***
В субботу, как и обещала, Рейя приехала в клинику в половине второго. Подписала все нужные документы, внесла еще часть оплаты за лечение. Ей даже разрешили навестить пациентку. Спасенная ими кошка лежала на отдельной лежанке, вся перебинтованная, словно разбитая игрушка; однако, когда Рейя протянула осторожную руку, чтобы погладить ее, та слабо лизнула ее палец, и у девушки сами собой слезы подступили к глазам. Спустя двадцать минут она вышла из клиники, все еще шмыгая носом и на ходу печатая смс для Баджи, в котором сообщала, что документы подписаны. О плачевном состоянии их кошки она писать не стала. И с каких это пор она тоже называет ее «их» кошкой? Поражаясь самой себе, Рейя побрела к станции метро. Нужно было ехать домой и подготовиться к вечернему «делу». Маэда Акио должен был встретиться с оружейным дилером в десять вечера, и Рейя собиралась сорвать эту сделку. Даже если Маэда не окажется тем, кого она разыскивает, уже одно то, что Кровавая Заря не получит новую партию оружия, будет достаточным утешением для нее. Мысли Рейи прервал ее зазвонивший телефон. Мелькнула мысль, что это опять мог быть Баджи, от чего ее сердце совсем уж неуместно екнуло, но, когда она увидела номер звонящего, то остановилась, как вкопаная, чувствуя, как наливаются холодной тяжестью ноги. Звонили из больницы. Ей никогда не звонили оттуда просто так. Похолодевшей рукой Рейя поднесла ставший внезапно неподъемным телефон к уху и приняла вызов. Сквозь невыносимый шум крови в ушах, она с трудом разбирала, что говорил ей врач, выхватывая только отдельные слова и фразы. Рейя стояла окаменевшей статуей посреди улицы, не обращая внимания на недовольно ворчащих людей, которым она загораживала дорогу, и не могла сделать вдох. Все ее тело онемело, а в голове билась одна-единственная леденящая кровь мысль: сегодняшний день может стать последним. — Я еду, — попыталась выдавить Рейя в трубку, но голос пропал, высох, будто выжженный солнцем родник. Ее тело задвигалось на автомате, с трудом переставляя отнявшиеся ноги, а перед глазами все расплывалось от застилавших их слез. С каждым новым шагом оцепенение понемногу отпускало ее конечности из своего плена, и через миг Рейя уже мчалась к метро со всех ног. У отца случилось массивное внутримозговое кровоизлияние, и его увезли на срочную операцию. В больнице необходимо было присутствие ближайшего родственника на случай, если он ее не переживет. Врач не сказал этого прямым текстом, но Рейя и так знала все эти бюрократические процедуры. Пятнадцатиминутная поездка в метро показалась ей сущим адом. Люди вокруг шумели, веселились, занимались своими делами, жили и даже понятия не имели о том, что в этот самый миг жизнь Рейи может разрушиться окончательно, перевалить через точку невозврата. Она чувствовала себя так, будто попала в иное измерение, отгородившее ее от остальных людей и красок их спокойной, мирной жизни, в которой она была чужой, принадлежа мрачному, черно-белому миру своей боли и страха. В больнице Рейя ворвалась в приемный покой и, не обращая внимания на оклики медсестры-ресепшиониста, со всех ног помчалась на этаж, где располагались операционные. Ей не нужно было спрашивать дорогу: к сожалению, она и так знала эту больницу, как свои пять пальцев. Потная и растрепанная, Рейя взбежала на нужный этаж по лестнице, игнорируя медленно ползающий лифт, и прямо на выходе с лестничной клетки врезалась в знакомую ей медсестру. Та ухватила девушку за плечи, помогая ей сохранить равновесие и не упасть. — Папа… — только и смогла выдохнуть Рейя онемевшими губами. — Ох, деточка, — с сочувствием пробормотала пожилая медсестра. — Пойдем, отведу тебя в комнату ожидания. Медсестра усадила ее на зеленый диванчик в зале ожидания, рассказывая, что операция началась полчаса назад, что ее отца оперируют сейчас лучшие нейрохирурги клиники. Приступ начался резко, однако врачи отреагировали быстро, поэтому прогнозы на исход операции были довольно оптимистичными. Она пыталась утешить Рейю, но та хорошо знала, насколько