Scar Tissue

— Казутора, открой дверь! Я знаю, что ты дома. Эй, я слышу, как ты там ходишь, вообще-то! Изуми шумно и недовольно вздохнула, помахивая рукой, костяшки на которой уже начинали побаливать от того, как долго она стучит в эту дурацкую дверь. В захламленный коридор как раз в этот момент неровной походкой вырулил с лестничной клетки какой-то дед, удивленно смерил Изуми мутными закисшими глазами и, пробормотав что-то нелицеприятное себе под нос, с трудом ввалился в одну из соседних квартир, не с первой попытки вписавшись в дверной проем и распространяя на весь коридор ядреный запах перегара. Очаровательно. Изуми поморщилась, махая ладонью перед носом. Упрямая дверь перед этим самым носом оставалась закрытой. Зато хозяин квартиры за упрямой дверью неожиданно решил все же подать голос. Голос, кстати, был донельзя угрюмый и сердитый. — Нет здесь никакого Казуторы, только подопытный кролик! — Будь яд, которым сочился его тон, настоящим, Изуми уже прощалась бы с жизнью в страшных муках. А так она попрощалась лишь со своим выходным, судя по всему, впустую растраченным на эту злобную принцессу, запершуюся в своей хилой башне, дурным характером давая фору даже дракону. — Я люблю кроликов, они милые, — сахарным голоском сообщила Изуми и могла поклясться, что расслышала возмущенное фырканье за дверью. Давя очередной тяжкий вздох, девушка развернулась и грузно прислонилась к двери спиной. Новость о том, что Изуми учится на психолога, Казутора воспринял… «не очень хорошо» — пожалуй, самое тактичное определение. Это произошло случайно, да еще и в очень неподходящее время. Ханемия пришел в больницу проведать отдыхающего там после пулевого ранения Баджи как раз в тот день, когда Изуми с другими ее однокурсниками вынуждена была таскаться по клинике следом за своим профессором, пафосно и громогласно читавшим лекцию по нейропсихиатрии. Конечно же, Казутора наткнулся на них и быстро сложил два плюс два: до этого озвученное Изуми «моя мама работает в этой больнице» логично преобразилось во вполне недвусмысленное «я — будущий психотерапевт и прохожу здесь практику». В дубовой голове Казуторы это равнялось тому, что для Изуми он был ничем иным, кроме как учебным экспериментом. Возмущенный и оскорбленный, он взялся ее игнорировать, и в итоге все пришло к этому: Изуми в свой выходной барабанит в его хлипкую дверь, пока этот дурак обиженно окопался в своей дешевой квартирке, будто та была бункером, а Изуми — радиоактивным апокалипсисом. Да, может быть, изначально Изуми и согласилась встретиться с ним потому, что ее об этом попросила Рейя. Но первый же разговор с ним полностью поменял ситуацию. С учебой у Изуми было нечто подобное. Мать так хотела, чтобы дочка пошла по ее стопам. И Изуми едва не подорвала здоровье, усердно занимаясь, чтобы поступить на факультет психологии с единственной целью: доказать матери, что ничего не выйдет. Дурацкая мотивация, Изуми не могла с этим поспорить, но ее чувство логики с детства прихрамывало, так что уж как есть. А дальше случилось незапланированное. Изуми внезапно поняла, что ей до одурения нравится копаться в сломанных человеческих мозгах. Неловко как-то получалось. И вся ее стратегия противостояния матери неожиданно лопнула с громким неприличным пшиком. А на смену старой цели пришла новая: доказать матери, что Изуми способна работать по совершенно другим, неортодоксальным методам, в корне отличавшимся от профессионального стиля родительницы — и добиться успеха. Изуми была, наверное, самой эксцентричной студенткой и самой большой головной болью преподавателей на своем курсе, если не на всем потоке, однако, ее потуги все же приносили свои плоды, даже когда этого никто не ждал. А Казутора был… сложным. И интересным. Он был вызовом. А еще он был парнем, которому ей хотелось помочь. По-человечески помочь, а не по-психологически. Хотелось узнать, как выглядит его искренняя улыбка. И она не собиралась так просто сдаваться и позволить ему отгородиться от нее, закрывшись обиженным моллюском в раковине. Изуми знала толк в том, как открывать самые тугие раковины. Да и в конце концов, входная дверь его личной «ракушки» выглядела весьма хилой. Это на тот случай, если Изуми вконец надоест торчать у него на пороге. Но, наверное, стоит дать ему еще немного времени на то, чтобы созреть добровольно впустить ее. С протяжным вздохом Изуми уселась прямо на пол, вытянула перед собой ноги в ярко-красных лосинах и тяжелых черных ботинках, и прислонилась спиной к его двери. Что-то ей подсказывало, что она тут надолго. Громкий лай заставил девушку подскочить на месте и с перепугу хорошенько треснуться затылком в уже ставшую милой ее сердцу дверь. А через миг в коридор выскочил и сам обладатель звонкого лая — взбудораженный бежевый лабрадор, который с энтузиазмом подскочил к сидящей на полу Изуми, пытаясь одновременно обнюхать и лизнуть ее. Девушка засмеялась, отталкивая морду любвеобильного пса, и не забывая при этом почесать его за ухом. — Баки, фу! — пропищал тоненький голосок позади собаки и, выглянув из-за подпрыгивающего на месте лабрадора, Изуми увидела мальчика лет семи, глядящего на нее вытаращенными голубыми глазенками. Девушка улыбнулась и помахала ребенку, одновременно отпихивая вновь пытающегося лизнуть ее пса. — Тетенька, а вам плохо? — ни с того ни с сего поинтересовалось дите. — Сам ты тетенька. — Изуми показала пацаненку язык. Ей только месяц назад исполнилось девятнадцать, нечего ей тут «тетенькать». А дитенок, похоже, от ее ответа сломался, потому что вытаращил на нее глазищи пуще прежнего и завис, ничего не отвечая. В этот же момент из квартиры в конце коридора появилась уставшего вида маленькая женщина — видимо, мама ребенка и лабрадора. Покосилась на Изуми с подозрительным прищуром и поспешно подошла, ухватила мальчика за руку и потянула за собой. Пес бодро поскакал следом. — Мамочка, а эта тетенька сказала, что я сам тетенька, — тут же наябедничал пацаненок. — Пошли, Юки, сколько раз говорила, не заговаривай с незнакомыми, — и совсем тихо добавила: — Может, наркоманка какая-то, или из этих, бандюганов. — Не беспокойтесь, я нормальная! — вежливо покричала им вслед Изуми, затем фыркнула и разочарованно покачала головой. Подумаешь, ну сидит на полу под дверью девушка в красных лосинах и желтом пуховике, подумаешь, ну волосы синего цвета — все же не повод наркоманкой обзывать. Или бандюганкой. Эта дамочка вообще в курсе, что ее сосед по этажу как раз и есть один из тех самых так пугающих ее бандюганов? По крайней мере, был им совсем недавно. Изуми рассчитывала посидеть тут совсем немного, но даже не заметила, как ее коварно сморил сон. Пробуждение зато оказалось бодрящим: дверь, к которой она так беспечно прислонялась, внезапно открылась, и Изуми с тихим писком завалилась на спину, прямо под ноги ошарашенному Казуторе, явно не готовому к такому повороту событий. Он, должно быть, купился на тишину с той стороны двери и убедил себя, что Изуми давно ушла. Ну, сюрприз, что ли. — Ну привет, затворник, — расплылась в улыбке Изуми, глядя на парня снизу вверх со своей позиции на