Саботаж на Лотале

В заводском цеху стоял оглушительный шум от работавших станков. Гладкий, транспаристиловый пол то и дело вибрировал, заставляя и тело дрожать. Жужжание, стук и гул голосов в самый разгар рабочего дня были настолько громкими, что Грейси хотелось заткнуть уши руками. Пытка для столь чувствительного слуха. Несмотря на заметный талант к ручному труду, здесь она чувствовала себя, словно лот-кот в клетке. Галиб, её брат-близнец, прекрасно видел, что происходило, и всегда старался обставить всё так, чтобы ей доставалась работа полегче. Вдали от огромных, грохочущих станков. Однако сегодня как-то не вышло. Начальник смены не поддался на уговоры, а охранники грубо впихнули их с Грейси в шумный цех. Чувствуя себя не в своей тарелке, Грейси стояла у конвейера, выполняя монотонную работу: завинтить — собрать, завинтить — собрать. И размышляла о своей семье. Матушка и брат — последние, кто у неё остался… Прошло уже целых полгода, но боль продолжала сдавливать грудь. Отец погиб. От старшей сестры ни слуху, ни духу. Матушка, брат и она оказались здесь. Заключенные. Лагерные рабочие. Началось всё год назад. Имперцы положили глаз на их маленькую, уютную ферму. На их дом. Участок земли, который отец любил больше всего на свете и оберегал, точно сокровище. На мгновение закрыв глаза, Грейси ясно представила ферму. Плодородные поля, зрелые джоганы, так сладко благоухавшие во время сбора урожая, зерновые культуры, отливавшие золотом в лучах лотальского солнца, крепкий двухэтажный дом на невысоком холме. Грейси знала — всего этого больше нет. Имперцы хотели снести ферму и выкачать ресурсы под ней. Отец понимал это и отказался идти на уступки, боролся до последнего вздоха. Ночью пришли штурмовики. Отец застыл перед дверью, сжимая в руках вилы, матушка встала рядом, отчаянно пытаясь переубедить его не вступать в перепалку. Безуспешно. Он упёрся рогом, матушка осталась рядом, демонстрируя любовь и верность, несмотря ни на что. Галиб крепко спал наверху. Посреди ночи его выстрелом пушки не разбудишь. Что уж говорить о грозе или о шуме двигателей бронетранспортёра! Грейси же спала чутко и, проснувшись, в замешательстве посмотрела в окно. Втайне она радовалась, что Тена, старшая сестра, сбежала несколько недель назад. Иначе она уже давно стояла бы перед домом плечом к плечу с отцом, сжимая в руке настоящий бластер и приготовившись поприветствовать ведроголовых шквальным огнём. Как бы сильно они не разругались, Грейси не сомневалась, что Тена любила свою семью и сделала бы ради них всё и даже больше. Именно это её свободолюбие — надо же, рискнуть и отправиться на поиски приключений — вероятно, спасло ей жизнь в ту ночь. Тем временем, ситуация обострялась. Матушка чуть ли не силой пыталась заставить отца бросить «оружие». Но коммандер штурмового отряда потерял терпение, приказал схватить обоих и вытащить из дома. Отец не пожелал слушать тихий голос матушки, взывавший к разуму, и просьбу начать собирать вещи. Он закричал, когда двое штурмовиков попытались схватить мать. Оба осели на землю, не успев сообразить, что происходит. Опустив вилы, отец выругался. Матушка же оставалась образцом спокойствия, обняв его за плечи и пытаясь уберечь от дальнейшего безрассудства. Увидев его разъярённое лицо, Грейси поняла: все кончено. С тревогой поглядывая в сторону окна, она растолкала брата. Голоса внизу стали громче. К дому подошёл огнемётчик. По приказу коммандера он выпустил струю огня. Матушка громко закричала, а отец в ярости бросился к огнемётчику. Коммандер был быстрее. Прозвучал выстрел. Отец упал раньше, чем успел ударить обидчика. Галиб непонимающе протёр глаза, а Грейси застыла в ужасе. Папу застрелили, дом