***
Кейске сам не знал, зачем поехал на старую набережную. Его одолевало необъяснимое беспокойство, и он просто не мог заставить себя усидеть на одном месте, поэтому, распрощавшись с Майки, он не пошел домой. Забрал припаркованный у подъезда своего дома байк, оседлал его и позволил себе затеряться в успокаивающем рычании мотора. У него не было какой-то определенной цели в голове; он просто бездумно колесил по улицам ночного города в надежде, что движение и скорость помогут ему оставить позади эту странную нервозность, что поселилась в нем после встречи с Такаги в больнице. Кейске и сам не заметил, как в итоге вырулил на эту старую набережную, но, едва оказавшись здесь, понял, что именно сюда ему и нужно было. Он заглушил мотор, оставил байк возле одного из многочисленных грузовых контейнеров, которыми был заставлен причал, и пошел к перилам, огораживающим набережную. Вытряхнул сигарету из пачки, зажег, глубоко затянулся. Тяжело навалился на перила и устремил хмурый взгляд на темную воду, в которой отражалась пузатая луна. Он думал, что после сегодняшнего разрешения проблем с Казуторой — пусть и не окончательного, но хотя бы начало было положено — он будет чувствовать легкость и облегчение. И он их чувствовал, но новое беспокойство не давало насладиться ими в полной мере. Перед его мысленным взглядом то и дело всплывало осунувшееся, без кровинки, лицо Такаги. Он никогда не видел ее такой. Она выглядела так, будто с ней случилось что-то непоправимое, а выражение ее лица и глаз принадлежало человеку, прошедшему через невыносимую боль. Кейске знал это выражение, видел его на лицах своих друзей, но никогда не думал, что придется увидеть его на осунувшемся лице Рейи. Что она делала там, в больнице? Что-то случилось с ней? С кем-то из ее близких? Кейске упрямо не признавался себе, что его уязвило то, с какой жесткостью она вырвалась из его рук и как равнодушно оставила его стоять в коридоре, не дав ему даже шанса узнать, нужна ли ей помощь. Ему сейчас полагалось спокойно расслабляться дома и радоваться тому, что этот день подходил к концу, что все его друзья были живы, и даже пытались подбирать осколки разрушенной дружбы, терпя боль от оставленных этими осколками порезов. Но нет же, вот он: курит посреди ночи на старой набережной, мерзнет и хмуро думает о вещах — и о девушке — которые вообще не должны его волновать. Эти его мрачные мысли вдруг прервал резко раздавшийся неподалеку рев мотора. Кого еще могло принести сюда таким холодным вечером? Впрочем, не его дело. Кейске затушил сигарету и уже собирался идти назад к своему мотоциклу, когда его внимание привлекли новые звуки. Он замер и прислушался. Сдавленные возгласы и глухие звуки ударов не оставляли сомнений: там, с противоположной стороны перекрывающих набережную контейнеров, шла драка. Ноги сами понесли его в том направлении, опередив пытавшуюся остановить их голову. Разумнее всего было бы не обращать внимания, сесть на мотоцикл и уехать домой. Но слова «разумнее» и «Баджи Кейске» никто и никогда не упоминал в одном предложении. Там кто-то дрался, а Кейске был патологически не способен пройти мимо мордобоя. И поэтому сейчас он, оставаясь в тени громадных контейнеров, осторожно подошел к месту действий. Открывшаяся ему картина заставила слегка отъехать вниз его челюсть. Двое мудаков из Кровавой Зари сражались с невысоким пареньком в черной одежде с натянутым на голову капюшоном. Он выглядел почти хрупким на их фоне, и Кейске поморщился, глядя, как высокий черноволосый громила со всей силы врезает ему кулаком в живот, пока его бритоголовый кореш держит паренька за горло. Лицо Кейске исказилось в гневной гримасе. Он давно знал, что в Кровавой Заре все были первоклассными отморозками, но от этого зрелище не стало менее мерзким. Баджи не собирался просто стоять и смотреть, как эти два урода убьют здесь этого мелкого пацаненка. Кейске натянул на голову капюшон куртки — пусть он и был безрассудным, но все же не идиотом, и прекрасно понимал, что нельзя позволить этим двоим узнать его, тем самым дав Кровавой Заре дополнительный повод, чтобы напасть на Тосву — и решительно двинулся к ним, держась прикрытия, которое создавали контейнеры. Верзилы из Кровавой Зари были слишком заняты своей жертвой, поэтому ни один из них не заметил Кейске, когда тот вышел из тени грузовых боксов. Когда занесенная для мощного удара рука темноволосого понеслась к голове едва стоящего на ногах паренька, Кейске резко шагнул