полу. Под его растерянным взглядом поерзала, устраиваясь на полу поудобнее, сложила руки на груди и закинула ногу на ногу, согнув их в коленях. Всем своим видом она давала понять, что находится именно на том месте и именно в том положении, в котором хочет, и все идет согласно ее плану. Казутора подобрал отъехавшую вниз челюсть и помотал головой. — Какого хрена, — пробормотал он. — Признавайся, часто девушки у тебя в ногах валяются? Не? Ну вот и наслаждайся моментом, это разовая акция. — Вставай, дурная, — фыркнул Казутора, разворачиваясь и уходя вглубь квартиры. Изуми резво подхватилась, бодро вставая на ноги, и, пользуясь моментом и внезапным смягчением хозяина квартиры, живенько зашла внутрь и закрыла за собой дверь. Огляделась. Да-а, жил Ханемия скромненько. Мягко говоря. Крошечная комнатушка вмещала в себя покосившуюся кровать, продавленное кресло, тумбочку и маленький телек прямо на полу. В соседней квартире противно гудел кран — его было слышно даже через закрытую дверь ванной. Изуми передернула губами и пожала плечами. Учитывая все обстоятельства, не было ничего удивительного, что Казутора жил в такой дешевой, если не сказать бомжацкой, квартирке. Жилье получше было в его теперешнем положении недостижимой роскошью. Сам же Казутора застыл в проеме, ведущем на кухню, закрытым жестом сложив руки на обтянутой линялой футболкой груди и колюче глядя на Изуми из-под длинных прядей темных волос, лезущих ему в глаза. Весь его вид выражал негостеприимство. Изуми бодро хлопнула в ладоши и тут же успокаивающе подняла перед собой руки, потому что парень нервно дернулся от неожиданного звука. — Может, хоть кофе меня угостишь? — скромно поинтересовалась Изуми. — Нет у меня кофе, — колюче отозвался Казутора, еще сильнее скрещивая руки на груди. Еще немного — и ощетинится колючками, как испуганный ежик. — А что есть? — не отставала Изуми. — Ничего нет, — огрызнулся Ханемия, буравя ее взглядом золотистых глаз, в которых плескалось праведное негодование. Изуми вздохнула. Откровенно говоря, она не ожидала, что Казутора настолько плохо воспримет правду о том, что она учится на психолога. Но он отнесся к этому едва ли не как к личному предательству. Изуми уже хорошо поняла, что «мозгоправов» он на дух не переносил. Только вот беда: именно таким людям помощь психотерапевтов и была нужнее всего. Изуми широко улыбнулась и стянула с плеча рюкзак. — Так и быть. Тогда кофе тебя угощу я. И, под оторопелым взглядом Казуторы, вынула из сумки нераскрытый пакет с молотым кофе, потрясла им в руке. — Веди на кухню. Казутора смерил ее недовольным взглядом, после чего с обреченным вздохом сдвинулся с прохода и махнул рукой, приглашая Изуми пройти мимо него. Его кухня оказалась еще печальнее комнаты. Там не было стола, только покосившаяся газовая плита на две конфорки, замызганная мойка, натужно пыхтящий маленький холодильник и крохотная тумбочка с посудой. Не обращая внимания на хозяина квартиры, Изуми деловито зарылась в эту тумбочку и едва не застонала. Турки внутри, конечно же, не оказалось, глупо было и надеяться. Там вообще ничего подходящего для варки кофе не было: только пара тарелок, две кружки, по одной вилке и ложке, да куча одноразовых деревянных палочек. Еще была маленькая кастрюля. Покладисто пожав плечами, именно ее Изуми и извлекла наружу. Все так же стоящий в проходе парень со вздернутыми кверху бровями молча наблюдал за тем, как Изуми решительно насыпает в кастрюльку несколько ложек кофе, заливает водой и ставит на плиту. — Как ты узнала, где я живу? — решил подать голос Казутора, и Изуми бросила на него красноречивый взгляд. Он вздохнул, прикрывая глаза рукой. — Понятно, Баджи растрепал Рейе, а она передала тебе. — Изуми молча щелкнула пальцами и, сложив их пистолетиком, ткнула в его сторону указательным, подтверждая его догадку. Казутора недовольно цокнул языком. Затем спросил: — Это Баджи тебя попросил ко мне подкатить? Подкатить. Что за слово такое выбрал, спрашивается. Хотя, учитывая то, как именно произошло их первое знакомство в больнице… — Скорее Рейя, — пожала плечами Изуми, разворачиваясь к нему. Казутора смотрел на нее хмурым золотистым взглядом. — Она предложила это Баджи, и тот согласился. Ханемия угрюмо кивнул несколько раз в ответ на ее слова, затем прислонился спиной к стене, вновь складывая на худой груди руки. Взгляд Изуми зацепился за синеватые вены, отчетливо видимые под его светлой кожей. Слишком он был бледный. И худой. Впрочем, ничего удивительного, учитывая тот факт, что еда в его доме, похоже, не водилась. — Считай, что ты их просьбу выполнила, — ворчливо объявил парень. — Я не хочу, чтобы ты ко мне ходила. — Хмм… — Изуми задумчиво постучала пальцем по нижней губе, изображая усиленное припоминание чего-то важного. — А при нашем знакомстве ты совсем другое говорил. — Я не знал тогда, что ты это все подстроила только затем, чтобы сделать меня своим секретным пациентом! — возмущенно фыркнул Казутора, строптиво встряхивая головой под тихий звон серьги в его ухе. Кофе за спиной Изуми в этот самый миг сердито зашипел, и она поспешно развернулась к печке, выключая газ и снимая кастрюльку. — Достань чашки, — как ни в чем ни бывало велела она, будто он и не говорил ничего. С новой порцией недовольного фырканья, Казутора все же послушался, подошел к ней и грюкнул по тумбочке с посудой двумя вынутыми оттуда кружками. А Изуми, сосредоточенно наливая в них кофе из кастрюльки, добавила: — Чтоб ты знал, я ничего в тот день не подстраивала: тогда в больничном парке я не специально грохнулась на ступеньках и подкатила к тебе. Серьезно думаешь, что я именно так и планировала с тобой познакомиться? У меня чувство собственного достоинства слабое, но есть. — Казутора с недоверием засопел, а Изуми невозмутимо продолжила: — И советую перестать уже считать меня предателем тысячелетия. Может быть, я и решила встретиться с тобой по просьбе подруги, но потом в больнице я ходила к тебе уже вовсе не потому, что хотела поставить галочку в своем списке профессиональных достижений, а потому, что мне было с тобой интересно. — Она отставила кастрюльку в крохотную мойку рядом с плитой и недовольно фыркнула: — Дурак. Стала бы я искать твой адрес и притащилась бы через весь город аж сюда, если бы ты был просто моим рабочим экспериментом? — Я не знаю, — глухо ответил Казутора, обхватывая себя руками за плечи и отводя взгляд. Он выглядел так, будто его охватил внезапный озноб. Изуми пару секунд пристально смотрела на него, но он упрямо избегал ее взгляда. Вот же невыносимое упертое создание. — Ответ «нет». Просто для ясности, — мягко сказала она. Бледные губы Казуторы дрогнули от ее слов. Он нервно облизнул их, сжал на миг, затем произнес: — Баджи и Рейя, наверное, многое обо мне рассказали? — голос его вдруг зазвучал глухо и сипло. — Достаточно, — осторожно признала Изуми. Правда была в том, что она вытянула из Рейи все, что та узнала от Кейске об этом парне. И из всего услышанного сделала однозначный вывод: помощь этому человеку нужна, еще и как. Только вот не ожидала, насколько важным для нее самой вдруг станет