Саботаж на Лотале

Шесть месяцев пролетели будто в тягучем, бесконечном сне. Мэрис Фераси могла обсуждать только насущные дела, ела то, что приносили, — первое время её буквально кормили с ложки, молча и безропотно выполняла всю свалившуюся на голову работу. Среди воспоминаний о прошлом перед взором постоянно возникало несколько ярких моментов. Все они были связанны с детьми. Когда их увозили, будто страшных преступников, младших — близнецов — она крепко прижимала к себе. Часть своего пайка Мэрис тихонько подкладывала им, пока Галиб не заметил, что она почти ничего не ест. Вечерами она тихонько пела колыбельную дочери и слышала шелестевший в темноте шёпот: призыв к сопротивлению, к саботажу. Этого нельзя допустить! Она пыталась переубедить детей, выбить дурь из их голов. Хватит смертей! Она больше не хотела терять близких или знать, что они находятся в опасности. Где Тена и что с ней — до сих пор неизвестно, а муж — в ночных кошмарах она до сих пор стояла на коленях перед его мёртвым телом. И вести себя здесь следовало очень осторожно. Грейси и Галиб убеждены: отец требует отмщения. В горячих дискуссиях сложно было воззвать их к разуму. Они ещё не знали, насколько сложен мир. Не сражались в битвах, которые невозможно выиграть. И к тому же эти двое упрямцев не кто-нибудь, а её собственные дети. Её вина, что она не заметила эти изменения ранее, и теперь придётся заплатить страшную цену. За то, что последние несколько месяцев она закрывала глаза на их странное поведение. Всего несколько часов назад Мэрис чувствовала себя совсем разбитой. После подъёма и завтрака один из охранников отвёл её на склад, где ей надлежало позаботиться о неисправных дроидах: разобрать железяки и выяснить, какие из них ещё пригодны к эксплуатации, а какие ждёт утилизация в доменной печи. Она неспешно работала в тускло освещённом помещении. Маленький дроид-мышь рядом жалобно запищал. Сжалившись, Мэрис решила его починить: позаимствовала запасные детали и долго возилась с внутренностями. Дроид оживился. В нём как будто была вшита программа благодарности. Он везде катался за ней по пятам, скрипя маленькими колёсиками и размахивая щёткой для обуви. Пусть рабочая одежда и была покрыта пятнами грязи, ботинки теперь блестели как у лот-кота хвост. Мэрис признала, что ей нравится в компания маленького уборщика. И хандра куда-то испарилась… Вскоре на склад пришёл штурмовик и потребовал объяснить, какого хатта она тут делает. Мэрис испугалась и рассказала всё, как есть. Судя по всему, во время инспекции рабочих пересчитывали по головам. И не досчитались. Она машинально извинилась и быстро пошла вслед за солдатами, прежде чем им пришла бы в голову мысль тащить её силой. Про неё просто-напросто забыли. Не её вина, но это, к сожалению, никого не волновало. В заводском цеху она заметила детей. Попали под раздачу! Штурмовик толкнул её к краю шеренги, и она увидела, как Галиб с помощью пульта управления развернул шагоход, который затем рухнул и задымился. Обломки едва не придавили его, но он успел ловко отскочить и остался невредим. Мэрис пододвинулась чуть ближе и увидела подбегавших к детям штурмовиков, услышала испуганный крик Галиба. — Это не мы. В бригаде были другие. Мы невиновны. Больше ждать нельзя. Мэрис решительно шагнула вперёд, будто пробуждаясь от долгого, тяжёлого сна, вылезая из тягучей трясины отчаяния. В этот момент она почувствовала, что оживает. Не зная, что предпринять, она просто не могла больше смотреть, как штурмовики в белых доспехах винтят детей. Так получилось, что близнецы всегда были больше привязаны к отцу, чем к ней. С ними у неё не получилось выстроить таких же доверительные отношения, как со старшей. Как только она это поняла, внутри