Отчего во снах вижу его светлый образ? Как одиноко сердцу моему без него, брат, почему? Почему молчанье — это теперь голос мой верный, а слезам я это, увы, уже никогда не объясню. Столько боли, отчего в страдающей любви моей, братья? Ну почему, Хоби, его взгляд такой пустой? А мои глаза навеки влажными останутся, что текут с его уходом бесконечной рекой. Почему, рядом с ним найдясь, вдруг снова потерян я. А мы так и не стали с ним одним целым, Ким Намджун. Кто же скажет мне, от чего столько боли в любви моей, и он, увы, не даст ответа мне, а я теперь только бога раненым зверем через толстые решетки клетки о его сладком бесконечном сне в сырой земле молю. Если слышите, вы все, там находящиеся в небе, это я — Чон Чонгук, вам от сердца говорю. Даже там в скором времени я обязательно свою любовь найду. — Эльмас Мамедова.
***
К удивлению Чимина, на предпоследней перемене к нему подошёл Намджун. Он пригласил его в ресторан сразу после занятий. Счастью омеги не было предела, чего не скажешь о хмуром Юнги за весь день. Честно говоря, Мину не нравится только то, что этот альфа лучший друг Чонгука. Хоть Намджун с виду сдержанный и кажется адекватным, но ведь у психически больных людей ничего не написано на лбу, верно? Он в нем не уверен и не хотелось бы потом вытирать горькие слезы невинного друга. Уже возле мерседеса, перед тем как попрощаться, Юнги переспрашивает Пака, уверен ли он в том, что согласиться — было правильным решением с его стороны. Чимин с улыбкой кивает, и блондин сдаётся, в конце концов это их личная жизнь. Чимин видит это беспокойство в его глазах, знает истинную причину переживаний, но почему-то нет сомнений по поводу этого альфы. — Слушай, если он будет переходить рамки дозволенного, звони мне, и я сразу приеду. — говорит Мин, убирая сумку на заднее сиденье автомобиля. — Договорились? — поворачивается к парню, захлопывает дверцу. — Юнги, это не Чонгук, но, если что, я буду иметь в виду. — улыбается Чимин и увлекает в тёплые объятья друга. — Так спокойней? — Юнги с кивком отпускает, кидает взгляд на синюю машину, в которой сидит в ожидании омеги Ким. — А ты куда поедешь? — вырывает из мыслей мягкий голос Чимина. — К Феликсу, у них дома война. — старается не смотреть в сторону главных дверей, откуда вальяжной походкой вышел Чонгук. Альфа, спускаясь с лестницы, на ходу подворачивает черные рукава рубашки, открывая взору татуированные руки. — Его омега просит приехать и поддержать. — Завтра выходные, может, встретимся, погуляем по магазинам? — предлагает Чимин. — Я только за. Все беги, а то он тебя заждался. — улыбается омега, который внезапно хочет побыстрее уехать. — Все, я убежал. — Пока. — прощается в спину убегающего паренька и садится в машину.***
— Хосок, я сейчас занят… — раздраженный голос доносится в трубке Хоби. — Что в твоей голове происходит? — обеспокоенно спрашивает альфа. — Не сейчас, Хоби. — Я видел, как ты выехал следом за ним. — продолжает говорить взволнованный Хосок, сжимая руль припаркованной машины возле небольшой кафешки. — Гуки, пожалуйста, остановись. — Ты позвонил мне, чтобы остановить меня? — язвит младший, следит за дорогой, выруливая за тонированным мерином. — Не трать своё и моё время. — Я догадываюсь, что именно ты хочешь сделать, будь уверен, друг, ты очень сильно пожалеешь об этом! — пытается достучаться до помутневшего сознания Чонгука, который игнорирует все слова и продолжает путь. — Насилие — это бред. — Мне похуй. — рычит в трубку раздраженный альфа. — Этот пацан не понимает по-хорошему. Значит я объясню ему на его шлюховском языке. — Чонгук, думай прежде, чем… — успевает сказать и обрывается связь. Чонгук, из виду черную машину не выпуская, чертыхаясь, швыряет телефон на соседнее сидение. Его бесит, когда лезут не в свое дело, и, если он решил, то так и будет, они знают это прекрасно, но пытаются его отговорить, не понимая, что это ситуацию только усугубляет. Всю дорогу за ним недовольный потоком машин альфа материт парня за его бесконечное, казалось