к ним, грубо перехватывая эту руку в полете. Все трое в явном изумлении уставились на него, а Кейске ухмыльнулся под низко надвинутым на лицо капюшоном и опасным голосом протянул: — Двое на одного, не слишком честно, мужики. Давайте-ка я помогу вам сравнять счет. — Иди нахуй отсюда, пока кости целы, — прорычал в его сторону темноволосый. Кейске пожал плечами и вместо ответа резко выкрутил его руку. Затем с размаху въехал ему кулаком в живот и, когда тот ожидаемо согнулся пополам, встретил его рожу своим коленом. Краем глаза Баджи видел, что спасенный им паренек уже вывернулся из хватки бритоголового. За тот короткий миг, что Кейске смотрел на них, пацан успел ударом ноги, достойным самого Майки, вломить противнику в голову. Кейске невольно вытаращился на него, впечатленный увиденным, и тут же поплатился за свою невнимательность: темноволосый умудрился врезать ему, и удар пришелся прямо в висок. По инерции от удара отступив на пару шагов, Кейске вновь сосредоточился на своем противнике. Потом будет время разобраться и узнать, кому он сейчас помогает и откуда пацаненок знает такие приемы. Он заблокировал следующий удар и ответил собственным — локтем в солнечное сплетение (Мицуя любил хвастать, что это он придумал бить именно туда, а не просто в живот, чтобы сделать удар более эффективным), и познакомил его нос со своим вторым коленом, когда тот согнулся, с хрипом пытаясь вдохнуть. Кровь брызнула из сломанного носа, но Баджи не дал ему времени на передышку, тут же добавив еще один удар локтем, на сей раз в основание шеи. Темноволосый свалился, харкая кровью, и Кейске не сводил с него взгляда, готовый к любому подвоху. Но у его противника, похоже, были другие планы, потому что, с трудом поднявшись на ноги, он со всей доступной ему скоростью поковылял к стоящему неподалеку байку, шатаясь, будто пьяный. Кейске не стал его останавливать, презрительно провожая взглядом с ревом покидающий пристань мотоцикл. Урод, трусливо свалил и даже кореша своего бросил. Кстати, о нем… Кейске развернулся ко второй паре дерущихся и остолбенел от увиденного. Этот мелкий дрыщ в черном сидел сверху на бритоголовом и методично расквашивал его лицо, будто грушу для битья. Из его скрытого черной маской рта вырывались почти животные хрипы, пока его рука с обмотанными вокруг костяшек окровавленными спортивными бинтами яростно поднималась и опускалась на разбитое, измазанное кровью лицо внизу с неприятным хлюпающим звуком, снова, и снова, и снова. Бритоголовый уже даже не сопротивлялся, и перед глазами Кейске вдруг мелькнули очень неприятные воспоминания о его собственном кулаке, с силой методично врезавшемся в лицо почти потерявшего сознание Чифую, а затем этот флешбек сменился другим, в котором уже Майки, весь покрытый свежей кровью, измазавшей даже его светлые волосы, с омертвевшим пустым взглядом разбивал лицо лежащего под ним Казуторы. Он же его убьет такими темпами. Тихо матерясь себе под нос, Кейске побежал к ним и перехватил занесенную для нового удара руку. Кому он помог вообще в этой драке? Может, этого парня на самом деле было, за что пиздить? Баджи ухватил сопротивляющегося паренька и за вторую руку, с силой стаскивая с булькающего кровью бритоголового. — Эй, ты же его убьешь сейчас, придурок! — гаркнул Кейске, пытаясь удержать беснующегося в его руках низкорослого демона. Пацан рычал, будто дикое животное, с удивительной для такого дрыща силой вырываясь из хватки Кейске, и тому приходилось прикладывать все усилия, чтобы удержать его. Да он совсем псих отбитый! Бритоголовый тем временем уже умудрился подняться на разъезжающиеся ноги и, шатаясь, сбежать в темноту, а парень, которого держал Кейске, вдруг глухо и совершенно безумно взвыл, переставая вырываться из его хватки, и от этого звука Баджи нехило так покоробило. Что-то упало на землю, издав звонкий металлический лязг, и Кейске опустил голову. И с изумлением уставился на лежащий на асфальте небольшой карманный нож. Это только что выпало из кармана этого парня? Баджи рефлекторно разжал пальцы, и пацан отскочил от него, развернулся к нему лицом, низко наклоняя скрытую капюшоном голову и весь дрожа. Шестеренки с дикой скоростью завертелись в голове Кейске, складывая в цельную картину все увиденное. Цельная картина была похожа на полный пиздец: имелся один буйный дрыщ, только что дравшийся с двумя членами Кровавой Зари и едва насмерть не забивший одного из них; так же имелся один нож, выпавший из кармана