«Слышишь? Неужели ты пуста? Твой хозяин давно мёртв! Дай мне силу! Она нужна мне!»
Долгий сон без сновидения.
Приходя в сознание, он долго слышал шум повозки и топот копыт, а когда пошевелился — проскрипел голос старика.
—Проснулся? Там, слева, кувшин с водой, выпей.
Но явных движений не последовало.
—Слышишь? Вроде-то живой, а вот спал ты долго и крепко, как мёртвый. Что же ты в пустыне так? Тут то стервятники налетят, то буря песчаная вздыбит. Нельзя в таком месте столько спать, нельзя… Ты как сейчас?
Иссушенный пустынным палом, Дотторе нащупал слева кувшин и испил воды. Тело, особенно руки, тряслись в зное, и сам он был растерян — последнее, что помнил, это как засыпал рядом с прудом в безлюдном районе пустыни.
—Кто вы…
Старик наконец-то услышал голос, хриплый, почти как у него.
—Я так, человек, перевожу товары в порт, да обратно. — старик говорил по-простому, по доброму, позитивно. — Три дня назад остановился в околе водоёма, а там гляжу — человек рядом с камнем. Так ощущал — не мёртвый. Так понял, спишь крепко, а там буря намечалась. Ты извиняй, если мы далеко уже, но там бы ты остался под песками. Пустыню мы через дня два покинем, а там я до порта. Тебе куда?
—Когда мы будем на границе пустыни и леса, прошу, скажите об этом. Я сойду там. Благодарю… я не думал, что столько просплю.
—Да брось, жизнь людей в пустыне была бы невозможна, будь её жители волками.
Медленно Дотторе пришёл в себя. Он вспомнил, как нашёл, что искал — жемчужину песков, и, когда выбрался из пирамиды, найдя безопасное место, отключился в бессилии. Он проспал несколько дней, но сна не видел. Это было пустое пребывание во тьме.
К своему счастью, жемчужину он нащупал в своей сумке, лежавшей рядом с ним. Судя по своему состоянию, он понял, что артефакт исполнил прошенное — дал ему силы. Однако Дотторе понимал, что пока не может знать и пользоваться ей в полном объёме.
Дорога до города ожидалась не близкая. Старик оказался разговорчивым человеком. Было видно, что он рад живому собеседнику, путь и такому, который чаще всего просто слушает. Редко у Дотторе находилось, чем ему ответить.
Он постоянно хотел спать. Это безотвязное состояние появилось у него с момента, когда он взял в руки жемчужину песков. Поскольку в своём первом сне он провел несколько дней, то поэтому теперь упорно сопротивлялся сонливости. Это было тяжело, потому что глаза находились в темноте под плотной повязкой. Для них ночь словно уже наступила. Вечная ночь.
Дотторе слышал песчаные ветра, чувствовал припекание Солнца — всё это вызывало навязчивые мысли. И поскольку иных занятий не было, он иногда позволял погрузиться в те мыслями.
Сумеру в представлении многих людей — это страна густых зелёных лесов и экзотических животных, однако страна мудрости — это не только территория Бога живой природы. Южные земли Сумеру практически лишены жизни. Там властвуют песчаные бури и стервятники, а людей, в сравнении с лесными, ничтожно мало. Там многие тянутся к лесу, но далеко не каждому это удаётся. На границе пустыни и леса возведена огромная стена, сдерживающая песчаные бури в пределах пустыни, но на самом деле она беспощадно разделяет одну страну надвое. По южную сторону люди не знают спокойной, умиротворённой жизни. Единственное, неизменное во все времена, что видят они — механические пирамиды, непоколебимые песчаным морем столетия, возведенные словно вчера. Одна центральная пирамида — это гробница покинувшего этот мир царя пустыни. Усыпальница, хранящая в себе непостижимые ныне миру знания и механизмы. Никто не знает, откуда появились технологии их создания, но именно из-за преисполненности механизмами пустыню негласно зовут вторым Каэнриа’х, потому что и их рассвет и закат пришлись на одно время.
—Пуста пустыня…а всё равно люблю её. Есть в ней для сердца что-то родное. — говорил старик, глядя с тоской по сторонам. — Богатая у неё история, и тянутся многие к ней, да не тянутся к жизни в ней…да и верно. Нет жизни там, где бросил земли сам Бог.