проснулась совесть. Близнецы не подозревали, что мать относится к ним совсем не так, как к Тене. — Стойте! — решительно крикнула Мэрис, приготовившись защищать детей во что бы то ни стало. Она стояла немного впереди, но те рабочие, что были с ней в одной шеренге, боязливо попятились назад, не желая, чтобы гнев начальства застал по касательной и их. У ног остался лишь верный дроид-мышь. Она окинула взглядом Галиба и Грейси, а затем штурмовиков, которые выглядели весьма обескураженными. Мэрис с вызовом посмотрела членов инспекции, по очереди встречаясь с каждым взглядом. Она ещё не до конца сбросила с себя пузырь отчуждения, не понимая теперь, что должна делать. Лгать? Просить милости? Но первый шаг сделан! Сознание больше не подёрнуто дымкой отчаяния. В груди пылала решительность, ведь на карту поставлена судьба детей. Усталый взгляд остановился на белой униформе имперца, который стоял возле дымившегося шагохода. И её мир остановился… Кровь отхлынула от лица. Кожа, наверное, побелела так, что могла соперничать цветом с его белоснежной униформы. Неужели она всё-таки тронулась умом? Мэрис часто размышляла, что их ждёт теперь после того, как дом уже сгорел, а тело мужа, наверное, обглодали лотальские волки. И надолго ушла в себя, отгородившись от мира высокой стеной. Теперь эта стена взорвалась. В голове звучало лишь одно имя. Траун. Это невозможно! Но в то же время она знала, что это не игра воображения. Разум просто не способен на такое. Он стал другим… Старше и ожесточённее. Мэрис вздрогнула, почувствовав его взгляд. Он тоже узнал, и она, понимая это, буквально заставляла себя дышать. — Я совершила саботаж. Дети невиновны. Арестуйте меня. Слова совались с губ после небольшой паузы. Неожиданное появление того, кого она меньше всего ожидала здесь встретить, заставило её замешкаться. Штурмовики, стоявшие рядом с Трауном, двинулись в её сторону. Детей продолжали удерживать. Сын громко закричал от гнева. Последние несколько месяцев Галиб явно перенял на себя ответственность за семью. Это плохо. Он ещё ребёнок. Она — мать. И она защитит обоих! Штурмовики уже хотели схватить её, но Траун поднял руку и приказал отступить. Солдаты немедленно остановились, беспрекословно подчинившись. — Объяснитесь, — надменно приказал он. Холодно, не подавая окружающим и малейших признаков того, что узнал её. Но в свечении алых глаз был странный блеск. Мэрис удивилась, чувствуя, как в душу закрадывается сомнение. Она не понимала пока, действительно ли не узнал, или не хотел афишировать перед всеми. Мэрис вздёрнула подбородок. В её взгляде застыла отчаянная решимость. Не важно, солгала бы она Трауну или какому-либо другому имперцу. Главное — спасти детей. Их не должны увезти в какой-нибудь лагерь, откуда нет возврата. — Я — саботажница. Я виновата в дефектах шагохода. Когда я приносила детям дневной паёк, и они пошли на перерыв, я нарушила процесс сборки. Молодой светловолосый имперец с бледной кожей возмущенно открыл рот: — Это работа ваших собственных детей! Какой позор! Губы Трауна неодобрительно скривились: — Лейтенант, разговоры. Имперец тут же прикусил язык, но продолжал пренебрежительно сверлить Мэрис взглядом. Ей было все равно. Маленький дроид-мышь, всё ещё находившийся рядом, дерзко запищал в защиту своей хозяйки. Она отпихнула его ногой. Не хотелось бы, чтобы он пострадал, если её расстреляют на месте. Грейси оцепенела, лёжа на полу и обхватив холодными, дрожащими руками её ноги, Галиб брыкался, заставляя солдат ещё сильнее выкручивать ему руки. Боль и отчаяние исказили его лицо. Мэрис быстро отвела взгляд и снова посмотрела на Трауна. — Что именно вы саботировали? — в бархатном голосе Трауна слышались угрожающие нотки. Мэрис скрестила руки. Она