упомянутого дрыща. Уж не этим ли ножиком стоящий перед ним псих вырезал эмблемы Кровавой Зари на ее людях? Неужели Кейске сейчас, сам того не подозревая, нашел того самого призрачного Одинокого Мстителя, который скрылся даже от радара Аримы? Если так, то отпускать его нельзя. Кейске готов был вырубить его и притащить его бессознательную худосочную тушку к Майки, чтобы они могли допросить его и понять, что со всем этим пиздецом делать дальше. — Слушай, ты… — начал было Кейске, но парень не дал ему договорить. Он с хриплым рычанием бросился на него, и Баджи еле успел увернуться от его удара. Отработанным за годы использования движением, Кейске перехватил его неожиданно тонкую руку под широким рукавом кофты, и ухватил за шею, пытаясь нагнуть его, чтобы взять в локтевой захват. Наверное, он слишком сильно потянул за кофту, потому что капюшон внезапно съехал с его головы. И Кейске остолбенел, потеряв весь контроль над своими конечностями. Противник угрем вывернулся из его ослабевшей хватки и отскочил на шаг, поднес руку к лицу и раздраженно сорвал черную маску, открывая измазанные в крови рот и подбородок. Если у Кейске еще оставалась какая-то надежда на то, что он дико обознался, то теперь она лопнула, как мыльный пузырь. Выпучив глаза, Кейске в немом шоке таращился на искаженное яростью окровавленное лицо Такаги Рейи. Она стояла напротив, дрожа так сильно, что это походило на судороги; короткие черные волосы взъерошены и стоят торчком, кровь струится из разбитой губы и из носа, руки перемотаны окровавленными бинтами, лицо бледное и дикое, а зеленые глаза совершенно, пугающе безумные. — Ты дал им уйти! — взревела Рейя не своим голосом. — Такаги, какого… — Кейске не успел закончить, потому что она с яростным воплем бросилась на него, и ему пришлось все внимание и силы сосредоточить на том, чтобы отбивать ее пугающе сильные удары. Он знал, что ее не просто так взяли работать вышибалой в баре, но мать вашу, Такаги была просто охренительно сильной. — Да подожди ты! — крикнул Кейске, блокируя ее удары. Она с рычанием размахнулась ногой и ударила его в колено. Всю ногу прострелило адской болью, и Баджи, взвыв, рухнул на землю. Вот же бешеная сучка, да какого ж хера она вытворяет?! Рефлекторно, он ухватился за ее черный худи, утаскивая ее за собой, и, когда она дернулась в сторону, змейка молнии вдруг поехала вниз, обнажая надетую под кофтой серую майку. И вся злость вдруг схлынула, оставив после себя лишь горький привкус во рту. Взгляд Кейске неотрывно приковал к себе гладкий круглый шрам под ее левой ключицей, хорошо видимый над вырезом майки. Пораженный, он смотрел на этот такой маленький и такой страшный шрам, потому что понимал его происхождение. Это было пулевое ранение. Кто-то выстрелил ей в грудь и, судя по тому, как выглядел шрам, это случилось не больше нескольких месяцев назад. В голове Кейске вдруг отчетливо раздался голос Такемичи: «Что, если это чья-то месть?». Да, они в шутку звали охотящегося на КроЗу чувака «Одиноким Мстителем», но это было всего лишь зацепившееся прозвище, чтобы хоть как-то его называть. Неужели мелкий плакса действительно оказался прав?.. Голова ушедшего в свои шокированные мысли Кейске взорвалась болью, потому что именно в этот момент Такаги, стоящая над ним, припав на одно колено, выписала ему такой сильный удар, что на миг ему показалось, будто он даже услышал треск кости в скуле. Она снова занесла окровавленную руку, дыша тяжело и с хрипом, а Кейске просто смотрел на нее во все глаза, не защищаясь, не сопротивляясь. На ее измазанном кровью бледном лице маской застыло выражение ярости, а под ней — боли, такой глубокой, что Кейске почти почувствовал ее горечью на корне языка. — Защищайся, мать твою! — крикнула Такаги высоким, прерывающимся голосом. Ее рука вся тряслась, пальцы, сжатые в окровавленный кулак, ходили ходуном. Из глаз, в темноте растерявших всю свою зелень, вдруг обильно заструились слезы, прокладывая мутные дорожки сквозь кровь на ее лице. И в этот момент Кейске вдруг понял, наверняка и полностью: с этой девушкой случилось что-то ужасное. Он не отводил взгляда, твердо глядя в эти мерцающие, полные агонии глаза. — Защищайся, Баджи, — хрипло всхлипнула девушка. Вместо ответа Кейске медленно и очень осторожно, будто приближался к загнанному в угол испуганному дикому животному, протянул руку и накрыл ладонью ее дрожащий, побелевший под всей этой кровью, кулак. Ее губы раскрылись, приподнимаясь над окровавленными