              Пустоте, похожей на Ад. Кто говорил, что в Аду жарко? В нем именно так, как сейчас здесь: темно, пусто, холодно. Почему он здесь?!.. Где он?! Это снова Алкера?              Шепард, в противовес своей цели экономить кислород, сделал очень глубокий вдох. Ему нужно было успокоить нервы. Он и не такого дерьма повидал, но вот этот страх – полного одиночества и неминуемой смерти – редко прилипал так крепко, почти въедался в кожу, проникал под неё и впитывался в кровь.              Шесть километров.              Джон, сосредоточенно следивший только за показаниями приборов перед собой, представлял, что это всего лишь симулятор. Что за корпусом снаружи не толщи непробиваемой воды, а учебный зал. Космопехов готовили к работе и бою в открытом космосе, но вот к погружениям – лишь поверхностно. Никто не думал, что какому-то безумцу потребуется погружаться на далекой планете на уже шесть с лишним километров!              Снова треск стекла. Гудение и скрип металла. Откуда-то очень тихо стал раздаваться какой-то странный, непривычный звук. Шепард нахмурился – и вскоре его глаза стали широко раскрываться, когда он понял, что слышит детскую мелодию!              Слуховые галлюцинации. Это было ожидаемо. На такой глубине и под таким давлением человек, даже под защитой робота для погружений, все равно испытывал психологическое давление. Чувство падения и легкого парения не прекращалось, и Джон, ощутив панику внутри, крепко зажмурился.              — …Основным методом воспитания у военнослужащих дисциплинированности… является убеждение. Однако это не исключает возможности… применения мер принуждения к тем, кто недобросовестно относится к выполнению своего… воинского долга, — повторял он шепотом, приводя разум в порядок.              Если бы не мерцание сенсорных показателей на стекле пилотного люка и аварийного контурного освещения, он бы попросту не знал, движется ли он еще или нет. Несмотря на падение, тело, уже привыкшее к нему и адаптировавшееся под него, выдавало разнообразные чувства: то его словно кто-то ударил, возможно, какая-то глубоководная рыба, то казалось, что он упирался во что-то, то начинало чудиться, что он движется не вниз, а вверх или в сторону.              Но ВИ «Тритона-1» фиксировал педантично все показатели, и отметка с глубиной становилась все больше. Семь километров. Не совсем глубина Марианской впадины, но тоже много. Что там происходит с Гаррусом? Все ли у его группы хорошо?..              Семь семьсот. Наконец датчики стали сигнализировать, что он достигает дна и скоро произойдет столкновение. «Тритон», получив команду ВИ, сразу же активировал небольшие генераторы массы в ступнях, выравнивая падение и слегка замедляя его. Несмотря на это, прыжок на поверхность океана все равно оказался слишком резким и мощным: Джон всем телом ощутил, как ступни робота сильно уткнулись о мягкую вязкую поверхность, застряв в ней. Джон больно прикусил язык от удара, в глазах ненадолго померкло. Системы на пару секунд замигали, теряя контакт и погружая его в полную, адскую тьму, но вот, к его огромному облегчению, быстро восстановились.              Снова кровь во рту, на этот раз из раненого языка. Боль отрезвила разум, и Джон, снова зажмурившись, пару раз глубоко вздохнул, несмотря на то, что тратил столь нужные ему запасы кислорода. Но ему нужно было привести себя в чувство, сознание затуманивалось.              — Подать дозу панацелина и химсостава, — приказал он ВИ, совершенно не услышав свой голос. Уши заложило. Откашлявшись, он повторил команду, и тут почувствовал, как в спину вонзился встроенный в костюм инъектор. Тонкая игла вонзила в спинной мозг дозу обезболивающего и специального химсостава, чтобы привести его в чувство.              — Диагностика систем, — приказал Джон, открывая глаза и проверяя показатели. За стеклом была черная пустота, и, если бы не планктон, попадавший в поле его аварийного контура, он мог бы решить, что каким-то образом очутился в темном космосе, а не под толщей воды.              ВИ, подчиняясь приказу гидронавта, быстро вывел данные на сенсорный экран. Отметка глубины: семь километров и семьсот восемьдесят шесть метров. Как невозможно глубоко!              