загорелся, а матушка лежала лицом в землю. Сбросив остатки сна, Галиб сориентировался молниеносно. Он схватил Грейси за руку и потащил вниз по лестнице. У входа они услышали, как матушка умоляла не жечь дом, в котором спали дети. На этот раз коммандер таки послушал её. Скорее всего, ему просто доставляло удовольствие видеть перед собой корчившуюся в грязи женщину. По крайней мере, огнемётчик перестал поливать дом огнём и отошёл в сторону. Пламя, лизавшее стену со стороны кухни, всё ещё можно было бы быстро потушить. Галиб отпустил сестру. Оба вышли с поднятыми руками. Смилостивившись, коммандер позволил им подойти к матери и помочь ей подняться. Матушка с облегчением обняла обоих. Взгляд Грейси был прикован к телу отца. Отверстие в его груди всё ещё дымилось. Он мёртв. Один выстрел — и нет человека. Слёзы покатились по её щекам, а мать тем временем пыталась удержать жаждавшего мести Галиба. Их заставили смотреть, как пламя уничтожало ферму. Грейси видела это, будто во сне. Гибель отца затмила всё остальное. Похоже, брат чувствовал то же самое. А мама, сохраняя стоическое спокойствие, крепко обнимала Галиба и держала его за руку. Когда дом догорел, коммандер велел глаз с них не спускать и приказал отвезти в трудовой лагерь. Первые несколько недель Грейси размышляла, насколько бессердечным был этот человек, проявивший такую жестокость. Но потом, послушав, что рассказывали другие, поняла, что могло быть намного хуже. Несговорчивость родителей вполне могла загнать их в тюрьму или в лагерь для военнопленных, что соорудили за городом. Здесь же они могли более ли менее свободно передвигаться как по заводу, так и по лагерю. И кормили тут прилично, ведь работа была не из лёгких. Благодаря стараниям матушки они устроились сравнительно неплохо. Даже если ей вовсе так не казалось. …Через полчаса лента конвейера внезапно остановилась, рабочим приказали построиться. Внеочередная инспекция. Инспекция… В животе образовался тугой узел. Поэтому у Галиба и не получилось уговорить начальника смены разрешить им работать вместе вдали от шумного конвейера. Обычно он не возражал. Вообще-то для пущей убедительности Грейси научилась немного флиртовать. Она ещё не расцвела по-настоящему, но красота и миловидность уже вырисовывались. Охранники, конечно, не воспринимали девчонку-подростка всерьез, но весьма охотно поддавались на такого рода манипуляции. К тому же она умела притворяться старательной, оставаясь по-детски очаровательной и покорной, поэтому большинство охранников проявляли снисхождение. Этот трудовой лагерь был небольшим. Тут не было «текучки», когда одни умирали от непосильного труда или болезней и быстро заменялись другими. Здесь все знали друг друга в лицо, в том числе и охранники своих подопечных. Грейси была ещё девочкой, невысокой, с россыпью веснушек на лице, и её оберегал «старший» брат. Это казалось логичным. Никто бы не поверил, что они с Галибом близнецы. Что им обоим всего по четырнадцать. Галиб выглядел старше. Он был таким же высоким, как папа, а она пошла в маму. По крайней мере, миниатюрной фигуркой. Вообще-то подросткам их возраста не место в трудовом лагере. Если бы они поставили вопрос ребром, то у них бы появился шанс выбраться отсюда. Но тогда матушка осталась бы совсем одна. А этого никак нельзя допустить! Либо отсюда выйдет вся семья, либо они останутся здесь все вместе. Грейси осмотрелась. Прошло несколько часов с тех пор, как она последний раз видела Галиба или матушку. Ей стало не по себе, как и всем, кто ожидал инспекции. Уже пять дней они с Галибом занимались сборкой имперского шагохода. Страшной машины, похожей на двуногое чудовище, которое, вообще-то, лучше было бы и