Король умер

      - Ваше Высочество, я вхожу. - постучав ради приличия в двери, Дилюк приотворил их и неспешно зашёл внутрь. Ответом ему, как и всегда, служила тишина. Дилюк тяжело вздохнул. Комната утопала в сумрачном полумраке. С тех пор, как они воротились во дворец, Дилюк всё не мог припомнить, когда тут горела хоть одна свеча. Темнота. Снег, что скопился за окном, отражал скудные остатки света, не давая помещению окончательно утонуть во мраке наступающей ночи. Он был бы рад зажечь хоть одну свечу, на Кэйа непременно закатил бы истерику. Стал бы злиться, плакать, пытаться встать с постели и потушить её. Дилюк уже пробовал, каждый раз так и было. Оставалось только смириться и надеяться, что скоро это пройдёт.       Кэйа сидел в постели, обложенный мягкими подушками, и смотрел в окно. Днём тяжёлые шторы плотно закрывали окна, не давая солнцу проникнуть внутрь покоев. Каждый вечер, около шести, когда начинало темнеть, Кэйа приказывал отодвигать шторы. Остаток дня он проводил за увлекательным занятием - смотрел в окно на падающий снег и...всё. Больше он ничего не делал. Почти не пил ничего, отказывался от еды и хоть каких-то развлечений. Только изредка, когда был в хорошем духе, мог послушать, как Дилюк читает ему какую-то книгу. Обычно выбор падал на какие-то книги о путешествиях, но ни в коем случае не сказки или любовные романы. Всё это напоминало ему о случившемся, вызывая истерику и панику. Весь дворец переменился, всё стало работать иначе. Слуги боялись нового короля, ходили на цыпочках мимо его покоев и не смели противиться воле Его Высочества. Вовсе не потому, что за этим следовало наказание. Кэйа уже был не в том состоянии, чтобы кого-то наказывать. Всё потому, что Кэйа сразу бросался либо в слёзы, либо в крики с истериками, капризничая, словно ребёнок.       А ведь уже прошло не меньше месяца с тех пор, как они воротились. Казалось, всё только должно вернуться в норму, они ведь таким огромным трудом выгрызли себе эту победу в неравной схватке с самой смертью. Они выжили! Они победили Дайнслейфа, победили слабости своего несовершенного тела и саму стихию. Это чудо, что оба остались целы и невредимы. Отчасти. Дилюк всё ещё ходил регулярно перевязываться к докторам, ибо раны ныли и худо заживали, а ноги чутко реагировали на смену температур. Это не помешало состояться свадьбе с Кассандрой, однако помешало покинуть дворец на сладостный медовый месяц. Как минимум здоровье не позволяло надолго покидать родной дом. А как самая важная причина - Кэйа. Его состояние с каждым днём было только хуже. После всего пережитого Дилюк не мог бросить Кэйю одного. Теперь, когда Дайнслейфа рядом не было, некому было позаботиться о короле. Слуги могут сколь угодно приносить яства Его Высочеству, воду, убирать за ним, но это не заменит Кэйе поддержки и общения, не заменит ощущения, что рядом всегда есть близкий человек. Ибо именно в Дилюке более всего нуждался юноша.       - Как ты? - спросил спокойно Дилюк, обращаясь к королю. Тишина. Может, не слышит, думает о чём. Или сознательно игнорирует Дилюка. Состояние Кэйи ухудшалось с каждым днём. Его сморили раны на теле, его уморил жуткий холод, что свёл короля в постели. Вставать с постели ему было тяжко, он не покидал месяц своих покоев. Даже не явился на свадьбу брата, хотя многие ожидали его там. Пообещал ведь когда-то и не забыл. Хотя Дилюк приглашал его повторно, умоляя забыть ту часть их соглашения. Ни в какую. Здоровье только ухудшалось. Раны медленно заживали, но урон от холода был непоправим.       Не затягивались и душевные раны короля. Он стал капризным, нередко закатывал истерики по поводу и без. Но это было ещё ничего. Много из тех, кто имел слуг, любил издеваться над ними. Хуже было, когда Кэйа ударялся в воспоминания. В такие минуты, как их именовали слуги, в "приступы" эти, случалось Кэйе горько плакать, захлёбываясь слезами, и винить себя во всех бедах, слёзно молить прощения у Дилюка и просить убить его наконец. Муки его совести были невыносимы, вот только в чём была его вина? Дилюк терпеливо сидел рядом, держал короля за руку в такие минуты, гладил по голове и приговаривал, что всё будет хорошо, что Кэйа ни в чём не виноват. Ведь это просто так совпало. Каждый, кого ломала судьба, ломал её и другому. Так эстафета дошла до них. Но оба справились, оба смогли оборвать эти узы и, казалось, их должна была ждать лучшая жизнь. Закрыть глаза, смириться с былым и начать всё заново, усвоив уроки. Только Кэйа не сумел справиться с этой победой. Победить - да, смириться с победой - нет. Он всё равно продолжал винить себя, плакать, звать на помощь невесть кого. Невесть? Да нет, Дилюк знал, кого Кэйа звал по ночам, воя в подушку. Только этот человек уже никогда к ним не явится.       В приступы, бывало, Кэйа злился. Очень сильно злился. На себя, на Дилюка, на Дайнслейфа, на отца. На всех, до кого мог дотянуться его больной рассудок. Проклинал их, обвинял в том, что они виноваты в случившемся. Что это Дилюк бросил Дайна умирать. Что Дайнслейф заслужил смерти, ибо обманывал их. Что король заслужил смерти, ибо обманывал Дайна. Каждый раз обвинения становились всё более странными, всё более хаотичными и бессвязными, нередко противоречили друг другу. Дилюк всё равно каждый раз приходил, даже если знал, что Кэйа будет в чём-то его несправедливо обвинять. Тогда он садился рядом с братом, обнимал его, пока тот тщетно вырывался, и просто соглашался с ним. Да, пропасть им там всем в Бездне. Да, они такие плохие. Они виноваты. Только пусть Кэйа успокоится. Слугам велено было давать успокоительное снадобье королю, или снотворного, чтобы тот пришёл в себя. Кэйю морил сон, он обмякал в объятиях брата и засыпал, чтобы завтра вновь проснуться и продолжить влачить своё жалкое существование. Бледная тень былого величия короля. Печальное зрелище.       