понятия не имела, что натворили дети. — Не скажу. Сами выясняйте! Она надеялась, что фраза прозвучала достаточно грубо — как если бы она была повстанкой, готовой умереть за великое дело. Траун, напротив, язвительно улыбнулся — не поверил ни единому слову. Один из начальников смены на нетвёрдых ногах засеменил к Трауну. Его беспокойный взгляд метался туда-сюда. — Сэр, Фераси — одна из наших самых доверенных рабочих в этом цеху. Она уже давно работает с документами и архивом. Её слова — ложь. Она хочет защитить детей. Юноша прав. Шагоход саботировали другие рабочие из этой бригады. Глаза Мэрис расширились от удивления. Этот начальник сказал ей от силы слов десять за утро, тем не менее, он всегда казался ей довольно неплохим и справедливым человеком. Либо он хотел каким-то образом защитить себя, либо он тоже один из повстанцев. Прикусив язык, она смотрела прямо перед собой и старалась не замечать взгляды, направленные в её сторону. Как будто издалека слышался плач Грейси. Траун не торопился. Обдумывал ответ. Несколько томительных секунд превратились в часы. — Я допрошу тех рабочих. Штурмовики, заприте детей в камере. Они останутся там, пока ситуация не прояснится. Дочь позволила себя увести, а вот сын всё пытался сопротивляться, и его буквально волоком потащили из цеха. Мэрис закрыла глаза. Наверное, Тена так повлияла на него. За несколько недель до смерти мужа в доме произошёл большой скандал. Тена была возмущена тем, что Империя творит на Лотале. С нелюдями обращались как с грязью. Ей это надоело. После очередного голосообщения о разорении соседней фермы она закатила истерику и заявила, что будет бороться. Такая уж у неё натура! Свободолюбие и дерзость. До этого она хотела служить Империи, полагая, что сможет добиться там каких-либо высот и изменить систему. Теперь же она желала уничтожить режим, оккупировавший планету. Муж вышел из себя. Он обвинил Тену в том, что она подвергает их всех опасности. Лучше переждать, нежели браться за оружие. Мэрис не стала вмешиваться и с болью наблюдала за перепалкой. Муж любил старшую дочь всем сердцем, и в каждом произнесённом им укоризненном слове сквозил страх потерять её. Но Тена отказывалась слышать. Той же ночью Мэрис пришла к ней в комнату. Сердце обливалось кровью, когда она вручила Тене рюкзак. Там хранились некоторые вещи — воспоминания о контрабандном прошлом: бластер, походная одежда, немного бакты в специальных пакетах. — Не хотела бы я, чтобы ты выбрала этот путь, но если так велит тебе сердце, и ты уверена, что поступаешь правильно, тогда всё в твоих руках. Помни, что мы с папой любим тебя и всегда готовы поддержать. Тена недоуменно посмотрела на неё, а затем горько заплакала. Той ночью она отправилась к повстанцам, желая сражаться за Лотал. Чтобы отпустить её, Мэрис собрала в кулак всё своё мужество. Поэтому сейчас, стоя перед Трауном, ей особенно тяжело было смириться и со смертью мужа, и с уходом старшей дочери. Так не может длиться вечно. Эта мысль звучала в голове, пока штурмовики тащили её по длинным коридорам вслед за Трауном.

***

Мэрис отвели в мрачное помещение и посадили в кресло. Голова поникла, ошеломлённые лица детей застыли перед взором, мешали сосредоточиться. По приказу её быстро обыскали. В кармане обнаружился гаечный ключ. Его положили на стол. Мэрис совсем забыла о нём, ей бы и в голову не пришло использовать его в качестве оружия. Особенно против Трауна. Она назвала несколько имён. Тех рабочих из бригады, которые работали с Грейси и Галибом. Допрос вёл имперец по имени Каллус, поведение которого было довольно странным: с одной стороны, тон его звучал угрожающе, с другой, он не задал ни одного провокационного вопроса, ни разу не надавил. Он уговорил