вовсе не создавать. Сначала её разозлило, что теперь над ним трудится кто-то другой. Но теперь стало страшно. Добрых четыре месяца после долгих и изнурительных смен по общежитию прокатывался шёпот. Их неофициальный лидер, господин Сумар, настойчиво, с идеалистической убежденностью призывал к сопротивлению. Сначала Грейси закатывала глаза. Что они могут сделать? Отнять оружие у охранников, которые держат их здесь, и попытаться устроить бунт? Смешно. Однако постепенно вырисовывалась другая картина, другой взгляд на происходящее. Господин Сумар предложил саботировать машины, которые они собирали для Империи. Таким образом они могли внести вклад в повстанческое движение. Посильнее навредить Империи. Её глаза предвкушающе заблестели, на щеках горел лихорадочный румянец, она поддалась убеждениям. Как и Галиб, который находил такой способ сопротивления правильным и вполне оправданным. Последнее, что хотел каждый из них, потерять друг друга. Они не могли продолжать без устали трудиться, точно запрограммированные дроиды. На врага, который уничтожил и отца, и дом. Глубокой ночью, тихо перешептываясь, они пытались склонить матушку на свою сторону. Однако та и слышать об этом не хотела. Грейси и Галиб с болью смотрели на расстроенную мать. Она продолжала оплакивать мужа, переживала за Тену и очень боялась потерять Галиба и её. Больше не было у них жизнерадостной, лучезарной матери, чье сердце всегда разрывалось между тихой деревенской жизнью в холмах Лотала и огромным мегаполисом Кореллии. Через несколько недель эта безвольность стала бесить Грейси всё больше и больше. Но Галиб призвал её к разуму. Мама всё ещё пребывала в пузыре отчаяния. Она работала, не покладая рук, говорила с ними и заботилась о них, как могла, но на большее у неё просто не хватало сил. Её жизнь была разрушена, и она беспокоилась об оставшихся троих детях. Этот пузырь — что-то вроде защитной реакции. Мама просто сконцентрировалась на том, что считала на данный момент самым важным, не имея сил на что-то другое. В конце концов, пузырь когда-нибудь да лопнет, и матушка, которую они знали, снова будет прежней. Так говорил брат, и Грейси верила. Он всегда был умнее и терпеливее её, поэтому оба пообещали матери не устраивать саботаж, иначе она бы дальше волновалась и читала нотации. Не то, чтобы они собирались держать слово… Теперь ответственность за все действия легла тяжёлым грузом на плечи Грейси. Шагоход, благодаря их стараниям, был не совсем исправен. Когда она стояла у конвейера сборки, то специально выбирала дефектные винты, а Галиб кое-что намудрил с проводкой, чтобы микросхемы не выдерживали определённых перегрузок. Что-то подсказывало ей, что эта инспекция не пройдёт так же быстро и гладко, как предыдущие. Обычно их проводили скучающие чинуши из совета директоров, которые разговаривали с начальниками отделов и охраной, потом все они запирались в кабинетах, разбираясь с расходами и поставками, и, наконец, возвращались в свои офисы. Грейси всегда глядела на мир оптимистично, но сейчас настроить себя на позитивный лад не получалось. Ни на одной из предыдущих проверок не присутствовал весь персонал цеха. И никогда их не заставляли выстраиваться в ровные шеренги, будто солдат-новобранцев. Её терзало очень плохое предчувствие. Краем глаза она заметила брата. Галиб, облачённый в рабочую униформу, с каской на голове, стоял в одном из передних рядов. Поскольку никому не разрешалось оборачиваться, он, скорее всего, не заметил её. Хорошо. Но где же матушка? Наверное, выполняла какое-то особое поручение. С тех пор, как их привезли сюда, она стала кем-то вроде девочки на побегушках. Мало того, что ей приходилось работать на заводе, так