***
Жил да был во времена стародавние купец богатый да именитый, могутный да собой красивый. Много было у него всяких богатств да диковинок. Имел он казну ограмадную, полную злата да серебра, да камениев самоцветных, да жемчуга отборного, мехов зверя разного пушного, да еще всякого разного. Но превыше богатства своего дорожил купец дочерьми своими любимыми. Было у купца три дочери, все красавицы писаные. И более всех любил купец свою меньшую дочь Аленушку, ибо всех милее и ласковее была она. А еще потому, что напоминала ему меньшая любушку покойницу, по которой купец шибко горевал. Был купец, а звали его Драгомиром Гордеевичем, вдов. Хоть и молод еще был, а не стал брать дочерям мачехи, ибо знал, как горька долюшка пасынка подневольного. Да и не хотел Драгомир жениться, а как сердце тосковать начинало да томиться, снаряжался купец честной в дальние страны: торговать да добра наживать. Холил купец чадушек своих и лелеял, ни в чем отказу им не было. Вот и сейчас, собираясь за моря-океаны, спрашивал Драгомир Гордеевич у дочерей своих хороших, пригожих, ненаглядных, какие гостинцы им привезти из стран дальних, дальних да заморских. Дал купец дочерям на раздумия три дня. Думали-думали дочери, да и пришли к отцу-батюшке. Входит с низким поклоном к купцу дочь старшая Гордея, девица высокая и статная. Молвит просьбу свою заветную: — Батюшка родимый! Ни привози мне жемчугу морского да самоцветов, ларцов резных да мехов собольих. А привези мне венец, что как солнце красное, рассветное, да как свет ясный, полуденный. Отвечает ей купец: — Выполню просьбу твою, Гордеюшка. Будет тебе венец, что как солнце красное рассветное и свет полуденный. Есть такой венец у царевны одной персиянской. Заперт он на высокой горе, глубокой пещере, стерегут его, как зеницу ока. Но достанет для меня венец слуга мой верный. Нет ничего для казны моей непосильного. Входит с низким поклоном к купцу дочь средняя Смеяна, девица румяная и ясноглазая. Молвит просьбу свою заветную: — Батюшка родимый! Ни привози мне жемчугу морского да самоцветов, ларцов резных да мехов собольих. А привези мне зерцало хрустальное, что вода прозрачная. Чтоб, глядяся в него я не старилась, чтоб краса моя девичья прибавлялася. Отвечает ей купец: — Выполню просьбу твою, Смеянушка. Будет тебе зерцало хрустальное, что вода прозрачная. Слыхал я, что у одной королевишны заморской есть такое, да сокрыто оно в сокровищнице подземной, и нет к ней ходу, стерегут ее, как зеницу ока. Слуга мой верный достанет зерцало для меня. Потрудней твоя просьба, чем сестрицына, да не будет казне моей в ней убытка невосполнимого. Настает черед меньшой дочери Аленушке молвить просьбу свою заветную. Входит она к батюшке, да и падает в ноги к нему и слезами горючими заливается. — Не уезжай! — плачет отроковица юная, дочь меньшая любимая, — Не покидай дом родной, не оставляй дочерей своих сиротинушками! Прижал Драгомир дочь свою Аленушку к груди, а у самого сердце кровью обливается. Но твердо порешил купец ехать в страны дальние-заморские. — Поеду я в страны дальние, Аленушка, свет мой. Не тужи, да сердце не надрывай. Сестер слушайся и сама за ними приглядывай. Поеду я в страны заморские и привезу тебе гостинец, какой сама попросишь! Не плачет более Аленушка, сухи да красны очи ясные. — Ничего мне не надобно, батюшка. Ни жемчугов, ни самоцветов, ни ларцов резных, ни шуб собольих. Не нужны мне венцы яхонтовые да зерцала хрустальные. Воротись домой живой да невредимый. А в гостинец привези мне один только цветочек аленький, краше которого на всем белом свете нет! Оторопел Драгомир, а самого хлад пробрал — вспомнил он, как вчерась было! Перед тем как разрешиться, жена его младая, ныне покойная, попросила привезти ей розу алую. Поехал Драгомир тогда недалече, в сторону угринскую¹, а воротился — любушки его в живых не было. Осталась ему одна отрада — дочь меньшая, Аленушка ненаглядная. Посадил он куст розовый на могилке жены своей любимой, усопшей безвременно.***