губернаторшу и того нервного лейтенанта Листа отправиться обратно в цех и продолжить инспекцию уже собранных машин. Не доверял он им, сообразила Мэрис. Траун тем временем что-то внимательно читал на датападе. Скорее всего, её личное дело. Когда они остались один на один, Мэрис застыла, не смея пошевелиться. Она собрала в кулак всю свою волю, чтобы не задрожать, и опустила голову вниз. Меж лопаток пробежал холодок. — Посмотри на меня, Мэрис. О, Сила, этот голос! Вздрогнув, она подняла голову и взглянула в его алые глаза. Он был всё также хорош собой. Выглядел даже лучше, чем тот молодой красистор из далёкого прошлого. Только теперь выражение его лица стало жёстче, холоднее. Улыбка. Именно её ему так не доставало. Он стал слишком мрачным. Какой он видит её? Вчера она смогла вымыть голову и надеть свежепостиранную униформу, что в условиях лагеря можно считать роскошью. Но усталость и измождённость на лице невозможно было скрыть. Мэрис уже давно не вглядывалась в своё отражение в зеркале. Наверное, на лице должны были появиться новые морщины, а на голове — первые седые волосы. — Мы оба знаем, что ты не саботажница. Руки сами сжались в кулаки, но она заставила себя их расслабить. Неужели в нём не осталось ни капли сочувствия? Неужели она выглядела настолько жалко, что он испытывал отвращение? Он ведь знал другую Мэрис. — И мои дети тоже. Он холодно улыбнулся, а затем повернулся к ней спиной. — Они очень похожи на тебя, Мэрис. Особенно мальчик. Столько огня в глазах. Он жаждал защитить сначала сестру, а потом и тебя. Что-то от отца в нём есть? Мэрис фыркнула. Её взгляд ожесточился. Она машинально откинула пряди волос назад. — Вопрос, для допроса явно не подходящий, гранд-адмирал. Последнее слово она выплюнула с отвращением. Когда-то давно ей нравилось называть его «красистор». Но новое звание вызывало лишь боль и горечь. Он продолжал стоять к ней спиной: — Мы оба знаем, что это не просто допрос. Отвечай на мой вопрос. Мэрис знала, что в словесной битве ей не выстоять. Она должна сохранить силы, чтобы вытащить детей. — Моего мужа Николая расстреляли имперцы полгода назад. Перед домом, на территории нашей фермы, которую мы не хотели продавать. Наконец он повернулся к ней. В алых глазах не было ни капли сочувствия. — Весьма необдуманный шаг с его стороны. Защищать клочок земли или свою семью? Ответ очевиден. Мёртвый он уже никому не поможет. Побледнев от гнева, Мэрис вскочила на ноги. — Не смей так говорить о моём муже! Она никогда не любила Николая по-настоящему, но их союз был построен на тёплых чувствах и взаимном уважении. Когда они только-только познакомились, он был очень мил, всегда внимателен на свиданиях, без колебаний принял и разделил груз ответственности, который лежал на её плечах. Николай был самым лучшим человеком в Галактике. Человеком с большим сердцем. Траун некоторое время молчал. Осмелев, она продолжала смотреть в его пылающие алым глаза. Уже без страха. — Я не хотел обидеть отца твоих детей. Прошу меня извинить. Медленно опустив руки, Мэрис вздрогнула от его слов. Она легко могла бы простить его, но память о муже причиняла боль. Нет, прощения он не получит! Он теперь на стороне Империи. Носит эту отвратительную белую тряпку. Его появление развеяло тёплые воспоминания о прошлом. Невозможно такое простить… Мэрис закрыла глаза, глотая обиду и гордость. — Я не саботажница. А дети… я не знаю, что они натворили. Не могу точно сказать, что они невиновны... — она осеклась, сдерживая слёзы. Тяжело признать, что ни одного из своих отпрысков она никогда по-настоящему не знала. Плохая из неё получилась мать! — Траун, они всего лишь дети, которые совсем недавно потеряли отца. Империя причинила им вред. Я готова пожертвовать