она ещё занималась оформлением документации и вела архив на складе. Люди, которые взвалили на её плечи эту работу, не замечали, насколько ей тяжело, они видели перед собой лишь безропотную и аккуратную работницу, наделённую бесконечным терпением. Ту, которой можно поручить любую нудную, но важную задачу, но которую часто ни во что не ставят. Грейси судорожно выдохнула. На самом деле ей не следовало так беспокоиться о матери. От того, что Галиб стоял так далеко впереди, к горлу подкатила тошнота. В глубине души она всё ещё была маленькой девочкой, которая хотела спрятаться под крылом у брата. Через несколько минут впереди показалась процессия. Вошли штурмовики, сопровождавшие важных шишек, облачённых в имперскую униформу. Грейси встала на цыпочки, чтобы лучше видеть. Она мало что понимала в имперских знаках отличия. Все они похожи один на другого. Сама она хотела стать фермершей и пойти по стопам отца. Учёба в большом городе, куда так стремился Галиб, её не прельщала, да и к межзвёздным путешествиям, о которых грезила Тена, она была равнодушна. Однако же… Да это губернатор Прайс! Она уже видела эту невысокую женщину со стальным взглядом в прямых эфирах Голонета. Мерцающее голоизображения придавало ей несколько неестественный вид. Вживую она выглядела гораздо привлекательнее, но то была холодная, отталкивающая красота, а острый взгляд презрительно изучал лица рабочих. Её сопровождали трое мужчин. На двух из них Грейси взглянула лишь мельком — типичные имперские вояки. А вот третий, тот, который был как минимум на голову выше остальных, заставил её непроизвольно вздрогнуть. Он носил белый китель, и от его вида исходила смертоносная уверенность. Внутри росла тревога. Может быть, она чувствовала угрозу неосознанно? Грейси ещё немного приподнялась и вгляделась в профиль высокого имперца. В нём не было бы ничего необычного, если бы не синяя кожа и горящие алым глаза. Её глаза расширились от удивления. Беспокойство сменилось замешательством. Что этот инородец забыл среди имперцев? Он совсем не похож ни на одного из чиновников из совета директоров завода, которые привыкли выделываться во время инспекций и самоутверждаться за счёт лебезивших подчинённых. Нет, этот инородец выглядел как некто, наделенный очень большой властью. Как руководитель над руководителями. Она покачала головой. Нет, невозможно, чтобы инородец так высоко поднялся в рядах Империи и занял столь высокий пост! Чтобы осмелился идти вот так, с высоко поднятой головой, скептически осматривая цех. В Империи, где процветал расизм, ему просто не позволили бы! Светловолосый мужчина с шикарными бакенбардами, облачённый в серую кирасу, взял слово и представил инородца как некоего гранд-адмирала Трауна, а инспекцию как служебное расследование по факту саботажа. Сердце Грейси подскочило к горлу. Она застыла на месте, нервно оглядывая толпу. Она казалась себе такой маленькой, ничтожной, слыша, сквозивший угрозой голос гранд-адмирала. Когда Траун упомянул, что неверная сборка деталей стоила жизней нескольким десяткам солдат Империи, а их миссии оказались провалены, по телу пробежал холодок. До этого Грейси размышляла лишь о том, скольких повстанцев ей удастся спасти в результате саботажа. Она совсем упустила из виду тот факт, что в неисправных машинах могут погибнуть такие же живые люди. Неожиданно вспомнилась Тена, которая несколько лет назад рвалась служить в Империю, но по очевидным причинам ей отказали. Сложись всё иначе, они были бы сейчас по разные стороны баррикад. Чувствуя угрызения совести, она закрыла глаза и воззвала к Силе, как часто делал отец. Ох, как я была глупа! Я и подумать не могла, что… Молю, пусть нас с Галибом не тронут.