желание помочь ему. — Тогда я не понимаю. — Казутора нахмурил темные брови и склонил набок голову, от чего серьга в его левом ухе снова мелодично тренькнула. Его взгляд как-то странно потух, остановился, будто золотистый янтарь его радужек загустел и потускнел. — Зачем ты пришла? Изуми несколько раз моргнула, озадаченно глядя на него. — Я сегодня какая-то туповатая. — Oна фыркнула, закатывая глаза. — Конкретизируй. — Я убил человека, — жестко проговорил Казутора рубящим, глухим голосом. — Я почти убил лучшего друга. Я почти убил себя. В исправительной колонии провел несколько лет. Я отбитый нахрен, поломанный. Понимаешь ты это? Если не для копания в мозгах, то тогда зачем ты здесь? Изуми поджала губы, задумчиво кивая в ответ на его слова. Молча подошла к своему рюкзаку, брошенному на пол у стены, и вытащила из него небольшую металлическую флягу. Открыла — по воздуху поплыл бархатный аромат коньяка — и, под удивленным взглядом Казуторы, щедро плеснула в чашки с кофе. Она надеялась, что с коньяком этот разговор пойдет легче. Затем подошла к парню и протянула ему одну из кружек. — Все, что ты сказал сейчас, безусловно, правда, — рассудительным тоном согласилась Изуми, когда слегка растерявшийся от ее ответа Казутора все же неуверенно принял из ее руки чашку с ароматным напитком. — Только я вот тоже кое-чего не пойму. Из-за этого ты перестал быть человеком, что ли? Из-за этого с тобой никому нельзя общаться? Ну так это неправда, потому что вот я, например, этого хочу, даже несмотря на то, какой ты противный сегодня. Казутора просто молча смотрел на нее с открытым ртом и широко распахнутыми глазами, и ничего не говорил. Изуми улыбнулась ему. Да, наверное, Рейя была права, когда говорила, что она слишком сильно заинтересовалась этим парнем, который был сплошной ходячей проблемой. И если бы Изуми была уже сертифицированным психотерапевтом, то заводить дружеские отношения с пациентом и, более того, испытывать к нему чуть более чем дружеские чувства, было бы неправильно и непрофессионально. Но Изуми вовсе не собиралась делать его своим пациентом. Тем более, что и сертифицированным психотерапевтом она пока что не была, а вот как помочь этому запутавшемуся одинокому человеку, хоть немного — знала. И хотела. Даже если он будет упираться и отбрыкиваться. Казутора все еще растерянно смотрел на нее, а Изуми непринужденно сняла желтую куртку, оставшись в красных лосинах и черной тунике с принтом логотипа группы Metallica, и села прямо на пол, по-турецки складывая ноги. Шумно отхлебнула из своей кружки — вкус кофе приятно разбавлялся бархатистым теплом коньяка, и она довольно вздохнула. Через пару секунд Казутора тоже сел на пол напротив нее, вытянул перед собой ноги в потертых черных джинсах и прислонился спиной к стене. Тоже сделал глоток кофе. Помолчал, внимательно глядя на Изуми, которая сосредоточенно отлавливала пальцем всплывшие на поверхность крупинки кофе. — Тогда… — Казутора кашлянул, прочищая горло, сухо шмыгнул носом. Голос его звучал неуверенно, едва ли не смущенно. — Тогда чего ты хотела? Изуми отвлеклась от охоты за кофейными крупинками в своей чашке и подняла голову, встречаясь с ним взглядом. Прищурила светлые фиалковые глаза, задумчиво наморщив нос. — Мне не дает покоя одна вещь, — призналась она. — Связанная с тобой. Казутора хмыкнул, сделал еще один глоток кофе, разбавленного коньяком. Приятное тепло уже начинало бежать по его замерзшим сосудам. — То, что ты меня обманывала? — ехидно предположил он, приподнимая брови. Изуми в ответ так эмоционально фыркнула, что едва не вывернула на себя весь свой кофе. — Пфф, еще чего, этим я горжусь! — Она широко и нахально ухмыльнулась. — Я ведь была почти как секретный агент под прикрытием. Не-е, покоя мне не дает твоя прическа. Казутора, в этот момент как раз сделавший новый глоток, едва не выплюнул кофе и закашлялся. — С ней-то что не так? — изумленно вопросил он, вытирая выступившие от приступа кашля слезы. Изуми сделала ему большие глаза. Затем неожиданно протянула руку и пропустила пальцы через его длинные темные пряди, прореженные почти смывшимся мелированием, заодно сдвигая в сторону спадающую ему на глаза челку. Казутора замер под ее внезапным прикосновением, во все глаза глядя на девушку напротив и стараясь согнать вспыхнувший на скулах легкий румянец. За последнее время особых возможностей — как и желания — общаться с девушками у него не было, и настолько непринужденное касание от Изуми внезапно заставило его разволноваться, как первоклашку. — Это ты шутишь сейчас? — усмехнулась Изуми, отводя руку и склоняя голову набок. — Она ж убогая у тебя. Ты на дворнягу похож. Казутора неловко поерзал на полу, нахмурился. Взволнованный румянец быстренько превратился в румянец пристыженный. Откровенно говоря, его внешность после выхода из колонии была последним, что его волновало, однако, слова Изуми его задели. Он насупился и наклонил голову, заставляя осмеянные волосы упасть ему на лицо и этим хоть немного отгородить его от бесцеремонной девушки, буквально вломившейся в его квартиру. И в его жизнь. — Знаешь, из тебя какой-то херовый психолог, — уязвленно проворчал Казутора. Изуми в ответ лишь закатила глаза и пожала плечами. — Ну, так а я ведь и не психолог пока что. Короче, я пришла, чтобы что-то с этим сделать. — С чем? — Да с волосами же твоими, дурачок. Казутора в недоумении таращил на нее глаза, а Изуми вновь подтянула к себе свой, судя по всему бездонный, рюкзак и невозмутимо вынула оттуда две упаковки краски для волос, осветлитель и пару баночек окислителя. Поставила все это на пол перед собой и победно развела руками, демонстрируя сидящему напротив парню свои сокровища. Брови Казуторы карабкались все выше по лбу, пока он переводил удивленный взгляд с улыбающегося лица Изуми на ее рюкзак и оттуда на выставку красителей. Он помотал головой и тихо хмыкнул. — Что у тебя еще там лежит в этом рюкзаке? Базука? — насмешливо поинтересовался он. — Ты что, дурак? — Изуми негодующе фыркнула. — Конечно нет. Всего лишь пневмат. Казутора выпучил на нее глаза, не успев взять себя в руки. Такого ответа на свой шутливый вопрос он все же не ожидал. — На тот случай, если я откажусь? — с немного нервным смешком спросил он. — С чего тебе отказываться? — Изуми недоуменно пожала плечами и постучала пальцем по одной из упаковок краски для волос. — Я же тебе красоту сделаю за бесплатно. Между прочим, я колорист от бога. Изуми театрально взмахнула рукой, указывая на себя. Казутора с подозрением окинул взглядом ее недавно перекрашенные волосы, градиентом спускающиеся по длине от сиренево-синего у корней к бирюзовому на концах. — Я что-то не уверен, — с сомнением протянул он, разглядывая ее яркие волосы. — В моем рюкзаке лежит пневмат, ты ведь уже в курсе, — невинным голосом напомнила Изуми и подмигнула ему. С этими словами она взяла в руки обе упаковки краски и показала ему, чтобы он смог увидеть цвет. Черный и блонд. Пожалуй, оказалось не настолько страшно, как он ожидал. Изуми сгребла в охапку все упаковки и баночки, поднялась на ноги и дернула головой, приглашая