всем ради них… — Как и любая мать. Твои дети — преступники, Мэрис. Мало того, что они повредили ключевые элементы шагоходов, так ещё и поставили под угрозу жизни солдат. И гражданских, которые могли находиться по близости. Сколько людей погибло от их рук? Вообще-то такое называется терроризмом. Резкие слова заставили Мэрис вздрогнуть. Он прав, как это ни прискорбно. У младших теперь кровь на руках! Как ужасно! Вновь вернулся гнев. Ему ли рассуждать о смертях? Да и она в своё время тоже натворила бед. — Смотря, с какой стороны подходить к вопросу, Траун. Однажды время рассудит все поступки: и моих детей, и мои лично, и твои тоже. Историю пишут победители. У повстанцев есть шанс ими стать, если они отобьют Лотал, тогда солдаты Империи будут восприниматься как преступники. Мэрис знала, что вот к ней-то время всегда будет несправедливым — контрабандисты так и останутся отбросами общества. И к действиям Трауна, конечно. Их жестокость неоспорима, независимо от того, какая сторона одержит верх. Похоже, она, нехотя, разозлила его. Алые глаза недобро вспыхнули. Печально склонив голову, Мэрис вздохнула. Она не боялась его, она боялась за детей. — Что мне делать, Траун? Я прошу, я умоляю тебя. Я готова встать на колени и целовать твои сапоги. Скажи, как я могу повлиять на ситуацию? Она проглотила бы любое резкое слово, если бы он пожелал оскорбить детей. Ровно до того момента, пока они не окажутся на свободе, вдали от этого ада. Траун молчал, и Мэрис, поступившись гордостью, встала на колени. Лицо Трауна исказилось в отвращении. Женщина не должна вести себя так! — Встань, Мэрис. Она повиновалась и поднялась на ноги, обняв себя. В комнате как будто стало холоднее. Тело дрожало, точно лист кашиикского дерева. Он начал говорить, взвешивая каждое слово: — Из-за нашего общего прошлого и из-за того, что я действительно воспринимаю твоих детей, именно как детей, им будет обеспечено снисхождение. Мэрис не смела облегченно выдохнуть, зная, что приговор ещё не озвучен. Она видела это по движениям его тела и мимике лица. — Это близнецы, и между ними есть сильная привязанность, они поддерживают друг друга. В этом конкретном случае они использовали свою привязанность для преступных действий. Двоих я не отпущу. Когда-то давно я задолжал тебе. Что ж, жизнь за жизнь! Глаза Мэрис расширились. Сердце сковал ужас. Лишь один из них будет освобожден? Нет, на это она не пойдёт, она же не сможет решить. Без успокаивающего влияния сестры Галиб тут же сорвётся с места в карьер. Он совсем не похож на Тену, у него нет нужных для сопротивления способностей. Его путь — познание, а не война. А Грейси конечно же, пропадёт в этом жестоком мире без поддержки брата. В порыве отчаяния Мэрис схватила гаечный ключ, который всё ещё лежал на столе, и швырнула в Трауна. Конечно же, промахнулась, но гнев и эмоции затмили всё остальное. Она готова к бою, готова сражаться за детей! Ключ громко ударился о стену. Тут же в помещение ввалились штурмовики. Один из них в чёрных доспехах. Они повалили Мэрис на пол и направили на неё свои винтовки. Траун поднял руку. — Отставить! Возвращайтесь в караул. Сюда никого не впускать. С задержанной я разберусь сам. Штурмовики немедленно повиновались. Чёрный штурмовик колебался. Сквозь забрало шлема она чувствовала его холодный, оценивающий взгляд. Затем он всё же отступил, не увидев в ней сколь-либо значимой угрозы. Они вновь остались наедине. Мэрис тяжело дышала, на лице Трауна застыла непроницаемая маска. Он что-то проверил на датападе, дав ей время успокоиться и собраться с мыслями. Этот короткий момент кое-что прояснил. То, в чем она не хотела признаваться себе до этого момента. — Ты вот так просто хочешь отпустить только одного из моих