***
Аня приходит в себя медленно, тяжело, как будто бы даже болезненно. Она упрямо не может поверить в то, что произошло – это выглядит слишком нереальным, слишком не подходящим к тому вектору, по которому всё должно было идти и стремиться к тому самому «долго и счастливо». В голове долгое время торчит только яркий, горчащий протест, и лишь спустя несколько недель Аня окончательно догадывается: нет, это всё-таки случилось на самом деле. Она до последнего продолжает цепляться за самые призрачные надежды, что ей почудилось, что она просто что-то недопоняла, недоразглядела и сама для себя переврала. Не может ведь быть, чтобы Женя, милый, нежный и светлый Женя стал вдруг таким жестоким, резким, злым. У неё упрямо не вяжутся его объятия, трепетные и влюблённые поцелуи с тем, что он говорил ей тогда в раздевалке. Так же не бывает, когда любят, совсем не бывает! Или Женя, получается...не любил? Аня долго думает, путается и вязнет в собственных мыслях. Она не верит, что Женя её обманывал, и всё пытается найти хоть какую-то ошибку, зацепку, чтобы понять и разглядеть морок, убедиться, что всё это неправда. Но спорить с тем, что случилось, у неё не выходит совсем. И Аня решает, что, наверное, лучше действительно быть честной с самой собой, так будет правильнее. И вместе с этим сердце снова начинает грызть боль и обида, оседать где-то на дне противной, неприятной тяжестью и прятаться в слезах, скапливающихся в уголках глаз. Правда оказывается ещё более страшной, каменно-тяжёлой, чем Аня представляла, и всё вместе это становится лишь больнее, стоит только ей признать: получается, Жене она действительно больше не нужна. От таких мыслей хочется только долго и горько плакать в подушку, но так раскиснуть окончательно ей никто не даёт. У неё по-прежнему проекты и предложения, по-прежнему контрактные обязательства, которые нельзя в одночасье разрывать и не выполнять. И Аня честно и с головой уходит в них, старательно делает всё, что от неё требуется и параллельно потихоньку пытается восстановиться, послушно соблюдает все рекомендации врачей и нетерпеливо ждёт того дня, когда ей разрешат выйти на лёд. Вместе с этим время проходит совсем незаметно. Аня даже не успевает толком сосредоточиться на новостях, мелькающих в фигурнокатательных сообществах, и почти не замечает, что подходит первый Московский этап гран-при. Она бездумно пролистывает посты с расписанием прокатов, порядковыми номерами и прогнозами, и почти выключает и откладывает телефон, когда, поверх всех уведомлений, ей вдруг прилетает сообщение от Лизы. > Приветик! > Ты же в Москве сейчас, да? > Может, встретимся? Я просто погулять хотела, чуть расслабиться перед стартом. > А с теми, кто на этот этап приехал, я не общалась даже особенно. Остальных дёргать не хочу, пока они тренируются, а тебе вроде бы попроще сейчас с этим. > Ну что, ты не против? Аня недоуменно смотрит, как Лиза набирает короткие фразы одну за другой, и сначала теряется, не знает, как ей быть и чувствует, как на секунду её даже тянет сразу отказаться и предложить Лизе поискать кого-нибудь ещё. Она же младше, так, больше как маленькая сестра, чем настоящая подруга, глупая и неопытная, а сейчас ещё и совсем раскисшая и расклеившаяся. Разве Лизе будет с ней вот такой интересно? Но с другой стороны, они же раньше хорошо общались, всё-таки не одни соревнования проехали в одной команде, да и вообще шли бок о бок, вплоть до последних сборов перед олимпиадой. Так что, может быть, действительно стоит увидеться? Напоследок Аня ещё раз думает, тщательно выискивает какой-нибудь подвох и наконец, не давая себе передумать, торопливо пишет ответное сообщение. > Привет. Да, буду рада с тобой увидеться. Когда ты сможешь? Ей кажется разумным предложить Лизе самой выбрать день и время, подстроиться под неё и постараться как можно аккуратнее вписаться между датами её прокатов и тренировками, чтобы никому ничем не мешать. И сама Лиза, кажется, думает точно так же – она сразу же пишет Ане, когда у неё будет выходной, ещё раз уточняет, получится