***
Ганнибал адаптируется. Это не настолько просто, насколько описывал Уилл. Ганнибал изменился, и хотя эти изменения носят скорее физический, чем психологический характер, их последствия для него не менее радикальны. Его ощущения всегда были довольно острыми, но сейчас они отточены до совершенно нового уровня: зрение, обоняние, слух, вкус и осязание намного интенсивнее, чем он когда-либо предполагал возможным. Он оценил по достоинству только улучшенное зрение и слух, но с остальными тремя справиться не так просто. Обоняние Ганнибала, которое граничило с гиперосмией даже тогда, когда он был человеком, теперь обеспечивает его непрерывным потоком информации об окружающей среде и людях. Иногда это интересно, но в основном раздражает. И ещё запах добычи дурманит его, захватывает без предупреждения, лишая контроля, который он так осторожно восстанавливал после своего обращения. Уиллу, конечно, удаётся держать его в узде с лёгкостью, но старший вампир, в основном, как обычно забавляется. Ганнибал заканчивает тем, что отменяет все свои встречи на неделю, ссылаясь на чрезвычайные семейные обстоятельства. Уилл тоже берёт отгул, ссылаясь на болезнь, и решительно отвергает попытки Джека заставить его сократить свой отпуск. Они провели время вместе, в основном в Вулф Трэп, и Уилл рассказывал ему о вампиризме в перерывах между сексом и кормлением. Потеря привычного рациона — его единственное настоящее сожаление. Но Уилл спокойно объясняет, что это цена, которую нужно заплатить. На самом деле Уилл не извиняется, и Ганнибал знает, что ему не жаль, но гнев, тем не менее, проходит, подавленный практичностью. Он всё ещё может превосходно готовить благодаря своему носу, но еда во рту как пепел, пресная и безвкусная. Он вспоминает, как много раз Уилл сидел за его столом, казалось бы, с благодарностью относясь к предложенным блюдам, и думает о том, как он планировал со временем научить Уилла тонкому кулинарному искусству. И снова Лектер разрывается между восхищением вежливым потреблением еды, которая Уиллу не нравилась, и раздражением из-за того, что он безжалостно разрушил планы Ганнибала. Ещё одна вещь, которая способствует медленно растущему безразличию Ганнибала по поводу потери, — это его новообретённое удовольствие от вкуса крови. Это совершенно новый и ошеломляющий опыт, разнообразный вкус густой свежей крови на его языке наполняет и волнует так, что это не поддаётся сравнению. Такое ощущение, что сама жизнь взрывается во рту волнами изысканных ароматов, и Ганнибал не может не испытывать благоговейный трепет. Он не скажет, что это честный обмен, но этого более чем достаточно, чтобы заставить заткнуть его жалобы, как только первоначальный гнев проходит. Он много питается в течение этой первой недели, голод внутри извивается змеёй, живая сила впивается в его «я», требуя насыщения. Иногда это кровь Уилла, старший вампир радостно обнажает горло перед клыками Ганнибала, но это часто больше для удовольствия, чем для ликвидации голода. Именно человеческая кровь по-настоящему утоляет его жажду. Версия «охоты» Уилла захватывающая и занимательная, и к концу недели Ганнибал гораздо лучше знаком с лесом вокруг дома Уилла. Простая пробежка с Уиллом, проверка пределов его нового тела, оказывается самым… интересным занятием. Но самая резкая перемена — это сам Уилл. В чём-то он очень похож на того человека, каким его считал Ганнибал, но во многих других отношениях он совершенно новое существо. Барьеры между ними больше не нужны, хоть это и освобождает — открыть всю свою суть другому и получить ответный жест от всего сердца, — то, как прозрачность чувств и мыслей влияет на их отношения, так же пугает, как и придаёт сил. Их взаимодействия изменили тон, теперь когда ни