детей? Жизнь за жизнь — так ты это называешь? Ты чудовище! Полные гнева слова сорвались с губ. Мэрис говорила искренне, верила в них. Алые глаза Трауна сузились, но их сияние как будто бы стало ярче. Вмиг он оказался рядом, схватил её за шею и резко прижал к стене. Мэрис в испуге ахнула, но старалась сохранить самообладание. Она даже не обхватила его за руку, просто не стала этого делать, подавляя рефлекс. Он не посмеет, не сможет вот так просто, с помощью грубой силы свернуть ей шею! — Ты думаешь, что я чудовище, Мэрис? Если бы Мэрис не пребывала в ярости и не была такой измождённой, скорее всего, она бы расплакалась от этого резкого голоса. Видимо, слёзы уже давно закончились. Из-за него она не будет плакать. Она вызывающе смотрела на него, даже пыталась вздёрнуть подбородок, но со стальной хваткой на горле этого не получилось. — Чудовище, которое собирается причинить мне боль. Которое хочет отобрать у меня ещё одного ребенка. Не слышит моих просьб. Да, ты чудовище! Траун едко ухмыльнулся. Она собралась было и про глаза демонические сказать, но осеклась. Эти слова задели его, глубоко ранили. Она и не думала, что способна на такое. Она лишь хотела защитить детей и потерпела неудачу. Теперь внутри бурлила жаждала возмездия. — Тогда мне больше не нужно сдерживаться. Прежде чем она успела хоть что-то сообразить, он впился в её губы. Дыхание сбилось. Тело задрожало. Она помнила этот запах, эти руки, их прикосновения. Так знакомо. Тогда давно ей было так хорошо в его объятьях. Но жёсткая хватка шее и жадные, почти животные поцелуи теперь пугали до дрожи. Она не понимала, как должна реагировать. Желание, отторжение и паника одновременно захлестнули её. Свободной рукой он зарылся в её волосы. Его тело навалилось на неё, плотнее прижимая к стене, выбивая воздух из лёгких. Разум затуманили эмоции. В течение многих месяцев она не подпускала к себе никого. Даже с детьми почти не обнималась — слишком тяжёлыми были последствия страшных событий. Недотрогой она не была. Совсем наоборот. Мэрис нуждалась в физическом контакте — объятьях, ласке — как в воздухе, чтобы дышать. Будто уловив её мысли, он ослабил хватку, оторвался от губ и выжидающе посмотрел на неё. Одна рука теребила распущенные локоны волос, другая обхватила талию. Неужели, всего лишь расчёт? Чтобы направить ярость в другое русло, не дать вырваться новому потоку гневных слов. Она почти сожалела, что этого не случилось. Неправильно это. Её слова были искренни. Как она могла хотеть это чудовище? Как могла забыть, что он держит судьбу её детей в своих руках? Убедить себя, что позволить ему быть так близко, — это голый расчет, Мэрис не могла. Что она выиграет этим? Однако прошлое уже пробуждалось, а тело, казалось, совсем не возражало. После стольких лет они всё ещё желали друг друга. Мэрис жаждала любви, хотела вновь почувствовать себя живой. Ощутить жизнь, а не существование в затхлых заводских цехах. Не было больше детей. Ни ложных показаний, ни мольбы о пощаде. Даже та мрачная тайна их прошлого, которую Трауну знать не полагалось, отошла на второй план. Она любила его, и эти поцелуи, эта близость его тела — то, от чего следовало бы бежать, бежать как можно дальше — напомнили ей о старых чувствах. По коже бежали мурашки, а время как будто остановилось. Импульсивный порыв, и вот уже сама Мэрис обняла его за шею и прильнула к губам. Не так жадно, но не менее страстно. И было в этом поцелуе столько нетерпения, сколько не принесло бы обычное касание губ. Никакой неуверенности, ни робости. Нет, этот поцелуй всколыхнул давно забытые воспоминания. И оба знали, что последует дальше. Поцелуй набирал страсть, стал глубже. Казалось, что с последней встречи минула всего пара недель, а не