Казутору идти за ней. Не дожидаясь его, уверенно пошла в его ванную, будто была у себя дома. Он потер лицо руками, обреченно покачав головой, и принялся подниматься на ноги. Прошел следом за Изуми в ванную, где она уже раскладывала на шаткой тумбочке у раковины мисочки для смешивания красок и вынутые из коробок пакетики с красителями. Казутора вообще не до конца понимал, почему позволяет ей все это делать. Наверное, ответ был в том, что, когда эта девушка была рядом, он чувствовал себя живым и почти целым. Ураган ярких красок, которым была Хирано Изуми, неожиданно приносил с собой не разрушение, но покой и тепло. Изуми жестом указала ему на бортик ванной, намекая, чтобы он присел туда, и прищурено-оценивающим взглядом окинула его волосы. Казутора молча смотрел на нее в ответ большими глазами и выглядел точь-в-точь как спаниэль, которого обманом затащили к ветеринару. Он силой воли приказал себе не дергаться, когда Изуми вновь запустила руки в его волосы, прочесывая пальцами густые темные пряди. Его волосы стали уже почти такими же длинными, как у Баджи, но, в отличие от своего друга, Казутора за ними совершенно не ухаживал и даже расчесывал через раз. А Изуми будто сама себе кивнула головой, видимо, придя к какому-то решению насчет его прически, и принялась деловито выдавливать в миску темную пасту из тюбика с краской, от которой по ванной пошел тяжелый аммиачный душок. Казутора не стал спрашивать, что именно она хочет сотворить у него на голове. Ему было, в общем-то, плевать — он просто радовался, что она в процессе еще не раз будет прикасаться к нему. Изуми нравилась ему. С первой же встречи понравилась, с того пасмурного февральского дня, когда врач выгнал его из палаты пройтись по больничному парку, и там поскользнувшаяся на ступенях девушка с ярко-фиолетовыми волосами в оранжевой куртке с громкими ругательствами свалилась прямо на дорогу перед ним, едва не сшибив его самого с ног. Казутора был одиноким и нелюдимым, после выхода из колонии он не искал общества других людей, да и не чувствовал себя достойным этого — но разговаривать с Изуми оказалось настолько легко, что он даже не заметил, как начал ждать ее визитов в его палату. Он не рассказывал ей, что загремел в больницу в результате сорвавшейся попытки суицида и молился, чтобы никто ей об этом не проболтался. Она была такой яркой, забавной и доброй. Полной его противоположностью. Слишком хорошей для изломанного морального инвалида, вроде него, но он был слаб и никак не мог заставить себя оборвать с ней общение. Знакомство с ним не принесло бы этой девушке ничего хорошего, но он эгоистично оттягивал тот момент, когда должен будет навсегда исчезнуть из ее поля зрения, чтобы не осквернять ее свет своей темнотой и грязью. Вскоре выяснилось, что Изуми знакома с Рейей. А после была битва Тосвы с Кровавой Зарей, и Баджи снова загремел в больницу, на сей раз уже с пулевым ранением. Тогда Казутора и узнал, что на самом деле Изуми училась на психолога. И все мигом стало на свои места; треснул и раскололся тот хрупкий кристалл надежды, что медленно, боязливо рос в его душе. Она приходила к нему вовсе не из-за него — как глупо с его стороны было понадеяться, что такую девушку, как Изуми, могла заинтересовать его потасканная и покореженная личность. Казутора с неожиданной болью почувствовал себя обманутым, преданным, хотя и не имел на это никакого права. Его встречи с Изуми и так были неправильными, нечестными по отношению к ней, и было бы даже лучше, если бы она видела в нем лишь подопытного. Это был отличный повод для него вычеркнуть себя из ее жизни. Казутора не собирался больше отравлять себя надеждами на ее искреннее к нему отношение. Но не мог перестать чувствовать дурацкую, уязвленную обиду, и это его бесило. Но сегодня Изуми полдня ломилась в его квартиру, чтобы увидеться с ним. Он боялся, но очень хотел верить, что она действительно пришла сюда из-за него, а не просто ради врачебной практики. Он был таким омерзительным эгоистом, желая — несмотря ни на что, так сильно желая, — чтобы Изуми и ее свет побыли еще немного в его покрытом трещинами, изгрызенном грехами мире. Он точно сломает ее жизнь, ведь только это он и умеет. Но ему мучительно хотелось еще хоть немного побыть с ней, и он презирал себя за это. А Изуми сосредоточенно наносила щеточкой краску на его волосы, стоя над ним, пожалуй, немного слишком близко, но ей не хотелось отодвигаться. Казутора недоверчиво смотрел на нее этими невозможными янтарными глазами, расширенными, будто у потерявшегося ребенка, и Изуми продолжала повторять себе, что не стоит слишком сильно увлекаться им — но пальцы ее против воли все дольше задерживались на его волосах, все чаще будто ненароком касались обтянутых старой футболкой острых плеч. Поймав себя на мысли о том, что ей хочется узнать, есть ли под футболкой продолжение татуировки тигра у него на шее, Изуми мотнула головой. Не время сейчас для таких мыслей, совсем не время. Мыча себе под нос что-то немелодичное, она принялась обматывать фольгой пряди его волос спереди, чтобы усилить действие светлой краски. Казутора смотрел на нее задумчиво снизу-вверх, потом облизнул пересохшие губы и тихо спросил: — Зачем ты это делаешь? — Потому что у меня глаза кровоточат от вида твоих волос? — Изуми улыбнулась ему краешком рта. Она прекрасно поняла, что именно он спрашивает, но для серьезного разговора еще было не время. Изуми хотела, чтобы вначале он смог вздохнуть спокойно в ее присутствии. Она хотела, чтобы Казутора сперва привык к ее обществу, как озлобленный бродячий кот привыкает к доброй руке, дарящей ласку, а не побои. Хотела, чтобы он смог расслабиться рядом с ней и отпустить скрутившее его напряжение. Только тогда он сможет в полной мере воспринять все, что она ему скажет. Только тогда она сможет ему помочь. А он досадливо мотнул головой, зашелестев намотанной на его волосы фольгой. — Да нет же… Я. Зачем тебе это надо? Возиться со мной? Изуми в притворном раздумьи приложила руку к щеке, внимательно разглядывая покрытый разводами потолок его ванной. — Может, во мне материнский инстинкт взыграл? — Чего-о? — Казутора от ее слов едва не завалился спиной в ванну. Предусмотрительно встал, чтобы избежать повторной опасности туда свалиться. — Я же тебя старше на два года, малыш, — со снисходительной усмешкой объявила Изуми, слегка поднимая голову, чтобы посмотреть ему в лицо теперь, когда он выпрямился в полный рост. А в его янтарных кошачьих глазах вдруг блеснуло что-то новое, игриво-темное, живое, и Изуми одобрительно приподняла брови. Казутора вдруг расплылся в неожиданно развязной ухмылке, совсем не похожей на его обычное угрюмое выражение, и скрестил руки на груди, слегка склоняя набок голову. — Мои бывшие с тобой поспорили бы насчет «малыша», — произнес он внезапно ставшим более глубоким голосом. От его звука Изуми невольно облизнула губы, чувствуя неожиданное взволнованное покалывание в кончиках пальцев. Кажется, ей нравилось, когда он становился таким, правда, сообщать ему об этом она была не намерена. Вначале Изуми хотелось узнать, какие еще ранее