***
Хьюго становилось все хуже, в Мунго помочь не могли, только поддерживать жизнь, но… У ребенка обнаружилась редкая маггловская болезнь, которую маги в Британии лечить не умели. Попытка обратиться к магглам успеха не принесла, оказалось, что у ребенка должно быть свидетельство о рождении, страховка и хоть какие-то документы, а Гермиона, полностью уйдя в магический мир, этого не знала. Не зная уже, что предпринять, женщина отправилась во Францию — к не простившим ее родителям. Обливиэйт снять удалось, но вот родители, посчитавшие, что дочь их не уважает, разочаровались в женщине, так ей об этом и сказав. В общем, разругались, Грейнджеры уехали во Францию, а Гермиона некоторое время с ними не общалась, но вот сейчас наступил такой момент, когда она не знала, что делать, а от Рона ни помощи, ни поддержки. О том, что у Гарри болеет дочь, миссис Уизли знала, но вот совершенно не имела времени даже Патронуса послать, постоянно откладывая это на завтра. Забрав сына из больницы, Гермиона отправилась в Париж. — Роберт, наша блудная дочь явилась, — отреагировала мама на появившуюся на пороге женщину. — Прогнать или пустить? — Пусть входит, — отец Гермионы смотрел на нее, как на что-то гадкое, отчего женщине становилось все тяжелее, но в этот момент тихо захрипел Хью, синея прямо на глазах, и Гермиона запаниковала. Зато не запаниковал мистер Грейнджер, вызвав врачей. — И сама дура, и больного ребенка с собой притащила, — жестко припечатал Роберт Грейнджер, считавший, что дочери у него нет. — Сейчас, маленький, — миссис Грейнджер уложила маленького мальчика на диван, забрав его из дрожащих рук не знающей, что делать, матери. — Приедут доктора и тебе помогут. — Мама… Папа… — шептала Гермиона, не веря в тот холод, что излучали родители. «Все из-за Поттера и войны этой проклятой!» — ожесточенно подумала женщина. За окном нарастал звук сирены, она кричала, будто раненый зверь, стремясь спасти. Мистер Грейнджер бросился к дверям, чтобы пустить докторов, которые, едва вбежав, сразу же начали работать, сквозь зубы ругая ненормальных родителей, подвергающих опасности больных детей. Гермиона заплакала, но на нее никто внимания не обращал. — Мы забираем его, вы его родители? — поинтересовался врач у Грейнджеров. — Ревущую корову видите? — поинтересовался Роберт Грейнджер. — Это его мать. До сознания женщины папины обидные слова доходили медленно, а она уже оказалась в сорвавшейся с места, отчаянно ревущей сиреной машине местной скорой помощи, врач в которой боролся за жизнь маленького Хью, хоть и понимал, что просто поздно. Машина летела, будто на крыльях, все встречные водители подавались в стороны, но для Хью было просто поздно. Так бывает, когда поздно обратились, когда поздно поняли, что происходит, когда…. Вот и для первенца Уизли было просто поздно. Его сердце отбивало последние удары. В приемном покое, куда закатили носилки, сердце ребенка остановилось, врачи пытались сделать хоть что-нибудь, даже вскрывая грудную клетку, но было просто поздно. Не всякое сердце можно запустить, не всякая остановка сердца поддается реанимации, вот не поддалась и эта. Прошло, наверное, полчаса, на чистом упрямстве врачей, и наконец прозвучал усталый голос: — Фиксируйте время смерти. — Нет! Нет! Нет! — закричала, завыла Гермиона, потерявшая сына. Билась, будто под Круцио, на полу приемного покоя детской больницы, а ее пытался успокоить странно знакомый доктор. — Ты! Это ты во всем виноват! Все из-за тебя! — кричала оскаленная, потерявшая себя от боли женщина в лицо каким-то злым роком оказавшегося здесь Гарри Поттера. Мужчина отшатнулся от полубезумной женщины, ее подхватили психиатры, а все слышавшие коллеги принялись успокаивать молодого коллегу. Они стремились помочь, прогнать злые, нечестные, несправедливые слова женщины, но Гарри чувствовал, что все не так просто. Наверное, он бы просто отложил очередные полные ненависти слова в дальний уголок памяти, если бы этот день так и закончился. Он сидел в ординаторской, где его отпаивали чаем и бренди коллеги, когда дверь открылась и вошел хирург, оперировавший Лили. Гарри все понял с первого взгляда… Грустные и какие-то тоскливые глаза хирурга, и вот этот жест, которого боится каждый родитель. Отныне Гарри был совсем один на всем белом свете. Лили ушла в свое новое большое путешествие, оставив папу. И потом, в последний раз глядя в мертвые глаза доченьки, Гарри просто не выдержал. — Время смерти… Предварительно: инсульт.***
Похороны сына были тяжелыми еще и потому, что даже тут мама, мамочка не смогла не сказать что-то злое своей дочери. Над могилой внука, в которой навеки упокоился сыночек, счастье Гермионы и ее боль, мама произнесла очень злые слова, полные ненависти… к ней? За что? Этого Гермиона не понимала тогда, не поняла и потом. — В его смерти виновата ты! — сказала мама, и Гермиона упала в обморок. Возвращалась она домой, в Британию, одна, свернувшись в клубок на кресле. Непосредственно перед вылетом женщина хотела пойти в ту клинику, где умер Хью, и извиниться перед Гарри за слова, выплюнутые ему в лицо, но не смогла этого сделать. В приемном покое висела фотография с черной ленточкой. Самый молодой реаниматолог умер тогда же, когда умерла его дочь. И эти две фотографии смотрели на людей, понимавших, что ничего больше сделать нельзя. Поняла это и Гермиона, подумав, что она тоже виновата в смерти Гарри, ведь, если бы не ее слова… А дома мрачно напивался Рональд, получивший известие о смерти сына, но не нашедший в себе сил или желания отправиться на похороны. Ни к «другу», ни к сыну… Пойти к Молли Гермиона не смогла, она просто лежала дома на диване, пока не пришел пьяный муж. Женщина не хотела никого видеть, но Рон сегодня был особенно озверевшим, поэтому первый, самый неожиданный удар она пропустила. — Тварь! Тварь! — кричал Рон. — Грязнокровка проклятая! Уморила сына! Что же ты не сдохла? — Рон, что ты делаешь? Остановись! — кричала Гермиона, но обезумевший муж уже бил ее головой о стены. В какой-то момент все тело пронзила острая боль и все померкло, но Рон даже не понял, что только что сделал, он сорвал одежду с холодеющего тела, и… Правда, Гермионе было уже все равно. Мир стал холодным, как Хогвартс зимой, и померк, но перед закрывшимися глазами девушки возникла девочка, которую женщина видела на фотографии в больнице… — Ты! Папа тебя любил! А ты! А потом ты его обвинила в том, что не пошла к врачам! — кричала Лили Поттер. — Если бы не твои слова, папа бы жил! Жил бы! За что ты так с ним поступила? За что?! Он тебя спасал, а ты! Гермиона не могла ничего ответить, ее не слушались ни губы, ни само тело, все вокруг померкло и перестало быть… Начиналось ее новое большое приключение.