двадцать лет. Прошлое окончательно взяло верх над Мэрис. Все события вытеснились из памяти. И плевать, что одежда теперь другая. Она желала лишь быть с ним, с возлюбленным иномирцем из Неизведанных регионов. Нетерпеливо и жадно она принялась расстёгивать пуговицы его униформы. Пальцы проникли под китель. Наслаждаясь ощущениями от прикосновений, Мэрис закрыла глаза. Этот запах, стук сердца, тепло его кожи. Как же давно это было! Траун тоже ощущал это, чувствовал её желание и физически хотел её так же сильно. Её руки жадно скользили по его торсу. Как же он сложен! Внушительнее, чем тогда. Возраст пошёл на пользу не только его проницательному уму. Годы тренировок также не прошли даром — крепкие, сильные мышцы бугрились под кожей. И эти сильные руки, прикосновения которых возбуждали и пугали одновременно. Одно движение, и он мог бы серьёзно покалечить её. Китель упал на пол. Рыча, Траун легко поднял её и усадил на стол. Теперь, когда спина больше не упиралась в стену, Мэрис чувствовала себя увереннее. Зажатой ведь ужасно неудобно. Она сидела на столе, разница в росте уже не казалась такой значительной. Она приложила ладони к его лицу и притянула к себе, желая поцеловать. Так ей нравилось гораздо больше, нежели быть полностью его власти, и она показывала ему это каждым прикосновением и каждым поцелуем. Тем временем Траун занялся её серой форменной рубахой. Та сидела на ней, будто мешок, скрывая все прелести. Рубаха упала на стол. Синие руки провели по обнажённому телу. По животу, груди, из-под которой торчали рёбра. Он зашипел, но не от возбуждения, а от гнева. Мэрис залилась краской. Много месяцев она как-то не обращала должного внимания на своё тело. Только теперь до неё дошло, какие тяготы ей пришлось пережить. На грани истощения. Кожа бледная, тонкая. Даже груди казались совсем маленькими. Подкожный жир, который всегда подчёркивал округлости, почти истощился из-за недоедания. Она выглядела жалко, болезненно, не как настоящая женщина. Горе и тяжёлые условия наложили свой след. Щёки Мари вспыхнули, и она отвернулась от Трауна. Хотела избежать взгляда колючих алых глаз, спрятаться от них. Уверенность, которой она обладала всего несколько секунд назад, почти полностью улетучилась. Она попыталась прикрыться руками. Траун не позволил. — Кто сделал с тобой это? Он хотел знать, кто морил её голодом? Грустно покачав головой, она провела рукой по его щеке, вниз по шее к груди и снова поцеловала его. На этот раз нежно, со всей любовью, которая так долго дремала внутри. Любовью, которую она не смогла дать больше ни одному мужчине. Она обхватила ногами его торс, пытаясь отвлечь. Ответ прост: норма еды была небольшой. Но даже такой скудный рацион не мог привести к истощению. Всё потому, что она отдавала большую часть пайка своим детям, а этого Трауну говорить не следовало. Его глаза вспыхнули страстью. Он готов продолжать. Мэрис чувствовала теперь, что он прикасался к ней бережно. Не хватал, как во время первого поцелуя, когда он так жестоко прижал её к стене. Он повалил её на стол. Тёплые, сильные руки скользнули по бюстгальтеру, но он медлил, не стал расстёгивать. Грубая ткань, теревшаяся о затвердевшие соски, невероятно возбуждала. Руки продолжали скользить. От впалого живота до застежки на брюках. Она хотела нежности. Поцелуев в самые чувствительные места, как в одну из их первых ночей, когда любопытство и интерес долго не уступали место страсти. Как деликатные партнёры, они должны были выяснить тогда, что нравится, что возбуждает. Узнать, есть ли серьезные различия между их расами. А сейчас происходившее напомнило ей о самой первой близости. Поспешной и грубой. Единственной мыслью тогда было удовлетворить жгучую страсть. Траун