неизвестные черты скрывались за этим печально-угрюмым фасадом. — Ой-ой, это что, пошлая шуточка была? — Она сделала ему большие глаза и с притворной укоризной поцокала языком. — Притормози-ка, тигр, а то меня еще в полицию загребут за совращение малолетних. — Может, по паспорту мне еще и нет восемнадцати, но ты ведь уже знаешь: я видел и делал вещи, которые многим «взрослым» и не снились. Его голос понизился еще на пару тонов и по позвоночнику Изуми побежали колючие, но приятные мурашки. Казутора сделал шаг к ней, вынуждая отступить к стене, подошел еще ближе, слегка нависая над нею. Воздух будто загустел вокруг них. Изуми, не отрываясь, смотрела в его внезапно вспыхнувшие жизнью золотистые глаза и пыталась прогнать мысли о том, что ей хотелось бы видеть его вот таким почаще: оживленным, игривым, расслабленным. Он улыбнулся краешком тонких губ, не отводя от нее взгляда, будто испытывая на прочность. Она не могла не признать, что в другой ситуации он выглядел бы весьма горячо и даже будоражаще-опасно, но… Изуми не выдержала и прыснула, закрывая рот рукой и откидывая назад голову. Казутора в замешательстве уставился на нее, мигом растеряв все свои мачо-замашки и вновь становясь похожим на потерявшегося ребенка. — Прости-прости! — хрюкнула Изуми, пытаясь задавить булькающий в ее горле смех. — Просто ты выглядишь очень… не-секси с этой фольгой на голове. В его глазах что-то мелькнуло, а затем на переносице начал живо расцветать горячий румянец, расползающийся на острые скулы и уши. Казутора фыркнул, как рассерженный кот, и отошел от нее, возмущенно качая головой. — Ты невыносимая! — обвинил он умильно-обиженным голосом. Изуми лишь согласно развела руками, признавая его правоту и не переставая улыбаться. Продолжая ворчать, Казутора ушел в комнату, и она увязалась за ним. Пока он теребил фольгу на волосах, пытаясь разглядеть промежуточный вариант окрашивания в темном экране выключенного телевизора, Изуми подошла к тумбочке возле незаправленной кровати. Нахмурив брови, она обвела недовольным взглядом гору блистеров с таблетками. В подавляющем большинстве — транквилизаторы разной силы действия. Ему стоит перестать покупать эту дрянь по рецептам халатных упырей, называющих себя социальными психотерапевтами. Транквилизаторы — уж точно последнее, что может ему помочь. Особенно учитывая, как он их использовал в прошлый раз. — Знаешь, половину этого дерьма нужно выкинуть, — твердо сказала Изуми, проводя рукой по шелестящим упаковкам. Казутора от этих ее слов неожиданно дернулся, будто его прошибло током, и резко повернулся к ней с едва ли не паникой на побледневшем лице. Причина такой странной реакции стала ясна Изуми уже через миг. Она двумя пальцами подцепила затесавшийся среди успокоительных пакетик с цветными таблетками и приподняла брови. — А вот это ну реально лишнее. На лицо Казуторы вдруг разом вернулись усталость и привычное угрюмое выражение; еще пару секунд назад такое оживленное, оно будто потемнело, глаза потухли, словно за янтарными радужками кто-то выключил свет, погружая его взгляд в мучительную темноту. — Зато помогает убрать лишнее из головы, — пробормотал он глухим тихим голосом и отвернулся от нее. Казутора совсем забыл про этот злосчастный пакетик с амфетамином. Он купил его у Мии несколько недель назад, еще до своего неудавшегося самовыпила, но после знакомства с Изуми так ни разу и не прикоснулся к таблеткам. Да только какое это имело сейчас значение? Она нашла в его квартире пусть и не самые тяжелые, но наркотики. Мог ли он еще ниже пасть в ее глазах? Привычное чувство презрения к самому себе обернулось вокруг его груди знакомой цепью, сдавило, будто желая расплющить его до кровавых ошметков. — Предлагаю тебе компромисс, — раздался за его спиной непринужденный голос Изуми. Не совсем понимая, чего ждать от нее, Казутора опасливо повернулся к ней лицом. Она уже рылась в своем полном сюрпризов рюкзаке и через миг, под взглядом в тысячный уже раз за сегодня вытаращенных глаз Казуторы, с совершенно невозмутимым видом выудила оттуда пакетик с парой сушеных конопляных шишечек. Челюсть Казуторы поехала вниз и он даже не стал ее останавливать. Это… в смысле… Что? Она серьезно преспокойно носит в рюкзаке пакет с травкой? А еще пневмат и алкоголь, конечно же, про это тоже не стоит забывать. Просто мечта любого полицейского патруля. — Поменяем твой фен вот на это, — продолжила Изуми, встряхивая пакетиком с таким деловым видом, будто они бизнес-сделку заключали, а не обсуждали наркоту. — Но с одним условием. Я иду в комплекте. — Ты… что? — слабо промямлил Казутора, глядя на девушку так, будто на его глазах у нее только что выросла вторая голова. Изуми снисходительно улыбнулась, позабавленная его ошарашенным видом. Да, она иногда баловалась травкой, и что вы ей сделаете. Обычное студенческое дело, главное, подойти к этому с умом. Помогало расслабиться, когда учеба выносила мозг. Изуми не была святой праведницей, в конце концов. А вот Казуторе заигрывание с синтетическими нарко-веществами вряд ли шло на пользу, очевидно. Замена их на более… м-м… натуральное средство могла решить проблему возможной ломки от отмены. Конечно, оставлять его с травкой без контроля тоже было нельзя. Поэтому… — Курить будем только вместе. А без меня ты будешь терпеть и держаться. И не принимать ничего другого. — Oна вопросительно подняла брови, твердо глядя на него. Казутора даже сам не понял, как кивнул ей. Просто он все еще был в состоянии легкого ахуя и, наверное, согласился бы сейчас с чем угодно. Изуми решительно выбросила пакетик с таблетками в мусорное ведро и он не почувствовал по этому поводу ни капли сожаления. А она махнула ему рукой, зовя назад в ванную, чтобы смыть краску с волос. Через несколько минут Казутора с каким-то неопределенным чувством разглядывал свое отражение в зеркале. Его длинные волосы были теперь выкрашены в черный цвет, перекрывая облезшее мелирование. Только две пряди спереди высветлены в пшеничный блонд, неожиданно гармонично контрастируя с остальной массой темных волос. Выглядело действительно… хорошо. — Нравится? — с улыбкой спросила отражающаяся в зеркале позади него Изуми. — Нормально, — пробормотал Казутора, пряча улыбку. — Просто признай, что выглядит круто! — Она с широкой улыбкой шутливо толкнула его в плечо и, как гром среди ясного неба, добавила: — А теперь собирайся, мы уходим. — Куда? — опешил Казутора, поворачиваясь к ней. От урагана Изуми и ее спонтанных порывов он чувствовал легкое головокружение и, тем не менее, почему-то был совсем не против, чтобы земля и дальше уходила у него из-под ног. — Это секрет, — лукаво усмехнулась Изуми, загадочно приподнимая брови. Казутора облизнул пересохшие губы, закусил нижнюю. Он не так уж часто выбирался куда-то из своей каморки. И каждый раз вынужден был долго уговаривать себя на то, чтобы сделать этот шаг наружу. В такие моменты он чувствовал себя натуральным психом с разгулявшейся социофобией. Просто каждый раз, покидая свою квартиру, он боялся, что нечаянно может снова совершить что-то… плохое. Он не доверял самому себе. — Я… что-то