бы, движение. Феликс живет почти на окраине города, и, чтобы добраться до него, понадобился час езды через весь город с пробками почти на каждой дороге. Чонгук, заметив, как омега замедляет скорость неподалеку от новых новостроек, вновь берет телефон и скидывает геолокацию. Машина Юнги заезжает в арку, останавливаясь чуть поодаль от бордюра на свободное место небольшой парковки, и глушит мотор. Кроме с десятка машин и пустой детской площадки, а на ней двух пожилых людей за оживленной беседой на лавке на улице, ни одной живой души. Дождавшись, когда закроются окна, Мин достает ключ и выходит из машины, ставит на блокировку, не спеша двигаясь к синей подъездной двери. Останавливается и тянется к домофону, поздно среагировав на быстрые шаги позади. Он не успевает дотянуться, грубая рука зажимает рот, обхватывая сзади, блокируя руки, второй человек хватает его за ноги, тащат брыкающегося омегу в сторону. Юнги не видит лиц похитителей под масками, мычит, извиваясь в мощных руках. Его запихивают в багажник и, едва не прищемив руку, захлопывают крышку, оставляя в закрытом и темном пространстве перепуганного парня со слезами. Машина трогается с места сразу, и крики тонут в громко нарубленной музыке, стучит по груде железа, не жалея своих отбитых рук.***
Взволнованный Хосок за второй открытой пачкой сигарет за день обрывал телефон младшего, который теперь недоступен. Его не беспокоит прокуренный салон и тошнота от никотина, переживает за своего лишенного разума друга, который роет яму одному человеку, но сам в ней уже по горло стоит. Ким трубку не берет, и альфа знает чем, а вернее кем занят, поэтому звонить ему бесполезно. Запускает пятерню в волосы, оттягивая тяжело вздыхает и, немного подумав, открывает чат с отцом Чонгука. — Столько боли в любви твоей, Чонгук. — смотрит на всплывающее смс в экране с нужным адресом. — Почему? — тяжело вздыхает, искренне жалея двух страдающих парней, и заводит мотор.***
В подаренный любящими родителями загородный особняк заезжает машина, за которой автоматически железные ворота закрываются. Чонгук лениво дожидается, когда жалюзи полностью откроются и можно будет въехать в гараж, встроенный в самом доме. Припарковавшись, он отключает музыку и, не услышав криков позади, удивленный выходит из машины. Поглядывая на багажник, ставит дом полностью на умную сигнализацию и выходит наружу. — Гулять. — выпускает из вольера трех мощных доберманов, стоит им выйти, разбегаются, обнюхивая территорию. Чонгук возвращается и одним нажатием на пульт закрывает гараж. Юнги дрожит как осиновый лист, прислушивается к шагам. Багажник отпирают, и он сразу видит лицо похитителя. Так страшно ему еще никогда не было, если это его очередной тупой розыгрыш, чтобы запугать, то он его голыми руками задушит и отправит в багажник, только он ее уже не откроет. — Прибыли, принцесса. Вылазь. — Юнги с опаской, в ожидании подвоха вылазит, спокойствие альфы пугает и одновременно настораживает, но Юнги слишком зол, чтобы думать об этом. С захлопыванием крышки Чонгук получает удар в скулу. — Ты что себе позволяешь? — кричит на него обиженный дрожащими губами омега. — Ты ублюдок, куда ты меня привёз? — Чонгука на него озлобленный взгляд кидает, и Юнги осекается, отступает, смягчая тон. — Немедленно выпусти меня! — Чонгук с места не двигается, когда он пятится на выход, стоит, глазами пожирает. Стоит омеге открыть дверь, он моментально закрывает ее с диким лаем и царапаньем когтями по ту сторону. Он в ловушке. Юнги вжимается в дверь лицом, жмурится, не в силах подавить панику, Чонгук там позади стоит, и он ничем не лучше этих псов. — Добегался? — опирается бедрами о машину со скрещенными руками альфа и скользит взглядом по сжавшемуся парню. — Чонгук, пожалуйста, я просто хочу уйти. — сглатывая, c осторожностью оборачивается к спокойному Чонгуку. — Просто выпусти меня, я больше не буду тебя злить. — старается, чтобы голос не дрожал, но получается очень плохо. — Нет. — отрезает он, толкается языком за щеку и склоняет