Однако чаще всего он выглядел таким, каким его застал Дилюк сейчас. Мрачный, тихий, всё время молчит и неохотно отвечает, если обратиться к нему. Смотрит либо в окно, либо в потолок, всё думает о чём-то, глубоко погружаясь в себя. Болезнь морила не только его тело, но и ослабший рассудок. Больно было глядеть на это, ведь в памяти ещё были свежи воспоминания о том, как резво король бежал по коридору, как звонко смеялся отчего-то и тепло улыбался Дилюку. А потому парень продолжал хранить в себе надежду, что однажды всё наладится. Однажды он снова увидит на лице Кэйи улыбку и снова сможет пройтись с ним по саду.       Дилюк сел на постель и коснулся руки Кэйи. Горячая. Опять жар? Он придвинулся поближе к юноше и положил ему руку на лоб. И впрямь весь горячий. Ладони обмякли, стали податливыми. Дилюк тяжело вздохнул, взял короля за руку. Кэйа выглядел совсем неважно, глаз прикрыт, шрам на щеке заживал неохотно, оставив на его прелестном лице уродливый след. Напоминание о том заснеженном дне. Раненный глаз был прикрыт длинными распущенными волосами, что распластались по подушкам, спутались и выглядели совсем уже никакими. Кэйа хрипло дышал, глядя в окно, взгляд его следил за снежинками, что медленно опускались на землю.       - Тебе нужно поесть. Я уже распорядился принести немного еды. - сообщил Дилюк, подымаясь с постели и направляясь к туалетному столику. Ему хотелось хоть немного поухаживать за больным братом, который с трудом мог делать это сам. Всё время он складывал руки свои за спиной, сам не понимая, зачем так делает. Дурная привычка, что прилипла к нему. Дилюк стал перебирать всё, что лежало на столике. Шкатулки с драгоценностями, украшениями, несколько щёток для волос. Всего понемногу. Но в глаза бросилась маленькая шкатулка, от вида которой Дилюк нахмурился. Внутри этой маленькой шкатулки, сколько себя парень помнил, Кэйа хранил флакон своего рыцаря и очень дорожил, не позволяя никому из слуг даже касаться её. Вдруг что случится с флаконом? Дилюк тихо, едва слышно, приоткрыл её, проверяя содержимое. Флакон был на месте. Старенький, потускневший, с побитыми краями, на старой верёвочной подвеске. Внутри плескалась кровь, исходил запах трав. Ни с чем не спутать. Сколько раз предлагалось королю поменять флакон для своего рыцаря с дешёвого, состряпанного ещё юношей в скотских условиях, на куда более изящный и цельный. Ни в какую. Кэйа очень упрямился, ибо дорожил именно этим флаконом, который Дайнслейф вручил ему в день клятвы. Дилюк снова вздохнул и закрыл осторожно шкатулку, дабы Кэйа не услыхал, как брат роется в его вещах.       Ранее ему казалось, что Дайнслейф ничего после себя не оставит, если исчезнет. Но рыцарь настолько прочно вошёл в их жизнь, стал такой важной частью, что мерещился почти повсюду. Он не оставил после себя вещей, это так. Зато оставил слишком много воспоминаний. Как дурных, так и радостных.       Когда принесли еду, Кэйа не отреагировал. Голодный ли он? Наверняка, поскольку ел всегда мало и неохотно, силой пихал в себя каждый кусочек, каждую ложку. Всё лишь для того, чтобы продолжать поддерживать это ослабшее тело в живом состоянии. Не хотелось, но приходилось. Дилюк вежливо попросил слуг покинуть покои короля, дабы побыть ещё немного с братом наедине. Кэйа дышал тяжело, прикрыл глаз, однако не спал.       - Кэйа, давай помогу. – обратился Дилюк и, сев на постель, стал поправлять подушки, дабы королю было удобней сидеть. После он, взяв юношу за плечи, помог ему усесться. Тело Кэйи было горячим, расслабленным и слишком податливым. Что с ним ни делай, а он позволит сейчас всё. С трудом приоткрыл глаз, дабы посмотреть на брата, и покорно облокотился на подушки. Даже губы приоткрыл, будто хотел что-то сказать, но не стал. Дилюк заботливо укутал его в одеяла, дабы тот не мёрз, и положил поднос с едой к себе на колени. Пища без излишеств, иную бы Кэйа в таком состоянии съесть не смог. Всё, что было, перетёрли в кашу. От блюда с тарелкой исходит горячий пар. Дилюк зачерпнул ложкой немного этой смеси и стал тихонько дуть. Он не будет пробовать эту еду. Теперь, когда виновник был наказан, Дилюк прекратил бояться и проверять лично каждое блюдо. Больше некому было отравлять Кэйю, в каком бы смысле это не прозвучало.       