опасны кровоизлияния в мозг, особенно для кого-то в состоянии ее отца. Он мог пережить операцию, но последствия могли лишить его даже тех слабых шансов на восстановление, что у него еще оставались. Рейе казалось, что пол ускользает из-под ее дрожащих ног, а воздух вытекает из помещения, будто комната ожидания переместилась в открытый космос. Ей было холодно и больно, но сильнее всего был страх. Он сдавливал липкими щупальцами ее сердце, разрастался в ее груди голодной черной дырой, высасывая те жалкие крохи надежды, что она так тщательно пыталась сберечь в своей душе. Что-то важное рвалось сейчас внутри нее, оставляя зияющую прореху. Ждать, будучи бессильной повлиять на ситуацию, всегда было самым тяжким для Рейи, а сейчас ждать ей предстояло долго. Слезы, которые она уже не могла сдерживать, тихо капали на ее до побеления сжатые кулаки, лежащие на обтянутых синими джинсами дрожащих коленях. — Рейя! — Она даже не сразу смогла среагировать на свое имя, пока в поле ее зрения не появилось разноцветное фиолетово-желтое пятно. Только когда теплые руки обвили ее окаменевшие от напряжения плечи, Рейя поняла, что это Хирано Изуми, с неизменными ярко-фиолетовыми волосами и в желтом свитере, обнимает ее. Прижимает к себе с такой силой, будто тоже видит эту новорожденную дыру внутри нее, и вместо оцепеневшей Рейи пытается своими руками вновь соединить ее выскальзывающие края. И что-то будто сломалось в Рейе в этот момент, потому что она рвано всхлипнула раз, другой, а после этого уже никак не могла остановить раздирающие ее грудь рыдания. Она отчаянно цеплялась за Изуми, которая только сильнее прижимала ее к себе, будто перенесясь в тот первый месяц после нападения, когда только разговоры с этой девушкой удерживали ее на краю пропасти. — Тшш, все будет хорошо, Рейя, вот увидишь, — приговаривала Изуми, будто заклинание, ласково гладя младшую девушку по коротким черным волосам. — Я-я боюсь, Изуми, — прошептала Рейя срывающимся, ломанным голосом, цепляясь пальцами за желтый свитер подруги, дрожа от переполняющего ее ужаса. — Я так боюсь. Что, если он… что, если… — Никаких «если», — уверенно отрезала Изуми, беря Рейю за плечи и заставляя взглянуть в ее фиалковые глаза. Ее взгляд был таким твердым и непреклонным, что Рейя даже на миг перестала плакать. — Твой папа невероятно сильный. Он пережил прямое попадание пули в голову. Какое-то жалкое мозговое кровоизлияние не сможет его одолеть. Верь в это. Ему нужна твоя вера, и тебе тоже. Рейя снова всхлипнула, закрывая лицо руками, а Изуми вновь привлекла ее к себе, ласково поглаживая ее плечи. Она была теплой, и Рейя позволила этому теплу проникать в ее застывшее от страха и боли тело. Она так устала. Ей впервые было так страшно. Одна мысль о том, что сегодня она может по-настоящему стать сиротой, остаться полностью одной в мире, повергала Рейю в такой невыразимый ужас, что она, казалось, вот-вот готова была потерять сознание. Она чувствовала себя такой отвратительно слабой и беспомощной, что от этого ее физически тошнило. Прошло несколько часов. Пару раз Изуми отходила, чтобы принести ей кофе и какой-нибудь еды, но Рейя даже не притронулась к предложенным ей снекам. Она больше не плакала, только сидела на зеленом диване остановившейся куклой, смотрела пустым взглядом в пол. Каждый вздох отдавался болью в ее груди. Рейя была не готова к этому. Не готова потерять его. Она никогда не будет готова, потому что как вообще можно подготовиться к потере родителя... Спустя еще час за их спинами раздался шум, и двери раскрылись, пропуская в зал ожидания уставшего хирурга. Рейя тут же вскочила с дивана, но ноги приросли к месту, и она не смогла сделать ни единого шага; просто стояла на месте и смотрела на врача донельзя расширенными покрасневшими глазами. Она хотела, и в то же время страшно боялась услышать его приговор. Хирург подошел к ней и улыбнулся усталой, измученной улыбкой. — Твой отец жив, Рейя, — сказал он, и Рейя поняла, что задерживала дыхание, потому что сейчас воздух хлынул в