не очень хочу куда-то идти, — признался он, снова отворачиваясь от нее, чтобы скрыть отразившееся на его лице нервное волнение. — Я знаю, — неожиданно мягким голосом ответила Изуми. Через миг ее теплые пальцы легко прикоснулись к его локтю, будто прося повернуться к ней, и по его коже тут же послушно пробежала дрожь от этого невесомого касания. — Но мне будет очень приятно, если ты со мной сходишь. Пожалуйста. — Но куда? — упорствовал Казутора. — Я же сказала, секрет, — не сдавала позиции Изуми. — Я не… — Эй, Каз, — ее голос теперь звучал твердо и непреклонно. Она не собиралась принимать отказ. — Тебе понравится. Это хорошее место. А если все-таки не понравится, можешь придумать для меня наказание. Как тебе такое, мм? От этих слов слабая улыбка вновь вернулась на губы Казуторы. Он прищурил глаза, склоняя набок голову, и ехидно предложил: — Обреешь голову налысо? — Да без проблем, — моментально согласилась Изуми, даже глазом не моргнув. — Говорят, после такого волосы лучше растут. — Для тебя что, любое наказание не наказание? — фыркнул Казутора, окончательно понимая, что уже проиграл в этом споре. — Пойдем уже, — со смешком ответила ему Изуми, натягивая свою желтую куртку. Под ее фиалковым взглядом Казутора с короткой заминкой снял с крючка белую куртку-бомбер, на секунду задержал ее в руках, прежде чем надеть. Несколько месяцев назад у него была похожая куртка, с обезглавленным ангелом на спине. Куртка, которую он держал в руках сейчас, была почти такой же, и одновременно совершенно другой. Несколько дней назад к нему впервые пришел Мицуя — один, с компактным пакетом в руках. В пакете была та самая куртка, которая сейчас приятным теплом оседала на его плечах, такая же, как и у остальных ребят. Мицуя сшил ее, основываясь на старых мерках Казуторы, на глаз подкорректировав их — и угадал, потому что куртка села идеально. Ханемия так и не смог найти нужные слова, чтобы выразить всю ту бездну чувств, всколыхнувшихся в нем в тот день. Но добрая улыбка Мицуи сказала ему, что тот все понял и без слов. Это, конечно, вовсе не значило, что Казутора вернулся в Тосву — он сам не хотел больше иметь ничего общего с группировками Токио, да и вряд ли получил бы приглашение. Однако, эта куртка значила куда больше возвращения в Тосву. Она значила принятие и возвращение в единственную семью, которая когда-либо имела значение в его жизни. Казутора встряхнул головой, выныривая из омута мыслей и воспоминаний, и приблизился к Изуми, уже открывшей входную дверь. Сделав глубокий вдох, он вышел следом за ней, методично закрыв дверь на ключ. Бесконечные нравоучения Баджи все же сделали свое дело: теперь он всегда тщательно следил за тем, чтобы его дверь была заперта. Неяркое мартовское солнце облизывало бледным светом улицы и дома. Они шагали рядом, в ногу, и ни о чем не говорили, просто слушая город вокруг них. Изуми так и не раскололась, куда ведет его. Казутора, наверное, был слишком рассеян сегодня, потому что даже не сразу осознал, где находится, когда за очередным поворотом показалась улица, которую он обычно обходил стороной и где меньше всего хотел бы сейчас оказаться. Здесь, среди дешевых магазинчиков, ютился заброшенный, много лет уже закрытый игровой клуб. Казутора весь напрягся, когда они миновали заколоченные двери. Изуми, конечно, не могла знать этого места, но Ханемия прекрасно помнил изображение обезглавленного ангела на покосившихся дверях, которое сейчас было почти полностью скрыто другим аляповатым рисунком. Его руки сжались в тугие кулаки в карманах белой куртки. — Давай перейдем через дорогу, — отрывисто попросил он, и Изуми бросила на него внимательный взгляд, но ничего не сказала. Они перешли на противоположную сторону улицы и все дальше удалялись от проклятого клуба. Казуторе вроде бы должно было стать легче от этого — но почему-то не становилось. В голове вспыхивала мозаика из воспоминаний, острых, будто битое стекло, запятнанное чужой кровью. В этом месте происходило много чего плохого. Он совершал в этом месте много чего плохого. Дышать вдруг стало тяжело, словно воздух превратился в стоячую воду и тяжелой жижей затекал в его ноющие легкие. Казутора исступленно закусил губу, даже не почувствовав боли, когда прокусил ее — об этом ему дал знать лишь внезапно появившийся во рту привкус крови. В его ушах неприятно зашумело, а зрение поплыло, сужаясь в узкий туннель. Хотелось закрыть глаза, надавить на них руками, пока не исчезнут мельтешащие перед внутренним взором паскудные картины из его прошлого. Из ног будто вынули все кости, взамен напихав внутрь ваты; Казутора перестал ощущать их, делая каждый новый машинальный шаг. Идти стало тяжело, он будто продирался сквозь толщу воды, пытавшейся вытолкнуть его с этой улицы, из этого мира, из этой жизни. Он чувствовал, что реальность все сильнее ускользает от него, как будто его сознание разделяется с телом, чтобы уже никогда не вернуться. Паника накатывала душными, тошнотворными волнами. И когда ему уже казалось, что сейчас он просто взорвется, разлетится вихрем пепла и пыли, его ладони вдруг коснулся странный предмет. Чужие руки вдавили вещицу в его кожу, теплые пальцы накрыли его, ледяные, заставляя сжаться вокруг странной штуковины. Это был кубик с разными текстурами по бокам. Казутора даже не осознавал, что больше не двигается, стоит на месте, а его пальцы судорожно сжимаются вокруг этого кубика. Но он не чувствовал свои пальцы, не чувствовал ноги, не чувствовал себя. Его глаза были закрыты и он не мог их открыть, совершенно потеряв контроль над своим телом. — Эй, Каз. Слушай мой голос. — Неожиданно, чей-то теплый гладкий лоб прислонился к его, холодному, и Казутора вздрогнул, потому что это прикосновение он почувствовал. — Расскажи мне, что ты чувствуешь под пальцами. Он несколько раз рвано вдохнул жидкий воздух и закашлялся. Чувствовать… под пальцами… Ничего не было вокруг, его самого не было. Только тепло чьего-то лба, греющее его кожу. Еще один вдох — на этот раз удачный. Казутора жадно глотнул поступивший в легкие кислород. Что он чувствует под пальцами, если даже самих пальцев не чувствует? Но… все же, что-то было там, касалось его кожи. Медленно, с титаническим усилием, он смог шевельнуть указательным пальцем, проводя подушечкой по зажатому в ладони кубику. — Тут… тут … — голос звучал незнакомо: тоненько, потеряно. Слова разбегались, будто тараканы от тапка, и он никак не мог поймать нужное. Мучительно напрягся, пытаясь вспомнить, как называется поверхность под его пальцем. — Тут… пупырышки. — Ага. Сколько их? — заколдовывал его все тот же мягкий, спокойный голос. — Посчитай, пожалуйста. Для этого сначала нужно вспомнить цифры. Палец дернулся на кубике, проехался по выступающим граням. Один, два… пять… — Д-десять. — Точно. — Мягкая рука легла на его щеку, согревая своим теплом похолодевшую кожу, пальцы двинулись, осторожно оглаживая острую скулу. — А что еще там есть? Казутора вздохнул еще раз. Воздух больше не был таким вязким и он натужно сглотнул пересохшим горлом. Повернул кубик в пальцах, чувствуя, как электрическим покалыванием