Давление: 78 мегапаскаль, 776 атмосфер, — и Джон даже не хотел представлять, во что превратился бы, если бы не облачение в робота, выдерживающего – пока – такую нагрузку. Под подобным давлением даже подводные лодки, не говоря уже о людях превращались в груду металла и лопались.              Никаких повреждений систем, кроме тех, что уже были зафиксированы еще ранее, на платформе, обнаружено не было. Кислорода хватит на три часа, что вполне достаточно для выполнения задачи, если, конечно, он не станет распевать песню про Локо и Ла Бруху вслух. Прикрепленный к спине робота глубоководный маяк-буй был в порядке. Ракетные установки – тоже. Насыщение крови кислородом – в норме, химсостав гасил действие кессонной болезни.              — Запустить эхолокационное сканирование, — приказал Шепард вслух, хотя в принципе мог этого не делать, а вводить команду руками, извлекши их из ниш для управления. Но, честно говоря, тишина и одиночество настолько сильно поглощали его разум, так и норовя позволить страху привести его к отчаянию, что только звук собственного голоса мог отвлечь его от мрачных, тревожных мыслей. Одна из мыслей была особенно острой. Она пульсировала в мозгах, бесилась, стенала и выла, царапая когтями чертоги его разума, и не желала подчиняться давно принятому решению и логике.              Он очень, очень хотел жить.              Но эта мысль сейчас была бесполезна, так как помогала страху и нагнетала напрасные надежды. Поэтому он сосредоточился на работе сонара, который, посылая акустические волны, быстро определял, есть ли вокруг хоть что-нибудь, а топографический сканер вырисовывал на локаторе примерную карту поверхности. Сверившись с данными СУЗИ, полученными ранее от зондов, Шепард наложил две карты друг на друга, и ВИ быстро вычислил его точку местонахождения.              От зафиксированной аномалии, которая предположительно и была древним кораблем левиафанов, его отделяло небольшое, метров в тридцать с лишним скалистое плато, которое заглушало сигнал зонда. Но именно за ним, как рассчитала СУЗИ, и должны были находиться останки древнего транспорта.              Джон понятия не имел, как этот транспорт выглядит и есть ли вообще надежда найти в огромном корабле-древнем носителе левиафана, тот самый Источник, служивший древней расе гейзером безгранично долгой и мощной энергии. Технологию левиафанов, основанную на стабилизации темной жидкости и эффекта массы, которую переняли и Жнецы, в упрощенном виде подарив её и органическим формам жизни, чтобы они развивались по заранее заготовленной траектории. Но Айин возродил его, Шепарда, именно для этого, готовил к этому, а значит – Источник должен быть там. Вот только как он выглядел и где его искать – эти вопросы для Джона оставались открытыми, но невозможно было выяснить это заранее, не вызвав подозрений у левиафанов.              Выбрав направление, Шепард запустил сигнальную ракету, освещая себе участок ближайшего пути. И начал движение вперед. Он помнил это чувство: когда «Тритон» поднимал одну ногу, звучали механизмы, опускал – и небольшая вибрация прокатывалась по корпусу, а вокруг, потревоженные, всколыхались клубы ила, которые, лавируя в воде, медленно опадали обратно.              «Тритон» передвигался медленно. Даже медленнее, чем Джон запомнил. Но скорее всего, дело было в иле, в котором завязали его мощные ступни. Шепард сверился со временем на датчиках, настроенных синхронно со временем на инструментроне Аленко. Он потратил на спуск почти полчаса. Полчаса! Ему казалось, что прошла всего пара минут.              Таким образом у него оставалось всего полтора часа, чтобы добраться до корабля, найти Источник и выполнить то, ради чего он и возродил себя из плена одурманивания. Когда пройдет два часа с момента спуска, он должен будет отправить маяк наверх: так Аленко поймет, что у Джона внизу все получилось. Начнет выполнять следующие приказы, и Джон не стал додумывать, на сколько тяжело придется его другу.              Сейчас важна только Цель. Только она имела значение.              До скалистого плато он добрался за двадцать минут, хотя оно, судя по карте, было совсем близко. Но движения на такой глубине казались медленными и заторможенными: «Тритону» приходилось прилагать всю мощь своих микродвигателей, чтобы разрезать многотонную толщу воды и продвигать корпус вперед.              