Позволь любить тебя вечно

Яков Петрович переходит на резкие толчки, вбивая Колю в кровать. Писатель под ним громко вскрикивает, прогибается в пояснице сильнее, плотнее прижимаясь ягодицами к Гуро, словно прося ещё, глубже, быстрее. Член у него далеко не маленький и где-то на периферии периодически мелькают мысли, что такими действиями он вполне может доставлять юноше дискомфорт, но, с другой стороны, тот никогда не жаловался, а совсем даже наоборот – громкие стоны свидетельствовали о том, что Коля совсем даже не против такого секса. Но так было далеко не всегда. От природы застенчивый Коля поначалу боялся издавать в постели вообще какие-либо звуки, лишь изредка мыча в подушку во время оргазма. Подушка, кстати, была неотъемлемой частью их интимной жизни достаточно длительное время: Николаша прятал в неё покрасневшее лицо, сжимал края, прикусывал ткань, заглушая стоны. Вот и сейчас он утыкается в неё лицом, крепко сжимая ткань до побелевших пальцев. Яков Петрович переносит вес на одну руку, другой выдёргивая из-под писателя подушку и откидывая её вглубь комнаты. -Ну уж нет, душа моя, я хочу тебя слышать, - его собственное дыхание сбивается, когда он наклоняется к Коле, шепча на ухо. От таких слов мальчишка краснеет ещё больше, пытается спрятать лицо, утыкаясь носом в сгиб руки, и крепко прикусывает нижнюю губу. Мужчина проводит по волосам, пропуская пряди между пальцев, и резко дёргает на себя, заставляя Гоголя вскрикнуть. -Я уже говорил Вам, Николай Васильевич, чтобы Вы не смели сдерживаться? – шёпот Гуро обманчиво мягок. -Д-да.. – Николай жмурится от саднящей боли в затылке. -Иначе, яхонтовый мой, - мужчина наклоняется ниже, ведя языком по шее. – мне придётся выбивать из тебя стоны. В прямом смысле. А ты же хочешь потом сидеть? Юноша судорожно кивает, насколько это возможно, и тут же получает болезненный шлепок по ягодицам. Его толкают обратно на кровать, крепко прижимая к матрасу. Позже, лёжа в объятиях Гуро и пытаясь привести дыхание в порядок, Коля всё же решается сказать: -Знаешь, а мне нравится, когда так.. грубо.. – и тут же заливается краской, пряча лицо. Яков Петрович мягко смеётся, берёт юношу за подбородок, заставляя посмотреть в глаза. -Что же ты тогда краснеешь, душа моя? -П-потому что это.. неправильно.. и… -И чтобы в следующий раз не смел сдерживаться, тебе ясно? – он проводит большим пальцем по нижней губе. – Иначе мне придётся взяться за плеть. Мужчина удовлетворённо отмечает блеск предвкушения в глазах Николаши. Он наклоняется, оставляя на губах писателя лёгкий поцелуй. А за плеть он всё же возьмётся. Гуро уже предвкушает, как будет учить своего мальчика не стесняться.