зубами в отчаянном, болезненном оскале, так не вязавшемся с текущими по ее щекам слезами. — Рейя, — тихо позвал Кейске, впервые называя ее по имени, ища в ее глазах тень той девушки, что учила его геометрии и рисковала жизнью ради попавшей под машину кошки. И при звуке ее имени что-то действительно дрогнуло в ее глазах. Зрачки расширились, все лицо жалко искривилось в рвущемся наружу рыдании, которое она явно пыталась затолкать вглубь себя — и не могла. Рейя всхлипнула раз, другой — рвано, мучительно — и от этих звуков что-то болезненно оборвалось у Кейске внутри. Он никогда не умел утешать, никогда не знал, какие слова подобрать для экстремальных ситуаций, вроде этой. Кейске всегда был человеком действия. Поэтому и сейчас он сделал единственное, до чего смог додуматься — потянул ее к себе за этот кулак, который сжимал в своей ладони. Рейя рухнула на него, будто все силы разом покинули ее тело. Она вся сотрясалась от глухих, сдавленных рыданий, которые пыталась заглушить, зарывшись лицом в его плечо, в отцовскую куртку, и Кейске просто держал ее, давая время выпустить из себя часть боли, которая так явно разрывала ее изнутри. Они просидели так какое-то время: прямо на земле, в темноте пустынной набережной, окруженные пятнами крови на асфальте. Понемногу, Такаги затихала в его руках, ее тело уже не тряслось так сильно. Кейске рассеянно поглаживал ее спину, спрашивая себя, как вообще он оказался в такой сумасшедшей ситуации, и почему именно у нее была во всем этом главная роль. Его потрясла до глубины души исходившая от нее боль, она была настолько плотной и ощутимой, что Кейске казалось, будто ее даже можно потрогать руками — и пораниться. Дыша тяжело и хрипло, Рейя глухо прошептала в его плечо: — Почему ты мне сдачи не давал, придурок? Кейске возмущенно фыркнул, опуская взгляд на ее темную макушку — все, что ему было видно с этого ракурса. — Я девушек не бью, говорил ведь уже, тупица. Она как-то смешно, и в то же время жалко, хрюкнула в его плечо, затем громко шмыгнула носом. Такаги снова начинала дрожать, но теперь уже, похоже, от холода и схлынувшего адреналина. — Давай, подъем, — сварливо буркнул Кейске, поднимаясь на ноги и увлекая ее за собой. — Я сейчас отвезу тебя домой, — и добавил непререкаемо: — И ты объяснишь мне все, что тут сейчас было. Рейя ничего не сказала в ответ, но и не сопротивлялась, когда он взял ее за руку и повел к припаркованному невдалеке мотоциклу; шла за ним, будто безвольная поломанная кукла. Кейске глубоко и тяжело вздохнул. Эта ночь обещала быть длинной.***
Баджи Кейске почти узнал ее секрет. Рейя сидела на диване в своей гостиной, смотрела, как Баджи деловито роется в ее аптечке, и думала о том, что ей действительно придется все ему рассказать. У нее не было сил изобретать ложь для него и, честно говоря, она не видела в этом смысла. Он уже и так застал ее за совершением вещей, которые очень сложно объяснить, если не сказать всю правду. Рейя не могла предугадать, какой будет его реакция, но, похоже, у нее не оставалось другого выбора, кроме как выяснить это опытным путем. Сейчас, при одном воспоминании о том, что произошло на набережной, Рейю охватывала неконтролируемая дрожь, а к горлу подкатывал комок нестерпимой тошноты. Она полностью потеряла контроль там, с этим бритоголовым парнем. Никогда до этого с ней не случалось ничего подобного. А потом напала на Баджи и на полном серьезе хотела причинить ему вред, совершенно помутившись в рассудке. Рейя хорошо помнила тот момент, когда внутри нее будто щелкнул выключатель, возвращая ее из пучины безумия, в которое она провалилась. Когда он позвал ее по имени. И это привело ее назад. Ее отрезвил звук ее имени на его губах, как бы сопливо это ни звучало. А потом были его крепкие руки на ее спине, и родной запах от отцовской куртки, разбавленный новым, незнакомым запахом, принадлежащим уже самому Баджи. И была боль, и было горе, и крушащая ее кости, перемалывающая в фарш ее душу, абсолютная, вселенская усталость. Рейя вздрогнула, выныривая из пучины своих мыслей, когда руки Баджи вдруг прикоснулись к ее лицу. Она даже не сразу поняла, что он просто вытирает влажным полотенцем кровь с ее кожи. Просто сидела, как истукан, и смотрела на него, разглядывала его сосредоточенное, хмурое лицо. Он собрал длинные густые волосы в хвост, возле ушей выбивалось несколько прядей, но его угловатое лицо было полностью открыто. И Рейя смотрела: разглядывала ссадину с наливающимся