—Вы верите в Бога? — как-то Дотторе решил откликнуться на извечную ностальгию старика.
—Конечно! — бодро воспрял старик. — Конечно, верю. Человек без веры — это не жилец.
—В какого Бога вы верите?
Старик растерялся, услышав такой отклик. Он недолго подумал, перед тем, как ответить.
—Я верю в Бога. В одного единственного, которого никто и никогда не видел, того, кто любит всех людей мира.
Дотторе почему-то ждал другого ответа. Он понимал свои чувства, но попытался понять, почему даже старик, сердцем любящий пустыню, не находит веры в её Боге?
—Почему не царь пустыни? — поинтересовался Дотторе. — Люди леса, лишившись своего Бога, преподносят свою веру только для неё. Неужели пустынники отказались от веры в своего Бога?
—Ох…слова “свой” и “чужой” несут только раздоры. Ведь может, горе жителей пустыни и леса только в том, что одни считают Бога вторых “чужим” и от того считают друг друга чужими? У людей столько общего, но может только вера мешает быть нам едиными? — старик с прискорбной тяжестью вздохнул. — Пустынники преданы своему Богу, и ненависть их к лесу крепчает день за днём. А твоё сердце на чьей стороне?
—Я уже давно предан Богу Севера…и презрение моё едино велико к обоим Богам Сумеру.
—Ох…поэтому я верю в одного Бога, единого для всех. Ведь от какого количества ненависти освободились бы люди, приняв единое? Отбросив язычество…
Разговор о пустыне навеял Дотторе снять повязку с глаз. Он хотел взглянуть на неё. Ещё сомневался и растирал глаза, долго пребывавшие во тьме, но потом он открыл их и всё равно увидел одну темноту и только еле уловимые очертания пейзажа.
Ожидаемо…вечная ночь.
—У этих земель действительно когда-то был свой правитель… — говоря о навеяном, Дотторе вдумчиво смотрел куда-то в даль, словно правда видя что-то. — Он дал им технологии, обогнавшие своё время...Сейчас же эти земли преисполнены одними руинами и падалью. Как ярко в пустыне загорелся рассвет, так же ярко его солнце погасло. Царь пустыни исчез, словно не существовал. Следом за ним исчезла Руккодевата. Сумеру остался без двух Богов в один день...С тех пор Академия ведёт свою политику, прищемляющую пустынников на их территории. Южный народ остался один, и скверна сделала их беспомощными. Сейчас скверну пустыни зовут Эллезаром. Современники знают только, что это болезнь пришла из пустыни…но ведь у всего должна иметься своя природа?
Говорят…Эллезар появился в преддверии катаклизма. Пустынников словно прокляли, словно…Бог оставил их. На грани их жизни и смерти кто-то забрал скверну, но не смог исцелить полностью. Пустынники остались слепы, а поселённое в их крови прозвали Эллезаром. Последующее поколение было прозвано «детьми несчастья», потому что в них проявилась новая аномалия — красные глаза, однако ни один из тех детей не родился с Эллезаром. В большинстве семьях это, конечно, унесли века. Кровь очистилась. Но и в наши дни Эллезар нередко проявляет себя.
—Точно…Всё так, как рассказывали мои старики. Получается, ты историк?
—Можно так сказать...
—Значит, из Академии? Интересное место, говорят. Я сам далёк от наук, а вот внучке моей нравится там. Если памятью не ошибиться, вроде, она тоже на историческом факультете. Но таких историй, как ты, ещё не знает, хе-хе...
«И вряд-ли узнает» — пробежало в мыслях Дотторе. Он повернулся лицом к старику, и тот впервые увидел его глаза.
—Не знал, кстати, что в наш век ещё рождаются красноглазые.
—Не рождаются.
Это был первый раз, когда первым замолчал старик. Его простодушие подсказало, что не стоит дальше трогать эту тему. Всю оставшуюся дорогу того дня они провели в молчании, каждый в мыслях о своём.
Одним вечером, пережидая ночь, они остановились у озера. Разожгли костёр, потому что ночью в пустыне холодно, несмотря на весь дневной пыл.
Солнце уже зашло за горизонт, фиолетовое небо постепенно окрасилось звёздами и в конце концов стало чёрным. Теперь только темнота его друг, теперь только в ней противник равен ему.
Под тёмным небом Дотторе рассуждал, какой должна быть жизнь и какая его жизнь.