ее легкие и от этого у нее сильно закружилась голова. Она пошатнулась, и Изуми тут же подскочила, чтобы поддержать ее. Рейя закрыла лицо руками, чувствуя, как вновь текут по ее щекам бесконечные слезы. — Рейя, мой долг также предупредить тебя, что прогнозы, к сожалению, нерадужные. — Рейя ждала этих слов. Не хотела их слышать, но все же знала, что они будут сказаны. Она не даром изучала множество литературы, связанной с травмами мозга. Рейя знала, что для отца это не пройдет без последствий. Поэтому она сцепила зубы и подняла на хирурга серьезный, твердый взгляд. А он продолжал, явно стараясь аккуратно подбирать слова: — Кровоизлияние привело к образованию нескольких гематом в мозжечке, которые мы удалили, но избежать отека и дислокации мозга не удалось. Сейчас его состояние стабильно и мы будем наблюдать за ним, но нужно быть готовыми к последствиям, среди которых с большой вероятностью может быть… — Некроз мозга, — плоским неживым голосом закончила за него Рейя. Хирург помолчал, с сочувствием глядя на нее, затем медленно кивнул. Рейя попыталась сглотнуть, но у нее ничего не получилось из-за перехватившего горло спазма. Врач ласково сжал ее плечо, но она почти не почувствовала это прикосновение. Голова слегка кружилась от пережитого потрясения. Некроз мозга был не обязательным, но опасно вероятным последствием отека мозга в коматозном состоянии. И если это случится, отца уже будет не вернуть. — Мне можно к нему? — прошептала Рейя. — Сейчас нет, прости. Он пробудет в реанимационном отделении как минимум до завтра, так что лучше тебе поехать домой и как следует отдохнуть сегодня. С этими словами, еще раз ободряюще сжав ее плечо, хирург ушел, оставляя Рейю в компании Изуми, которая смотрела на нее так, будто боялась, что та в любой момент развалится на части. — Который час? — глухим голосом спросила Рейя. Слегка удивленная, Изуми поглядела на свои часы. — Без пятнадцати восемь, — ответила она. — Мне нужно идти, — все тем же хриплым, чужим голосом сказала Рейя. — Я… Хочешь, поеду с тобой? — предложила Изуми, с тревогой глядя на бледную осунувшуюся девушку. — Нет, — с неожиданной твердостью ответила Рейя. — Все в порядке, Изуми. Я просто поеду домой и лягу спать. Послав встревоженной Изуми искусственную улыбку, которая испугала ту еще больше, Рейя зашагала прочь из комнаты ожидания. У нее были дела этим вечером, и все, случившееся сегодня, только сильнее разожгло пламя гнева в душе Рейи. Возможно, сегодня будет тот самый день, когда она отомстит за покалеченные жизни, свою и отца. Но даже если ее сегодняшняя цель не окажется тем человеком, Рейя выместит на нем всю свою боль, и гнев, и ненависть, которые сейчас текли горьким ядом по ее венам вместо крови, заставляя пальцы сжиматься в дрожащие кулаки. Даже если это не Маэда Акио хладнокровно стрелял в нее и ее отца, он заслуживает наказания. Они все заслуживают. И они понесут его, Рейя проследит за этим. С каждым новым шагом сила возвращалась к ней, а вместе с этим — решимость и гнев. Баджи Кейске на время отвлек ее от той цели, что давала ей силы просыпаться по утрам, но сейчас Рейе казалось, что она будто очнулась ото сна. Больше никаких отвлечений. Джун сказала, Кровавая Заря уже не на шутку встревожена нападениями на ее членов. Что ж, сегодня Рейя заставит их не просто тревожиться. Она заставит их бояться. Погруженная в темные мысли, Рейя слишком резко завернула за угол и неожиданно врезалась в выросшую на ее пути преграду. Ее по инерции отбросило от этой появившейся из ниоткуда стены и она чуть не упала, но чьи-то крепкие руки вовремя схватили ее за плечи. Подняв глаза, Рейя сперва подумала, что бредит, потому что ему просто нечего было тут делать. Она крепко зажмурилась, затем помотала головой, быстро моргая, однако янтарно-карие глаза Баджи Кейске никуда не исчезали, глядя на нее с непривычно бледного лица, обрамленного растрепанными черными волосами. Его руки все еще лежали на ее плечах. В его странно осунувшемся лице читалось такое же сильное изумление, которое