синяком на скуле — от ее руки. Она не должна была его бить. Но ударила, и готова была ударить еще сильнее. Потому что потеряла контроль так сильно, как не теряла никогда в жизни. Новая волна тошноты подкатила к горлу, и Рейя не могла сказать, тошнит ли ее от всего пережитого, или от самой себя. Она вдруг спросила себя, что сказал бы папа, узнай он, чем она занималась эти два месяца. И с болью подумала, что он не одобрил бы ее действия. Совсем не одобрил бы. Пальцы Баджи аккуратно прикасались к ее коже, с заботой, которой она не заслуживала, вытирали кровь; его бледные губы были недовольно поджаты, а карие глаза хмуро оглядывали ее лицо, оценивая нанесенный ущерб. Под его мрачным взглядом Рейя аккуратно коснулась языком ранки на губе, и глаза Баджи ухватились за это движение, так и оставшись прикованными к ее рту. Затем он облизнул собственные губы и тихо произнес: — Это ты охотишься на членов Кровавой Зари и вырезаешь у них на руках их эмблему? Молчание Рейи, должно быть, все сказало ему и без слов. Он кивнул, будто бы своим мыслям, и вытер руки об уже покрытое алыми пятнами полотенце, которым стирал кровь с ее лица. Рейя с трудом сглотнула, не в силах посмотреть в его глаза. Поэтому она разглядывала его руки, цепляясь взглядом за сбитые костяшки на правой. — Насколько давнее это ранение? Рейя помедлила с ответом, переводя взгляд на комод, остановила его на стоящей там их с отцом фотографии. Смотрела несколько секунд на этот драгоценный осколок ее жизни. Она хорошо поняла, о чем он спрашивает. Машинально подняла руку и прикрыла шрам под ключицей, хоть Баджи и так уже его увидел, защитным движением натянула на него ткань расстегнутого худи. — Три месяца, — хрипло прошептала она, все так же глядя на фотографию, а не на парня напротив нее. Баджи помолчал. Смочил в антисептике ватный диск и поднес к лицу Рейи, очень осторожно прикасаясь к ссадинам, затем к ранке на рассеченной губе. Его движения были заученными и точными, как будто обрабатывать раны было для него обычным делом. «Да оно, скорее всего, так и есть», подумала Рейя. Он не задавал новых вопросов, несмотря на то, что на набережной пригрозил выведать у нее все. Что он задумал? Рейя не могла заставить себя открыть рот. Слова не шли. Она не знала, как рассказать ему, как превратить в слова те страх, боль и ярость, что ядовитой змеей жили в ее душе все эти три месяца и каждый день жалили ее, без устали жалили-жалили-жалили. — Тот шрам у меня на спине, — вдруг тихо сказал Баджи, не отрываясь от своего занятия. — Знаешь, ему тоже три месяца. Меня тогда ударил ножом в спину человек, бывший когда-то моим лучшим другом. Я уже говорил тебе. И если бы я умер тогда от этой раны, другой мой лучший друг, парень, которого я знаю в буквальном смысле с пеленок, убил бы его, чтобы отомстить за меня. И их жизни были бы окончательно сломаны. Именно поэтому я… — голос Баджи сошел на нет. Рассеянно, будто погрузившись в воспоминания, он прикоснулся к животу, к тому месту, где под его черным свитером скрывался шрам от ножевого ранения, которое он нанес себе сам. — Я думал, что это было единственным выходом, единственным верным решением. Что так я уберегу своего друга от страшного поступка, который он готов был совершить, а бывшего друга уберегу от смерти. Что, отдав свою жизнь, я смогу спасти их обоих. Я был уверен, что моя жертва будет оправдана. Но потом, очнувшись после месяца комы, и увидев маму, увидев лица моих друзей, я кое-что понял. Сейчас, когда я все еще здесь, и могу взглянуть в их глаза, я понимаю, как сильно ошибался. Их обоих спасла моя жизнь, в то время как моя смерть стала бы началом их конца. Я думал, что был прав, но на самом деле в тот день я едва не совершил самую страшную ошибку. — Он помолчал, а затем перевел на Рейю тяжелый пронизывающий взгляд. — Докажи мне, что ты не ошибаешься, делая то, что делаешь. Рейя неотрывно глядела в его серьезные глаза, вдруг осознав одну вещь. Баджи специально рассказал сейчас все это. Специально заговорил первый, открывая свою душу, чтобы подтолкнуть ее, чтобы подать ей пример, рассказав о болезненных событиях его прошлого, о его глубоко личных переживаниях. Пересохшие, израненные губы Рейи приоткрылись. Баджи не отпускал ее взгляд; будто загипнотизированная, она смотрела в его глаза и, наверное, именно это помогло первым словам пробиться сквозь преграду ее страха. И как только эти первые слова сорвались с ее губ, Рейя вдруг поняла, что уже не может