Сумрак нависал над ними. В комнате царила меланхоличная тишина. Миновала свадьба, отгремели празднества зимние. Дворец пестрел от украшений, повсюду висели ветви голубой ели, гости носили белые одежды под стать снежному покрову, на обедах подавали праздничные блюда уже не первую неделю. Даже Дилюк, переборов себя, решил украсить свои покои. Их жизнь должна продолжаться. Будут идти дни, месяцы, годы, праздники сменять друг друга. Оттает снег, за ним явится весенняя зелень, настанет летний зной и осенняя бронза. И так заново. Сюда будут приезжать новые люди, а старые покидать дворец. Появятся новые проблемы, новые заботы, а после и они уйдут прочь, разрешатся своим путём. Потому Дилюк заставлял себя жить дальше, назло всему тому, что они пережили с Кэйей. Назло Дайнслейфу, который желал лишить их этого бесценного дара жизни, назло невзгодам, что следовали и после его смерти. Но Кэйа не справлялся. В королевских покоях так и продолжал царить мрак, не сохраняя в себе ни капли праздничного настроения. Будто тут никто не жил вовсе. Только слуги невесть зачем бегали туда-сюда.       - Давай, милый, открывай рот. – Дилюк, постудив пищу, протянул ложку к губам Кэйи. Тот шевельнулся, тяжело приподнял голову, еле открыл рот и взял ложку с едой. Оставалось только проглотить, нечего было жевать. Но он всё равно рефлекторно попытался что-то прожевать.       - Тебе нужно кушать, если ты хочешь поправиться. – повторил Дилюк, зачерпнув вторую ложку и принявшись её студить. – Ты совсем прекратил нормально питаться, нельзя так. – Дилюк говорил спокойно, хоте рядом с братом того самого покоя уже почти не ощущал. Находиться с ним было тревожно, постоянный страх, что что-то может пойти не так, не покидал его. Да и видеть такого измученного Кэйю было тяжело. Утешало только одно – оба живы, опасность миновала, преступники были наказаны. После смерти Дайнслейфа один из заговорщиков испугался кары и сознался в содеянном, сдав всех, кого знал их предателей. А знали они друг друга крайне паршиво. Но, мало-помалу, удалось найти всех. Кого-то отправили в темницу, кого – на казнь, прилюдную. Кэйа отсутствовал и на ней.       Дилюк тяжело вздохнул. Кэйа хоть и кушал всё то, что давал ему брат, делал это очень неохотно. Быстро устал, больше есть не мог. Парень положил ложку на тарелку и отодвинул недоеденное на поднос. Позвал слугу, который унёс остатки пищи, и велел подать горячего чаю с травами, дабы король выпил. Снова захлопнулась дверь за слугой. Снова настала гнетущая тишина.       - Как ты? – снова попытался просить Дилюк. Кэйа на сей раз отреагировал. Моргнул, попытался посмотреть на своего брата, но в глазах всё множилось, оттого он взгляд направлен чуточку вбок. Приоткрыл снова рот, пытаясь что-то сказать, но в итоге залился глухим хриплым кашлем. Дилюк поджал губы. Не этого он желал тогда, когда они выбирались из заснеженного леса. Ему думалось, что всё закончилось, что-теперь-то всё будет хорошо. Они ведь теперь свободны. Никакого страха, никакой опасности рядом.       - Устал немного. – ответил хрипло он, и снова громом раздался кашель. Кэйа прикрыл рот, положил руку на грудь, пытаясь сдержать свой приступ, но тщетно. Дилюк отвернулся. На сей раз он ничем помочь Кэйе не мог, ибо с такой угрозой, как болезни, ему не под силу было справиться. Да и, что уж таить греха, он считал, что это его вина. Кэйа защищал брата, вступил в неравную схватку с рыцарем и держался так долго, как мог, вынудив врага в итоге сдаться. Если бы Кэйа не вмешался и бежал, едва ли Дилюк смог бы сидеть сейчас здесь. Уж его-то Дайнслейф щадить не стал. Но не слишком ли высока была цена за спасение Дилюка? Стоило ли оно вообще того? Всё бы брат отдал, чтобы быть на месте короля, однако для Богини это ничего не значило. Она покарала каждого из них по-своему усмотрению.       Дилюк взял гребень и, подсев поближе к королю, стал плавно, никуда не торопясь, гладить его волосы. От былого шёлка ничего не осталось, всё спуталось, а оттого гребень застревал в локонах. Дилюку приходилось с трудом вычёсывать каждый запутавшийся узелок в волосах, ибо не хотелось причинять боли брату. Вскоре подали горячий чай, от которого шли струйки пара и пряный запах трав. Дилюк расчесал остатки волос, подождав, пока чай немного остынет, и вновь стал помогать брату. Бросил пару кубиков, чтобы не было так противно пить горькую смесь, подул и поднёс к устам брата. Кэйа, не сразу, сделал несколько маленьких глотков, горячий напиток обжигал больное горло. Он дёрнул пальцами, будто хотел поднять руку, но сил уже не хватило. Взгляд пустой, почти безжизненный, вот-вот Кэйа закроет глаз и не откроет снова.       - Мне позвать лекаря? – спросил Дилюк. Кэйа еле-еле помотал головой. Не нужно ему никого звать. Он только лениво укутался сильней в одеяла, ощущая озноб, деться от которого было некуда. Кое-как Дилюк сумел уговорить брата допить остатки смеси, ибо того нещадно клонило в сон.       - Пожалуйста, не молчи, если тебе станет хуже, хорошо? – спросил Дилюк. Кэйа, укладываясь на бок, кивнул, закрыв глаз. Тогда Дилюк сам сложил всё на поднос и собирался покинуть комнату брата, дав ему спокойно выспаться. Пусть набирается сил. Рано или поздно болезнь отступит. Кэйа снова прокашлялся. Тело его бросало то в жар, то в холод, на лбу проступали капельки пота. Парень осторожно убрал с его лба нависающие пряди, что липли к коже, прежде чем уйти. Наверное, когда Кэйа уснёт, он прикажет слугам тихонько зажечь в покоях камин, пока тот не видит. В комнате и впрямь было прохладно, а всё из-за упрямства Кэйи.       