чувствовала она сама. За его спиной маячил невысокий длинноволосый блондин, с интересом наблюдавший за ними усталыми темными глазами, не говоря ни слова. Что Баджи делает здесь, именно в этой больнице, именно сейчас? Почему его стало так много в ее жизни? Он всегда маячил где-то неподалеку: либо непосредственно рядом с ней, либо на задворках ее сознания. Но сейчас был самый неподходящий момент для встречи с ним. Баджи приоткрыл пересохшие губы, но Рейя не дала ему ничего сказать. С силой вывернулась из его рук и, не проронив ни слова, прошла мимо него и его друга, почти бегом направляясь к выходу. С Баджи Кейске она будет разбираться потом. Этой ночью первым пунктом в ее списке был другой человек.***
Баджи курил у подъезда дома Казуторы, поджидая запаздывающего Майки. Он уже два раза набирал его, но их доблестный лидер не отвечал на звонки. Наверняка проспал или вообще забыл. Если не объявится в течение десяти минут и не возьмет трубку, Кейске просто пойдет без него. Он и так нервничал перед этой встречей, обуреваемый каким-то невнятным плохим предчувствием, а этот бестолковый коротышка еще и вынуждал его ждать, варясь в своих тревогах. Телефон тихо пиликнул в кармане его джинсов, и Кейске поспешно вынул его, в надежде на сообщение от Майки — но нет, ему писала Такаги. При виде ее имени на экране сердце слегка заикнулось, и Кейске нахмурился. Он зажал сигарету губами, освобождая руки, и открыл сообщение. Рейя писала, что разобралась с делами в ветеринарной клинике — все коротко и по сути. Ну, а с чего бы ей писать ему что-то еще? Рейя четко обозначила свою позицию касательно янки в целом и его в частности. Да, она извинилась перед ним за свою изначальную предвзятость, но это лишь доказывало, что она адекватный человек. И вовсе не значило, что он, Кейске, ей хоть как-то интересен. А вот у него назревали совершенно ненужные ему проблемы, потому что эта чопорная заучка, неожиданно оказавшаяся вовсе не чопорной, и даже не заучкой, стала интересовать его куда сильнее, чем было нужно для его спокойствия. Чего стоил один только этот невменяемый стояк, который он с трудом унял позапрошлой ночью. Но Такаги Рейя была из тех девушек, с которыми кто-то, вроде него, не имел никаких шансов. И, наверное, лучше всего ему было бы освободить ее от обязательства готовить его к контрольным тестам, пообещав, что не выдаст ее секрет, и стараться как можно реже пересекаться с ней, чтобы вытравить из своего организма это ведущее в никуда влечение. Но вместо этого Кейске, перекатывая губами фильтр сигареты, уже печатал ей ответное сообщение. Оборвать общение с ней он сможет и завтра, верно? — Давно ждешь? — Баджи едва не выронил телефон от неожиданности. Майки, и его привычка бесшумно подкрадываться к людям. Так и не дописав сообщение, Кейске спрятал телефон и, вынув изо рта сигарету, затушил ее о стену, сверля блондина раздраженным взглядом. Тот безмятежно исследовал какое-то пятно на воротнике своей серой клетчатой рубахи под белой свастоновской курткой. — А ты как думаешь, мудила, мы полчаса назад должны были встретиться. — Я задремал, — простодушно признался Майки, пожимая плечами. — Типично, — проворчал Кейске, первый шагая к двери подъезда. — У тебя новая куртка? — поинтересовался идущий следом Майки. Кейске пожал плечами под черной паркой, одолженной позавчера у Рейи. Да, точно, ему ведь еще нужно вернуть ей одежду. Что-то его план ограничить общение с ней срывался, еще даже не оформившись — как и все другие его планы, имевшие хоть какое-то отношение к ней. — Проебал нашу куртку, — признался он. — Уже заказал Мицуе новую. Они поднимались по узкой лестнице, заставленной всяким барахлом, которое приходилось обходить. — А что случилось? — не отставал Майки. — Измазал в крови. Да не в своей, не ссы, — поспешно добавил он, когда шаги позади встревоженно затихли. — Мы с Такаги позапрошлой ночью спасали попавшую под машину кошку. — С Такаги? — непонимающе переспросил Майки. — Ну да, девчонка из моего класса, которая помогала мне готовиться