голову. Чонгук упивается этим страхом, пусть хоть такие, но эмоции кроме ненависти. — Ты не выйдешь отсюда, и мне похуй, что я пойду по статье. — пожимает плечами. — Пожалуйста, Чонгук, выпусти, я никому не расскажу, позволь мне уйти? — уже не до шуток, Юнги чувствует, как немеет тело и тяжело дышать. — Умоляю, не трогай меня. — Я тебе настолько противен? — от резкой смены тона омега вздрагивает. — Тебя же все ебут за деньги, а с тем ты вообще за шмотки трахаешься. — разводит руками, Чонгук раздражается и искренне не понимает, что за сложности с этим неадекватным пацаном. Чонгука хотят все. Он король этого города и стоит ему только свиснуть, то все омеги у его ног, а этот? Стоит, едва не лишается чувств и дрожит так, словно его током прошибает на сквозь. — Я ненавижу тебя, но, клянусь, я тебя больше не буду злить. — цепляется за надежду быть услышанным его отключенным мозгом или оттянуть время, что угодно. — И я прошу прощения за тот случай. — Хватит разговоров. — отталкивается и неизбежно наступает на него. — За что ты меня так ненавидишь? — дует губы перепуганный до смерти омега, пальцами за стены цепляясь, назад отходит по стенке. — Зачем делаешь это? — Потому что я тебя хочу. — по слогам выговаривает, загоняя в угол. Чонгук не хочет причинять ему боль, но и себя контролировать уже не в силах. Его подсознание подкидывает неприятные воспоминания, вызывающие бурю эмоций в нем. Он отчетливо перед глазами того альфу видит, как Юнги его с нежностью обнимает, словно он единственный человек в мире, который дорог ему. Бесит. Конкретно в нем его бесит все. Эти лисьи всегда с ненавистью смотрящие в его сторону глаза. Эти губы, что шлют в его адрес только одни проклятья. И этот сводящий с ума запах, которым он готов задохнуться, а это тело, что ему не принадлежит. Чонгук хочет им обладать, чтобы только в его собственности был именно этот раздражающий омега. С утра до ночи трогать и касаться бледной кожи, сжимать пальцы, сплетая со своими. Чонгуку не хорошо. Он болен им, но как объяснить ему? Юнги его ненавидит и никогда не поймет, а уж тем более не станет для него никем. У него нет выбора, потому что Чонгук боролся с собой все эти дни, месяца и года и в конце проиграл. Он устал. Юнги ничего не спасет и где-то даже колит за то, что ему предстоит перенести. Завтра он пожалеет и покарает себя. Но не сегодня и не сейчас. — Позволь мне уйти. — запинается о ведро под ногами, но взгляда от альфы не отрывает, пытается думать, но в голове одна пустота. Чонгук от него на расстоянии одного шага, и Юнги, пользуясь шансом, в сторону отбегает за машину, цепляется за капот, едва не запинаясь о провода. — Перестань, пожалуйста, ты меня пугаешь. — морщась от боли в подвернутой ноге, жалобно просит он, поднимая голову, и вскрикивает. Чонгук уже позади, грубо толкает, прижимая спиной о дверцу, блокирует отступление мощными руками по обе стороны от головы. Его долгий и непредсказуемый взгляд Юнги с трудом выдерживает, и, кажется, время остановилось именно на этом моменте. — Отпусти. — шепчет губами и жмурится, Чонгук с морщинкой меж бровей хватает за скулы, сжимает, причиняя боль, наклоняется ближе к щеке, втягивая аромат. — Не-а. — с издевкой тянет, обдувая ухо, и резко отстраняется с тянущей болью в штанах, тащит за собой из гаража. — Пошли! Юнги, брыкаясь, голосовые связки надрывает, цепляется за двери и об деревянные стены ломает ногти под самый корень. Чонгук и силы всей не применяет, волочет его в спальню, игнорируя душераздирающую охрипшую мольбу. В спальне огромная кровать в синих тонах, Чонгук затаскивает и бессердечно швыряет в глубь, как нашкодившего котенка. Юнги, словно кукла, отлетает и одаряется головой о ножку дубовой кровати, морщится, роняя слезы, и распахивает глаза, тут же жалея об этом. Пристально смотрящий на него холодным взглядом возвышающийся Чонгук медленно расстегивает пуговицы рубашки. Омега, всхлипывая, отползает от него, пока тот на взор омеге, сняв рубашку с мускулистого тела, швыряет в сторону. Юнги, поджимая