Только Дилюк хотел уже встать, чтобы уйти, как Кэйа внезапно заговорил хриплым голосом:       - Думаешь, всё могло бы кончиться иначе? – спросил он жалостливо. Дилюк застыл на месте, обдумывая столь внезапный вопрос. Пожалуй, это было впервые, когда Кэйа действительно решился поговорить о случившемся. Всё до этого – бессвязный бред обессиленного рассудка, отчаянные попытки найти оправдание случившемуся. Горько было осознавать, что все они виноваты, в то же время не виноват никто. Каждый поочерёдно калечил другого, не зная даже, во что это выльется в итоге. Всё можно было бы изменить. Дилюк думал много об этом. Может, узнай они всё раньше, попросили бы короля узаконить Дайнслейфа? Однако Дайн не стремился ни к богатствам, ни к короне. Его сердце было черно от боли, холодно от ненависти, больно от желания возмездия. Слишком много если. Если бы то, то не это. Если бы не это, то не то. Дилюк думал о том, что Дайнслейф был прав в одном. Он и впрямь был ошибкой. Не существуй его, не сломалось бы так много судеб.       - От нас ничего не зависело. – сказал Дилюк. – Это не наша с тобой вина, Кэйа. Мы ничего не знали, и могли бы дальше оставаться в неведенье.       Неведенье…Такой ли это дар? Такое ли это проклятие? Дилюк был рад, что узнал хоть какую-то правду. Теперь, когда угроза миновала, он мог спать спокойно. Ночные кошмары растаяли, воспоминания из детства прекратили терзать его во снах. Но для Кэйи правда стала его личным мучением. Дилюк не понимал, что испытывал Кэйа, не мог ощутить этого на себе. Знал только, что чувства эти были сложными, словно всё на свете сплелось в единое безобразное целое, в тёмный липкий ком неизвестного цвета, который Кэйа проглотил.       - Тебе нужно просто всё забыть, Кэйа, иначе дальше ты так жить не сможешь. – ответил ему Дилюк, повернувшись к королю. Но тот, услышав эти слова, забился в мучительном кашле, а после промолвил строго:       - Неужели ты не понял, Дилюк? Нельзя ничего забывать! – возмутился он, и глаз его на миг засверкал живым блеском. - Разве эта история ничему тебя не научила?       - Ты так и останешься жить в прошлом, если продолжишь убиваться по случившемуся. – ответил ему не менее строго Дилюк. – Я хочу, чтобы ты прекратил губить себя. – он смягчился немного, пытаясь звучать менее злостно. – Меня ранит то, что происходит с тобой сейчас.       - Я могу… - он прервался на кашель, чудовищный и хриплый. – Я могу жить дальше, но я не должен ничего забывать. Иначе всё снова повторится.       Дилюк вздохнул.       - Нет, Кэйа, уже не повторится. – спокойно ответил ему Дилюк. – Тебе нужно отдохнуть, братец. Спокойной ночи. – Дилюк открыл дверь, услышав, как снова Кэйа терзался кашлем. Этот звук…Словно по горлу царапают тупым лезвием. Ему тяжело было слышать каждый раз эти невыносимые звуки.       - Он и твой брат тоже! – напомнил ему король, прежде чем Дилюк закрыл за собой дверь. Парень замер. Наверное, правильней было бы вернуться и договорить со своим братом, но сердце сжалось в болезненных тисках. Эта фраза ранила Дилюка. Конечно, раз уж Кэйа приходился ему названным братом, то и Дайнслейф так же им является. Посмертно. А Дилюк иногда был к нему слишком строг, слишком жесток. Может, если бы оба они были внимательней к юному рыцарю, когда он только явился во дворец, его ледяное сердце могло дрогнуть. Кэйа пытался загладить свою вину, но был неопытен и слишком потакал Дайну во всём, а Дилюк не вмешивался, сразу распознав в юнце совсем другого человека. А зря. Но Дилюк помотал головой. Хватит. Слишком много «если». Нельзя так, иначе он рискует так же, как и брат, погрязнуть в прошлом.       Дилюк вручил поднос слугам и направился по коридору сам, получив свечу. Идти обратно к Кассандре особо не хотелось. Она не устроит ему расспросов, но непременно будет постоянно пялиться, ожидая, пока Дилюк сам всё ей поведает. А эту её привычку он терпеть не мог. Не хотелось ему ничего рассказывать ей, пусть живёт дальше, не забивая голову чужими проблемами. Ни к чему ей было знать подробности этой трагедии.       Однако парень остановился. Огонёк в его руке дрогнул, на блюдце упало несколько капель воска. Он повернул голову влево. Та самая дверь. Когда-то он стоял напротив неё, посматривая в щель, и видел в ней Дайнслейфа, который издевается над Кэйей. Тогда Дилюк ещё не понял, кто был с Дайном в одной комнате. Думал, что юноша спит с кем попало, авось слуга какой. Не такое можно было повидать во дворце, если знаешь, куда идти и когда. Покои Дайнслейфа…Дилюк в них никогда не был. Он только знал, что ранее тут был рыцарь предыдущего короля, отца Кэйи. И, как на зло, сюда же поселили и самого Дайнслейфа. Не дураки ли? После пережитой трагедии Дилюк уже иначе смотрел на все эти совпадения. Пожалуй, все они временами были жестоки с рыцарем, пусть и неосознанно.       Любопытство взяло над Дилюком верх. Он тихо подошёл к двери и положил ладонь на промёрзлую дверную ручку. Давно никто не касался её. Замер. Колебался. Всё думал, стоило ли ему входить внутрь. Если Кэйа узнает, ему станет хуже. Но ведь интересно было, как поживал его злостный соперник за сердце Кэйи. Если подумать, он мало что о нём знал. Помнил его историю рваными кусками, знавал всякое, и всё равно не имел понятия, что это за человек. Холодный, злой, сдержанный. Однако за что-то же его Кэйа любил. Дилюк дёрнул ручку, однако то, ожидаемо, не поддалась. Ах да, заперта. Хозяина ведь нет у этой комнаты. Но Дилюк не отчаивался. У него-то есть ключи почти от всех комнат. Теперь он не позволял себе ходить без них после случая с картиной. Всё должно было быть под его строжайшим контролем и никак иначе.       