к тесту. — Кейске раздраженно цокнул языком. — Вы же еще ставки делали, удастся мне ее уломать или нет. — Не помню такого, — меланхолично протянул Майки. Он споткнулся о стоящий на лестнице сломанный самокат и со всей дури впилился в спину Кейске. Тот еле удержался на ногах, после чего обернулся, бросая на командира испепеляющий взгляд. Майки виновато пожал плечами. Баджи закатил глаза и покачал головой. — Забей, мы все давно в курсе, что у тебя память, как у рыбки. Слишком часто позволяешь лупить себя по голове. Разговаривая, они подошли к нужной двери, и Кейске остановился в некоторой нерешительности, почесывая затылок. Глубоко вздохнул. — В общем, он вряд ли ожидает, что я сегодня приду, да еще и с тобой. Он все время был против встречи, так что стопудово будет недоволен и создаст проблемы. — Создавать проблемы он умеет, — пробормотал Майки, но тут же невинно пожал плечами, заметив подозрительно-прищуренный взгляд Кейске. — Я просто хочу с ним поговорить, Баджи, честно. Вся эта давняя тема угнетает меня так же сильно, как и его, как и тебя, и я, блять, хочу с ней разобраться. Это все длится четыре года, этот разговор и так уже опоздал на несколько лет. — Ладно, — тяжело вздохнул Кейске. — Ну, тогда идем. Он по привычке подергал дверную ручку и с удовлетворением убедился, что на сей раз дверь была закрыта. Неужели прогресс? Кейске постучал несколько раз, сопроводив стук громким: — Эй, Тора, это я. Открывай. Тишина. Кейске и Майки переглянулись. — Может, его нет дома? — предположил Манджиро. — Хер там, для него в магазин выйти настоящий подвиг, — пробормотал Баджи. Дурное предчувствие, которое зудело у него где-то у основания шеи весь сегодняшний день, вдруг усилилось. Хмуря темные брови, Кейске порылся в карманах, выудил оттуда запасные ключи, которые в прошлый раз забрал с собой, и открыл дверь. Он первый зашел в тесную квартирку, Майки — следом, почти полностью скрытый его высокой фигурой. Казутора лежал на кровати, как и в прошлый раз — Кейске видел его ноги в дырявых трениках. Вот мудак, он специально не открывал дверь? Это был такой тонкий намек, чтобы Баджи проваливал? — Слышь, Казутора, какого хе… — он осекся на полуслове, застывая на месте. Майки выглянул из-за его спины. Казутора никак не отреагировал на них, продолжал неподвижно лежать на кровати. Его лицо было иссиня-бледным, глаза закрыты. Взгляд Кейске скользнул по тумбочке у кровати. Там валялась целая куча пустых баночек и блистеров от таблеток. — Блять! — громко выругался Баджи, бросаясь к кровати. Этот чертов тупой имбецил! Как он мог, только этого не хватало! — Ты что натворил, Тора! — прорычал Кейске, борясь с подступающей паникой. Он заскочил на кровать, встряхнул безвольное тело лежащего на ней парня. С силой хлестнул по щекам — безрезультатно. Сколько прошло времени? Что, если уже слишком поздно? — Скорая, у моего друга инфаркт, — раздался где-то позади голос Майки. Кейске понял, что он назвал то экстренное состояние, на которое скорая выезжала всегда и быстро, не вдаваясь в детали. Иногда он забывал, что котелок у Майки действительно варил, когда это было необходимо. — Адрес… — Блондин сделал вопросительную паузу, и Кейске быстро назвал точный адрес, на этот раз не обращая внимания на топографический кретинизм командира, не способного запомнить улицу и номер дома, куда сам только что приехал. Майки повторил адрес в трубку. — Пожалуйста, быстрее. Через миг Майки уже был вместе с ним на кровати, серьезный и сосредоточенный — ни следа обычной детской непосредственности. — Думаешь, давно он их наглотался? — Да хуй знает, — пробормотал Кейске, лихорадочно пытаясь нащупать пульс. — Майки, кажется, он не дышит. Страх липким холодным пóтом заструился по его позвоночнику. Что, если Казутора уже давно умер? Что, если они опоздали? — Будем делать массаж сердца, — уверенно решил Майки. Кейске вытаращился на него, на секунду отрывая взгляд от бескровного лица Казуторы. — И как мы его, блять, будем делать? Ты умеешь? — Я в одной передаче