ли увидеться и отключается с коротким «до встречи», выходя из сети. По её сообщениям Ане почему-то упрямо продолжает казаться, что здесь что-то не просто так. Но она тут же запрещает себе параноить и вообще сбиваться на нечто подобное. Такие мысли никогда ни к чему хорошему не приводили, а сейчас особенно. В конце-концов, у неё же не нет поводов не доверять Лизе, правда? В день встречи Аня, ожидая такси до отеля, до неприличия долго стоит перед зеркалом и сама же корит себя за это, тем более, что искать недостатки в простой кофте и джинсах как будто бы негде. Но она всё равно продолжает это делать, даже в машине украдкой поглядывая в зеркала и оправляя причёску, а потом уже перед самим отелем мельком оглядывает себя в стеклянной двери на входе. Ей вроде бы нечего стесняться своего вида, но Аня всё равно то и дело смущается, заставляет себя расправить плечи и совсем пропускает тот момент, когда из дверей отеля наконец показывается Лиза. Она искреннее полагает, что, раз уж они с Лизой не виделись столько времени, всё пройдёт сдержанно, скомкано и неловко. Но Лиза приветливо машет ей рукой, улыбается и обнимает так, словно они ещё с утра катались на одном льду и вместе болтали возле бортика. Она выглядит радостной, счастливой, расслабленной, и, кажется, действительно рада видеть Аню. – Слушай, спасибо, что согласилась со мной встретиться, – сразу же благодарит она, оглядывая Аню с ног до головы. – А то я, кажется, умерла бы от одиночества на этом этапе. В первую секунду Аня порывается возразить, сказать, что сюда приехали и другие ребята из Питера и с ними, даже занятыми тренировками, Лизе вряд ли было бы скучно. А потом она мысленно перебирает всех заявленных на этот этап ребят и вспыхивает, захлёбываясь ещё не сказанными словами. Нет, это точно задевать не стоит. А Лиза словно чувствует всё, что происходит у Ани на душе, потому что немедленно тянет её развлекаться. Аня послушно следует за ней по пятам в ближайший торговый центр и изо всех сил старается увлечься тем, что предлагает ей Лиза так, как будто это не у неё послезавтра будет первый соревновательный день, а наоборот. И со временем это вдруг действительно начинает работать: Аня ходит с Лизой по магазинам, радостно носит себе в примерочные целую кучу вешалок сразу, фотографирует и снимает на видео Лизу в каждом её наряде и сама довольно крутится перед зеркалом, примеряя новые блузки и платья. В итоге из магазинов они выбираются вечером, когда уже стемнело. Наверное, они выглядят очень забавно и странно, когда идут по улице с кучей пакетов в руках и смеются во весь голос и обсуждают какие-то совершенно девичьи вещи. Ане упрямо хочется продлить это ощущение свободы и счастья, но она тут же напоминает себе, что у Лизы, вообще-то, соревнования, а значит, не стоит её дёргать и вытягивать на общение больше, чем она может себе позволить – в общем-то, ситуация ведь очень знакомая. Они итак очень хорошо провели время, зачем требовать чего-то лучшего, когда итак всё хорошо и в целом очень похоже на славное и удачное завершение дня. И у дверей отеля Аня уже начинает прощаться, когда Лиза вдруг просит, чуть смущённо улыбаясь уголками губ: – Не поможешь мне донести пакеты до номера? Я столько всего набрала, что мне кажется, у меня уже на лестнице всё высыпется из рук, и я даже до лифта не дойду. На мгновение Ане кажется, что и в Лизиной улыбке, и в её просьбе прячется какое-то таинственное лукавство, но она сразу же отгоняет от себя эту мысль. В конце-концов, с чего бы здесь искать какой-то подвох – они ведь и вправду накупили очень много. Аня кивает, соглашаясь и сразу же забирает у Лизы почти половину пакетов. Её собственные покупки занимают всего ничего и вполне умещаются в одну упаковку, но вместе с Лизиными пакетами она как будто сразу начинает напоминать вешалку и это обстоятельство только больше заставляет улыбаться и охотнее следовать за Лизой в холл отеля. Всю дорогу до лифта они идут молча, и Лиза то и дело поглядывает на неё через плечо и вдруг подмигивает, стоит