Он сунул ключ в замок и неторопливо повернул его несколько раз против часовой стрелки. Только тихо, чтобы щелчок никто не слышал, а то доложат брату, не говоря о слухах всяких. Не хочется тревожить и без того неспокойный рассудок Кэйи. Дилюк повернул до последнего щелчка и еле слышно открыл дверь. Та протяжно скрипнула, как парень замер. Осмотрелся. Никого нет, а если кто и слышал, то вряд ли понял, что скрипнуло. Дилюк нырнул внутрь, поспешив закрыть за собой двери. Мрак ударил ему в глаза. Свеча, одна единственная, не в силах была рассеять эту густую тьму. Тогда парень поспешил к окну, чтобы отодвинуть тяжёлые тёмные шторы, пустить немного света внутрь.       Оставив свечу на прикроватном столике догорать, Дилюк обернулся и, наконец, осмотрелся. В покоях рыцаря ему не доводилось бывать, а вот Кэйа навещал своего любимого достаточно часто. Кровать была застелена по традиции, на постелях умерших стелились белые простыни. Спать на них – дурная примета, а многие не рисковали даже сидеть на такой кровати. Кэйа приказал ничего не трогать в комнате, но слуги всё-таки постелили белые простыни. Кэйа был бы зол, узнай он это. Примириться со смертью Дайнслейфа для него было невыносимой задачей. Дилюк обернулся. Некрасиво копаться в вещах чужого человека, даже если он уже мёртв. Интерес в этот раз выиграл всякое чувство стыда, и Дилюк принялся изучать обстановку. На прикроватном столике стояла старая свеча, которая уже давно не зажигалась никем. Она немного прилипла к деревянной поверхности столика, капли воска запятнали всё вокруг неё.       На рабочем столе Дайнслейфа царил настоящий бардак. Так и чесались руки привести всё в порядок, но нельзя было. Книги стояли огромными хаотичными стопками, среди них – какие-то заметки, исписанные от и до. Присматриваясь к ним, Дилюк ничего не понимал. Что-то об увлечении Дайна этими проклятыми зельями, его личные наблюдения, выписки из рецептур. Книги обо всём: о травах, о химии, об анатомии. Парень стиснул зубы. Это ведь он отравил короля. От злости перехватывало дыхание, но Дилюк держал себя в руках. Мерзавец. Засохшие чернила в чернильнице, затупившееся перо, что валялось на куске недописанной бумаги. Что-то вроде письма? Дилюк заглянул, отодвинув перо в сторону. Много кто, наверное, видел это письмо и успел прочесть, содержание больше не было тайной. Потому Дилюк прочёл.       Письмо было адресовано Его Высочеству. Часть текста была очень старой, наверняка это письмо переписывалось множество раз, откладывалось в сторону и возвращалось на место. Бессвязный текст, который тот по неизвестным причинам не выбрасывал. Многое в тексте было перечёркнуто, написано неразборчивым размашистым почерком. В нём Дайнслейф просил прощение за что-то, а за что – каждый раз не дописывал и зачёркивал. Это был черновик, к которому рыцарь обращался каждый раз, когда совесть мучила его. Были свежие попытки попросить прощения у Его Высочества, написанные более сдержанным почерком. В них он уже просил не только простить его, но и прощался с королём. Все эти слова остались, правда, лишь на бумаге. Рыцарю не хватило смелости сознаться во всём самому. Ни одного письма он королю так и не послал. Но Дилюк понимал его. Что бы тот ни сделал, его бы жизнь кончилась печально. Сознайся – гильотина, не сознайся – то, что и произошло в итоге. Никто бы не спустил ему с рук убийство короля. Безвыходная ситуация.       Дилюк продолжил изучать все заметки. В шкафчике, что ранее закрывался на ключ, однако ныне был отворён, Дилюк нашёл остатки других заметок. Написаны они были на ином языке, дабы никто не догадался о содержимом. Дилюк этого языка не знал, но знакомые слова ему попадались, да и сопровождалось всё редкими рисунками, корявыми зарисовками крысиных органов в разрезе или каких-то растений. Наверное, это и есть рецептура того самого яда. Без контекста, впрочем, этого было не понять. Все заметки были нумерованы, но часть из них отсутствовала. Подтёр следы, значит. Что есть, оставил исключительно для личного пользования. Ничего интересного, однако их нужно уничтожить. Пусть рецептура, даже неполная, остаётся тайной.       Тёмные одежды висели на стойках, все похожи друг на друга. Дайнслейф себе не изменял во вкусах, носил почти одно и то же. Что-то чуть нарядней, что-то чуть проще. Вычурной была только стойка с мечами. Всякое тут было оружие, диковинное и не очень. Подарки господ для рыцаря. Восточные мечи, рапиры, сабли, реликвии, именные мечи. Целая коллекция, которой Дайн не пользовался. Половина из них попросту не была пригодна для боя. Пустовала только одна ячейка. Дилюк вздохнул. Не много после себя оставил Дайнслейф на самом деле, совсем мало. Вещи его отца выносились отсюда месяцами, а вещи Дайна можно было уместить в две коробки. Тут даже не всё ему принадлежало. Меча, даренного Кэйей, не было. Маски, которая всегда клалась в отдельный футляр, тоже. Футляр был открытым и пустым. Всё так оставлено и брошено, будто вот-вот владелец зайдёт к себе в комнату, снимет плащ, повесит на крючок ножны и удивится присутствию чужака в покоях. А Дилюку останется только молить о прощении, стыдливо покидая комнату. Находиться тут стало невыносимо. Парень схватил свою свечу и поспешил покинуть помещение.       Вдруг и правда вернётся?