один из них больше не притворяется. Это сбивает с толку, когда тебя видят настолько полно — это много больше, чем ожидал Ганнибал. Тем более видеть Уилла и по-настоящему понимать, что скрывается за человеческим фасадом. Семя тьмы, которое, как он верил, Уилл хранил в себе, оказалось самой сутью, что создала его. Уилл больше монстр, сотканный из чернильных теней и холодной силы, чем простой человек с могучим потенциалом, каким его сначала считал Ганнибал. Он словно остро заточенный клинок — глубоко вонзён в сердце Ганнибала. Жало этого клинка восхитительно и только приветствуется. — Ты слишком много думаешь, любовь моя, — слова тихо сказаны ему на ухо, они отвлекают Ганнибала от серьёзных размышлений, возвращая разум к настоящему. Он не слышал, как Уилл присоединился к нему, погруженный в свои размышления. Он поворачивается на кровати так, чтобы оказаться лицом к Уиллу, его губы тут же пойманы в ленивом поцелуе, Уилл небрежно прокладывает себе путь внутрь чужого рта с похотью без изящества. Не то чтобы Ганнибал жаловался. Он вздыхает в поцелуй, когда руки Уилла начинают блуждать по его обнажённому торсу, плавно скользя по мышцам груди и светлым волосам. Он льнёт навстречу прикосновению, обвивая руками плечи Уилла, чтобы притянуть его к себе. Ему приходится сдержать стон, когда Уилл сильно ущипнул его за сосок, от этого ощущения жар разлился в паху. Почти смешно, каким чрезвычайно чувствительным он стал, каждое прикосновение и ласка слишком интенсивны, хотя и не до такой степени, как это было, когда он проснулся посреди оборота. Уилл уже много раз говорил ему, что со временем он привыкнет к такой чувствительности. Тем временем Уилл, похоже, намерен использовать повышенную восприимчивость Ганнибала к физической стимуляции так долго, как только сможет. Уилл забирается на Ганнибала, не прерывая поцелуя, и его одежда касается обнажённой кожи Ганнибала, этого контакта недостаточно. Ганнибал, не колеблясь, срывает рубашку с Уилла, комкает разорванную ткань и небрежно бросает на пол. Уилл не протестует против такого обращения и ещё крепче прижимается. Он отстраняется, чтобы на мгновение взглянуть на Ганнибала, склонив голову и прикрыв глаза от желания. Уилл смотрит с благоговейным трепетом, как будто на что-то… драгоценное. Это выражение не ново на лице Уилла, но время сделало его только более интенсивным, и Ганнибал клянётся, что чувствует, как что-то внутри него тает под этим ищущим взглядом. — Трахни меня, — командует Ганнибал, его голос похож на рычание. Уилл ухмыляется в ответ и проводит рукой по груди Ганнибала, ногти впиваются в кожу и оставляют после себя красные царапины, которые заживают так же быстро, как и появляются. Ганнибал стонет от прикосновения, глаза закрываются от слабой смеси удовольствия и боли. Он чувствует, как Уилл скользит вниз по его телу, прикосновение пальцев к его почти эрегированному члену, а затем вокруг него разливается жар, когда Уилл заглатывает его одним движением. Ганнибал крепче зажмуривает глаза, когда Уилл начинает сосать, его рот и горло воздействуют на твёрдую плоть греховным чудесным образом. Он позволяет стонам и вздохам покидать его, знает, что Уиллу нравится их слышать, и он слишком сосредоточен на удовольствии, чтобы беспокоиться о сдержанности. Особенно ловкий поворот языка заставляет Ганнибала выгибаться навстречу, дико толкаться бёдрами в манящий жар. Уилл принимает это с лёгкостью, постанывая вокруг члена. Рука ласкает его яйца, сжимая с нужным усилием, прежде чем скользнуть по промежности, чтобы погладить по его дырочке, на это сухое прикосновение Ганнибал беспомощно мяукает. Уилл, как всегда, безжалостен, грубо и быстро работает ртом, в то время как сильные пальцы прижимаются к входу, потирая