Растительности здесь не было совсем. В отсутствие фотосинтеза здесь выжить она не могла, даже не было тех светящихся растений, что встречались ему раньше десять лет назад и о которых он читал в саларианском справочнике. А вот какие-то незнакомые виды рыб и организмов, похожих на слизней, пару раз встречались, ненадолго появляясь на радаре ВИ, и Джон даже был рад этой компании. Конечно, если ни один из подводных жителей не хотел его сожрать!              Мысли пришли в ясность. Все-таки точка опоры всегда помогала мыслить четко, а доза панацелина и химсостава – еще и связно. Впереди, как показывала карта, плато, до него оставалась пара метров в этой черной непроглядной пустыне. Джон на какое-то время остановился, чтобы приказать ВИ рассчитать, как будет быстрее: пытаться вскарабкаться наверх по прямой, либо же обходить. ВИ не то чтобы обрадовал, но оказался предсказуем: быстрее было вскарабкаться, однако сам Шепард понимал, что это было связано с определённым риском. Новая модель «Тритона» оснащалась портативным ракетным ранцем с ускорителями для маневрирования в воде, но маневрировать в космосе и воде – разные вещи. Первое Джон хотя бы поверхностно, но освоил. Второе представлялось задачей куда более незнакомой и сложной. Он мог ошибиться.              Немного подумав, Шепард все же принял решение рискнуть. Ракетные ускорители после произошедшего на платформе могли давать ускорение и толчок только на пару секунд. Но для того, чтобы обогнуть плато, этого будет вполне достаточно.              — Запустить ускорители, — приказал Джон в пустоту, и ВИ, задействовав эту систему, сразу же загорелся красными датчиками, предупреждая о том, что Шепард и так уже знал. Поэтому, чтобы это его не отвлекало, произнес: — Отключить предупреждения систем об ошибках. Вот. Запустить ускорители.              ВИ послушно выполнил эту команду. Доложив о готовности, он сделал запрос на автоматическое управление, но Шепард его отклонил.              — Сам поведу, я спец, я освоил «Мако», — усмехнулся Джон в никуда и запустил ускорители.              Толчок, который буквально потянул его вверх, оказался сильнее, чем он предполагал. И куда мощнее, так что Шепард быстро отключил ускорители, чтобы не подняться слишком высоко. Снова запустил, направив струю параллельно, однако не рассчитал немного и едва не врезался в скалу. Быстро исправил ситуацию, снова поднявшись и наконец приноровившись к управлению. Маневровые ускорители, надо сказать, были неплохой новинкой для «Тритона». «Да Винчи» Бейлора, хоть и была корпорацией зла под руководством одурманенного фанатика, все же производила прекрасные вещи и здорово модернизировала старые, на их основе создавая куда более продвинутые модели.              Скорректировав маневр, Шепард обогнул плато сверху, какое-то время двигался вперед и… внезапно увидел, даже больше ощутил, как снизу на него надвигается что-то темное и большое!              Огромный кальмарообразный монстр, возникнув впереди, всплыл наверх, преграждая ему путь, и, чтобы избежать столкновения, Шепард был вынужден резко уйти в сторону, сменив угол полета. Монстр, чьи маленькие на фоне тела глазки ярко светились в темноте, медленно развернулся, мешая Джону завершить путь, а потом, удивительно быстро замахнувшись большим боковым щупальцем, попытался проткнуть Шепарда насквозь.              Это бы ему удалось, если бы Джон в последнее мгновение, быстро сориентировавшись по данным ВИ, не сманеврировал, избегая смертельного удара. «Тритон», показавшийся ему сейчас не мощнее яичной скорлупы, перевернулся от мощного потока воды, завертелся и полетел куда-то в сторону, а потом со всей дури врезался в скалу. Боль пронзила тело Шепарда, датчики завопили, предупреждая о многочисленных повреждениях, ВИ, проанализировав состояние оператора, без приказа ввел ему в тело новую дозу панацелина, и Джон, крича и ругаясь от резкой боли от столкновения, зажмурился, с благодарностью ощущая, как по телу разливается благоденственный поток обезболивающего…              Когда он открыл глаза, он уже был не в «Тритоне». Джон сразу узнал место, где оказался.              