Лиззи в небесах с алмазами

Я различаю шевеление губ под одержимо ухоженными усами — и привычно киваю, улыбаясь. Не важно, что ты пытаешься мне прокричать — кто-то выключил звук и тебя тоже. На тебя просто приятно смотреть, прищуриваясь — с агрессивно подведенными глазами, с губами шлюхи, с которых никогда не сходит кровь, ты похож на красноглазого демона. Красивого. Ты всегда на него похож, когда я под кислотой. Я немного пугаюсь. И мне смешно, ведь это ты. Я знаю, кто ты. Но я совсем тебя не знаю. Поэтому я снова пошел сюда с тобой. Твоя рука, ненормально горячая, словно нагретый утюг, кожаной скрипучей змеей вьется по моей талии к заднице, и обратно, поглаживая. Ты привлекаешь меня очень тесно к себе с несдержанной пылкостью — дружеское восхитительно закончено на сегодня. То, что надо. И главное — никаких гребанных чужих педиков. Ненавижу их с тобой делить. Ненавижу, Фред, и только поэтому я слишком часто нахожу повод и срываюсь на тебя сейчас. Ты обижаешься, как ребенок, и орешь на меня в ответ. Я хочу втащить тебе, втащить и запретить смотреть на них, запретить бросать меня, тебе непонятно, что для меня значит делить тебя не с нашим миром. Иногда я действительно это делаю, забывая, что ты отлично умеешь драться, что ты сильнее меня, и разбитая губа или подбитый глаз тебя лишь раззадорят, но ничему не научат. Ты швыряешь меня через бедро и с видом победителя седлаешь, стискивая в горсти ворот футболки, сжимая руку в кулак, намереваясь втащить в ответ, а я смотрю в твои глаза, до краев налитые яростью и детской обидой, и понимаю, что тебе тоже не все равно. Кайф от осознания стоит того, чтобы получить от тебя трепку. Сейчас мне лучше перестать об этом думать — от одной только мысли о чужаках рядом с тобой меня начинает трясти от злости, и я порчу момент. Я не должен сегодня испортить вечер — иначе ты перестанешь брать меня с собой. Твои глаза полыхают, словно подожженая красная фея*, и смеются вместе с тобой. Смеешься ты тоже замечательно — танцуя всем телом, крепким, сильным, надежным и по-пидорски многообещающим. Мне тоже смешно. Звук включается. — Дорогуша! — перекрикиваешь музыку, прикусывая мочку моего уха. Зарываешься носом в волосы за ухом. Лижешь шею. У меня встает. Хочется коснуться своего уха и шеи — проверить, не остались ли на коже кровавые разводы. Я проверяю. Я немного разочарован. — Ты зря не захотел соблюсти дресс-код! Ты привлекаешь слишком много внимания. Таких цыпочек стремительно быстро снимают и похищают. Не успеешь оглянуться — и ты уже на коленях в чьих-то малознакомых медвежьих лапах и с внушительным членом во рту. Мурлычешь слишком возбужденно для того, кто волнуется о друге. Представляешь меня с чужим хером во рту. Сука, вот сука, смеюсь я, ужасаясь этой фантазии. Не с этими, нет, только не с ними. Лучше телку снять пофигуристей. Или кого-то из наших семидесятых, полных занимательными экспериментами. Или тебя. — Главное, что ты со мной, а значит, никто лишний ко мне не доебется! — Нас могли вообще не пустить! Здесь строгие правила. — Нас? — словно со стороны, я слышу собственный смех хозяина мира. Твои связи, наши деньги… нас всегда и везде пустят и тщательно оближут. Я прикасаюсь кончиками пальцев к нижней губе и задеваю милые кроличьи зубы. Мой собственный Багз Банни, ты вылез из мультика, чтобы потанцевать со мной, умиляюсь я, и чуть не забываю, зачем я, собственно… ах да. Мне нужно проверить, нужно убедиться. — Ты что делаешь, Лиззи? — хохочешь и забавно, по-верблюжьи, вытягиваешь губы трубочкой. Целуешь мои пальцы. Мягко, влажно, но бесследно. Я разочарован. Совсем чуть-чуть. Но я почти уверен, что ты не