видел, — необнадеживающе сообщил Майки. Баджи вслух застонал. — Он уже не дышит, если ничего не сделаем, может быть слишком поздно. — Уже может быть слишком поздно, — прошептал Кейске, освобождая место для Майки. Тот сложил руки замком на груди Казуторы и принялся с силой надавливать. — Искусственное дыхание надо делать? — спросил Кейске, наблюдая за ним. Обосраться просто, он сейчас у Майки на полном серьезе уточняет, надо ли делать искусственное дыхание при непрямом массаже сердца. А Майки помотал головой: — В передаче не делали. Кейске провел по лицу дрожащей рукой. Где там эта херова скорая? А то они с Майки могут угробить Казутору еще до их приезда. Почему же он не проведал его раньше? Ведь Казутора уже не раз выдавал очень тревожные высказывания насчет жизни и смерти, но Баджи не верил, что он решится, надеялся, что до этого не дойдет… И теперь, если его не смогут спасти, если уже слишком поздно, то, выходит, последние слова, которые ему сказал Кейске, были «Если сдохнешь к моему следующему приходу, я тебя до смерти отпизжу». Баджи с трудом сдержал рвущийся из него истерический хохот. — Смени меня, — коротко бросил Майки. Они поменялись местами, и Кейске скопировал то же положение рук, что было у Майки. Худая грудь Казуторы пружинила под его ладонями, давила сопротивлением ребер, но в остальном он оставался неподвижным. Исхудавшее лицо без кровинки, посиневшие губы приоткрыты. Не могло все так закончиться, твою мать, просто не могло. Кейске мотнул головой, крепко сцепил зубы, прогоняя жгущие глаза слезы. — Только попробуй сдохнуть, Тора, — глухо пробормотал он. «Только попробуй сдохнуть, не получив прощения», пронеслось в его горящей голове. — Он дышит! — вдруг воскликнул склонившийся низко к его лицу Майки. — Уверен? — Кейске перестал надавливать на его грудь и неслушающимися пальцами ткнул в шею Казуторы, пытаясь нащупать пульс. Вроде бы ощутил слабый толчок, но не был уверен, что почувствовал сердцебиение Казуторы, а не пульсацию крови в собственных пальцах. Но вот опять: слабый, едва ощутимый, будто трепет крыльев бабочки. Кейске издал прерывистый полувздох-полувсхлип, чувствуя, как его кости плавятся в желе от накатившего облегчения. Но расслабляться еще было рано. На улице послышался вой приближающихся сирен скорой. Наконец-то, мать их за ногу! Через несколько минут парамедики уже грузили Казутору в карету скорой помощи, куда Кейске и Майки втиснулись вместе с ними, не желая слышать никаких возражений. — Он выживет? — чужим, слишком хриплым голосом спросил Кейске у одного из фельдшеров. — Сделаем все, что в наших силах, — ответил тот. — То, что ваш друг все еще жив, уже хороший знак. — Он перестал дышать. Мы сделали массаж сердца, — в лоб объявил Майки. Кейске только сейчас заметил, каким тот был бледным. Майки вел себя так спокойно и уверенно, что на какой-то миг Кейске забыл, как хорошо он умеет скрывать свои переживания. Совсем не так он представлял себе их первую встречу после октября. — Вполне возможно, что он еще жив только благодаря этому, — сказал парамедик, держащий над Казуторой капельницу. Баджи встретился взглядом с темными глазами Майки, видя в них отражение своего страха и облегчения. Майки едва заметно кивнул ему и Кейске кивнул в ответ. Возможность поговорить у них еще будет. Главное, чтобы этот долбоеб остался жив. В больнице Казутору сразу же увезли в реанимацию, отправив Кейске и Майки в приемный покой. Там они уселись на потертый зеленый диван. — Зачем он это сделал, — монотонно пробормотал Майки. Баджи поглядел на него. Его друг сидел, низко наклонившись и опустив голову, опираясь локтями на колени. Кейске шмыгнул носом и скопировал его позу, устало прикрывая рукой глаза. — Он считал, что только своей смертью сможет искупить свои грехи, — едва слышно проговорил он и покачал головой. — Я ведь видел, что ему хуево, но не верил, что он на это решится. Моя вина, что все так случилось, нужно было раньше проведать его. — Не твоя, — твердо сказал Майки, и Кейске перевел на него усталый взглял. В