возвращается в руку чувствительность. — Впадинки, — прошептал он. — Ух ты, — восхитилась Изуми, будто впервые слышала о чем-то подобном. Конечно, Изуми. Он же был тут с ней. — А их сколько? Казутора послушно ощупал пальцем углубления на другой грани кубика. Звуки возвращались в его голову. Текстура странного кубика завораживала, возвращала ему украденное этим жестоким приступом. — Восемь, — выдохнул он. Казутора сделал еще один, глубокий вдох, облизнул губы. Осторожно открыл глаза. Лицо Изуми заполняло собой все поле его зрения, так близко, что он не видел ничего, кроме нее. Смотрел и смотрел в теплые фиалковые глаза, считал веснушки на ее вздернутом носу. Ее ладони все еще лежали на его щеках, большие пальцы успокаивающе поглаживали скулы, проходились под глазами, вытирая скопившуюся под ними влагу. С неожиданным смущением Казутора вдруг осознал, что из его глаз катятся слезы. Чувствуя себя до крайности неловко, попытался отвернуться, но Изуми не позволила, все так же не выпуская из ладоней его лицо. Поэтому он просто опустил взгляд, чувствуя себя обнаженным перед ней, раздетым догола своей испорченной, грязной души — но она не отворачивалась, продолжала смотреть в него без тени отвращения. — Ну как? Ты со мной? — прошептала Изуми, и тепло ее дыхания приятно щекотнуло его губы. Казутора молча кивнул, чувствуя, как нагреваются жарким румянцем его скулы под ее пальцами. А Изуми продолжила: — Оставь кубик себе. С тобой часто такое случается? К его разочарованию, она убрала руки и отступила от него на шаг, давая ему пространство, которого он на самом деле совсем не хотел. Казутора неловко прокашлялся, потер переносицу кулаком, в котором был зажат спасительный кубик. — Сейчас реже. Но зато… сильнее, — едва слышно, скрипучим голосом, проговорил он, не глядя на нее. Изуми училась на психолога, и вряд ли ее можно было смутить паническими атаками, но ему так не хотелось выглядеть перед ней психом. — Фиговое ощущение, да? — сочувственно прошептала Изуми и Казутора невесело хмыкнул. — Не то слово. Очень хуевое. — Тебе помогут «якори», — сказала Изуми. Кивнула на кубик в его руке. — Просто касайся любых предметов во время таких приступов. Описывай себе их текстуру, цепляйся за тактильные ощущения. Позволяй им «заземлить» тебя. Больше она ничего не добавила. Не дожидаясь его ответа, взяла его за свободную руку и потянула следом за собой. Изуми догадалась, что что-то спровоцировало эту паническую атаку и мысленно ругала себя последними словами. Что-то на этой улице явно стало триггером для его срыва, а она по незнанию провела его именно здесь, неосознанно вызвав приступ. В планы Изуми подобное совершенно не входило. Будто что-то треснуло у нее в сердце от его загнанного потерянного вида, от побледневшего лица и невероятно расширенных, полных ужаса глаз, из которых бесконечно катились тихие слезы. Ей хотелось сгрести его в охапку и закрыть от всего мира, но она не могла этого сделать. Не должна была этого делать. Казуторе нужно было самому заново научиться жить в мире вокруг него, не прячась ни за чьей спиной, и давать отпор своим внутренним демонам. И будь она проклята, если не поможет ему в этом. А Казутора послушно шагал следом за Изуми, рассеянно перебирая пальцами зажатый в кулаке кубик. Она так и не отпустила его вторую руку, и он неуверенно сомкнул пальцы крепче вокруг ее мягкой ладони. Через несколько минут Изуми остановилась перед входом в неказистое одноэтажное здание, кивком головы давая понять, что они пришли. Казутора недоуменно уставился на обшарпанные двери, а затем до его слуха донесся веселый звонкий лай. Он поднял брови, все еще ничего не понимая, а Изуми улыбнулась ему и уверенно потянула за собой, проходя внутрь. Через миг загадка раскрылась: они пришли в приют для бездомных животных. Воздух здесь звенел от радостного тявканья и повизгивания. Собаки всех возможных размеров и самых разнообразных «беспород» подбегали к решеткам своих просторных вольеров, чтобы поглазеть на новых посетителей, норовили ткнуться в руки влажными носами в надежде на ласку или угощение. Изуми перекинулась парой слов с девушкой в униформе, работавшей в приюте и явно хорошо ее знавшей, после чего вновь взяла слегка офигевшего Казутору за руку и уже привычно потянула за собой. Они миновали открытый вольер с щенками, поскакавшими к ним всей стаей, задорно вихляя хвостами — длинными и куцыми, пушистыми и гладкими. Один из них, симпатичный пушистый щенок, смахивающий на овчарку, изловчился лизнуть шершавым языком руку Казуторы и победно тявкнул, провожая его умными карими глазами. — Я частенько прихожу сюда, чтобы выгулять парочку этих бандитов, — улыбнулась Изуми, оглядываясь на Казутору через плечо. — Кажется, ты понравился Моти, это он только что тебя лизнул. Казутора лишь неуверенно улыбнулся ей в ответ, бросая еще один взгляд назад, на умильно копошащихся щенков. В соседней комнате оказалось кошачье царство. Разномастные коты всевозможных окрасов вальяжно занимались своими делами и отреагировали на гостей даже близко не с таким энтузиазмом, как их дружелюбные соседи, однако, интерес все же проявляли. Ведь могло оказаться так, что гости пришли с дарами. Изуми передала все еще немного ошарашенному Казуторе мешочек с кормом и кивком головы позвала за собой. Они устроились на небольшом островке посреди комнаты, присев на разбросанные там подушки. Несколько самых смелых — или самых голодных — котов тут же подошли к ним, призывно мяукая. Изуми послушно высыпала немного корма в стоящую тут же миску и погладила одного из пушистых попрошаек. Мало-помалу, другие коты тоже начинали сходиться к ним, вопросительно мурлыча и потираясь спинами об их ноги. Каждое прикосновение их теплых пушистых тел приносило с собой давно забытое чувство умиротворения и спокойствия. Казутора всю жизнь хотел кота. Но родителям было не до животных — по большому счету, им было и не до Казуторы тоже. А потом была колония и все, что произошло после. Куда уж ему было заводить питомца, если он и с самим собой не мог разобраться. Да и какому коту хорошо жилось бы у кого-то, вроде него? Скользящий по пушистым спинкам взгляд Казуторы внезапно наткнулся на еще одного кота, державшегося особняком, и так и не подошедшего к общей кормушке. Он сидел в углу и мрачно разглядывал компанию на подушках посреди комнаты. Это был худой и облезлый серый котяра, со шрамом, угрожающе тянувшимся через всю его морду и грубо перечеркивающим пустую глазницу. Он смотрел на них единственным янтарным глазом, настороженно и недоверчиво, не торопясь верить чужой доброте. Вероятно, он хорошо знал, насколько она бывала обманчивой. Золотисто-янтарный глаз, удивительно напоминающий цветом его собственные глаза, остановился на Казуторе, глядя на него с подозрением и опаской. Другие коты не приближались к нему, оставив в одиночестве, будто он был отщепенцем даже среди себе подобных. Казутора еще несколько секунд задумчиво разглядывал нелюдимого кота. — И зачем только я тебе сдался… — тихо пробормотал он, с необъяснимой грустью отводя взгляд от угрюмого серого одиночки. Изуми