Поехал купец Драгомир Гордеевич в края дальние заморские. Торговал, да богатства свои приумножал. Отправлял корабли, драгоценностями загруженные, в родные края. Сам продавал, не продешевлял, но и цену свою платил честную. Был он муж нестарый и веселый, хоть и вдовец, а видом пригожий да ладный молодец. Много диковинок и чудес разных в пути своем, со многими людьми добрыми дружбу свел и, грех сказать, никого не обидел. Скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается. Уже год почти прошел, как Драгомир покинул край родимый, да дом свой дочерей любимых. Вот решает он воротиться на родную сторону. Дочерям старшим гостинцы давно уж справлены. Самой старшей Гордее добыт венец, что та просила: солнца красного свет, да блеск полуденный затмящий. Как вынимаешь венец из ларца резного — индо глазам больно от камениев самоцветных. Да ни у царевны персиянской венец выкуплен — по заказу сделан, на всем белом свете такого не сыщешь! Средней дочери Смеяне приготовлено зерцало хрустальное, что самая прозрачная водица. Смотрится в него девица, а краса ее не стариться, преумножается только. Да не у королевишны заморской выманено зерцало то, а на заказ сделано, на всем белом свете такого не сыщешь! Не сыскался гостинец токмо для дочери меньшой Аленушки. Много стран объехал Драгомир. Побывал в садах дивных, видел и аранжареи² королевские-царские, где цветы разные круглый год цветут. Видел цветы, подобно лалам³ сияющие, и на кровь, и на огонь в ночи похожие, с ароматом благоуханным. Да только не было среди них того самого, заветного, краше которого на свете нет. Знал это Драгомир Гордеевич оттого, что каждый цветок им виданный был краше и алее предыдущего. Много ли, мало ли времени прошло, да только как-то раз прослышал Драгомир, что в саду султана одного цветок растет предивный. Видеть его никто не видывал, берегли паче зеницы ока слуги султановы верные. Порешил купец тогда прознать сам, что за цветок этот предивный и как его заполучить. Думал купец, думал, да и ничего не надумал. А на следующий день султан сам его к себе во дворец позвал. Прознал, вишь, про гостей заморских, и самому интересно стало на них поглядеть. Решил Драгомир к султану идти. Глядишь и получиться вызнать про цветок заветный.***
Входит купец во дворец огромный, с колоннами золоченными, беломраморными. Везде дерево драгоценное, ковры персиянские, завеси шелковые, золотом-серебром шитые. Во глубине ограмадного зала трон высокий, кости слоновой, самоцветами разными изубранный. А на троне том султан младой восседает. Брови сурьмленные, губы красные, и до того белый-холеный тот басурманин, что коли бы не бороденка хной крашеная, принял бы купец того за девку. Как увидел султан купца, сокола синеглазого, так вскочил с трона своего драгоценного, за руки взял да повел в залу другую, где яства да пития медвяные, просил гостем быть желанным! Два дня и две ночи пировали они со всеми своими приближенными. А на третью ночь видит Драгомир, как султан рукой знак сделал: прочь, мол, все идите! Вдвоем остались султан с купцом. Стал султан тот подливать Драгомиру вина крепкие в кубок золоченый, и стал купец совсем хмельной. Хмельной-то он хмельной, а видит купец, как султан все ближе и ближе к нему подсаживается. Чует купец, как султан телом своим жарким к нему прижимается, как длани его тонкие под кафтан да под рубашку подбираются. И шепчет гостю заморскому жарко, продолжая ласкать бесстыже. — Полюбился ты мне, купец заморский, хорош