темных глазах командира блестела сталь, точно так же, как и перед сражением. — Все это случилось потому, что мы гоняли эту вину по кругу, перекладывая ее друг на друга, пытаясь отомстить за боль и от этого еще сильнее разжигая ненависть. Казутора выживет. И мы с ним поговорим. И этот замкнутый круг разорвется. Кейске молча смотрел на него, спрашивая себя, откуда в этом обычно таком потерянном и инфантильном парне берется столько внутренней силы, что ему становится просто невозможно не поверить. Он надеялся, что Майки окажется прав. Они провели в зале ожидания несколько часов, за которые Майки успел перепробовать все, что было в автоматах с едой в коридоре, и даже вытащить Баджи в кафетерий. До них долетали обрывочные разговоры врачей, самым захватывающим из которых оказались отрывки про пациента этой больницы, несколько месяцев назад пережившего пулевое ранение в голову. Из услышанных обрывков они узнали, что как раз сейчас ему делают операцию из-за какого-то серьезного ухудшения. Кейске и Майки даже потратили какое-то время на теории о том, каким образом человек мог выжить, получив пулю в голову. Когда каждая новая теория начала становиться все более фантастической (Майки, к примеру, предположил, что у мужчины был сверхплотный мозг, который пуля не смогла пробить), они бросили эту тему, признав, что не слишком уважительно строить дурацкие догадки, когда речь идет о жизни и смерти человека. Одним словом, к тому времени, когда к ним вышла медсестра и сказала, что Казутора очнулся и его можно увидеть, Кейске уже готов был лезть на стену от безделья и беспомощности. Они с Майки переглянулись. — Иди к нему, — сказал Кейске. Когда Майки ушел, он развалился на опостылевшем ему зеленом диване, обдумывая, стоит ли взять себе еще один, вероятно, уже шестой, кофе, или все же пожалеть свое сердце. В итоге за кофе он не пошел, потому что неожиданно для себя задремал на этом неудобном диване. В его беспокойном сне мелькали отрывки их детства и юности, которые разбились об воспоминания о Кровавом Хэллоуине. Дальше сон сменился какими-то беспорядочными обрывками воспоминаний и неожиданно мелькнувшими знакомыми зелеными глазами. Кейске проснулся, слегка дернувшись и не сразу сообразив, где находится. Этот сумбурный сон оставил его еще более уставшим, и Кейске изможденно потер ладонями глаза, в которые будто засыпали песка. То, что он заснул в линзах, заставляло глаза гореть еще сильнее. Кейске тяжко вздохнул, обмозговывая приснившееся. Даже в этот обрывочный сон Такаги умудрилась просочиться, даже в такой ситуации. Это был тревожный звоночек. Опасный. Кейске вдруг вспомнил, что не дописал ей сообщение. Он уже потянулся за телефоном, чтобы закончить его, но ему снова помешали, и снова — Майки. Сано не было больше часа, и сейчас он подходил к Баджи с привычным умиротворенным выражением на лице. Кейске спрятал телефон назад в карман и вопросительно посмотрел на друга. Майки в ответ лишь загадочно пожал плечами: — Зайди к нему, он тебя ждет. Поняв, что большего от командира не добьется, Кейске медленно кивнул и поднялся, с тихим стоном потягивая затекшую шею. Майки уселся на его место на диванчике, а Кейске зашагал к палате, куда перевели Казутору. Два раза стукнув костяшками о выкрашенное в бежевый цвет дерево, открыл дверь. Ханемия сидел на кровати, весь утыканный капельницами, бледный, с залегшими под глазами синяками и еще не просохшими дорожками слез на впалых щеках. Когда Баджи вошел, он поднял на него взгляд золотистых глаз, и Кейске с опасливой надеждой заметил, что в них вновь появились отблески былого света. Он сильно переживал за исход их разговора с Майки, но, может быть, эти переживания были пустыми. Кейске подошел к его кровати, засунув руки в карманы и смеривая парня нарочито хмурым взглядом. Они помолчали, просто глядя друг на друга. Пальцы Казуторы мелко подрагивали на закрывавшем его ноги одеяле. Кейске сухо шмыгнул носом. — Ты долбоеб, Казутора. Говорили тебе про это? — буркнул он. — Ты только что сказал. — Ему