Одиночество с чашкой чая

Молчаливая Энни мало кого удостаивала своим вниманием. Стремительное течение жизни несло ещё маленькую девочку волнами отшельничества. И она жила в нем, все цело доверяя только своему уединению. Однако жизнь щедро преподнесла ей компанию хороших приятелей, чьё наличие было раздражительно юной Леонхардт. Но в ней не было отчаянного стремления отказа от общения. Порой и ей требовались тихие беседы, от скромного язычка пламени которого сердце девушки таяло. Хорошим собеседником была Пик. Сейчас, спустя года, уже взрослые девушки ценят собственную дружбу. Но это иная дружба, скорее непринуждённая нужда в столь приятном присутствии тепла. Пик стала теплом для Энни. Она чувствовала ненавязчивую доброту сонной девушки. Встречи их редки, а их режим сбивчив. Но это всегда были пятницы, а точнее их темные вечера. Они никогда не ходили на прогулки, они черпали уют посредством тесноты домашних стен. Они были обе уставшими и голодными (вечера их встреч были далеко не ранними). Фингер всецело была готова к этому, а потому к приходу белокурой девушки всегда были готовы сытные, по-домашнему вкусные блюда. Они тоже согревали Энни, но по-другому, и, не смотря на краткое спасибо, она украдкой улыбалась своему столь редкому ощущению домашнего уюта. *** Энни не признавала этого, однако она обожала комнату Фингер. Обожала эти беспорядочные башни пыльной литературы, чьи страницы Пик изрядно исписала черной тушью ручки, отмечая важные детали повествования и винные бутылки, по темному стеклу которого стекали восковые капли нежных свечей. Однако больше всего Леонхардт любила освещение этой комнаты. В вечерних сумерках густой мрак обволакивал стены и лишь один единственный подсвечник своим теплым сиянием дарил свет. Это был не обычный свет, он будто согревал физически. А вечно мерзнущая Энни впитывала его, выдыхая порыв горячего удовольствия. Батареи на чердаке частного дома не предусматривались. Старенький обогреватель был хозяйке верным слугой. Ограничивалась брюнетка пышным и упругим матрасом, что был заправлен небрежным мотком одеял, уверенности в частой стирке коих не было. Их аромат свежести затерялся, были лишь пряные отголоски пышных кудрей. Энни не оговаривала свою постоянную мерзлоту, которая преследовала ее голодным диким зверем с самого детства. Этого и не требовалось. Пик была счастливейшей обладательницей самых пушистых и мохнатых одеял, в которые с таким суровым видом безразличия зарывалась Энни. Фингер давно подметила эти невзначай осуществленные прижатия к мягкому полотну. Пик уважала личные границы, уж тем более холодной Леонхардт, которая с лёгкостью может ускользнуть от дружбы, будучи настороженной даже обыкновенным жестом. Потому Фингер всегда располагала источник тепла ближе к своей гостье. Она демонстративно зарывалась в мягкость собственных одеял, одаривая короткими фразами блаженства, аккуратно поглядывая на соседку, давая разрешения на те же действия. Энни тушевалась, как маленький ребенок сжимая рукава светлой толстовки. Но смущённо слушалась, тихо шепча, что это вовсе не требуется. Пик находило это невероятно милым, улыбаясь в ответ ожидаемым ворчаниям. Созерцателями их ночевок были приглушённый свет светильника и старое кино. И непременно французское. Пик всегда выбирала фильм, который уже давным давно до этого смотрела. Это были моменты внутреннего умиротворения для Фингер, и она в их погружалась всецело и полностью. Энни не желала вторгаться в эту идиллию, совершенно ей незнакомую. Они всегда молчали, им было нечего обсудить, поскольку интересы их не совпадали никогда. Они просто чувствовали присутствие друг друга, всецело доверяя уютной тишине, утопая в ощущении тепла. Энни его черезвычайно не хватало. Только поздними вечерами по пятницам она могла его ощутить. *** Энни просыпается рано. Белокурая голова вяло подымается из под пышного сугроба теплых одеял. Светлые серые глаза сперва лишь чуть приоткрываются, всматриваясь в темноту комнаты. С тихим шорохом аккуратных ресниц взор становится отчётливым. Светлые локоны небрежно разбросаны по лицу, где то у шеи в мягких прядях запуталась тонкая резинка. Леонхард не составляет труда бесшумно удалиться из дома ещё глубоко спящей знакомой, чем она успешно пользуется. Энни погружается в туман светлой зари. Тихо шагая по улочкам частного сектора, она тихо улыбается прошедшему вечеру. Ей нет нужды самозабвенно мечтать о новой посиделке, но все же ненавязчивое ожидание Энни не в силах преодолеть.