остановиться, даже если захочет. И она говорила. Говорила о страшном вечере в парке, когда обозленный янки выстрелил в ее отца и выпустил пулю ей в грудь. Говорила о невыносимом месяце в больнице и опустевшей квартире, опустевшем мире, опустевшей жизни. Говорила об отце, который остался жив, но ее жизнь все равно покинул. Говорила о татуировке и шраме на руке — единственной зацепке в ее отчаянной, опасной миссии. Баджи не перебивал ее, давая излить до конца душившие ее гнев, и страх, и отчаяние. И Рейя чувствовала, что вместе со словами из нее выходит ужасное напряжение этого дня, как инфекция, покидающая воспаленную рану. Когда она замолчала, Баджи ничего не сказал, только кивнул головой. Потом поднялся и все так же молча взял ее за руку, потянул с дивана. Опустошенная своей исповедью и уставшая, Рейя позволила ему увести себя в ванную. Там, увидев свое отражение в зеркале, она споткнулась, на миг оцепенев. Кто эта девушка, глядящая на нее из отражения? С избитым лицом, с кровью на руках, с потерянным взглядом. Еще две недели назад она скорее умерла бы, чем позволила хоть кому-то, а тем более Баджи, стать свидетелем такой ее слабости. Только вот Кейске вовсе не видел в ней этой слабости. Он умудрился сохранить непроницаемое лицо, но ее рассказ потряс его. Пока Рейя говорила, обрывки воспоминаний и догадок сталкивались в его голове, безошибочно дополняя друг друга и собираясь в теперь такой понятный ему пазл. Такаги Рейя была тем человеком, что охотился на Кровавую Зарю, и ее мотивом действительно была месть. Она была вчера в больнице, потому что у отца случился приступ, и Кейске с отвращением и стыдом понял, что это про ее отца говорили вчера врачи в больнице, и это о нем они с Майки, как последние долбоебы, строили свои дурацкие теории. Вот, откуда шла ее слепая неприязнь к токийским бандам. Он даже понимал теперь ее странный интерес ко всем этим книгам с мозгами. А еще Кейске понимал ее желание отомстить. Он понимал, что Рейя тонула в океане бессилия и беспомощности перед обрушившейся на нее трагедией, и решила ухватиться за единственное, что еще оставалось в ее власти — месть. Как понимал и то, насколько опасной и разрушительной была ее затея. Рейя стояла перед ним, смотрела в зеркало стеклянным остановившимся взглядом, и казалась такой хрупкой. С трудом верилось, что не больше часа назад эта маленькая девушка с одного удара свалила крупного парня и едва не забила его до смерти. Если она продолжит в таком духе, то может очень плохо закончить, и он не имел в виду физический вред. Кейске не хотел этого для нее. Двигаясь все так же медленно и осторожно, он взял ее руки в свои и стал аккуратно разматывать окровавленные спортивные бинты на ее костяшках. Ее холодные пальцы были в крови, она забилась ржавчиной под ее обломанные ногти. Тонкие исцарапанные пальцы все еще слабо подрагивали в его руках. — И ты все это время искала его только по татуировке? — спросил он, отбрасывая в стоящую под раковиной урну испорченный бинт, и принимаясь за ее вторую руку. Глаза Рейи были опущены вниз, взгляд отрешенно следил за его руками, разматывающими второй бинт. — И шраму, — едва слышным голосом добавила она. — Татуировка перекрывала шрам на его руке. Это все, что я смогла разглядеть той ночью. — Рейя помолчала, закусывая разбитую губу и даже не морщась, хотя Кейске знал, что это должно быть больно. — Сегодня, у этого парня тоже была такая татуировка. Я на миг подумала, что… — она мотнула головой и замолчала. Кейске вздохнул. Он выбросил в урну второй бинт и подтянул ее к раковине, включил воду, после чего подставил ее руки под теплую струю. Вода ржавыми ручейками потекла в сливное отверстие. — Что ты сделаешь, когда найдешь его? — тихо спросил он, внимательно глядя в ее лицо. Рейя на него не смотрела, зачарованно наблюдая за водой, смывающей кровь с ее рук. Мелко, дерганно пожала плечами. — Я просто хочу, чтобы он больше никому не смог навредить. — Собираешься избить его и сдать в полицию? — осторожно спросил Кейске. Он хмуро наблюдал за едва заметными изменениями в выражении ее лица и видел, как оно стало на миг жестким, почти жестоким, как с силой сжались ее челюсти. — Обращаться в полицию нет смысла. Я уже это проходила, — резко, с неожиданной злобой ответила Рейя. — Кровавая Заря держит их под собой. Кейске поджал губы, все еще пристально вглядываясь в ее лицо. Рейя упрямо не встречалась с ним взглядом. Он выключил воду и дал ей чистое полотенце. Глядя, как