Тенью детства

      Его заботливые руки осторожно натягивают мужские носки на перевязанные ноги, ведь женские оказались слишком малы. Она вглядывается в уставшее лицо. Пара непослушных светлых прядей спадают на лоб, хмурые брови распрямляются. Её сухие пальцы возвращают прядки наверх, ведут по щеке, задевают край уха. Если тонуть в ком-то, то тонуть до самого дна. Его глаза — пара весенних листьев — смотрят на бледную кожу щёк. Он дышит тяжело, словно в груди мешает что-то… виной тому нисколько не болезнь, не сигареты, не порох от войны. Виной тому что-то другое, что вряд ли можно излечить таблетками. — Твои волосы… — тихо сказал Порко и заправил прядь, что едва доставала до подбородка, за ухо.       Опустив голову, Нина резко отмахнула от руку и стиснула зубы. Сожаление билось в груди, выместив сердце. Горькая злость колючими словами отравляла язык. — Двое из отряда погибли, — почти шипела она, вцепившись в простынь, — я обещала Йохану отправить письмо его маме, — её голос дрогнул. — Кольцо… потеряла, — Нина сжала губы и зажмурилась, — а ты мне про волосы?! — рявкнула она с такой озлобленностью, что сама испугалась себя.       Слова разлетелись искрами, но не задели Порко. Он молча запустил руку в карман и кинул цепочку с кольцом к руке Нины. Глаза распахнулись, наполнились слезами, уставились на Галлиарда, который смотрел на неё с понимающим спокойствием. Его большой палец погладил кожу колена. — Откуда? — она очертила кончиком пальца кольцо — единственное, что осталось от Марселя. — Нашли на столе, когда искали документы, — Порко потёр шею и вздохнул. — Письмо было там же, его отправили за тебя.       Груз, что тянул внутри, вдруг отпустил, освобождая чувства. Нина пересела ближе, прижалась к груди Галлиарда, слёзы полились из глаз. Он обнял её дрожащие плечи и нырнул пальцами в волосы. Всё, что таилось и пряталось последний год, текло по щекам. Она плакала навзрыд, цепляясь за рубашку на спине, как за необходимое спасение. — Не пугай так больше, — прошептал Порко над ухом и закрыл глаза. — Прости, — Нина услышала в его голосе то, что он так хотел скрыть от неё. — Прости меня… прости, — судорожно повторяла она, чувствуя, как болезненно бьётся его сердце. — За что ты извиняешься? — Галлиард стёр с ресниц слезу и вернул руку на спину, обняв крепче. — Думала, что уйду раньше, — Белл расслабила пальцы и всхлипнула, — но как я могу оставить тебя?       Его тёплые руки забирали тревогу, успокаивали, дарили нежное чувство защищённости. Столько лет они были рядом, но никогда не были так близко, как сейчас. — Спокойно, — Порко усмехнулся и немного отстранился, — домой едешь, забыла? — Письма писать будешь? — она вытерла влажные щёки и, поджав губы, глянула на мокрое пятно на рубашке. — Дай подумать… — Галлиард и многозначительно посмотрел в сторону, — посмотрим, — он пожал плечами. — Иначе не уеду! — воскликнула Нина и стукнула кулачком по постели. — Шантаж! — он притворно ахнул. — А я-то думал с честными людьми дело имею, — Порко раздосадовано покачал головой.       Тихий смешок сорвался с её губ. Всё закончилось хорошо, всё снова по-старому. Сердце, как луг после дождя, дышит медовым спокойствием. А ведь где-то есть простая жизнь и прозрачный весёлый свет. Там, где соседский мальчик говорит с девчушкой, а их нежнейшую беседу слышат лишь пчёлы. Как торжественна и трудна жизнь военного, что оставил позади родной двор, заменил гранитный город на широкие просторы мрачных садов из тел товарищей, испачкал кровью синее небо. — На улицу хочешь? — спросил Порко, нарушив кроткую тишину. — Воздухом подышать. — Я не встану, — Нина попыталась двинуть ногой и тихо ойкнула, обезболивающее отступило. — Отнесу, — он аккуратно выбрался и поднялся, — за курткой только схожу.       