syzygy

Истерички. Они есть в каждом социальном кругу: вне зависимости от статуса семьи и стараний, которые в них вкладывают при воспитании. Ими вовсе не становятся, не подумайте — ими рождаются. Именно так себя может успокоить мама Ким Сону, и именно так её успокаивают собственные родители. «Ничего, вырастит — пройдёт. Тебе, разве что, не стоит сейчас поощрять такое поведение, а то может только усугубиться. Знаешь, как сама кричала и брыкалась, чем бы тебя не кормили в пять лет? А я тебе в детстве говорила: будут свои дети, они тебе за нас отомстят!» — всегда говорила бабушка — единственная опора для матери Кима. — Иди ко мне мой х-о-о-о-ороший, — тянет полная аджумма — гордая бабуля, на секундочку. — Иди ко мне, мой сладенький, — и открывает пошире рот с потрескавшейся на уголках губ помадой. Её пухлое лицо почему-то не застывает перед глазами, а становится больше по мере приближения к ребёнку. Он, полуторагодовалый, сидевший спокойно и внезапно оказавшийся под атакой прилива нежности, выдаёт привычную реакцию. — ААААААААА! — Сону ещё не умеет разговаривать, зато с самого рождения умеет отменно орать и махать руками, посему, сам того не хотя, отвешивает женщине рукой по лицу. — Мама, ты же знаешь, что он не тактильный, сколько уже раз просила не сюсюкаться! — женщина с мокрыми от пара волосами прерывает готовку и вылетает из кухни. Здесь вокруг цветы, виноградная лоза и самое тёплое сердцу — темные горшки с кимчи, острой перцовой пастой. Сезон закваски приходит как раз на сентябрь. Во дворике перед домом, обгороженным невысоким забором — каменная кладка и никаких зарослей. Всё аккуратно и по традициям. Мать-героиня перекидывает через себя полотенце, а затем и самого ребёнка, но он продолжает визг. Она уже знает: мягкие и трепетные постукивания не успокоят, а лишь заведут сильнее. Единственный выход — поставить на место. Ну, то есть, положить: маленький Ким ещё не умеет ходить, зато ползает со скоростью похлеще чем у формулы-1. И так продолжается дальше: на каждом семейном празднике, кто бы не пытался потискать единственного ребёнка в семье Ким — всё заканчивается как минимум его же побегом, а как максимум, его же слезами. Обнимать он не спешит даже собственную мать. Да и первым словом милого малыша Сону оказывается отнюдь не типичное «мама» или «бабушка», — (отца-негодяя у него нету, так что этот вариант можно отмести сразу, предсказуемо) — а достигшее высоты сопрано: — Нет! Вслед за ним: — Руки прочь! И редко встречающееся среди детей его возраста: — Я сам! Суджон готова поклясться, что «мама» впервые слышит от сына только на его пятом году жизни. Поначалу фраза «он просто впечатлительный ребёнок» успокаивает, но Сону, растущий не по дням, а по часам, доказывает, что вместе с ним растёт и градус напряжения. — А малой-то мог бы стать рок-звездой с таким голосом, — неловко отшучивается дедушка семьи Ким, когда будит трёхлетнего Сону в его день рождения с подарком в руках, но вместо восторга получает лишь малоразборчивую ругань на каком-то детском выдуманном языке. Сону ещё слишком мал, чтобы знать двенадцать этажей мата, но если бы мог — именно их, наверняка, и произносил бы. У него нет ни братьев, ни сестёр, так что, казалось бы — вот оно счастье, прими всю любовь родственников на себя и ни в чём себе не отказывай. Только вот для Сону нет худшего Ада чем это. Родину продаст — лишь бы убрали свои грязные ручонки. По этой же причине, — скажем так, нетактильности, — у Кима намечаются серьёзные проблемы в общении со сверстниками. Благо, что фраза «каждой твари — по паре» оказывается не такой уж бредовой и очень даже работает. Тварь Сону появляется перед ним прямо под День рождения — в середине его девятого по счёту сентября. Ким именно сегодня наступает в лужи с особым удовольствием — скоро станет именинником, так что обувь новую всё равно купят. А вот нечто в наполовину порванных вансах