к себе колени, жмется в углу, мечтая пробить ее спиной и оказаться по ту сторону, прячет беззвучный рев в рукавах, мастерки заливая солеными слезами, не выпускает из вида идущего в его сторону психически ненормального альфу. Чонгук, который из-за похоти лишился здравых мыслей, опускается на корточки, склоняя голову в бок, заботливо убирает выбившиеся прядки мягких волос из потрепанного пучка. — Будет больно, можешь кричать, помнишь? — вместо ответа новые всхлипы получает, ладонью по бедру нежно ведет, уже без одежды его представляет. — Нет! — дергается от него как от прокаженного и бьет по руке с кольцом на указательном пальце, моментально оказывается в стальных объятьях. — Отпусти! — Чонгук на нем как умалишенный одежду рвет, на кровать валит, сразу под себя подминает, блокируя конечности. — Не трогай! — омега, угрозы посылая, до последнего не сдается, не бросает попытки вырвать зажатые руки и, не теряя веры, на помощь зовет. — Кричи, — сжимает скулы и смотрит на него бешеными от похоти глазами. — Тут тебя никто не услышит. — нагибается и слизывает мокрую дорожку, смакует во рту. — В его постель сам прыгаешь, сам на член садишься! — звуки рвущейся оставшейся ткани омегу до потери разума доводят, и он задыхается от тяжести над ним. Руки Чонгука везде, он его всего грубо сжимает, как безумный изучает желанное тело под собой, не насыщается. Приподнявшись, вжимает руки над головой, возбужденный Чонгук умело с пряжкой ремня справляется, стягивает джинсы, освобождая стоящий пульсирующий член. Юнги уверен. Он умрет. С таким размером альфа его разорвет. Чонгук, не слушая мольбу, одним рывком на живот омегу переворачивает, вжимает за шею в матрас и, сминая бедра, на себя тянет, заставляя прогнуться в спине и оттопырить упругую попку. Юнги до побледневших пальцев цепляется за скомканные простыни, безуспешно ползет вперед, но грубые руки возвращают назад со смачным шлепком, от которого останется кровавый след ладони. Чонгук плюет на пальцы, без промедления проталкивает в него сразу два и дуреет от узости. «Юнги девственник»: с этой мыслью едва не рычит от удовольствия. Член болезненно ноет, и ему жизненно необходимо важно войти в это дрожащее тело. Пальцы так же резко исчезают, и Юнги с замиранием сердца распахивает глаза. Чонгук, не растягивая парня, пристраиваясь, давит головкой на смазанную слюной дырочку, не позволяет дергаться и избежать проникновения. — Не надо. — плачет омега, и его вжимают лицом в подушку, заглушая крики. — Молчать! — рычит проталкивающий с трудом внутрь ствол альфа, разрывает истошно вопящего в подушку бедного омегу. Весь мир рухнул вместе с его разрывающим членом узкие стенки. Юнги от невыносимой боли прокусил губы, пачкая подушку кровью вперемешку с непрерывными слезами. Боль. Жуткая боль — это все, что он сейчас чувствует, он пропитан ей насквозь. Чонгук, не церемонясь, трахает его глубокими толчками сзади, сжимая бока, дико насаживает на себя ревущего парня. Юнги вспоминает слова из книги, лучшее притупление — это расслабление. Он с трудом пытается не сжиматься, но не выходит, там, где он трется, щиплет. Чонгук делает пару резких толчков и выходит из него, не теряя ни минуты, сразу переворачивает на спину, раздвинув широко ноги склоняется к красному лицу и вновь заполняет его собой, царапая разорванные стенки. Юнги не реагирует на жесткие выпады, от которых спинка кровати бьется о стенку, изучает пустым взглядом потолок и вспоминает дни до встречи с ним, свои мечты, улыбающихся родителей. Слез больше нет, их просто не осталось, есть лишь одно желание, чтобы этот ублюдок, который безжалостно издевается над его телом, поскорее кончил. Чонгук сбавляет темп, пальцами по окровавленным губам водит, просовывает пальцы, царапая язык ногтями, давит на него, и Юнги давится слюной, отворачивает голову в сторону. Он целует шею, покусывая кожу, оттягивая ее зубами, спускается ниже к груди, поочередно посасывая миниатюрные соски. Юнги, морщась, прячет лицо в ладонях. Есть только одно в