Очевидное решение откликнулось румянцем на щеках Белл.       В темноте рисовались огни фонарей, ветер играл в волосах. Она обвивала шею, держась. Лицо Порко так близко, брови отчего-то снова нахмурились и вновь распрямились, когда сухие губы коснулись щеки. Кожа покрылась мурашками от «спасибо», произнесённого на ухо шёпотом. Солдаты медленно подтягивались в казармы после ужина, многие устали и валились с ног после тяжёлого дня. Ноги опустились на траву возле бревна, едва ли Нина могла теперь найти для себя удобное положение, чтобы не было больно. — Сколько тебе ещё так? — Галлиард накинул куртку на её плечи и сел рядом. — Сказали, что полгода до полного восстановления, — она укуталась в тёплую ткань, — но потом ещё нужно время, чтобы вернуться в строй. — Да-а, небыстро, — Порко покачал головой и вынул из кармана пачку сигарет и спичечный коробок, — может к тому времени война закончится. — Мы же воздухом подышать, — Нина недовольно подняла бровь, когда он зажёг спичку. — Кто каким, — Галлиард усмехнулся с сигаретой в зубах и поднёс огонь.       Белл отвернула голову и протянула руку, всем своим видом говоря: «Дай сюда эту свою дрянь». — Не в этот раз, — Порко шлёпнул по ладошке, — опять выбросишь, — он встретился с её недоумевающими глаза и хмыкнул. — Думала, второй раз прокатит?       Рот Нины раскрылся в возмущении, она недовольно помахала рукой, разгоняя дым. Повисло молчание, не приносящее неловкости или напряжения. Каждый думал о своём. Скоро придёт пора расставаться, оба не хотят, но они вынуждены. Пожалуй, Белл не отказалась от исцеления Воинов. Будь она одной из них, то ноги бы уже с лёгкостью носили её вновь. И будь она одной из них, этого бы не случилось. — Ты и без меня знаешь, но я всё равно скажу, — начала Нина, отвлекая Порко от мыслей, — руки с ногами у тебя может и отрастут, но это не даёт тебе вторую жизнь. Так что береги себя, пока меня не будет рядом, — она переплела холодные пальцы. — Так точно, товарищ лейтенант, — Галлиард затушил сигарету в земле и накрыл её ладони своей тёплой. — Я ещё должен сдержать слово, верно? — Да, это тоже, — Белл улыбнулась, чувствуя, как щёки порозовели. — В кармане письмо, — он похлопал её по плечу и немного ссутулился, вернув руки на колени, — передай родителям. Так быстрее будет, чем почтой. — О, — Нина тут же принялась шарить в карманах куртки и, нащупав конверт, одобрительно закивала, — всё же написал, какой хороший сынок. — Самый лучший на свете, — Порко лениво потянулся, усталость брала своё, но уходить не хотелось. Сколько ещё он не увидится с ней?       Тих и печален взор глаз голубых, вновь разлука неизбежная, долгая. И почему только братья уходят на войну без неё? Крепкие объятия, робкий поцелуй, обмен взглядами. Он пообещал писать больше, она сказала, что обязательно скоро поправится и вернётся. Счастье заглядывает на короткое мгновение повидаться, уходит так же быстро, как и приходит. Жизнь непредсказуема, тем и прекрасна, как бы ни было тяжело. Порко погладил Нину по волосам, которые Пик рано утром немного подстригла, чтобы сделать ровнее. — Не нравится? — Белл опустила глаза, вспоминая, как он смотрел на её локоны. — С распущенными лучше, говорил же, — Галлиард улыбнулся краем губ.       Щёки довольно порозовели, Нина засияла, отчего-то было так важно, что именно он оценил и принял её с короткими волосами. Хоть с ними теперь и ничего не поделаешь, хочешь — не хочешь, а обратно хвост не пришить, не прикрепить, как ослику из детской игры. Но меньшее о чём стоит переживать — это волосы, когда сломаны ноги и когда Порко остаётся на войне без неё.