В серо-голубой волнистой пустоте, где не было ни границ, ни углов, ни сторон. Боль сразу же отступила, сменившись обманчивым успокоением и мыслями, что бороться нет смысла, все уже предрешено. Ощущался легкий холод. Руки опирались о поверхность, покрытую тонкой пеленой воды, не запоминая и не опознавая это прикосновение. Джон стоял на корточках, и эта поза словно должна была указать ему лишний раз, кто он есть, и кто есть те, против кого он осмелился бороться.              Сцепив упрямо зубы, он поднялся на обе ноги и сжал кулаки. Оглядываться не стал – вокруг была лишь пустота.              — Вы не в силах подчинить мой разум, — уверено заявил он. – Теперь я вне поля вашего контроля.              Какое-то время ему никто не отвечал. Но вот впереди появилась слабая тень, и фигура, приближаясь, стала приобретать знакомые черты. Но если Джон приготовился снова увидеть облик Хестром, через который им управлял Айин, то был весьма удивлен, когда фигура приобрела черты его приемного отца, адмирала Райса, таким, каким Джон его запомнил при последней личной встрече в Рио-де-Жанейро на стрельбище.              Лицо старика было угрюмым. Но это не могло обмануть Шепарда, хотя бы потому, что Райс, какого он знал, испытывал бы больше досады и грусти, нежели презрения, когда раздались его слова:              — Ты разочаровал меня, — при этом голос явно принадлежал не Райсу, а самому левиафану.              Неприятное подозрение прокралось Шепарду внутрь.              — Айин? – спросил он, нахмурившись. – Не думал, что могу встретить тебя здесь.              — Мой голос говорит через разум моего Старшего Брата, — последовал ответ. – Я здесь, чтобы остановить твои жалкие попытки противостоять своей Судьбе. Направить на путь Истины.              — Ты нагло врал мне, — усмехнулся Джон. – Говорил, что я не одурманен.              — Твой разум противился моей воле, и я сделал так, чтобы сомнения, страх и чувство вины не тревожили тебя, — проговорил тот ртом Райса. – Под моим контролем ты был чист. Я могу вернуть тебе это, если ты отступишь.              — Ты сделал все, чтобы возродить меня к жизни: нашел Вишнёва, заставил его украсть данные проекта «Лазарь», одурманил целую научную станцию под водой и в космосе – но так и не понял, кто я такой! Я лучше сдохну, чем буду твои рабом.              — Я дал тебе то, в чем ты нуждался, — ответил левиафан. – Свободу. От вины и страха. Сожалений. Ты был счастлив.              — Ты ничего не знаешь об этом чувстве, — покачал Джон головой. – Ты врал с самого начала, не только обо мне. Но и том, что не вмешивался в жизнь человечества. Я не оправдываю то дерьмо, что сотворили мы сами. Но и от тебя дерьма было достаточно.              «Райс» напротив, чей силуэт слегка расплывался, какое-то время молчал. Потом медленно произнес:              — Я экспериментировал.              — Чего ты хочешь?              — Хочу поговорить.              Джон тихо рассмеялся.              — Теперь, когда ты не в силах контролировать мой разум, как и твои Старшие Братья, ты решил поговорить? Мой короткий ответ: иди на хрен. Ты ничего не можешь мне предложить.              — Я могу предложить тебе жизнь, — сразу же нашелся тот. – Жизнь с твоим ядом внутри, если пожелаешь. Он будет медленно разъедать тебя, но если в этом ты видишь смысл, то я оставлю все, как есть. Представь, какая тебя ждет жизнь, — так как левиафан не мог напрямую вложить в его голову свои Картины Радости, Шепард увидел их неясные отражения в водяной глади вокруг. Там было все, о чем в минуты слабости мог мечтать любой человек: счастливая семья, дети, любимая женщина, совместные праздники, — все то, чего в принципе он никогда не имел, все то, о чем он в принципе никогда и не грезил, потому что знал – это не для него. Это лишь в очередной раз заставило его усмехнуться. Левиафан не мог считать его мысли, образы и мечты, поэтому выдавал то, что считал необходимым для любого человека.              — Ты все равно ни хаска обо мне не знаешь, — проговорил Джон, начиная терять терпение. – Это и есть мой совместный праздник. Все в сборе! Моя семья сейчас сражается за меня на орбите. Моя жена ждет меня на платформе. Мои дети никогда не родятся, потому что я здесь не для того, чтобы мечтать о несбыточном. Я пришел убить всех вас. Уничтожить любое напоминание о вас, точно так же, как я уничтожил Жнецов. Точно так же, как уничтожу тебя. Вы лишь призраки прошлого, не смирившиеся с тем, что вас низвергли! Хватит пытаться торговаться со мной! Ты можешь предложить мне только жизнь, но не учел одного: я пожертвую и ею, чтобы добиться истинной свободы для галактики. И она заключается не в отсутствии страха или вины – а именно в способности это чувствовать и иметь выбор. Так что вали на хер с моей дороги!..              Лицо Райса внезапно приобрело кровавый оттенок, его исказила гримаса ярости.              — Тогда ты останешься здесь!! – прокричал безумный голос, и силуэт, издав вопль ярости, мгновенно исчез. Осталась лишь водная пустота вокруг, и Джон, обернувшись, испытал легкий страх: а что, если он не сможет отсюда выбраться?              Он быстро отбросил эту предательскую нотку страха. Глубоко вздохнул, закрыл глаза и прислушался к своему сердцебиению. Какое-то время стоял так, пока вдруг не понял, что телом снова завладела боль. Открыв глаза, он нашел себя в «Тритоне-1», который лежал на боку на дне океана. Показатели мигали и суетились, ВИ снова сообщал о повреждениях.              Сцепив зубы, чтобы усмирить приступ тошноты, Шепард заставил робота подняться. Глухой механический звук, раздававшийся внутри при каждом движении робота, сейчас звучал как-то по-другому, с надрывом и почти скрипом.              — Запустить диагностику, — скомандовал Джон, и впереди тут же посыпались данные.              Кислорода осталось примерно на два часа от силы, и это означало, что мысленная дискуссия, куда его вовлекли без разрешения, и попытка вырваться из неё, обошлись ему дороже, чем ощущались. Ему казалось, что прошло от силы минуты три.              Ракетный ускоритель выдавал всю ту же ошибку. Панацелина не осталось. Одно ребро было сломано – тут Джон не ошибся в прежних догадках. Но это не могло его остановить, так как «Тритон» лишь считывал его мозговые импульсы, переводя их в движение, и несмотря на отголоски легкой боли, панацелин заглушил боль при инстинктивных позывах тела передвинуть конечности. Внутренние поручи робота держали достаточно крепко, чтобы не причинять дополнительные муки.              В целом, не считая ошибки ускорителей, с которой Джон уже смирился, робот функционировал прекрасно. Поэтому, снова сверившись с траекторией пути, Шепард продолжил путь и вскоре быстро добрался до края скалы, так как при ударе левиафана оказался на вершине плато, посчитав её дном.              Он собрался было уже прыгать вниз, чтобы обойти последний рубеж, однако увидел на сонаре, как огромный объект с большой скоростью приближается спереди и явно хочет раздавить его своей массой!              Думал Шепард не особенно долго: времени на составление четкого плана не было. Он просто прицелился из ракетницы, ориентируясь по датчикам, поскольку не видел впереди ничего, кроме черной водной стены, и выстрелил. Потом, отрубив поля эффекты массы, заставил «Тритона» упасть вниз, чтобы избежать ударной волны от взрыва.              Полностью избежать не удалось. Лишь минимизировать вред, так как взрыв оказался куда сильнее, чем он рассчитывал. И ближе: левиафан приблизился к нему быстрее, чем фиксировали приборы.              От ударной волны, да еще с отключенными полями массы, «Тритон» кубарем покатился вниз, с бешеной скоростью, и Шепард, теряя последние остатки самоконтроля, сосредоточился лишь на помигивающих данных ВИ, чтобы не упустить момент.              От потери ориентации его вырвало, но это были мелочи. Когда столкновение с поверхностью дна стало неизбежным и крайне опасным, Джон снова врубил поля эффекты массы, которые быстро выровняли его положение, приведя «Тритона» в вертикальную стойку.              Взрыв на какое-то время осветил окружающее пространство вокруг, но вряд ли уничтожил левиафана. Лишь отвлек его, но этого должно было хватить, чтобы обогнуть последнюю крючкообразную скалу. Джон направил «Тритона» туда, и уже на полпути, занявшем у него еще двадцать минут, с удивлением стал наблюдать странное, голубоватое свечение впереди.              