груди и это отвращение, которое не уступает ненависти по отношению к этой сволочи. Это происходит не с ним и это не его тело сейчас насильно лишают девственности вот так вот бесчеловечно. Новая волна накатывает на Юнги, до удушения противно осознавать, что он находится под ним. Чонгук усмехается на подрагивающие плечи и, откидываясь назад, приподнимает за талию, размашисто трахая на весу. Умопомрачительно с ним, почему именно с этим пацаном так охуенно и так запредельно сладко, а ведь это даже и не он сам отдается, какого с ним, когда он сам подается навстречу? Чонгуку этого не познать и от осознания неприятных ему мыслей хочется причинить тупую боль. Раздражается на его новые слезы обиды, царапая бока, яро по самые яйца вдалбливается, потому что с ненавистью понимает, как ему противно. Чонгук с пожирающими его эмоциями справиться не в силах, желание пометить его распирает до хруста костей, дать свое имя его душе, клеймить собой, чтобы знал, чей он, потому что он именно сейчас осознал, что не готов его отпустить, а после того что сегодня произошло, то вообще от себя отпускать на шаг не хочет. Зверь внутри на его мысли клыки облизывает, в ожидании вкуса сладкой крови хвостом крутит. Юнги, кажется, этот извращенный ад бесконечным, он сейчас в его руках, словно марионетка, а тот, как умелый кукловод, без капли жалости вертит в сильных руках, измываясь над измученным парнем. Сзади саднит и щиплет, а каждая клетка тела горит от больных укусов горит. Чонгук плюет на член, потому что сухость натирает и приносит дискомфорт, чувствует приближающуюся кульминацию, сплетает пальцы с его и наклоняется, вовремя увернувшись от укуса в подбородок, освобождает руку, хватая за горло, сдавливает ее до перекрытия воздуха и доводит себя, цепляясь пристальным взглядом в лицо, кончает в извивающегося с протестом омегу, проталкивается до самого основания и замирает в нем, с рыком изливаясь. Юнги выворачивает прямо на одеяло. Вспотевший Чонгук с отвращением отстраняется, и он, переворачиваясь на бок блюет, заходясь кашлем, с ощущением выходящего члена из влажного прохода от липкой спермы отключается. Юнги просыпается с глубоким сожалением, что не умер от этого кошмара. Измученное тело со следами зубов и натертости внизу сводит от жуткой боли, а душа, отравленная терзающими кошками, подкидывает воспоминания, которые он при желании не сможет позабыть. Юнги пробыл без сознания пару часов, свернувшись калачиком под простыней, перепачканное одеяло было убрано Чоном. Он с трудом терпит, сжимая зубы, приподнимается, натыкаясь на сидящего в кресле внимательно изучающего все это время альфу. Чонгук в одних джинсах с голым торсом, сидя вальяжно в кресле со стаканом в татуированной руке, терпеливо ждал его пробуждение, позволял зверю насладиться его тихим присутствием с ароматом в пропитанной стенами комнате. Во сне он похож на ангела, Чонгук мягко гладил щеки, нежно касался приоткрытых губ и впервые со дня знакомства с ним не чувствовал его ненависти. Сможет ли он не ненавидеть его и перестать смотреть с отвращением? Альфе бы очень этого хотелось. Зверь, развалившись, удовлетворенно посапывал и ему было спокойно, но стоило омеге пошевелиться, как тот, сразу пробуждаясь, держал уши в остро. Что с ним творится? Чонгук не может понять, почему его нутро так яростно реагирует на него. Прикрывающийся простыней разбитый Юнги осторожно присаживается на краю кровати, избегая пристального взгляда, встает на ноги, убедившись в своих силах дойти до двери. Чонгук, не двигаясь, смотрит на его осторожные движения. — Куда собрался? — спрашивает альфа и внутренне просит зверя перестать рычать. — Я задал вопрос. — недовольно добавляет, когда, его игнорируя, продолжают идти. — Ты получил то для чего привёз меня, а теперь отпусти. — сломанным голосом просит омега. — Я не могу. — едва не загибается от внезапной боль в груди альфа, когти зверя царапают грудную клетку. Разворачивая к себе, тянет за край простыни, которую не отдает омега. — Я не насытился, и