851 г.

      Госпиталь, где лежали военные, насквозь пропах лекарствами и фенолом. Ранними утрами не самые радостные медсёстры обходили палаты, будили пациентов, проверяли температуру и ставили уколы по необходимости. В благодарность за молчание в плену командование позволило Нине занять палату в солнечной стороне больницы. После операции врачи пообещали, что кости должны срастись правильно и без осложнений, но реабилитация будет долгой. Разминать сразу две ноги после длительного лечения потребуется упорно и ежедневно. Только бы не пришлось заново учиться стрелять.       Нина громко вздохнула и устало потёрла глаза. Настоящая скука лежать здесь уже второй месяц, даже на костылях не походить. Книги и письма — единственное развлечение. Иногда удаётся поговорить с другими пациентами, многие радуются, что ранение настолько серьёзное, что на войну их больше не заберут. Один старик совсем плох, часто забывает, что говорит, зато каждый день проживает как новый. В общей комнате, куда Нина выбиралась нечасто, он показывал ей многочисленные медали, рассказывал про семью и до слёз радовался, когда вспоминал, что у него есть дети.       Были и кадры похуже. Однажды сестра уронила металлическую миску. Звонкий грохот напомнил некоторым фронтовой ужас, кто-то залез под стол и накрыл голову руками. А кто-то глух на одно ухо — граната взорвалась рядом. Но это всё, по крайней мере, обычно, не жутко. Как-то раз Нина не могла уснуть, свет уже погасили, книгу читать невозможно. Сидела она и смотрела в окно на двор госпиталя, освещённый жёлтыми фонарями. Голые деревья размеренно колыхались в ночном ветру, ничего не предвещало беды до поры до времени. Нина напряглась, когда увидела мужичка в белой пижаме. Нет, даже старичка. Волосы и борода белые, словно снег.       Он посмотрел на неё.       Нину тряхнуло, точно молния ударила в тело, пробив изнутри. Из всех окон старик пялился именно в то, за которым сидела она. Может показалось? Белл тут же легла и накрылась одеялом, будто оно может как-то спасти. Напряжение отступило, когда глаза потихоньку слипались, но послышались шаги в коридоре. Шаркающие, медленные, противные. Дежурная медсестра, должно быть, проверяет, что никто не бродит. — Всё повторится, — раздался мужской голос не так далеко.       Не то, чтобы Нина боялась, на войне было и хуже, но любой шорох натягивал струны до предела. — Всё повторится, — вновь этот голос, но уже ближе, — тик-так.       Шаги звучали всё ближе, за мутным стеклянным окошком на двери показалась тень. Нина натянула одеяло до глаз, которые не могла отвести в сторону. — Тик-так, — прозвучало за дверью.       Сердце билось сильнее, чем когда-либо. Казалось, оно сходит с ума, как сама Белл. До чёртиков страшно, тень за дверью всё ближе и ближе. Она замерла. И Нина тоже. Смотрит, не мигая. Он на неё, она на него. Лицо старика со стуком прислонилось к двери, глаза, искажённые в неровном стекле, устремились на Белл.

Тик-так

Тик-так

      Ти-ик-та-ак — Эй, Стивенсон! — чей-то юношеский голос прервал старика, свет в коридоре включился. — Марш в кровать, все давно спят.       Выдохнув, Нина отодвинула одеяло, под которым стало невыносимо жарко. Медбрат что-то невнятно передал дежурному и открыл дверь женской палаты, просунул голову внутрь. — Вы спите? — прошептал юноша, боясь разбудить пациенток. — А что с ним? — Белл поднялась и взглянула на заботливого молодого паренька, чьё лицо осветил ночной сумрак. — Он меня до ужаса напугал. — Контуженый на всю голову, деменция, — медбрат неловко почесал затылок, — не беспокойтесь, его переведут скоро. — Хорошо, — Нина благодарно кивнула и легла обратно.       Дышать стало легче, в голове промелькнула мысль, что надо будет написать Порко об этом, его позабавит. Дни, когда приходили письма друзей, Нина особенно любила, получить даже небольшую весточку было счастьем. Ей писали не так много и часто, когда было время черкали пару строк о том, что происходит. Пик писала реже остальных, но в подробностях рассказывала, как дела у всех. Сердце колко отозвалось на её слова о том, что Порко временами тоскует, пускай и пытается скрыть, но пытливые глаза Пик всё раскроют.

«вот пишу, надеюсь, от счастья сердце не схватит, малявка. ха, ну и жуть у тебя. тик-так. перепугалась там, да? нас в другую часть переводят завтра, ещё дальше от Ребелио. говорят, что война затянется, но пока не знают, насколько. может будет временное затишье, тогда вернусь домой скоро. вчера Райнер выиграл у меня, представляешь? пришлось вернуть ему деньги. это ты меня там проклинаешь, уверен, мою удачу высасываешь. не скучай в общем, ещё спишемся-свидимся.

Покко».