За скалой что-то было скрыто, нечто, что испускало свет, даже под такой толщей воды. Этот свет помог Джону различить усеянное какими-то странными, извивающимися растениями дно. Они, плавно покачиваясь, тянулись вверх, ростом и толщиной превышая «Тритона», и, чтобы не запутаться в них, Шепарду приходилось передвигаться осторожно.              Он инстинктивно шел на свет, уже не глядя на показания ВИ, лишь сверяя, что идет правильно. Свет усиливался с каждым шагом, завораживая, как если бы в своем персональном Аду, где царствовали только холод и тьма, он увидел обнадеживающий источник света, Луч в бескрайнем темном царстве.              Джон на миг задержался, закрыв глаза и приводя мысли в порядок. Он точно видит это? Он точно выбрался из галлюцинации левиафана? Что, если Королева Рахни ошиблась и его разум все же может быть подконтролен?              Как бы то ни было, сомнения не шли на пользу. Боль в теле была вполне реальна, и она усиливалась. Значит, действие панацелина постепенно исчезало. Значит, все вокруг – реальность: эта безграничная и угнетающая пелена воды, эти извивающиеся растения, о которых, должно быть, и писали саларианцы в своих исследованиях, этот мягкий, почти приветливый свет впереди, становившийся почти нестерпимым с каждым шагом.              Джон наконец добрался до края скалы и, ощупав её «руками», словно желая дотронуться до чего-то материального и снова убедиться, что это не галлюцинация, стал обходить по краю, заглядывая за неё. Топографическое сканирование ВИ указывало, что за скалой есть небольшая, по меркам прочих объектов, конечно, долинообразная выемка. Именно там, если верить данным СУЗИ, и располагалось древнее судно левиафанов.              Но сейчас, заглядывая туда, Джон понял, что никакого судна больше нет. Лишь покрытые инеем остатки чего-то огромного и очень странного по форме, разъеденного временем и водой. Обломки торчали отовсюду, и внезапно Шепард понял и другое: то, что он принял за природную скалу, совсем ею не было!              Это тоже были обломки, и теперь, когда он это понял, размер инопланетного древнего корабля левиафана буквально поразил его! Как некогда поразил размер «Властелина», но тот был лишь жалкой копией своих создателей, а те, научившись передвигаться в космосе, создавали себе воистину огромные суда!              Точнее, их создавали их рабы. И чтобы не стать новыми рабами этих существ, Джону пришлось напомнить себе, зачем он предпринял вообще эту безумную попытку. Но несмотря на внутренний гнев от того факта, что эти высокомерные твари хотят обратить галактику в своих послушных хасков, как хотели и их собственные создания десять лет назад, Джон не мог отделаться от чувства восхищения и благоговения, будто действительно имел дело с божествами.              Он, упрямо не обращая на эти неуместные чувства внимания, заставил себя идти дальше, куда быстрее, хотя концентрация и растений, и неровностей лишь усилилась. Но какие-то места он просто преодолевал на ускорителях, какие-то обходил, и каждый его шаг был устремлен к источнику непонятного света, все еще спрятанного за очередной скалой. Скорее всего, это был попросту другой отсек, иначе могла ли скала впереди быть испещренной столькими брешами и дырами?              Сквозь них свет и прорывался. И наконец, добравшись до другого края, Шепард невольно затаил дыхание.              То, что он увидел, поражало воображение. Огромный, сферичный, лишь слегка вытянутый объект, испускающий мощное мерцающее зеленовато-голубое сияние. Казалось, будто объект даже пульсировал, внутри происходили какие-то процессы, отчего он покрывался пятнами и длинными полосами. Покрывался – но потом полосы сразу же исчезали, растворяясь, чтобы появиться уже на новом месте.              «Осколок» левиафанов. Главный источник энергии для их кораблей, с помощью которого они и становились богами для своих рабов. Это был не просто артефакт, а настоящее инженерное и технологическое чудо, и, несмотря на то, что Шепард вообще осторожно употреблял подобные слова и сравнения, здесь другого подобрать он не смог.              Безграничная энергия темной жидкости, заключенная квантовыми полями в стабильное состояние. Джон вспомнил, что из-за того, что корабль Айина был органическим, его собственный Источник был уничтожен со временем. Выработка темной материи была нарушена, и Источник со временем затух.              