зверь еще не получил желаемое. — говорит Чонгук, покрывая шею поцелуями с режущимися клыками, а Юнги от предстоящего нового ужаса не может двигаться. Отчаянно не находит ответа на вопрос, как человек может быть на такое способен? Он стоит неподвижной куклой в избавляющих от ненужной простыни рук. — У меня все нутро от тебя сводит. — Юнги на его слова глаза закрывает, пуская одинокую слезу по бледной щеке. Наверное, в этом огромном мире для него ничего доброго и человеческого не нашлось. О нем позабыл сам бог, который сейчас за ними через окно наблюдает и абсолютно ничего не предпринимает. Обида невидимой рукой горло сжимает, когда его же живое творение в грязи чужой похоти утопает. Юнги его всем невинным сердцем проклинает в беззвучном плаче, с чувством отвращения, но уже к своему грязному телу с членом внутри с каждой секундой погибает. В мире много плохих вещей бывает, но разве он мог знать, что вот так себя распятым под ним даже мысленно представит. Чонгук его на толстом ковре под себя подминает, жадно шею поцелуями покрывая, снова ноги широко разводит и от возбуждения набухший член вонзает. Омега стеклянным взглядом все тот же белый потолок изучает, не рвется раненым зверем, смиренно в себя принимает. Только когда он горячее дыхание в шею ощущает, с трудом соображая, упирается в грудь руками. Чонгук не останавливается, клыки на тонкой коже ключиц смыкает, под дикие вопли намертво вцепляется и, трахая, не отпускает, до онемения рук сжимает. Юнги заклинал не ставить метку, в протест пытался ударить альфу рукой, головой, но беспощадные попытки только будоражили альфу, удерживая залитую кровью кожу, трахал его, себя доводя, а только когда в него кончал, с бурным оргазмом челюсть разжал и понял, что натворил. Поразительно, насколько этот омега свел его с ума, ведь Чонгук не заметил, в какой момент он его пометил. Без сожаления поднимается на нем, высовывая член, поднимается на ноги, облизывает губы со сладкой кровью с видом на не движущегося омегу с раскиданными руками в стороны, проходит мимо и выходит за дверь, оставляя его одного не в состоянии даже дышать, разодранным горлом, с горящей меткой, на которой запекшаяся кровь. Чонгук набирает из-под крана воды в стакан и, не донеся до рта, роняет его на пол, следом падая на колени, сгибаясь от пронизывающей боли. Зверь вопит так, что уши закладывает. Непонимающий альфа приказывает перестать царапать морду острыми как лезвие ногтями и сгибается на пополам. Голова взрывается атомными бомбами, а тело ломит так, как будто его кости разом ломают на куски. Альфа требовательно просит перестать его мучить, с усилием тянет за поводок, кричит на внезапно взбешенного зверя. Старается понять, что он так истерзано себя изуродовать требует. Чонгук чувствует запах и поднимает голову, бледный Юнги в его рубашке, цепляясь за перила, спускается в низ по лестнице, стоит ему спуститься с последней ступени, раненная морда поворачивается в сторону разбитого парня, и Чонгук отчетливо в мозгу слышит «Мой». — Не делай этого. — шипит он, когти разрывают грудную клетку на каждый его шаг, и Юнги бросает на него взгляд, он чувствует его боль, но она ничто, по сравнению с той, что причинил ему он. Сигнала с улицы никто не услышал, Хосок, бросив машину с открытой дверью, перелез через забор и успел вбежать в дверь до того, как собака схватила его гачу. Оказавшись в помещении, он сразу учуял примесь запахов мандарина с корицей. Находит дверь и поспешно входит в дом, бежит по лестнице, не разбирая дороги и найдя их двоих, с ужасом понимает, что не успел. Юнги от альфы в страхе пятится назад, а Чонгук, сдавливая голову, сидя на полу, просит омегу не выпускать. — Что происходит? — растерянный Хоби от дикого рыка альфы подходит, помогая встать на ноги под внимательным взглядом парня у перил. — Что ты натворил, Чонгук, — не знает, кому стоит сейчас помогать, шокировано оглядывает омегу с ног до головы и открывает рот, видя метку на нем. — Ты, ебанутый, пометил его! — оставляет друга, опирающегося