расстегнул штаны и рывком, приподняв ягодицы, сорвал их с ног. Сколько же килограммов она потеряла с момента выдачи рабочей одежды? Его рука нетерпеливо скользнула по нижнему белью и забралась под складки ткани. Внедрились внутрь. Мэрис была готова. Лишь открыла рот, возбуждённо дыша и судорожно глотая воздух. Грудь тянуло. Ей так хотелось, чтобы он прильнул к ней. Движения пальцев возбуждали, но их было недостаточно. Страсть смущала её. В глазах Трауна мелькнуло самодовольство. Его пальцы медленно выскользнули из неё, и она подавила мучительный стон. Если бы Мэрис была более раскована, она бы села и впилась в него губами или с силой за волосы притянула к себе в наказание за грубость. Она продолжала злиться, но не могла объяснить себе, что творит. Мэрис заёрзала, когда он снова в неё внедрил пальцы. Она беспомощно извивалась, пока Траун удерживал её. Нет, это не нежная близость между возлюбленными. Она чувствовала и его гнев тоже. То ли из-за её обвинений, то ли из-за того, что у неё есть дети. Оба ещё не отошли от потрясения. Он крепко обхватил её за запястья и прижал к столу. Так сильно, что она не могла пошевелиться и с растущим раздражением пихнула его ногой. — Дико, — бросил он, стянув, наконец, с неё нижнее бельё и раздвинув ноги. Вторая рука легла на колено. На пальцах была её влага. Она чувствовала её кожей. — Иди скорее сюда, — отрывисто прошептала она, подёрнув веками Мэрис всмотрелась в лицо Трауна, пока он расстегивал штаны. В отличие от неё, лежащей перед ним почти обнажённой, с себя он снял лишь китель. Это казалось ей несправедливым, и все же, когда она почувствовала прикосновение его твердой плоти, алый взгляд, говоривший «теперь ты моя», и руки, сжимавшие талию, всё это было забыто. Не сказав больше ни слова, Траун грубо вошёл в неё. Мэрис закричала, чувствуя прилив возбуждения, боль и удовольствие. Мысли унеслись куда-то далеко. Она издала мучительный стон, и вцепилась пальцами в его спину, когда он, наконец, отпустил запястье. Слишком долго это продолжалось. Слишком долго она была вдовой. Уничтожив ферму, Империя разрушила и её брак. Веки дрогнули, Мэрис закрыла глаза. До этого ей нравилось смотреть на его сосредоточенное лицо во время близости. Но только не сейчас, слишком противоречивыми были чувства, терзавшие её. Она предпочла сильнее вонзить ногти в его кожу. Расцарапать так глубоко, как только могла. Тишину заполнили её прерывистые крики, возбуждённое дыхание Трауна, да громкие шлепки от движения тел. С каждым движением она всё больше тонула в бездне, чувствуя, как тьма поглощает её. — Траун… — простонала Мэрис. Он вздрогнул. Эта реакция от её голоса развязала узел волнения внутри. Он глубоко вошёл в нее, крепко прижав к столу. По телу понеслись дрожащие волны тепла. Она как будто освободилась. Вместе с наслаждением пришло облегчение и почти забытое чувство безопасности. Она отметила, несмотря на крепкую хватку, он не наваливался слишком сильно. Как будто боялся навредить ей, сломать кости. Она протянула руку и нежно провела по его спине. Гнев улетучился, она снова была готова дарить нежность, которая так долго томилась в сердце. — Пожалуйста, не останавливайся. Он вновь вздрогнул. Теплые руки легли на талию. Он наклонился к ней и поцеловал. На этот раз нежнее, как будто понимая и утешая. И движения стали не такими грубыми. Мэрис ответила с той же страстью. Она не отпускала его торс, продолжая сжимать его ногами, и зарылась пальцами в иссиня-черные волосы. Резким толчком он вошёл в неё, она задрожала от мучительно-сладкой истомы, слыша возбуждённое шипение рядом. Оба закрыли глаза, тяжело дыша и продолжая прижиматься друг к другу. Оба безуспешно пытались отвергнуть реальность, стеной выросшую перед ними.