Поэтому Айину и требовался другой, чтобы запустить построенное Устройство и соединить галактику в общую сеть контроля. А потом властвовать над умами всех низших народов, кому не посчастливилось оказаться в этом треугольнике абсолютной власти!              Но, хаск его дери, как Айин представлял, чтобы Шепард смог забрать этот Осколок на поверхность?!              Словно в ответ на эти мысли, Источник, продолжая пульсировать и испускать мощный свет, слегка сжался. Поначалу он был ростом с человека, но теперь визуально уменьшился, и Шепард получил ответ на свой вопрос. Возможно, энергия от бесконечной управляемой аннигиляции внутри, сдерживаемая квантовыми полями, умела сжиматься, и размер не имел значения?              Сейчас это не играло особой роли, поскольку Джон не планировал ничего забирать на поверхность. Он надеялся нарушить стабильность полей оболочки, чтобы спровоцировать бесконтрольный выброс энергии и уничтожить Источник. По крайней мере, в этом был его план, и в этом его заверил Вишнёв.              Рука «Тритона», управляемая Шепардом, осторожно стала снимать из прикрепленной на бедренном пространстве робота капсулу Вишнёва. Капсула, выдерживающая высокое давление и предназначенная для работы в космосе, защищала прибор, который должен был соединиться дистанционно с Источником и сгенерировать направленный мощный импульс электрического тока в определенной последовательности. А импульс должен был разорвать квантовое поле оболочки – и спровоцировать взрыв. Тогда стабилизация энергии от аннигиляции внутри будет на какой-то миг прервана, и этого будет достаточно для взрыва. Настолько мощного, что скорее всего это попросту уничтожит планету. Либо изменит её до неузнаваемости, а с ней уничтожит и левиафанов. Вообще все живое, включая самого Шепарда и всех тех, кто на платформе.              Неуправляемая, бесконтрольная мощь всего лишь одного Осколка.              Джон не собирался подвергать друзей такой опасности, поэтому, прикрепив капсулу к «скале», убедился, что дистанционная активация импульса работает без перебоев, а потом стал как можно быстрее отходить назад. В запасе у него оставалось еще семнадцать минут от двух условных часов, отведенных на операцию. За это время он должен послать маяк на поверхность, означающий, что он нашел Источник и закрепил капсулу. Потом еще ждет час. Последний час, и будет произведена активация.              Шепард даже усмехнулся. Целая вечность, чтобы подумать!              В этот момент он снова внезапно обнаружил себя не в роботе, а в густой синеватой пустоте.              — Да брось, — злорадно усмехнулся он. – Настолько всемогущие твари, а не можете сами предотвратить собственное уничтожение! Потому что вы спрятали свою «иглу» настолько глубоко, что ни одна одурманенная вами тварь не может доплыть сюда, да? А над моим разумом у вас больше нет контроля! Не ожидали такого? – Джон вдруг рассмеялся в пустоту, слыша, как эхо от его смеха прокатилось в никуда и растворилось.              — Вы слишком высокомерные твари, чтобы предположить, что кому-то удастся убить вас? Тогда вы просто тупые! Урок со Жнецами ничему вас не научил?!              Он замолчал, так как никакого ответа не последовало. Они просто пытались задержать его, запутать, сбить со счета времени, чтобы кислород в запасах «Тритона» закончился и Шепард погиб до того, как вообще успел произвести активацию.              Джон снова зажмурился. Очнулся, с удовлетворением увидев свое бледное отражение на внутреннем стекле люка «Тритона». Боль усиливалась с каждой минутой. Эта галлюцинация забрала у него целых семь минут, показавшись ему длительностью в половину минуты.              Он снова возобновил путь, стараясь отойти от скал как можно дальше, но не более ста метров. У него будет лишь одна попытка выпустить маяк наверх, и он не хотел, чтобы тот при полете вверх наткнулся или повредился о какую-нибудь скалу или обломок. На платформе должны понять, что у него все под контролем. Аленко должен понять, что все в порядке, что эта часть плана прошла гладко, чтобы осуществить уже свою.              Снова галлюцинация. Джон издал раздраженный рык и вырвался из неё куда быстрее. Ярость придавала ему сил.              — Что, испугались, суки? — прошептал зло он, ведя «Тритона» в пустоту и намеченную примерно точку, откуда можно будет выпустить маяк и где, по данным карты, не было никаких преград для запуска. Но и отходить ему дальше, чем на сто метров, было нельзя, чтобы осуществить дистанционную активацию импульса.              Поэтому, выбрав подходящее место, Шепард быстро посчитал, сколько времени осталось и сколько потребуется маяку, чтобы достигнуть поверхности. Вздохнул три раза, нажал на кнопку, и ВИ запустил глубоководный буй-маяк, выстрелив из пусковой ячейки. Маяк быстро помчался вверх, но видно все равно ничего не было. Шепард лишь ощутил вибрацию и толчок от выстрела, да и показатели сообщали, что от него отделился небольшой объект и устремился вверх, а потом сигнал был разорван.              Оставалось лишь надеяться, что на поверхности Аленко засечет сигнал и испытает облегчение о того, что ему самому не придется повторять все то, что проделал Джон. Это было маловероятно с самого начала, Джон не хотел подвергать друга опасности, но запасной план никогда не помешает.              Очередная галлюцинация. Но на этот раз он увидел перед собой Хестром. Она, невозможно красивая, озаренная светом солнца Интай’Сей, как он запомнил когда-то, тревожно хмурилась, протягивая к нему руки. Однако эта была Хестром из прошлых воспоминаний, к новым левиафан уже не мог подобраться, поэтому Джон сразу же ощутил эту разницу.              — Не делай этого! – потребовала она. – Иначе ты уничтожишь и меня!              — Ты все равно ненастоящая, — отмахнулся Джон устало. Хестром опустила руки и, сверкнув угрожающе глазами, спросила:              — А если я убью настоящую?              — Тогда я с особым удовольствием нажму на кнопку, — хмыкнул Шепард, испытывая небольшое облегчение от того, что боль здесь отсутствовала. Но это была обманчивая иллюзия, и, чтобы вновь ощутить эту боль, Джон сосредоточился.              Он очнулся в кабине «Тритона» с коротким мучительным стоном. Его тело буквально молило о пощаде, о новой дозе обезболивающего, но ничего больше не было. Из носа текла кровь: борьба за собственный рассудок и реальность сказывалась на нем куда сильнее, чем он мог предположить. Пахло рвотой, кислорода оставалось на час, и это время Джон планировал отдать друзьям на поверхности, чтобы они завершили свою часть плана.              Чувствовал себя Джон паршиво. От постоянных попыток левиафанов завладеть его разумом и проваливаний в никуда начала болеть голова, в затылке покалывало. Облизав свою кровь на губах, Шепард еще раз убедился, что дистанционная активация импульса возможна в любой момент. Потом отключил все системы «Тритона», кроме жизнеобеспечения.              Когда левиафаны поймут, что таки не смогут взять его под контроль, они, возможно, попытаются найти его и раздавить. На этот случай Джон запрограммировал активацию импульса самопроизвольно. Однако он сомневался, что такой огромный монстр сможет найти блоху на дне океана физически, еще и скрытую отчасти «элементом-112», который здесь, рядом с тварями, действовал совсем плохо. Тот левиафан, что нападал на него, явно ждал его появления заранее, но теперь упустил.              Если бы они могли убить его, они бы давно это сделали. То, что они старались уговорить его и запугать, доказывало, что других методов воздействия на дне океана у них попросту не было.              — Тоже мне боги, — издевательски усмехнулся Джон, и от этих слов боль в теле отдалась еще большим мучением. Но это была приятная боль. Она показывала, что все вокруг реально.              Он не знал, получил ли Аленко сигнал. Не знал, что произойдет дальше, но надеялся, что тот сделает все так, как они договорились. У него в запасе оставалось уже чуть меньше часа.              И Джон, проверив данные, сделал то, что ему и оставалось. Принялся ждать, когда время истечет.              Теперь он мог позволить себе даже запретное: представить то, какой была бы его жизнь. Какой была бы их жизнь с Хестром.              Если бы только он не знал с самого начала, что ему предстоит погибнуть здесь. На 2181 Деспойне.              В полном одиночестве и безграничной тьме. Наедине лишь с бездной внутри и снаружи.              Таймер отсчитывал время с тихим пиликаньем каждой секунды.