она рассеянно вытирает руки, Кейске чувствовал, как неприятно засосало у него под ложечкой. Он видел уже эту ярость и глухое к словам разума целеустремление однажды, на лице Казуторы. Выражение лица человека, отчаявшегося настолько, что готов был отнять чью-то жизнь. Но он не хотел верить, что Рейя ушла так глубоко в эту тьму. — Но тогда что? — тихо спросил он, внимательно наблюдая за ней. Рейя молчала. А ведь и правда, что тогда? Она нахмурилась. Рейя только сегодня поняла, что все это время ее мысли не шли дальше желания отыскать его. Но что она сделает, когда найдет? Там, на набережной, этот вопрос впервые всплыл в ее голове, когда она увидела татуировку на руке Маэды, когда подумала, что сегодня именно тот день. Что она сделает с ним, когда разыщет? Сдавать его полиции было бессмысленно. Она могла избить его до потери сознания, но он оправился бы, и тогда ничто не помешало бы ему и дальше разрушать чужие жизни. Тогда… что ей оставалось? На что она была готова? И уже то, что она вообще задавала себе этот вопрос, вдруг повергло Рейю в немой ужас. Она вновь посмотрела в зеркало, с неожиданным страхом спрашивая себя, кто смотрит на нее из этого отражения. Рейя не была уверена, что знает эту девушку. Не была уверена, что хочет ее знать. — Знаешь, мы основали Тосву вшестером, когда нам было по двенадцать-тринадцать лет, — вдруг тихо сказал Баджи. Он присел на край ванны и опустил голову; собранные в хвост волосы скользнули по его плечу, свешиваясь вниз. — Выбрали Майки нашим командиром. Он мог казаться такой потерей, с самых пеленок, но мы все готовы были идти за ним, потому что знали, что ради нас он готов на все. Мы были такими мелкими, беспечными и самонадеянными, собирались стать королями новой эпохи. Все пошло под откос в тот день, когда Казутора подбил меня украсть мотоцикл, чтобы подарить Майки на день рождения. Он так хотел сделать ему незабываемый подарок. Ночью мы пробрались в магазин, но нас застукал его хозяин. Вернее, меня. И тогда Казутора ударил его по голове, чтобы отвлечь от меня, потому что мы всегда стояли друг за друга горой. Но не рассчитал силу. Мы не знали, что это магазин брата Майки, когда вломились туда. И Шиничиро умер. Казутора убил брата нашего друга, из-за меня, а я не смог его остановить. — Рейя глядела на него расширенными глазами, потрясенная рассказом, а еще больше — тем, что Баджи почему-то решился поделиться этим с ней. А он, тем временем, продолжал: — Меня оправдали, а Казутора несколько лет провел в исправительной колонии. Это было непредумышленное убийство, но его котелок после этого очень сильно потек, не выдержал обрушившегося на него чувства вины. Знаешь, чем это все закончилось? — Баджи поднял голову и прямо посмотрел в ее глаза. Не в силах отвести взгляд, потрясенная, Рейя послушно покачала головой. — Тем, что Казутора ебнул меня ножом в спину. А потом Майки почти убил его за это. А потом я всадил себе нож в живот. — Он помолчал, облизнул губы. — Отнятие чужой жизни, будь оно непредумышленным или ради мести, приводит лишь к одному: к разрушению. Тебя самого и всех вокруг. Рейя чувствовала, как снова щиплет в глазах и в носу. Баджи понял ее мысли, несмотря на то, что она не произнесла ни слова. Она не хотела снова плакать, но его слова очень сильно ударили ее. Рейя чувствовала отвращение к себе, потому что она действительно в какой-то момент всерьез обдумывала возможность убить своего врага. Она знала, что ее отец имел за плечами свой собственный счет отнятых жизней. И в какой-то момент даже почти убедила себя, что он понял бы такой ее поступок. Но сейчас Рейя отчетливо понимала, какую боль и разочарование принесла бы отцу, решись она на это. Папа знал тьму человеческую и всеми силами старался оградить от нее дочь, показать ей ценность любой жизни. Она плохо отплатила бы ему, разом перечеркнув все его уроки. Но в таком случае… тогда… тогда… — Я не знаю, что мне делать, — разбито прошептала Рейя. Силы вдруг разом покинули ее. Она внезапно с новой силой прочувствовала все перенесенные побои: губа и лицо саднили, а в животе разливалась тупая боль. Что ей теперь делать? Она не могла убить своего врага, не могла, но тогда что ей оставалось? У нее была цель: найти того парня и отомстить ему. Но теперь оказывалось, что она не знает, как это сделать. И внутри нее от этого образовалась ужасная, зияющая дыра, распахнутая, будто пасть ненасытного чудовища, и затягивающая, затягивающая в себя все ее