ты, пригож. Есть у меня десять сотен дев прекрасных и молодцев статных да пригожих со всех сторон света. А ни один мне не люб, как ты люб стал! Усмехается Драгомир Гордеевич, сокол ясный, отнимает от себя руки белые-холеные, что на чресла к нему опустились и совсем бесстыже стали ласкать. — Не гневись на меня, превеликий султан, государь всемогучий! Всем ты пригож, да не могу я у тебя оставаться более. — Али ждет тебя в родных краях жена любимая, суженая или друг сердешный?! Есть ли кто, о ком ты ночами одинокими тоскуешь? Головой качает только Драгомир. Нет, мол, никого. Вдов он давно. Обрадовался тогда султан, в ладони хлопнул. — А и я один! Не люб, не мил мне никто, нет никого, которого я могу посадить по правую руку свою. Согласишься со мной остаться — будет все твоим: и я, и царство мое, и казна моя несчетная. А приближенные мои, сродственники, прислужники, рабы да невольники тебе до земли кланяться станут. Головой русой качает Драгомир Гордеевич, купец честной. Вскочил султан, ногами затопал! — Да чего тебе надобно, заморский гость! Все тебе предложено чужеродному-безродному! — Не серчай, правитель всемогущий. Сердцу ведь не прикажешь — так у нас говорят. А в родном краю ждут меня дочери мои любимые. А дочь самая любимая, меньшая, когда я уезжал попросила привезти ей цветочек аленький, краше которого на белом свете нет. — Есть у меня цветок предивный. Алый не алый, но коли со мной останешься — отдам тебе цветок этот! Через людей верных отвезут в подарок твоей младшей дочери! Усмехнулся купец: — Не серчай да не гневись на меня, султан всемогущий. Да только я мужик безродный, купец к тому же. В моей стороне говорят еще: брать кота в мешке! Много я цветочков видел аленьких — один краше другого! Усмехнулся и султан, недобро токмо: — Воля твоя, гость заморский! А слово мое такое будет: на цветок ты предивный поглядишь, да только с утра. По саду моему к ночи спускаю я пардусов⁴ — любого разорвут. И еще тебе скажу: или моим будешь, или головы своей враз лишишься! Пригорюнился Драгомир, сокол ясный. Отвели его стражи султанские в покои богатые, да встали в дверях с саблями острыми. Посидел купец, погоревал, а вдруг как слышит, что зовут его тихонько и будто из стены голос. Подошел к стене той купец, хоть и изумился, а напужаться не успел. Приотворяется дверь, а там Деян Далматович, товарищ Драгомира и брат его названный. — Здравствуй, Драгомир Гордеевич! Не пужайся и не удивляйся! Как увидел я, куда султан дела свои ведет, так я слуг султановых подкупил и подпоил. Бежим, друже, авось до рассвета нас и не схватятся! Вышли други через дверь потаенную, за ней лестница шла крутая, а за ней чуланы дворцовые, а за ними и выход на двор задний. У Деяна и кони резвые наготове были. Вскочили тогда они на коней своих быстрых и поскакали прочь от дворца султанского. Чуть солнышко красное подниматься стало, видят Драгомир с Деяном как за ними стража султанская в погоню вышла — все с саблями наголо! Видят други, что все ближе и ближе к ним всадники султанские. Эдак скоро настигнут! Скакать им недалече, рядом море и корабль там купеческий их дожидается. А совсем около лес стоит темный, дремучий, вековечный! Говорит тогда Деян, друг верный и брат названный: — Вот что, Драгомир Гордеевич! Уходить нам надо по разным сторонам! Хоть один из нас да и спасется. Беги ты, брат мой названный, в лес темный. Схоронишься в чащах дремучих-непроходимых и не достанешься басурманину проклятому. А обо мне не тревожься, мой конь порезвей твоего, не угнаться страже султанской за мной. Разделились други верные по разным сторонам: Деян правою дорогою поскакал, точно ветер, и не догонишь его. А купец честный, Драгомир Гордеевич в лес дремучий, в чащи непроходимые двинулся.