«О небо, если бы слова «и жили они долго и счастливо, и умерли в один день» слышало бы не только счастье, но и смерть...тогда жизнь не имела бы счастья и несчастья разлук. Но таков закон природы: одному всегда дано пережить другого — врага или друга, любимого или ненавистного. Потерять жену — это тягостное несчастье. Это равноценно, как потерять отца или мать — людей, бываших с тобой рядом и в горе и в радости. Когда теряешь их, ты лишаешься опоры.... Конечно, жизнь по-своему мудра: в своём начале она даёт нам родителей, а со взрослением — любовь, и, когда умирают родители, рядом уже оказывается любимый человек, вы даёте свои жизни в руки друг друга, становясь взаимной опорой, а любовь своевременно приносит, должна, свои плоды, и вот, когда наступает момент прощания с любимым человеком, ты не должен терять опоры благодаря плодами прожитой любви — детям. В этом мудрость жизни — она никогда не бросает на произвол судьбы, она всегда оставляет с нами рядом новое звено извечной сансары.
Только…что делать тем, кто не смог продолжить это звено? Жить одному? Умирать в тоске, не в силах жить дальше? Или поддаться безумию?
Я выбрал последнее.
У нас будто стала одна жизнь на двоих, жизнь, не представлявшая из себя ничего, без рядом одного с другим. Нам и раньше приходилось расставаться на долгое время, но тогда мы всегда знали, что снова встретимся. Жизнь тех расставаний не казалась такой бездонной пустотой, как жизнь сейчас. Что мне вечность без тебя? Отвращение.
Если бы я где-то ошибся? Если бы в какой-то момент остановился? Что бы я имел сейчас? Тоску и отчаяние.
Но я доказал тебе и мне, что ты существуешь. Ты мечтала увидеть небо мира, свет победы над несправедливостью Небес. Ты пронесла эту мечту сквозь века. И упала, когда осталось совсем немного. Поэтому, пусть совершаю преступление, клянусь — я дам тебе всё-всё живое — всё то, что ты любила. День нашей победы, глаза, позволившие тебе увидеть его самой. И себя рядом.
Синьора, моя любовь, скоро мы встретимся. А потом — навечно».
Они добрались до границы леса и пустыни и там разошлись. Ещё за несколько дней Дотторе дошел до города.
Измотанный бессонной дорогой, войдя в свой кабинет, он упал на диван, но почти сразу услышал шаги, не вещающие спокойствия.
—Коломбина, это ты?
В ответ он услышал невинный смех, означающий верность своего предположения.
—Вернулся. Ну и вид у тебя, Доктор: вместо Предвестника тебя можно принять за бедного пустынника.
—Я только пришёл… дай я немного отдохну. Ты хотела что-то?
—Я — нет, а вот ей не терпелось, хи-хи…
Прямо на Дотторе резко с рук Коломбины кошка.
—Кх, Ева стала тяжелее, — массивный удар от прыжка в живот даже оживил его. — намного тяжелее и…больше? — гладя кошку, Дотторе ощущал, что она точно стала больше, и он бы даже не признал Еву, если бы она так знакомо не ластилась об него. — Чем ты её кормила?
—Всё, что она ловила в лесу, было её. Она — дикая кошка и вырастет ещё. Немного. Хи-хи.
Дотторе не в шутку подумал, что теперь Ева, если захочет его разбудить, вгрызётся в руку до крови, ведь она стала больше и сильнее.
Хоть не мог видеть, он слышал счастливое мурчание Евы. В ответ он гладил, испытывая минуты безмятежности.
—На самом деле я бы советовала тебе сегодня зайти в Академию. У твоего полного жизни среза серьёзные проблемы.
Дотторе отвлёкся от Евы, его всерьёз насторожили слова Коломбины.
—Что за проблемы?
—Не знаю. Молодой Доктор ничего не рассказывает мне. Он просто нервный весь последний месяц. Иногда заходит сюда. Берет что-то из твоего стола. И уходит.
—Я понял. Спасибо, Коломбина, за информацию и Еву… — без сил Дотторе снова прилёг. — Я… немного отдохну.
Подойдя ближе, Коломбина приоткрыла глаза, её взгляд сразу привлек шарик с её кулачок из красного золота, лежащий рядом на журнальном столике. Девочка взяла его в руки и ещё раз посмотрела на него и потом на почти бессознанного Доктора. Она закрыла глаза.