мерещится или в уголках бледных губ Ханемии только что мелькнула едва заметная улыбка? — Когда выйдешь отсюда, я тебя отпизжу, — пообещал Кейске. Нет, улыбка ему не померещилась. Вот она уже более явно растягивает уголки сухих потрескавшихся губ сидящего на кровати худого парня. — Если хочешь, я даже могу не сопротивляться. — Я тебя ушатаю, даже если будешь. Они снова замолчали, глядя друг на друга. Кейске никогда не умел в разговоры. Особенно, в такие не простые. Поэтому он просто несильно ткнул Казутору в плечо кулаком. — Не делай так больше, — тихо сказал он. Казутора облизнул сухие губы, быстро-быстро заморгал, поспешно отводя заблестевшие от влаги глаза. — Я зайду, когда тебя будут выписывать, — сказал Кейске вместо прощания. Он уже разворачивался уходить, когда его остановил тихий голос Казуторы: — Баджи. — Кейске остановился и развернулся к нему вполоборота, ожидая продолжения. Ханемия сжал лежащие сверху на одеяле кулаки, сдавленно сглотнул. Потом поднял на Баджи взгляд мерцающих от слез глаз под отросшей челкой. — Прости меня. Кейске молчал несколько секунд, серьезно глядя на него. Потом снисходительно хмыкнул. — Видишь, все-таки нужные слова уже придумали. Мне их достаточно. Губы Казуторы приоткрылись, словно он хотел сказать что-то. Но потом он снова облизнул их, слабо кивнул и произнес лишь тихое: — Спасибо, Кейске. Баджи просто молча кивнул ему в ответ. Своему голосу он сейчас не доверял. Он вышел из палаты и направился к Майки, который, похоже, уже готов был заснуть на этом треклятом диване. Кейске растормошил сонного командира. — Поехали по домам. — Сначала зайдем в кафетерий, — с энтузиазмом потребовал взбодрившийся Майки. — Опять?! — недоверчиво уточнил Кейске. — Та милая леди, что продала нам желе днем, сказала, что вечером у них будут данго. Кейске застонал, откидывая голову назад и закрывая глаза. Как же он не любил, когда выпадала его очередь быть нянькой для их командира. И как только Дракен справляется с этим на постоянной основе? — Ладно, горе, пошли в кафетерий, — обреченно признал он поражение и первый двинулся в сторону лифтов. Майки семенил следом, и они уже собирались завернуть за угол, когда оттуда на большой скорости выскочила девушка и со всей дури врезалась в не ожидавшего нападения Кейске. Инерцией от столкновения ее отбросило от него, словно мячик, и она точно упала бы, не успей он схватить ее за плечи. А в следующий миг его взгляд встретился со знакомыми зелеными глазами. Кейске вытаращился на нее, не совсем понимая, мерещится ему или нет. Мысли Такаги, похоже, шли в том же направлении, потому что она несколько раз быстро моргнула, пытаясь сфокусировать на нем взгляд. И тут он вдруг понял, что с ней было что-то очень не так. Ее бледное лицо было покрыто красными пятнами, усталые зеленые глаза блестели под припухшими, покрасневшими веками, а на щеках еще не высохли дорожки слез. Она была растрепанной и вся дрожала. Кейске открыл рот, собираясь заговорить с ней, но выражение лица Рейи вдруг изменилось так резко, что он даже опешил слегка. В нем появилась внезапная жесткость, тонкие брови сошлись к переносице, а взгляд вдруг стал острым, как лезвие ножа. Ее губы сжались в тонкую линию, и на один дикий миг Кейске даже показалось, что она может его ударить. А в следующую секунду Рейя с силой вывернулась из его рук и, не проронив ни слова, ушла, а скорее даже сбежала, в сторону выхода на лестничную клетку. Кейске растерянно смотрел ей вслед, чувствуя нарастающую тревогу. — Ты знаешь эту девушку? — подал голос Майки. — Да, я… — Кейске прокашлялся, встряхивая головой. — Это Рейя. — Кто? — Я тебе говорил о ней сегодня. Она моя… — кто? Кто она ему? Приятельница? Подруга? Что-то большее? Исходя из ее реакции, он для нее уж точно был ничем из перечисленного. А еще, судя по ее виду, с ней случилось что-то действительно серьезное. Он только что столкнулся с ней в больнице, в конце концов. И Кейске вдруг понял, что, чем бы это ни было, он хочет ей помочь. Вопрос лишь в том, позволит ли она ему.