Ане поймать её взгляд. Аня в ответ возвращает ей улыбку и совсем-совсем не ожидает вопроса, когда Лиза вдруг говорит: – Ты не виделась с Женькой? Аня закономерно замирает от Лизиной прямоты и теряется, не зная, что сказать. Очевидный ответ, кажется, лежит на поверхности, но вместе с ним как будто появятся и другие вопросы, более личные, тревожащие только зажившую обиду и грусть, и всё вместе это выглядит не слишком хорошим исходом ответа на такой простой вопрос. В конце-концов, Аня решает, что честность будет всё-таки лучше, чем некрасивые попытки увильнуть, и тихо отвечает: – Нет, не виделась. – Понятно, – кивает в ответ Лиза и заходит в только что приехавший лифт. Аня машинально проскальзывает следом за ней и с тревогой ждёт, что скажет Лиза дальше, но она молчит и сосредоточенно печатает что-то в телефоне. Аня чувствует, как внутри начинает беспокойно трепетать тревога и волнение, и это ощущение только усиливается, пока они с Лизой добираются до нужного этажа и выходят в коридор. Ей как будто начинает не хватать воздуха, пока она идёт за Лизой к её номеру, и Аня окончательно задыхается, когда, завернув за угол, видит светлую макушку и натыкается на до боли знакомый взгляд зелёных глаз. Женя стоит у двери в номер, крутит в руках телефон и густо краснеет, когда видит её рядом с Лизой. Аня смотрит, как румянец плавно расползается по его щекам и скулам и вопреки всему чувствует ласковую, тёплую нежность. И от этого, кажется, сама вспыхивает, смущается и делает маленький шажок вперёд, осторожно выходя из-за Лизиной спины. В Жениных глазах она совсем не видит отвращения, ничего злого и нехорошего, и от этого её только сильнее начинает тянуть к нему, разом вычёркивая из памяти всё, что происходило до этого. На мгновение Аня думает, что Лиза всё ещё здесь и нехорошо вот так вот забывать про неё, когда сама же пообещала помочь. Но она как будто совсем перестаёт соображать, становится мягкой, безвольной и даже не успевает толком придумать извинение, когда чувствует, как Лиза аккуратно забирает свои пакеты из её рук и несильно, но уверенно подталкивает её в спину. – Давайте, давайте, проговорите уже, наконец, – заявляет она, и Ане тут же хочется провалиться под землю от того, как Лиза улыбается, лукаво и довольно глядя на них. – Желательно, словами и не в коридоре. У Женьки всё ещё есть целый номер. А Женя, кажется, чувствует себя не лучше Ани и тоже краснеет ещё ярче прежнего, и всё вместе это ощущается так неловко, что больше просто ничего не может быть. И вместе с этим упрямо давящим смущением Аня удивительно, необъяснимо чувствует продолжающую распускаться в груди нежность, которая поднимается знакомым всполохом и взволнованно дёргает сердце, когда Женя опускает голову, и ему на лоб осыпается растрепавшаяся светлая чёлка. Она совсем не хочет спорить с этим чувством, поддаётся ему и почти сразу восторженно вздрагивает от того, как легко и сладко оно начинает растекаться и согревать всё внутри, вытравливая тень и неприятную горечь. Аня двигается ещё на шаг ближе, и ей вдруг становится заметна напряжённая, ранимая уязвимость, которая так явно сквозит во всём Женином облике, что начинает тянуть к нему ещё сильнее. Аня тонет, теряется в этих чувствах и совсем пропускает момент, когда Женя, наконец, поднимает на неё глаза. – Ты не будешь против? – спрашивает он, и Аня снова вздрагивает от того, как непривычно и тихо звучит его голос. Не озвученный до конца вопрос повисает в воздухе, но Аня понимает всё и так. Её словно окунают в ледяную воду, она чувствует рваный, взволнованный стук собственного сердца, и со всем этим сил хватает только на то, чтобы кивнуть и затем проскользнуть в открытую дверь Жениного номера. И ещё на то, чтобы увидеть, как в дверном проёме напротив блеснула Лизина улыбка.***