чувствительную кожу. Он быстро подводит Ганнибала к краю и удерживает его там, не давая толчка, необходимого для того, чтобы преодолеть кульминацию. Ганнибал время от времени дёргает бёдрами и запускает руку в кудри Уилла, безмолвно умоляя об освобождении. Уилл ухмыляется с полным ртом и начинает водить губами по всей длине Ганнибала. Острые, как бритва, зубы опасно скользят по стволу, посылая сладкую агонию. И Ганнибал теряется, содрогаясь и вцепляясь в простыни, оргазм пронзает его, наполняя чистым, всепоглощающим удовольствием. Уилл всё проглатывает, облизывает член досуха, пока Ганнибал не начинает дёргаться под его языком, слабо протестуя против чрезмерного внимания. Он безвольно лежит на кровати, окутанный затяжным жаром своего оргазма, в то время как Уилл пробирается вверх по телу, покрывая его поцелуями. Ганнибал лениво обнимает своего возлюбленного, утыкаясь носом в его шею и вдыхая мощный аромат, исходящий от Уилла — острый и пряный с пьянящим привкусом возбуждения. Руки Уилла блуждают по Ганнибалу, неторопливо и собственнически, лаская каждый изгиб с нежной привязанностью. Он немного отклоняется назад, чтобы провести пальцем по губам Ганнибала, просто касаясь на мгновение, прежде чем погрузить палец внутрь, влажно скользя по его языку. Ганнибал с наслаждением посасывает палец, втягивая его и жадно принимая ещё два. Он не сводит глаз с Уилла, играя с его пальцами, слегка покусывая и проводя языком по подушечкам в такт посасыванию. Уилл мычит от удовольствия, глаза темнеют от похоти, прежде чем вспыхнуть ярко-багровым, в их глубине мерцает ужасная нужда, которую Ганнибал познал и полюбил. Пальцы выскальзывают у него изо рта с чавкающим звуком, и Уилл, не теряя времени, направляет их ко входу Ганнибала, толкая один из них внутрь без фанфар. Ганнибал прикусывает губу от внезапного вторжения, подавляя стон, когда Уилл вводит ещё один, не давая ему привыкнуть. Раньше Уилл был с ним относительно нежен, но с тех пор, как он обратил Ганнибала, он не проявлял ни на йоту своего прежнего терпения. Ганнибалу тоже больше не хочется сладости и медлительности их прошлых соитий, он предпочитает раунды жёсткого и быстрого траха. Он выгибается навстречу вторгающимся пальцам в попытке пропустить их глубже. Уилл ухмыляется, не столько улыбаясь, сколько дико обнажая зубы, и подчиняется, быстро двигая пальцами в Ганнибале, добавляя третий после нескольких толчков. Ганнибал с ворчанием откидывает голову назад, одновременно прижимаясь к матрасу и толкаясь навстречу ищущим пальцам Уилла. Они касаются его простаты, дразня маленький бугорок и посылая экстаз по его венам. Уилл начинает безжалостную атаку на это место, потирая и надавливая, пока Ганнибал не начинает корчиться на кровати, приоткрыв рот в почти непрерывном потоке непристойных звуков. Он стонет, когда Уилл убирает пальцы, пустота пугающая и неприятная, и он пытается перевернуться, чтобы подняться на четвереньки. Но Уилл останавливает его, положив руку ему на плечо, удерживая его так, как он есть. — Вот так, — выдыхает Уилл, пристально глядя на Ганнибала, как прикованный, — я хочу видеть твоё лицо. Несмотря на жар, вспыхнувший в нём от этого приглушённого признания, Ганнибал тихо смеётся и говорит: — Похоже, ты всегда этого хочешь. Уилл смазывает свой член смазкой из полупустой бутылки с тумбочки и нависает над Ганнибалом. Он толкается внутрь дюйм за мучительным дюймом, вырывая неглубокие вздохи из них обоих. Он не останавливается, пока не входит полностью, их тела тесно соприкасаются. Ганнибал притягивает Уилла к себе, кладёт руку ему на затылок, чтобы их лбы соприкоснулись, просто наслаждается ощущением наполненности. — Если бы ты только мог видеть себя таким, — говорит Уилл, его голос