***

      Шли дни, а королю лучше не становилось. Болезнь застыла, продолжая терзать ослабшее тело юноши. Она не покидала его, однако отчего-то и не прогрессировала. Врачи разводили руками, Кэйа захлёбывался кашлем, а Дилюк только смотрел. Он был по-настоящему бессилен сейчас. От кого или чего угодно он мог спасти Кэйю, но только не от хвори. Это мучило его сильней всего. Оба брата страдали, каждый отбывал своё наказание. Было же нечто страшнее смерти, верно? Дилюку казалось, что ничего. Теперь же он завидовал Дайнслейфу. Тот просто умер. Не стал обременять себя тяготами жизни с этой чудовищной истиной, не видел, как мучился его возлюбленный, зная при этом, что не в силах ему помочь. Что ж это выходит, снова Дайнслейф улизнул от наказания? Какая несправедливость. Сам умер, а их оставил мучиться в живых.       Однако той ночью произошло нечто неладное. Дилюк, гуляя по коридорам в сумраках, со свечой в руках, неторопливо шёл обратно к себе после дел. Кэйа уже должен был спать, потому беспокоить его он не стал. Пусть спит. Возможно, что однажды король снова сумеет побороть хворь. Всё вернётся на круги своя. А пока…       Дилюка остановил слуга.       - Прошу прощения, - низко кланялся он, - меня попросили отправиться за Вами. – сипловатым голосом вещал ему мужчина средних лет низковатого роста. Дилюк внимательно следил за ним, был совершенно спокоен. Даже его появление не вызвало у него тревоги. Слуга запыхался от бега, свеча в его руках уже погасла.       - Что-то случилось? – с недоумением спросил Дилюк.       - Его Высочество…Нам нужна Ваша помощь. – он не смог ничего толком объяснить, сразу же сославшись на брата. И это возымело эффект. Сердце пропустило ровно два удара, болезненно отдавая в груди. Чуть свеча не упала на пол от новости. Что же случилось? Если с Кэйей что станется…Дилюк сорвался на бег, следуя за слугой. К чёрту приличия, он должен был уверен, что с Кэйей всё хорошо. Однако слуга вёл парня вовсе не к покоям короля, а совершенно в иную сторону.       Когда они очутились в главном зале, Дилюк едва не потерял дара речи. На мгновенье он замер, не мочь двинуться ни в одну из сторон. Глаза широко распахнулись, взгляд устремился на брата. Обессиленный, ослабший, он еле ходил, одетый только в свою ночную сорочку до пола. Босые ноги его липли к холодному полу, юноша слегка наклонялся вперёд, хватаясь за грудь и громко кашляя. Вот-вот выплюнет все свои лёгкие. Слуги окружали короля, пытались если не помочь, то уговорить его одуматься и сейчас же вернуться в постель. Он ведь еле ходил. Но Кэйа в своих желаниях был упрям. Да что он творил? Какой вздор. Дилюк злиться не мог, ибо совсем не понимал, что происходит, однако ощущал, что вскоре нагрянет грандиозный скандал, если не вмешается. Гости соберутся, увидят короля в таком ужасном состоянии…Стало на миг дурно. В руках у Кэйи была корона. Откуда он её взял? Зачем она ему сейчас?       Не помня как, Дилюк бросился к брату, быстро перебирая ногами по скользким ступеням. Руки вцепились в перила, парень тяжело дышал, ибо был готов в любую минуту окликнуть Кэйю. А тот всё на слуг злился, не давал себе помочь, не подпускал к себе достаточно близко. Бредил.       - Кэйа! – он позвал короля по имени, плевав на все правила. Юноша приподнял голову, глядя на брата. Взгляд у него был злым, диким, но при виде Дилюка несколько смягчился. Дилюк спешил подбежать к нему.       - Ты что творишь, Кэйа?! – он схватил брата под руку. Кожа его горела от жара, юноша снова раскашлялся, прикрыл рот ладонью. Кашлял так долго и много, что, остановившись и убрав руку, увидел кровь. Этого ещё не хватало. Волосы встали на дыбы, Дилюку стало плохо от вида крови. Стало ясно, что состояние короля только ухудшилось этой ночью.       - Срочно врачей! – приказал он слугами. Кэйа крепко вцепился ему в руку. От непривычки его ноги подкашивались. В конце концов, юноша так давно не вставал с постель, да и путь в эту залу от покоев был немал. Совсем не мал. Тело Кэйи обмякало, Дилюк схватил брата за плечи, ощущая ком у себя в горле. Снова стало страшно. Он надеялся более не испытать того чувства, которое настигло их в тот самый день. Но оно вновь воротилось из лесу и догнало их во дворце. Где бы они ни были, где бы ни прятались. Никакая стража, никакие стены не могли уберечь их от уготованной судьбы, которой они пошли наперекор.       - Не смейте. – просил Кэйа, но снова не договорил. Рука его потянулась к портрету, юноша стал пытаться подойти к нему поближе.       - Что происходит? – спросил Дилюк.       - Не трогайте…- он раскашлялся. – Портрет. Не убирай его. – попросил король, крепко вцепившись в руку брата. Ноги не выдерживали, он повис на брате, пытаясь не упасть на ноги. Дилюк поддерживал его, не давал упасть. Кэйа пытался идти к нему, свободной рукой держа корону.       - Я перевешу его в другую залу, не беспокойся. – успокаивал его Дилюк. – Никто не будет прятать его. – парень поднял взгляд наверх. Тот самый портрет, где они втроём, счастливые и ничего не подозревающие, смотрели на будущего зрителя. Красивый здоровый Кэйа, уверенный в себе Дилюк, мягкий Дайнслейф. Никто ничего не подозревал, а оттого все были такие радостные, беззаботные. Дилюк не мог смотреть на этот портрет. В глазах сразу двоилось. Он поджал губы и отвёл взгляд, но продолжал помогать брату подойти к картине. Если это успокоит его хотя бы ненадолго, то пускай.       