До соревнований Женя дотягивает с горем пополам и совсем ни на что не рассчитывает, кроме, разве что, того, чтобы порадовать тренеров и болельщиков – на большее он, по ощущениям, как будто и не способен. После травмы тело на тренировках всё ещё ощущается слабым и ватным, с трудом подчиняется рисунку программы и вообще ни капельки не напоминает хоть сколько-нибудь чемпионскую форму. И тренеры, кажется, в этом с ним согласны – советуют не убиваться в каждом прокате, просто чисто и аккуратно всё сделать, без лишних ошибок и заходов на риск, так, чтобы всем было спокойнее. Уже в Москве, в гостиничном номере, Женя повторяет это сам себе, напоминает, чтобы лишний раз ничего не испортить и не запороть. Свободный, непривычно не занятый учёбой вечер после тренировок оказывается как нельзя кстати подходящим для этого временем, и Женя снова и снова прокручивает в голове порядок элементов, вращений и прыжков, заставляет себя ещё раз затвердить и уложить в памяти, так, чтобы уже ничем нельзя было выбить. Сообщение от Лизы во время этого всего всплывает странно и неожиданно. > Выйди в коридор, пожалуйста, я сейчас подойду. Женя совсем не догадывается, что у неё случилось, что ей может от него понадобиться, тем более, если они живут в соседних номерах, и можно было бы просто постучаться и сказать всё лично – в конце-концов, так ведь всегда и было. Но он послушно отвлекается, на всякий случай берёт с собой телефон и выбирается из комнаты, прислушиваясь к шагам, которые то и дело слышатся где-то на этаже, и наконец различая в конце коридора Лизин голос. А потом он видит Аню и это как будто сразу же вышибает у него сердце. Она стоит за Лизиной спиной и удивлённо смотрит на него широко распахнутыми глазами так, что Женю тут же бросает в жар. Он замирает и теряется, не знает, что делать, и с каждой секундой, наверное, выглядит только хуже и хуже, потому что Лиза переводит взгляд с него на Аню и, кажется, почти смеётся и с трудом сдерживает расползающиеся уголки губ. Женя совсем не запоминает, что она говорит, и приходит в себя только тогда, когда впускает Аню в свой номер и закрывает за ней дверь. Катастрофа ведь выглядит так? Женя совсем чуть-чуть, буквально на мгновение, позволяет себе взглянуть на неё и ощущает, как что-то внутри трепещет сладко и беспомощно. Аня словно стала ещё красивее и от этого в памяти снова всплывают все события с их последней встречи со всей их ужасной, отвратительной неприглядностью. Между ними так и висит молчание, которое становится всё тяжелее, и Жене отчаянно хочется что-то сказать, объясниться, но слова упрямо вязнут на языке, путаются и собираются совсем не в то, что нужно произнести. Он медленно, тяжело шагает по комнате, на секунду даже забывая, что Аня рядом с ним, и отвращение и злость на самого себя снова режут по сердцу с ужасной, болезненной силой. Женя садится на краешк кровати, опускает голову и чувствует, что ещё немного, и он сойдёт с ума. И именно в этот момент с губ вдруг срывается: – Прости меня. В тишине комнаты слова оседают невероятно ясно и чётко. Женя думает, что так, наверное, должен звучать его приговор – глупый, отвратительный и безнадёжный, сам же всё и испортивший. Он жмурится, ещё упрямее и ниже тянет взгляд и вздрагивает, когда среди снова застывшего молчания слышит другой, мягкий и нежный голос. – Жень, Женя, – негромко, почти шёпотом зовёт его Аня. Она, наверное, смотрит сейчас на него, и ему ужасно, до безумия хочется тоже поднять глаза, увидеть её взгляд, даже если он сейчас презирающий и злой. Но он всё равно упрямо смотрит в пол, опустив голову, и думает о том, что Аня, наверное, сейчас просто развернётся и уйдёт. Но этого почему-то всё не происходит. Женя напряжённо думает, не понимает, почему Аня всё ещё здесь, в его комнате, а потом слышит тихие, осторожные шаги совсем рядом. Аня подходит ближе и робко касается его плеча. – Женя, посмотри на меня, пожалуйста, – снова зовёт она и аккуратно касается обеими ладонями Жениных щёк, обнимает, поднимает его голову и делает ещё один, совсем короткий шаг ближе. Жене кажется удивительным, вопиюще-неправильным то, как Аня на него смотрит. И стоит ему невольно взглянуть на неё самому, как он как будто застывает, замирает во времени и перестаёт чувствовать вообще