приобретает приглушённый, почти безумный тон. — Лишённый твоей любимой человеческой вуали. Ты как лесной пожар, свирепый и захватывающий. Дрожь пробегает по всему телу Ганнибала при этих словах, и его член возбуждается с новым интересом. Уилл начинает двигаться с хриплым стоном, короткими толчками, которые нарастают и нарастают, пока не превращаются в медленные, но глубокие, их губы периодически встречаются в целомудренных поцелуях. Ганнибал обхватывает лицо своей пары обеими руками, проводит большими пальцами по лёгкой щетине на подбородке, обводит изящный изгиб щёк и без стыда восхищается его абсолютным совершенством. Угол слегка меняет наклон, и Ганнибал выгибается дугой над кроватью, поскольку толчки постоянно задевают его простату. Его эрекция полностью возвращается по мере того, как удовольствие распространяется, захваченная между телами и трущаяся против воли с каждым движением их бёдер. Уилл улыбается и прижимается лицом к плечу Ганнибала, его полузакрытые глаза сияют. Ганнибал держит одну руку на плече любимого, а другой тянется вниз, сжимая свой член в кулак, лениво поглаживая себя с ускоряющимся темпом Уилла. Уилл кончает с резким криком, тело сотрясается, когда он опустошается внутри Ганнибала, и это ощущение вызывает его собственное освобождение, его член дёргается, разбрызгивая пару капель. Ганнибал переживает оргазм, зарывшись лицом в волосы Уилла, из него вырываются приглушённые стоны. Сквозь дымку блаженства он чувствует, как Уилл выходит и падает на матрас, свернувшись калачиком рядом с ним. Он поворачивается, приоткрывая глаза, чтобы посмотреть на Уилла, который отвечает ему мягкой улыбкой. Он запускает руку в кудри Уилла, проводит ногтями по его голове и умиляется, когда Уилл наклоняется навстречу прикосновению со звуком, очень похожим на мурлыканье. Уилл ловит руку Ганнибала, чтобы коснуться губами ладони, прежде чем улечься на нём сверху, удовлетворённо растянувшись на груди. Ганнибал радостно откидывает голову назад для лучшего доступа, когда Уилл прижимается к нему носом, вдыхая его запах глубокими, слышимыми вдохами. Похоже, Уиллу нравится эта странная животная привычка. Ганнибал находит это милым. — Твой запах изменился, — хрипло бормочет Уилл после того, как удобно устроился. — Больше не похож на добычу. — Чем я теперь пахну? — спрашивает Ганнибал с искренним любопытством. Хотя он осознаёт резкую разницу между запахами человека и вампира (первые пахнут в подавляющем большинстве как еда), факт остаётся фактом: Уилл — единственный вампир, которого он знает. Сам Ганнибал не в счёт, поскольку, по словам Уилла, нельзя должным образом уловить свой истинный запах. Уилл проводит кончиком носа по основанию горла Ганнибала, ещё раз вдыхая и восхищённо мурлыча. — Грозой и ночным дождем. Тьмой и смертью. Мной, — Уилл бормочет эти слова с неприкрытым благоговением, и последнее слово произносится как дрожащий вздох, сладкая ласка. И Ганнибал смеётся, приглушённо и нежно, и обнимает Уилла чуть крепче. — Похоже, ты очень доволен этим, мой дорогой Уильям. — О, ещё как! Когда ты был человеком, от тебя пахло божественно — как на настоящем банкете. И мазохисту во мне этого не хватает. Но сейчас… в миллион раз лучше. Теперь ты пахнешь, будто ты мой. Моя пара. Он может понять удовлетворение Уилла. Каждое дуновение аромата Уилла, которое слышит Ганнибал, также пропитано его собственной сущностью, едва уловимой, но бесспорно присутствующей в качестве основного компонента. И это никогда не перестаёт наполнять его чувствами обладания и обожания. — Я твой, — соглашается Ганнибал, его улыбка ясно звучит в словах. — Как и ты мой. Он чувствует, как губы Уилла изгибаются в широкой улыбке, которая отпечатывается на коже Ганнибала. — Навсегда.***