мысли и чувства. Будто почувствовав, что она еле держится на ногах, Баджи поднялся, взял ее за плечи и осторожно усадил на бортик ванной, где до этого сидел сам. — Зато я знаю, — уверенно сказал он, и Рейя подняла на него опустошенный, измученный взгляд. Он сложил руки на груди, серьезно глядя на нее из-под нахмуренных бровей. — Мы поможем тебе. — Мы? — непонимающе переспросила Рейя. — Тосва, — ответил Баджи, как само собой разумеющееся, и брови Рейи скептически взлетели на лоб, но он не дал ей возразить: — Не знаю, в курсе ли ты, но этот твой единоличный крестовый поход навел немало суеты. Кровавая Заря стоит на ушах и обвиняет Тосву в нападении на своих людей. Рейя почувствовала, как ее глаза вылезают из орбит. Кровавая Заря обвиняет Тосву? Но как же это, ведь они вообще никакого отношения… Она помотала головой, пытаясь собрать в кучу разбегающиеся мысли. — Баджи, я… не знала об этом. Почему они… — Это не так уж важно, на самом деле, — перебил ее Баджи. — КроЗа давно ищет повод развязать с нами войну. Не думаю, что они действительно считают, будто мы имеем какое-то отношение ко всему этому, но цепляются за эту возможность поднять шумиху и спровоцировать нас. Война между Тосвой и Кровавой Зарей назревает уже какое-то время и, рано или поздно, все равно случится. Твои действия просто удачно подвернулись им под руку. — Твою мать, — тихо пробормотала Рейя, устало закрывая лицо руками. Выходит, она не только не добилась своей справедливости, но еще и подставила Баджи и его ребят, сама того не зная? — Мы искали тебя, — вдруг сказал Баджи, и она отняла руки от лица, удивленно глядя на него. Он встряхнул головой, закатывая глаза, и поправил сам себя: — Ну, вернее, не именно тебя, а того парня, что охотится на Зарю. Которым оказалась ты. — И зачем вы меня — его — искали? — осторожно уточнила Рейя. — Чтобы выяснить мотивы и понять, какую тактику нам использовать в этой ситуации. — Баджи вдруг широко ухмыльнулся, открывая острые клыки. — Еще думали завербовать тебя к нам. Рейя с сомнением хмыкнула. — Короче, завтра ты с нами встречаешься, и мы обговорим это дело, — решительно объявил Баджи. Рейя в панике уставилась на него. Ей совсем не улыбалась перспектива оказаться в логове банды, которая оказалась на пороге войны, и в этом отчасти была ее вина. Баджи будто прочитал ее мысли, потому что поспешно добавил: — Я не имею в виду всю Тосву, а только ее верхушку. Нам нужно все обсудить и решить, что делать дальше и как помочь тебе. — Oн предупреждающе ткнул в нее пальцем. — Возражения не принимаются. Рейя устало кивнула. Сил возражать у нее и не было. Она зашла в тупик и, возможно, принять помощь от Тосвы действительно было самым разумным решением на данный момент. А может, это было самым глупым решением. Рейя не знала. Рейя дико хотела спать и уже с трудом соображала. Не услышав от нее возражений, Баджи с тихим хлопком сомкнул ладони, кивнул сам себе, и развернулся, чтобы выйти из ванной. — Вот и заебись. Мне нужно домой, а тебе нужно проспаться. — Рейя машинально поплелась из ванной следом за ним и наблюдала, как он вновь надевает куртку ее отца и обувается, пытаясь отделаться от Артемиса, который лез ему под руки. — Завтра в час дня возле храма Мусаши. Не опаздывай. — И тихо добавил, будто говоря сам с собой: — Они охуеют, когда узнают, что я нашел Одинокого Мстителя. — Одинокого Мстителя? — хрюкнула от смеха Рейя. — Тебе сколько лет? — Заткнись, — беззлобно огрызнулся Баджи. — Это не я тебя так назвал. А теперь вали спать, и если завтра не придешь, то имей в виду, я знаю, где ты живешь, и сам за тобой приеду. — Да приду я, приду, — устало пообещала Рейя. Уже в дверях Баджи вдруг остановился и серьезно посмотрел на нее. — Мы что-нибудь придумаем, Такаги, — тихо сказал он. Рейя сглотнула, отводя взгляд, и несколько раз кивнула. Закрыла за Баджи дверь и привалилась к ней, чувствуя, как тысячелетняя усталость тяжелым грузом опускается на ее измученные плечи. Артемис подошел и уперся передними лапами в ее ногу, призывно мяукнув. Рейя наклонилась, взяла его на руки и понесла на кухню, чтобы там обновить его миску с кормом. После, глядя на увлеченно жующего кота, она сидела рядом с ним на полу и думала о том, как странно закончился этот день. С этой мыслью, Рейя поднялась на ноги, прошла в свою комнату и, не раздеваясь, рухнула на кровать. Ей действительно нужно было выспаться, потому что она подозревала, что знакомство с верхушкой Тосвы отнимет много ее сил.