Кэйа упёрся рукой в портрет на стене и раскашлялся ещё пуще прежнего. Он спешно опустил голову, чтобы не запачкать портрет, и забился в очередном приступе. На пол потекла кровь, пачкая сорочку, губы и пальцы на ногах. Кто-то за их спинами охнул, но Кэйа уже не обращал внимания. Ему всё-таки не посчастливилось запачкать уголок портрета, несколько капель осталось на полотне и раме.       - Всё, Кэйа, идём обратно. – Дилюк не смог перебороть себя и тотчас поспешил Кэйе, схватив его силой за плечи и уводя за собой. Король уже ходить-то едва мог, тело его было горячим, влажным от пота. Дилюк поднял его на руки, заметив, что некогда сильное и здоровое тело Кэйи за какой-то месяц стало совсем лёгким, иссушенным.       - Не смей. – прохрипел сквозь кашель юноша. Каждый приступ заставлял сердце Дилюка болезненно ныть. Слуги вручили Дилюку тёплые простыни, и парень крепко укутал брата в них, всё ещё пытаясь удержать его на руках.       - Хорошо. – кивнул Дилюк. – Если ты вернёшься сейчас же в постель и не будешь вставать, то я распоряжусь оставить картину как есть.       - Обещаешь? – спросил Кэйа сиплым голосом.       - Обещаю. – ответил ему спокойно брат, помогая добраться обратно до покоев. Путь был долгим, Дилюку помогали слуги, ибо без них ему не хватило бы сил донести короля. Только Дайнслейф мог бы вот так без проблем донести Кэйю обратно. Дайн…Дилюк помотал головой. Зачем он только думает об этом? Он крепче вцепился в брата, неся его на руках, прижал его голову к своей груди. Кэйа крепко закрыл глаза и тяжело дышал, приоткрыв рот. Каждый вздох сопровождался жутким хрипом. Дилюк дрожал, ибо был рад этому хрипу. Так он мог понять, что Кэйа всё ещё дышит, всё ещё рядом с ним. Это вынуждало его ускориться, чтобы побыстрей оказаться в покоях Его Высочества, где их уже ждали врачи. Прав был когда-то Кэйа, Дайнслейфа никогда нет рядом, когда он нужен сильней всего.       Дверь перед ними спешно отворили слуги, и Дилюк едва ли не вбежал в неё, уложив короля на постели. Снова чудовищный приступ. Слуги суетились по комнате, зажигая одну свечу за другой, подготавливая постели для короля, растапливая камин. Простыни совсем остыли, Дилюк боялся снимать то, во что они укутали короля ещё в зале. Он накрыл брата один одеялом, вторым, плотно заткнув всё. Руки дрожали, всё сопровождалось какой-то заразной спешкой. Торопились все. Дилюк с паникой в глазах осматривался, ибо не знал, что ещё мог сделать для брата. Кэйа вцепился в эту корону, не желая отдавать её, продолжал лежать с ней в обнимку даже под плотным слоем из одеял.       - Дилюк. – Кэйа снова забился в кашле, отвернулся ото всех, стремясь спрятать свою слабость. – Дилюк. – он снова окликнул брата ослабшим голосом. Таким, от которого у парня сжалось сердце в болезненных тисках. Ни за что не бросит его он в эту секунду. Сразу же поспешил сесть рядом, взять Кэйю за его холодную руку и крепко сжать её в своей ладони. Юноша ответил ему тем же. Его схватка то слабела, то усиливалась. Дилюк нервничал. Каждый приступ кашля вызывал у него страх. Вдруг это последний? Лишь бы всё обошлось. Всё должно обойтись. Не для того они спаслись из лап смерти, не для того Дайнслейф позволил им выиграть себя.       Врачи явились очень быстро, торопились как могли. Слуги разбежались, оставляя брата с медиками наедине, и те сразу же бросились осматривать короля. Дилюк ходил по комнате туда-сюда, не находил себе места. За окном давно стемнело так, что ничего было не видать. В стёклах отражались их силуэты, от которых ему становилось дурно. Приступы Кэйи, его мучения – всё это вынести Дилюку было не под силу. Иной раз он даже закрывал уши, лишь бы не слушать снова этих приступов. Кэйа дышал тяжело, почти задыхался, его тело бросало из жара в холод и обратно, невыносимо болела голова. Он мучился, а врачи только руками разводили. Порешали на том, что пациенту плохо, ибо покой его был нарушен скитаниями по дворцу. Дилюк был согласен на что угодно, только бы брату стало легче. Врачи дали Кэйе обезболивающие смеси, которые должны были смягчить на время приступы болезни, обработали мазями от жара и посоветовали выпить успокаивающего чаю. И Дилюк соглашался. Что угодно, только бы королю стало лучше.       Они ушли поздно, убедившись, что королю стало легче. Жар начал медленно сходить на нет, Кэйю перестало трясти. Боль отступала, хотя он всё ещё тяжело дышал. Грудная клетка хаотично вздымалась, из уст его доносились тяжёлые хрипы. Он прикрыл глаза, раскинувшись на подушках, тяжело дышал. Врачи сменили ему заодно повязки на ранах, которые стали всё медленней затягиваться. Вот-вот уснёт. Дилюк ходил по комнате и тушил свечи, дабы дать Кэйе возможность отдохнуть в темноте. Главное – выспаться. Поэтому парень по комнате кружился тихо, на цыпочках. Только бы не беспокоить Кэйю. Ещё немного постоял у камина, дабы проверить температуру и убедиться, что в помещении будет достаточно тепло.       - Дилюк? Ты тут? – спросил Кэйа тихим голосом, едва слышным. Дилюк не сразу понял, что от него хотел брат, но без промедлений бросился к нему, ибо чётко слышал собственное имя.       - Да, ты что-то хотел? – спросил парень обеспокоенно, взяв юношу за руку. Тот тяжело дышал, даже глаз не открывал, только к Дилюку повернулся. Дилюк закусил губу. Не так он себе представлял их жизнь после всего того ужаса, что они пережили. Не таким ему хотелось видеть Кэйю. Но понимал, что бесследно не забудется всё то, что они вместе пережили. Сейчас Кэйа хотя бы не омрачал свои будни мыслями о случившемся, ибо хворь отнимала все его силы. Может, победи он болезнь, жизнь его станет куда менее мрачна. Дилюк снял со своих ладоней перчатки и положил свою руку брату на лоб. Весь мокрый, но жар медленно начинал спадать. Тело пережило жуткие муки, ему надо было отдохнуть. Подумать только, преодолеть такой длинный холодный коридор ради того, чтобы приказать не трогать портрет и убедиться в его целостности…Слишком упрямый. Это не раз уже играло с ним злую шутку, но Кэйа будто и этому упрямится. Дилюку не хотелось лишнего напоминания о рыцаре Дайнслейфе в главной зале дворца, он надеялся передвинуть картину в иное место, менее людное и менее заметное. Если для Кэйи так важно это...Пускай. Теперь-то он мог понять чувства брата. Более он ему боли не причинит.       - Побудь со мной. Пожалуйста. – произнёс он, взяв руку Дилюка в ответ.       - Конечно, сколько угодно. – ответил ему обеспокоенно Дилюк. – Как ты? Может, хочешь чего?       На вопрос ответа не прозвучало. Кэйа закопошился, достал из-под тяжёлых одеял корону, которую долго и упорно держал при себе. Дилюк уже и позабыл, что Кэйа носился со своим головным убором всё это время, достав его невесть откуда. На кой? Он не решился спросить. Сейчас Кэйе лучше много не разговаривать и беречь свой голос. Прихоть больного рассудка, не более. Успокоится и забудет, оставит её где-то, и тогда Дилюк заберёт корону, чтобы положить на место. Кэйа протянул головной убор брату.       - Я верну. – кивнул Дилюк. Но Кэйа, закашляв, стал мотать головой, пытаясь остановить брата. Он потянулся и схватил брата за кисть, потянув на себя. Дилюк потерял равновесие и рухнул прямо на больного брата.       - Ты что делаешь?! – возмутился парень, боясь навредить и без того слабому Кэйе. Но юноша не возражал. Он приобнял брата, прижимая к своей груди его голову. Горячий. Дыхание было ровным, спокойным, даже слишком. Словно не дышал вовсе. Но тихий тяжёлый свист давал знать, что король ещё дышит, с ним всё хорошо. Разве мог злиться на него Дилюк? Совсем нет. Он лёг рядом, укутав Кэйю, и прижался к нему. Они – это всё, что осталось друг у друга, и потерять брата было бы выше его сил. Он справился с потерей семьи, справился с потерей приёмного отца, справился с предательством Дайнслейфа, но уже не справится со смертью Кэйи. Признание брата и его любовь – то немногое, что имел Дилюк в этом дворце.       Он ощутил, как к голове коснулось что-то. Руки брата ёрзали по голове, похолодевшие пальцы касались рыжих волос. Дилюк от неожиданности застыл, дождавшись, пока Кэйа закончит свои дела. В голову что-то жало. Когда юноша убрал руки, Дилюк бросился ощупывать себя.       Корона.       Его пальцы судорожно бегали по изгибам изящного изделия, ощупывали каждый драгоценный камушек, инкрустированный в корону. Руки задрожали. Дилюк тотчас отстранился от брата, пытаясь найти объяснение тому, что случилось. Открыл рот, собираясь спросить, зачем, но не стал. Кэйа уже прикрыл глаза и тихо сопел, обняв одной рукой подушку. Вот-вот провалится в сон, стоило ли его будить? Нет.       Да и ясно всё было без того. В покоях не присутствовала Верховная Жрица, за Дилюком не шла процессия, никто не совершал оммаж. Но ведь не это было главным, всего-то прелюдия к тому, что уже совершилось. Губы Дилюка задрожали. Этот жест короля был красноречивей всего на свете, оттого глаза парня полнились слезами. Он прикрыл ладонью рот, ибо сдержать своих эмоций не мог. Второй рукой потянулся к уже уснувшему брату, погладив его по щеке и убрав назойливые локоны в бок. Но не выдержал, всё-таки бросился обнимать брата, крепко прижавшись к нему. Дилюк уткнулся ему в плечо, сцепив зубы. Нельзя плакать в такой момент, только не сейчас. Кэйе ничуть не легче, едва ли слёзы сделают ему лучше. Король приобнял брата ослабшей рукой и попытался что-то сказать, но Дилюк ничего не услышал. Лишь заметил, как юноша едва заметно улыбнулся, пытаясь утешить старшего брата в его горе, и тихо-тихо произнёс:       - Король умер. Да здравствует король! – хриплым голосом произнёс он, подмахивая вяло рукой. Дилюк застыл. Так кричали Альбериху старшему, когда он принял корону, так кричал люд и самому Кэйе, когда он, поднявшись с колен, повернулся к ним лицом. Дилюк помнил этот момент. Он стоял сзади и, с нескрываемой гордостью, смотрел на младшего брата, хлопая ему в ладоши. Но кто же теперь будет смотреть на него, хлопать ему и повторять эти слова, когда на оммаж выйдет он?       - Не смей! – злился парень, толкая Кэйю. Только бы он прекратил повторять эти слова. Но без толку. Юноша продолжал, прерываясь на кашель, повторять:       - Король умер. Да здравствует король! – пока окончательно не потерял сил, после чего крепко-накрепко уснул под слёзы старшего брата. Дилюк только тихонько прижался к нему, взяв за руку. Лежал рядом, пока сон не сморил и его. Комната утопала в сумерках, свистел ветер где-то за окном, разнося пелену снега по округам, в камине трещал тлеющий огонь.       На утро король не проснулся.