***

Инспекция длилась уже два часа. И Грейси, и её брат нервничали, как и остальные рабочие. По рядам прокатился тихий шёпот. Поговаривали, что господин Сумар, человек, который много месяцев призывал людей к саботажу, мёртв. Он работал в соседнем корпусе завода, где собирали бронированные гравициклы и спидеры. Грейси подслушала разговор двух штурмовиков, которые обсуждали, насколько хладнокровно повёл себя гранд-адмирал. Он приказал Сумару протестировать один из собранных гравициклов, а затем перехватил удалённый контроль над машиной. Как и предполагалось, гравицикл взорвался, двигатель не выдержал перегрузки. Штурмовики были впечатлены тем, как гранд-адмирал Траун разоблачил, а затем жёстко расправился с саботажником на глазах у всех, продемонстрировал решительность и чётко обозначил свои намерения. В глазах Грейси это было сумасшествием. Ей ни за что не хотелось бы встретиться с ним один на один. За последние несколько часов инспекция сделала лишь один короткий перерыв. Грейси удалось, наконец, встать рядом с Галибом. Тот рефлекторно схватил её руку и сжал на несколько секунд. Это немного успокоило обоих. По крайней мере, теперь они рядом, а матушка, к счастью, не видит, как тяжело им справляться со страхом. Грейси закрыла глаза, снова молясь Силе, надеясь, что всё закончится хорошо и, где бы ни была матушка, чтобы ей не пришлось потом объясняться перед инспекцией. Пока всё шло довольно неплохо. Инспекция продолжила проверку, а о матери как будто забыли. Не замечали, как и последние несколько месяцев. — Вы занимаетесь сборкой шагохода? Гранд-адмирал Траун неожиданно навис над ними, алые глаза недобро сверкнули, голос звучал отстранено. У Грейси онемел язык. Наверное, она самого Императора не испугалась бы так сильно, как этого голубокожего убийцу Сумара. Он уже приказал арестовать больше десятка рабочих за последние два часа. — Да, сэр, — ответил Галиб за них обоих. — Я занимаюсь проводкой, а моя сестра собирает детали. Слишком простая формулировка. Грейси ещё и дроидами управляла, когда требовались мелкие или особо сложные манипуляции. Кроме того, в их бригаде работали ещё двое — их уже забрали на допрос. Неужели можно с таким хладнокровием вынести публичное обвинение о плохой сборке шагохода несостоявшимся саботажникам? Грейси стало плохо от одной мысли об этом. — Это правда, девушка? Она вздрогнула. Гранд-адмирал обратился прямо к ней. Она открыла рот, но не смогла произнести ни слова. Зловещие алые глаза жгли её насквозь. На лбу выступили капельки пота. Нервно глотая воздух, она чувствовала себя рыбой, выброшенной на сушу. Как и в прошлый раз, на помощь пришёл Галиб. — Прошу прощения, сэр. Моя сестра ещё слишком молода и слишком напугана. Она не хочет показаться грубой. Вспомнив, как воспринимают её окружающие, Грейси заставила себя кивнуть и вцепилась в руку брата. Пусть гранд-адмирал думает, что у неё не всё в порядке с головой. Она надеялась, что выглядит как младшая сестра, ищущая защиты у брата. И это была почти правда. Однако теперь адмирал внимательно всмотрелся в лицо Галиба. Его взгляд обратился к ней, затем снова к нему. — Вы определённо близнецы. Близнецы напряглись. Никто не уделял должного внимания их досье. Вопросов тоже не задавали. Галиб вёл себя как взрослый, а за последние месяцы так и вовсе вжился в роль старшего брата и защитника. Галибу поручали работу, для которой он был слишком молод и неопытен. Вместе они сделали всё возможное для саботажа. Он такой же рабочий, как и остальные, только с миловидной младшей сестрой, которая ходила за ним хвостиком. Ей даже безобидные проступки прощались. Но гранд-адмирала оказалось не так просто провести. — Сколько вам лет? Вопрос требовал честного ответа. Наконец, она смогла подать