—Что это за шарик? — невинно спросила Коломбина, разбудив Дотторе. — Ты ходил в пустыню за ним?
—Да. Это жемчужина алых песков.
—Интересный шарик.
—Верни на стол. Тебя не интересуют такие игрушки.
—А зачем тебе артефакт мертвого Бога? Причём, проклятый артефакт.
У Дотторе не было сил отвечать, он снова почти уснул.
Девочка, снова приоткрыв глаза, встала над Доктором и спустила плотную повязку с его глаз.Они открылись, а её рука оказалась резко схвачена.
—Ты не видишь. Зачем тебе игрушка, которая убивает тебя?
Он разжал её тоненькую хрупкую руку.
—Коломбина…что ты сделаешь, если узнаешь? Зачем тебе эта информация?
—Люди часто желают получить информацию, которой не смогут воспользоваться, не так ли оно?
—Это пустая информация, и цена за неё пустая.
Дотторе очень хотел понимания от Коломбины — чтобы она оставила его в покое, но, как правило, если эта с виду хрупкая девочка чего-то хочет, под предлогом невинной бестактности или жестокости она это получает. Хоть Дотторе всегда называл её бестактной, внутри всегда понимал, что она только пользуется ей.
—Коломбина.
—Да?
—Человек, даже когда просит совета, всё решил для себя. Нет нужды кого-то убеждать или отговаривать. Может есть то, чего ты боишься? Спроси меня об этом. Обещаю, я отвечу честно.
Дотторе не смог увидеть грустного лица Коломбины.
—Война Архонтов повторится?
—Да, но не так, как тысячи лет назад. Это не продлится столетия, только один день. Умрёт только один Бог. Смерти Асмодей достаточно, чтобы положить конец войне.
—Смерти одного Бога, а Электро Архонт?
—Они давно мертвы, как и сотни других Богов, которых Царица просто упокоит в тот день.
—И Леди тоже?
—Нет…даже наша Царица не может упокоить её так, чтобы она переродилась… мне тяжело объяснить, для чего мне нужна красная жемчужина, но она не для убийства Бога и не для нашей войны.
Коломбина положила шарик на стол, и Дотторе услышал это и снова быстро уснул .Больше Коломбина ничего у него не спросила. Она только взяла Еву в руки и молча ушла.
Лёд тысячелетний
Тает с новым днём
Тают с ним его осколки.
На раз — мороз крепчает.
На два — он всё живое поражает.
На три — лёд первый тает.
На четыре — волны разрезает.
Кто теперь за ним?
Пять и шесть лёд испытают.
А есть ли сколышек в тебе?
Может его прячешь?
Мы придем, проверим.
Напевая свою считалочку, она выходила из лаборатории. На улице стоял тёплый день. Из леса рядом слышалось щебетание птиц, шум листвы.
—Бог давно оставил их, но они живут так, как жили с ним. Почему мы не смогли так жить? Пойдём в лес. Там сегодня спокойно.
Сняв белую повязку с больших чёрных глаз, хрупкая, но не беззащитная девочка направилась по тропинке в лес.
В нём она часто вспоминала, как давным-давно в огне познакомилась со Смертью.
—Ты смерть?
—Да.
—Ты пришла за ними?
—Да, малышка… Они все мертвы. Они должны уйти.
—Тогда я останусь одна...
—Не останешься. Дай мне руку. Пошли со мной.
—Пойти за смертью?
—Да… Я не люблю, когда меня зовут «Её Величество Смерть».
—Какое имя ты любишь?
—Мара.
Девочка сделала медленные шаги вперёд, идя навстречу к Богине и принимая её руку. Она услышала, как Богиня произнесла слова, после которых они остались одни в пустом горящем лесу, которого покинул Бог.
—Твои глаза… — Богиня провела рукой перед чёрными сверкающим тьмой глазам. — Ты видела ад… — девочка невинно смотрела в глаза Богине и, дрожа, улыбалась, но только сама Богиня видела этот взгляд затравленным, а улыбку бездушной. Она наклонилась ниже к девочке и положила свою ладонь поверх её глаз. — Больше ты не увидишь кошмаров.
Но это осталось в прошлом, сегодня мало что напоминало ей о былом.
«Сегодня лес спокоен. Ведь так должно быть всегда? Лес и его жители не должны сгорать в чужом огне».