вопросительно промычала что-то неразборчивое, не отрываясь от почесывания рыжего котенка, примостившегося на ее коленях. Казутора вздохнул, пытаясь собрать в кучу свои мысли и объяснить, что именно он пытается спросить у нее. В итоге, получилось все равно не очень: — Просто ты… такая… Не такая. Как я. — Он даже сам поморщился, не веря, что нечто настолько невразумительное только что вылетело из его рта. Возможно, ему и правда стоило больше разговаривать с людьми, пока он вконец не разучился строить осмысленные предложения. — Конечно, я не такая. Ты мальчик, а я девочка, ку-ку. — Фыркнув, Изуми шутливо постучала расслабленным кулаком по его лбу. — Да нет же, блин… — Казутора помотал головой, отмахиваясь от ее руки и злясь на себя и свое косноязычие. — Ты… Ну просто ты такая… живая. — А ты, значит, не живой? — Изуми насмешливо вздернула брови, с улыбкой глядя на него. — Я и сам иногда не могу понять, — мрачно вздохнул Казутора. — Все ясно. Синдром дединсайда. Это неизлечимо, прости, — отозвалась Изуми до невозможности серьезным тоном. Смешок всплыл в горло Казуторы и прорвался через заслон его обветренных губ, удивив его самого и вызвав новую улыбку на губах Изуми. — Ты невыносимая до пиздеца, — с усмешкой покачал он головой. — Я в курсе, — ухмыльнулась Изуми. Что-то теплое и влажное вдруг ткнулось в его руку, и Казутора удивленно опустил взгляд. Серый кот со шрамом неслышно приблизился к нему, покинув свой одинокий пост в углу. Он нервно топорщил спину и был напряжен до предела, но все же подошел к нему. Другой на месте Казуторы подумал бы, что кот пожаловал за едой. Но Казутора каким-то шестым чувством знал, зачем этот угрюмый изгой, так долго изучавший их издалека, подошел именно к нему. Подняв руку, он мягко опустил ее на голову кота, аккуратно почесывая за рваными ушами, и единственный янтарный глаз довольно зажмурился от ощущения тепла и проявления доброты, которые это израненное создание так редко получало в своей короткой жизни. Когда они вышли из приюта спустя час, солнце уже было низко над горизонтом, заливая улицы теплым оранжевым светом. Казутора чувствовал себя неожиданно… хорошо. Спокойно. Будто внутри него все время заходилась в приступе ярости неукротимая буря, а сейчас утихла, присмирела, сменившись залечивающим раны штилем. Когда Изуми предложила еще как-нибудь прийти сюда, он сразу же согласился. — Я провожу тебя до дома, — бодро объявила Изуми. — Мне кажется, это должна была быть моя фраза, — хмыкнул Казутора, засовывая руки глубоко в карманы белой куртки. — Так было бы, если бы ты был моим парнем. Но ты мой подопытный кролик, помнишь? И она задорно подтолкнула его плечом. Обратный путь до его квартиры обошелся без происшествий. Изуми намеренно повела его через парк, в обход той улицы, где у него случился приступ. Подойдя к его дому, они оба нерешительно застыли друг напротив друга, понимая, что пришло время попрощаться, но не зная, что сказать, чтобы еще хоть немного оттянуть этот момент. Казутора облизнул губы, чувствуя прилив нового волнения, затем, собравшись с духом, глубоко вздохнул и шагнул к ней, склоняя голову и настойчиво ища ее взгляд. — Спасибо, — прошептал он слегка дрогнувшим голосом. Изуми не стала уточнять, за что именно он благодарит ее. Вместо ответа подняла руку и медленно коснулась пальцами его впалой щеки, провела вниз, огладив челюсть. Его кожа под ее пальцами была гладкой и прохладной. Большим пальцем она скользнула по его приоткрывшимся обветренным губам и Казутора неосознанно подался к ней, почувствовав ее теплое дыхание. Он весь сейчас будто состоял из миллионов бабочек, волнительно трепещущих крыльями внутри него от тепла ее близости. Ведомый импульсом, Казутора наклонился еще немного ниже, неосознанно гонясь за этим целительным теплом, которое она ему дарила — совсем как тот кот из приюта. — Только не говори, что тебе нравятся женщины постарше, — улыбнулась Изуми, когда расстояние между их лицами сократилось еще больше. — Не настолько уж ты и старше, — тихо проговорил Казутора, не сводя взгляда полуприкрытых глаз с ее мягких губ. — Дурачок, — мягко прошептала Изуми. И потянулась к нему. Казутора инстинктивно приоткрыл губы, веки затрепетали, опускаясь в предвкушении. Но губы Изуми прикоснулись вовсе не к его губам. Она приподнялась на носочки и прижалась теплым поцелуем к его щеке, прямо к родинке под правым глазом. Ее пальцы нежно зарылись в его волосы, притягивая к ней его голову, перебирали густые пряди. Казутора тихо выдохнул, закрывая глаза. Почему-то это прикосновение вдруг показалось даже более интимным, чем если бы она позволила ему поцеловать ее. А мягкие губы Изуми оторвались от его слегка порозовевшей щеки, сместились на висок, прикасаясь к тонкой бледной коже с прожилками голубых вен. Его длинные пушистые ресницы затрепетали, приятно щекоча ее губы. Ее вторая рука нашла его плечо, притянула к ней еще ближе в объятии. Изуми легонько потерлась носом о его висок, потом спустилась ниже, щекоча дыханием его ухо и пуская целую армию мурашек по его шее. — Тогда тебе повезло, что мне нравятся мальчики помладше. — Ее губы мимолетно коснулись мочки его уха, и на секунду, полную электрических разрядов, заплясавших по всему телу, Казутора ощутил легкое, дразнящее касание ее зубов, а потом Изуми отодвинулась с лукавой улыбкой. — Так что у тебя есть все шансы, малыш. Последний раз поцеловав его в порозовевшую щеку, Изуми отстранилась и, помахав ему напоследок, неспешно зашагала прочь по улице. Казутора в волнении смотрел ей вслед, провожая взглядом невысокую фигуру. Как будто эта девушка одним вихрем своих ярких красок помогла ему впервые за долгое время во всей полноте увидеть цвета окружающего его мира, услышать его звуки, почувствовать его движение. И Казутора решительно задвигался вместе с этим миром, делая то единственное, о чем просила сейчас его душа. Он догнал ее на повороте. — Все-таки я тебя провожу. — А ты настойчивый. — Изуми тихо рассмеялась, запрокинув назад голову, и Казутора с улыбкой легонько подтолкнул ее плечо своим. — Может, я просто хочу выяснить, где ты живешь, чтобы в отместку притащиться к тебе без приглашения и надоедать, как это сделала ты. Они неторопливо зашагали по улице, и пальцы Изуми тихо нашли пальцы Казуторы, переплелись с ними, как деревья сплетаются ветвями, поддерживая друг друга. Впервые за долгое время он смог подумать о будущем, не чувствуя привычного страха и неуверенности. Может быть, в этом будущем снова будет дружба, обожженная пламенем ненависти, но возродившаяся, подобно фениксу, из пепла дарованного прощения. А может, там будут и теплые фиалковые глаза под фиолетовыми-синими-зелеными — да какими угодно! — волосами, глядящие на него так, будто он действительно был достоин их теплоты. Может быть, в его будущем будет даже кот, пусть и не самый красивый, пускай покрытый шрамами, оставленными на нем жизнью — но ведь под грубыми шрамами можно разглядеть нечто хрупкое и драгоценное, стоит только внимательнее присмотреться. Потому что даже бездомный кот заслуживает обрести дом в чьем-то открытом сердце.