руками о стол, и подходит к перепуганному омеге, который с приближением альфы сжимается весь. — Не бойся. — уверяет он, накидывая свой пиджак ему на плечи, с жалостью поглядывая на прокушенные ключицы. Чонгук меняется в лице и его моментально отпускает. — Ты понимаешь своим мозгом, что ты натворил? — поворачивается к недовольному их близостью альфе и ждет ответа. — Отойди от него, Хосок. — обходит стол Чонгук и останавливается, дает своему зверю рычать на рычание зверя друга в отместку. — Отойди от моего омеги, потому что мне не нравится, что ты с ним стоишь! — раздраженно говорит злыми глазами парня, за плечом альфы пожирает. — Увези меня, пожалуйста, отсюда. — жалобно шепчет Юнги, цепляясь за ворот пиджака, как за спасение. — И дать тебе его убить? Нет. — выдерживает недобрый взгляд и, повернувшись к нему, одними губами шепчет «увезу», глазами по лицу пробегается, на синяки и раны губы поджимая, возвращается к альфе. — Я не убью его и тебе отсюда лучше уйти, пока я не позабыл, что ты мой друг. — сжимает кулаки до хруста, Хосок впервые его таким безумным видит, думает, как вывезти парня и не потерять друга. Чонгук, позволяя зверю оглушить рычанием комнату, в два шага подходит к ним и хватает омегу за руку. Хосок, стоя между ними, скидывает руку и собой прикрывает онемевшего в страхе парня. — Юнги, сюда иди. — с хмурым видом переключается на внезапно усмехающегося Хоби. — Истинный? — щурясь, с вызовом поднимает голову альфа. — Понял, о чем я тебе говорил? — Чонгук стискивает зубы, поглубже вдыхая воздух. — А я ему не хочу навредить и тебе больше не дам над ним издеваться, поэтому я его увезу сам лично. — говорит спокойно, но оба знают, что это предупреждение. Чонгук хорошо знает его, и он не бросается словами в пустую, сказал, значит, сделает. — Ты не увезешь его, Хоби. — истерично смеется альфа, потирая переносицу. — Ты что, не понимаешь? — вспыхивает за секунду, ощущая жар во всем теле. — Зверь рвет меня на части. — Потому что теперь на нем твоя метка, а несмотря на это, он тебя своим альфой так и не признал. — спокойно отвечает Хосок, Юнги позади жмется к широкой спине, прячет голову, прижимая руки к груди. — Ты не смог услышать, что тебе говорили твои друзья, и сделал по-своему. И к чему это привело? — возмущается Хоби, сдерживая свои эмоции. — Ты не справляешься со своим зверем и в его лапах ты сейчас марионетка, который делает все, что ему велят. — тяжело вздыхает, делая паузу. — Ты забыл? А я напомню. Этот парень слабый омега и в конце концов живой человек, а теперь, благодаря тебе, он обречен на страдания. И ваши терзания, несмотря на расстояние хоть за тысячу километров, будете делить на равные. — утверждает он, всматриваясь в невозмутимое лицо. — Юнги, пожалуйста, иди сюда. — не хочет верить в услышанное дерганый альфа, заглядывает за плечи. — Я знаю, что тебе больно, чувствую, как метка зовет меня. — Юнги не шевелится, а Хосок надеется, что в скором времени им удастся хоть как-то помочь этим двумя. — Чонгук, не подходи к нему до тех пор, пока не научишься сдерживать своего зверя на цепи. — повернувшись, берет за руку. — Потому что в следующий раз Мин не переживет, и мы оба знаем почему. — Чонгук понимает, о чем речь идет, он действительно хотел сцепки, и приедь альфа позже, он бы это сделал. Хосок с предупреждающим взглядом ведет омегу в сторону и рычит, когда альфа делает шаг к ним, заставляя остановиться. — Я сейчас увезу его, а ты, Чонгук, прими душ и завтра позвони мне, мы найдем решение проблемы. — открывает дверь, пропуская парня, и сам выходит, закрывая за собой дверь. Хосок находит биту в багажнике чонгуковой машине, просит его держаться за спиной и открывает дверь. Лай собак в саду у дерева на шипящего на них кота отвлекает, и Хосок, отбросив ненужный предмет, берет за руку, уводит за ворота, сажает на переднее место, обходит машину, бросая взгляд на дом и сев за руль, заводит мотор, увозя его подальше от этого ада. Минуты спустя в открывающиеся ворота вылетает автомобиль.