голос. — Четырнадцать, — одновременно ответил и Галиб. Лицо гранд-адмирала оставалось беспристрастным. Наконец его внимание переключилось силуэт шагохода за спинами рабочих. — Продемонстрируете мне вашу профпригодность. Он не сказал, кто конкретно должен был заняться шагоходом, позволил им самим решать. Грейси, всё еще оцепеневшая от страха, с ужасом наблюдала, как Галиб шагнул вперед. Он взял пульт, с помощью которого можно было удалённо протестировать функции шагохода, не забираясь в кабину, и ввёл алгоритм. Грейси сжала кулаки. Первые несколько минут, если всё пойдет по плану, шагоход будет работать исправно. Недостатки проявятся минут через пятнадцать. Сначала Галиб не хотел соглашаться. Пятнадцать минут — слишком много в бою против повстанцев. Особенно когда против тебя такая бронированная машина. Но Грейси настояла и теперь была искренне рада этому решению. Она от души надеялась, что демонстрация не будет длиться слишком долго. Галиб побледнел точно мертвец, ожидая дальнейших распоряжений. Тестирование прошло быстро и успешно. — Отправьте шагохода в тот конец цеха, а затем разверните оружейные системы. Шагоход сделал два шага… потом третий… Корпус задрожал, словно напряженные до предела мускулы. Металлические суставы заскрипели. Внутри кабины раздался оглушительный хлопок, и шагоход неуклюже грохнулся на пол. Грейси вскрикнула. Брат рефлекторно отпрыгнул назад, выставив руки перед собой. Его лицо стало ещё бледнее. Он знал, что так и будет, вдруг сообразила Грейси. Не послушал её! Она не чувствовала злости, только немое оцепенение. Матушка, наверное, испытывала нечто похожее вот уже несколько месяцев. Вот и всё! Сейчас будут винтить. Гранд-адмирал окинул близнецов холодным взглядом. В их сторону устремились штурмовики. Оружие в оглушающем режиме. Слёзы покатились по щекам Грейси. Брат закричал: — Это не мы. В бригаде были другие. Мы невиновны. Он, не колеблясь, бросил обвинение остальным, чтобы спасти их обоих. Грейси почувствовала, как внутри разгорается протест. Так повстанцы никогда не объединятся и не дадут отпор Империи. Брат явно запаниковал. — Стойте! Громкий голос нарушил зловещую тишину заводского цеха, прерываемую лишь топотом ног штурмовиков и едким шипением металла от дымящегося шагохода. Все обернулись: и каждый рабочий, кто мог лишь беспомощно наблюдать, и каждый ошеломлённый надзиратель, понимавший, что вскоре прилетит и ему. Тем временем штурмовики заломили Грейси руки за спину. Она сопротивлялась, но не специально, а чтобы попытаться избежать нестерпимой боли, которая неминуемо последует, когда её начнут бить. Это был голос матери. В одно слово она вложила столько силы и энергии, которые ни Грейси, ни Галиб не чувствовали от неё вот уже много месяцев. Неимоверным усилием Грейси вывернулась из хватки штурмовиков и бросилась к ногам матери. Та стояла перед имперцами совершенно одна, если не считать маленького дроида-мыши, жужжавшего у ног. На ней была простая серая униформа. Так она действительно работала на одном из складов всё это время! Она не знала, что произошло. Теперь всё внимание гранд-адмирала было приковано к новой нарушительнице спокойствия. Только сейчас она, кажется, осознала, кто перед ней. Алые глаза гранд-адмирала сузились. Лицо матери побледнело ещё сильнее, чем лицо Галиба. Прошло несколько долгих секунд. Грейси боялась, что снова оцепенеет и обхватила ноги матери руками. В воздухе витало напряжение. Но затем Грейси чётко уловила — что-то пробудилось в матери: страх уступил место осознанию и решимости. — Матушка? — позвала Грейси. Ей поплохело. Она хорошо знала мать и понимала, на что та может пойти. — Я совершила саботаж. Дети невиновны. Арестуйте меня. Грейси услышала позади отчаянный крик брата и шаги тяжёлых ботинок, приближавшиеся к ним.