      Глупая улыбка коснулась губ, Нина провела пальцем по бумаге, крохотная слезинка пробежала по щеке. Говорит, не скучать. Да разве можно? Никогда раньше не приходилось расставаться надолго. За каждой разлукой следует встреча. И эта обязана случится не на том свете. Бессилие давит, как и беспомощность. Желание помочь разбивается о реальность, в которой даже встать с кровати почти невозможно.       Холодным утром, когда все ушли, Нина куталась в тёплую кофту, которую принесла госпожа Галлиард в один из визитов. И что бы она только делала без мамы Порко? Самой за вещами не сходить, послать некого. В дверь постучали, без ответа вошли. Полковник вместе с молодым офицером-помощником предстали на пороге палаты, Белл тут же села и выпрямилась, уже собиралась встать по привычке, как её остановили: — Сиди-сиди, — он поправил повязку на глазу и завёл руки за спину. — Да, сэр, — Нина отдала честь в приветствие и подметила, что у него удивительно хорошее настроение. — Указом командира марлийской армии, — начал офицер, вытянувшись по струнке, — за мужество и отвагу при исполнении воинского долга награждается «Струверским щитом», — он протянул полковнику небольшой красный футляр, — нагрудным знаком «за ранение» третьей степени, нашивкой спайпера первой степени лейтенант по особым назначениям Нина Белл. — Служу Марлии, — она растерянно кивнула и взглянула на полковника. — Поздравляю, — мужчина что-то ещё хмыкнул под нос и протянул футляр с наградами, — выздоравливай. — Благодарю, сэр, — Нина взяла бархатную коробочку и озадаченно открыла. — Есть какие-то новости? — не поднимая глаз, спросила она. — Пока нет, — полковник натянул фуражку и пошёл к выходу из палаты.       Выверенные шаги офицеров стихли в коридоре, глаза рассматривали небольшой щит из цинка, посередине цветок эдельвейса, похожий на солнце, как на элдийской повязке, сверху подписано название города, который Марлия смогла вернуть ценой огромных потерь. Нашивка из армейского сукна с золотой окантовкой, а на ней гордый орёл в трёх листьях дуба. Нина вздохнула и отложила награды на койку. Чувства сплелись в единый тёмный комок. Разве ради этого воюют солдаты? Чтобы обвешивать парадный белый мундир медалями и знаками отличия?       Все узрят, как она постаралась, а потом под нарукавной нашивкой с прекрасной чёрной птицей увидят жёлтую повязку элдийки. Глупо до смешного абсурда. Но заслуги признали — это радует. Здесь не ненавидят так же, как там, а значит Родина стоит того, чтобы её защищать. Нина убрала футляр в тумбочку, если туда никто не полезет, то трогать не станет. Да и у многих здесь настоящие медали и не по одной штуке, а не нашивки.       Постепенно ноги заживали, пару раз за окном шёл мелкий снег, но снежинки таяли сразу, оставляя лишь мокрый след на дорожках Ребелио после себя. Письма приходили всё реже, Нина давно не получала ответа от Порко, хотя всё было в порядке, никаких трагических известий, которые могли ранить сердце, не поступало. Не могло же случится что-то плохое, пока она лежит в госпитале, где день за днём возвращается тоска. Хотелось снова увидеть его насмешливое лицо, да хоть хмурые брови! Всего его. Поговорить в живую, а не на бумаге.       «Привет, как ты? Ноги не болят? Сегодня с Зиком ходили в город, а там настоящие сугробы! Не помню, когда в Ребелио видела что-то подобное. Жаль, снег тебе не смогу привести, а я ведь скоро приеду. Представляю, как ты сейчас рада. Будем вместе на костылях ходить, если ты, конечно, сможешь встать к нашему возвращению. Райнер предлагает вместе посетить театр. Только тебе придётся попросить у командира Магата разрешение, чтобы впустили. Ты уж подгадай день, когда у старика хорошее настроение будет, и очаруй его! Шучу-шучу.       Узнал бы Покко, что я тебе тут пишу… Кстати, о нём. Странно, что он не пишет тебе. Не знаю, в чём уж там дело, но не бери в голову. Вокруг одних дураков мир не крутится. Уверена, в госпитале есть собеседники поинтереснее. Когда приедем, точно сказать не могу — не позволено. Считай, устроим сюрприз. Не знаю, смогу ли прочесть следующие твои письма, так что поговорим уже при встрече. Буду служить, как и полагается Воину! И ты там, смотри, не раскисай.

Твоя Пик».

— О, Пик, — Нина растянулась в улыбке и сжала письмо.       На душе теплело от каждого написанного слова, новость о скором приезде лёгкой радостью отзывалась в груди. Ради них нужно постараться встать на ноги как можно скорее, ведь обязана прикрывать, продолжать бороться бок о бок, чтобы семьи жили, чтобы Марлия цвела.