человек. В человеке так не растворяются. В человеке так не забываются. Человека так не ревнуют. Если это не любимая женщина. И как же все-таки я люблю твой смех. Ты можешь делать это как мужик, а можешь по-женски, очень кокетливо, и даже застенчиво, а можешь неконтролируемо и классно ржать над моими шутками (Обожаю тебя смешить, ты всегда понимаешь мои шутки, даже самые ебанутые. А я понимаю твои.), ты можешь засмеяться и запороть этот чудесный звук, вспомнив о зубах (Ну зачем? Ебучие детские комплексы.), а можешь делать это вот так, как сейчас. Воздушно. Похоже на лопающиеся пузырьки шампанского. Смех обдолбанного тебя. Смех счастливого тебя. Кажется, я опять влюблен. Не в тебя, зубастый ты засранец, а в твой смех. Мне нужно еще. Я забираюсь к тебе под куртку, под майку, где своей клубной жизнью живет разогретое тело. Скользнуть по бокам, по тугим мышцам, по ребрам и в самый невыносимый жар — волосатые подмышки. Ты извиваешься в моих руках и сквозь пузырьковый смех ставишь мне диагноз — оказывается, я выгляжу и веду себя как Люси в небесах с алмазами**. Чтобы бы это не значило. Оказывается, ты всегда представлял ее мной. Лиззи в небесах с алмазами. Ну началось, закатываю я глаза, когда нечем крыть, ты играешь грязно. Дразнишь, зная, как меня раздражает сравнение с девчонкой. Защищаясь, я щекочу еще усерднее и корчу рожицы. Взрываешься новыми пузырьками и куда-то тащишь меня трахаться. — Тут что, нет вип-комнат? — возмущаюсь я, обхватывая ногами твою кожаную задницу, когда ты сильными руками усаживаешь меня на край низкой поверхности возле раковины сортира и ныряешь в меня, жадно нежишься во мне, вдыхаешь мой запах, всего меня. Встает так, что становится больно, а ты уже работаешь юркими пальцами, позвякивая моим ремнем. Рванув ширинку вниз, ты помогаешь мне расправиться с твоими узкими штанами, расстегнув и приспустив их. — Так прикольнее… опаснее… почувствуй это… заткнись. Знаю, дрянная ты Мелина, думаешь, никогда не имел девок в сортирах? Но когда это было? Люксовый номер дорогого отеля кажется мне все более привлекательным. Право, ну ты как шкодливый подросток. Люблю это в тебе. Смотрю на тебя и сам снова таким становлюсь. Твои пальцы грубовато запечатывают мой рот, погружаются внутрь, кровь на твоих демонических губах слишком реальна, и я жадно слизываю ее, в то время, пока ты шуршишь презервативом, пытаясь разорвать упаковку ногтями. Не получается. Я мешаю тебе, не отдаю тебе назад твое сверхполезное очаровательное оружие. Очаровательное, и не спорь. Рычишь от нетерпения и предлагаешь мне самому это сделать. Опять возимся. Не твой размер. Ты ужасно смешной сейчас, матерясь и стреляя у меня другой кондом, словно сигарету. Будто у меня когда-либо водился твой. Хотя, сейчас тебе повезло. Мы устраиваем бешеные скачки. Мы два звереныша, будто от одной мамки, от одного помета, сиамские братья-близнецы, и не важно, что родились мы на разных континентах, у разных матерей. Я всегда это чувствовал, черт возьми. Ты врос в меня, а я в тебя. Все заканчивается слишком быстро. Соскучившись, мы всегда кончаем настолько стремительно, что не успеваем понять, что вообще только что произошло. Наскоро приводим себя в порядок, по-джентльменски угощаем друг друга пудрой, курим в приоткрытое окно и, обнявшись, снова идем потанцевать. Чтобы потом продолжить эту ночь, надеюсь, не так быстро и с комфортом. Хотя и без него с тобой охуенно. Главное — вместе. Ведь завтра на работу, и нам просто необходимо добросовестно облажаться и вместе получить разнос от Брайана и Джона. Мы всегда все делаем вместе. И лучше не думать о том, что когда-нибудь это может закончиться.