носится на велосипеде так, как будто это — мотоцикл, а его ноги — из стали и не способны сломаться. Все понимают, что это лишь глупые надежды, которые рушатся. Как раз-таки в момент, когда мальчик, на вид возраста такого же, как и сам Сону, не просто падает с велика… А делает сальто-кульбит через собственную голову, и ещё сверху получает колёсами от самого металлического коня. Сону не умеет кататься и до нынешнего времени даже не пробовал, а посему морщится, стоит только представить — насколько же больно прямо сейчас тому парнишке? Он идёт прямо в его сторону. Упавший шипит, пытаясь прийти в себя, и довольно скоро понимает, что на улице почти пусто — никого кроме ребёнка на вид того же возраста. Ничего удивительного, это район такой, да и не стоило, наверное, прогуливать уроки. Поднимая лицо, полностью усыпанное мелкими камешками в одном месте и капельками собственной сукровицы в другом, он всматривается в приближающийся силуэт. Сцена напоминает одну из тех самых — как в фильмах. Пасмурная погода, переломанный велик (благо, что не сам пацан, хотя это не точная информация) со все ещё крутящимся колесом, поднявшееся облако пыли. Боль в ноге жуткая, и шатен мог бы сказать, что да — не может сдвинуть с места ни левую, ни правую. Вот-вот хлынет ливень (и слёзы), ветер воет по углам, а прямо на горизонте всё-таки виднеется оно — спасение. Но такое ли чудотворное, как ожидается? Сону накидывает капюшон, скрывая криво постриженную им же чёлку, и натягивает на глаза посильнее, жалея, что не захватил кепку. Такие как Ким — могут быть центром Вселенной, если захотят. Могут быть теми самыми «тихими парнями в углу», которые в какой-то момент обнаруживают, что способны на спасение мира (хотя бы в лице какого-то несчастного велосипедиста-неудачника) только… Вот не задача — Сону именно такой, каким выглядит. И чтоб по-красивому это назвать, без всяких этих ваших «пофигист», Ким предпочитает — «не из тех, кто лезет в чужие дела». Да, Сону мог бы стать героем, как в популярных экшн-фильмах. Но кто сказал, что он этого хочет? Полные надежды глаза пострадавшего вопрошают к пришедшему спасению, однако… Хрупкий и худой подросток почти что переступает через тело. — Эй…— в удивление выдаёт владелец этого самого тела почти сразу же, пока Сону не успел уйти далеко. — Эй! Ты чё?! Челюсть отвисает вместе с выпученными глазами: да здесь же и слов не останется. Перед тобой почти что в лепёшку навернулся человек, а ты не просто прошёл мимо — а демонстративно переуступил?! В глазах брюнета это, во всяком случае, выглядит именно так. Он бы догнал и отвесил щелбана хорошего, только вот ноги не двигаются. — Да ты… Да ты слышишь меня или нет? — от злости паренёк снимает и, долго не раздумывая, что силы метает один из порванной пары кроссовок в голову миновавшего его Сону. Тот, потирая затылок и поднимая чужую обувь, наконец-то оборачивается. Не сказать, что он такой бессердечный — всего лишь предпочитает не лезть в дела, пока его не попросят. Говорят же: добро наказуемо. Так к чему быть добрым? — Ты потерял, — скептически возвращается на пару шагов назад подросток, возвращая вещь продолжающему лежать на асфальте пареньку. — Ты не хочешь поинтересоваться, живой ли я вообще? Я упал у тебя на глазах. — Мы не знакомы, — искренне и невинно, глазами, похожими на оленьи, пялится на него Сону. — Ага, спасибо за информацию, — язвит пострадавший. — А тебя родители не учили, что нужно помогать другим? Если так хочешь, то давай познакомимся. И ты мне поможешь! Потому что идти я, кажется, не смогу, — надул обе щеки — в том числе и поцарапанную, подросток. Не до ругани сейчас, очень жить хочется, и желательно здоровым. — А ты меня просил? — Прошу сейчас, — смотрит исподлобья парниша, и теперь уж точно не остаётся ничего, кроме как помочь. Попросившему о помощи Сону уже не в силах отказать. Так они с неудачником-Чонвоном и познакомились.