что-то, кроме ласкового, тёплого взгляда. Так просто не бывает. – Женя, – ещё раз шепчет Аня протяжно, ласково и осторожно, совсем невесомо гладит его скулы кончиками пальцев. А он не понимает. Разве можно после того, что произошло между ними, того, что он сделал, так же смотреть на него, не отталкивать и не уходить? Разве можно было вообще сохранить какие-то чувства к нему и продолжать касаться так же мягко, нежно и влюблённо? Жене снова кажется, что этого всего не существует, что Аня рядом – просто плод воображения, неосторожно и глупо растревоженного воспоминаниями, только и всего. Но он всё равно смотрит, не пытаясь даже рассеять эту дымку и вернуться в нормальное, адекватное восприятие действительности. И когда Аня тихо спрашивает: – Можно? – Женя кивает, даже не понимая, на что соглашается. Аня двигается ближе и на секунду смущённо замирает, и Женя видит, как на её щеках тоже яркими стыдливыми пятнами выступает краска. А потом она вздыхает, как будто решаясь, и осторожно, робко садится Жене на колени. И тут же как будто пугается этого и смущённо опускает глаза. Женя слышит, как Аня дышит часто и взволнованно, и сам начинает трепетать и теряется, забывая даже стесняться такой непривычной, забытой близости. А потом Аня медленно и несмело поднимет руки, тёплыми пальцами касается Жениной груди и обнимает, осторожно прижимаясь щекой к его плечу. Женя вздрагивает и вспыхивает. По коже бегут взволнованные мурашки, и он сам как будто тоже волнуется, дрожит, и внутри у него всё заходится горячим и смущённым всполохом. Это же всё действительно правда? Анины ладони скользят по его спине нежно и бережно, и Женя чувствует, как позорно тает и сдаётся даже под такой простой лаской. Его раздирает одновременно счастьем и испугом, и кажется, что стоит Ане сейчас сказать ему распахнуть окно и сорваться с десятого этажа вниз – он прыгнет, не задумываясь. Но вместо этого он слышит только тихое и влюблённое: – Я очень по тебе скучала. Женя чувствует, как с его губ срывается протяжный и громкий вздох. Он думает, что это слишком сильно, слишком больно и хорошо одновременно, дрожит сильнее прежнего и всё никак не может найти в себе силы ответить Ане, обнять её в ответ, разрешить себе поверить, что это происходит на самом деле. Но Аня живая, тёплая, рядом с ним, и её ласковые руки упрямо, мгновение за мгновением убеждают его, подчиняют себе. И Женя, сдаётся, отзывчиво льнёт к ним, безвольно разрешает себе не бороться с тягой так упрямо и тяжело. Ему настойчиво кажется, что он всё сильнее попадает в Анину власть и совсем перестаёт себя контролировать. И затем вдруг оказываются, что Аня понимает его полувздох-полустон совсем по-своему. – Я тебя обидела? Тебе неприятно? – торопливо и обеспокоенно начинает выспрашивать она, и тут же отстраняется, а её руки нервно и быстро соскальзывают с его спины. Жене кажется, что Аня вот-вот исчезнет, убежит, и она сама словно только подтверждает эти мысли, глядя на него почти испуганно и смущённо, готовая в любую секунду вскочить с его колен. Он пропускает момент, когда перестаёт бояться собственных слов. Ему просто хочется, чтобы Аня не уходила, осталась рядом с ним, и он смущённо и так же торопливо просит, и тут же опускает глаза, чувствуя, как на щёки снова обжигает: – Нет, нет, всё в порядке, правда. Ему думается, что он, должно быть, снова выглядит слабым и беспомощным. И тем удивительнее ему кажется, что Ане хватает одной только его неловкой просьбы, чтобы снова прильнуть к нему. – Это хорошо, – шёпотом признаётся она. – Я испугалась, что ты снова меня оттолкнёшь. Это было... ну, страшно, если честно. Мне казалось, что всё. Хотя, наверное, глупо было так сильно переживать. Если я просто тебя не поняла, как надо. А Женю от её слов отчаянно жжёт и плавит уничтожающим стыдом. Ему вновь становится отвратительно от самого себя – так, словно то, что было на контрольных прокатах, вдруг оживает с ужасающей ясностью. Кажется, что это по-прежнему сильно давит и душит, раскалывает на части, снова отнимает у него право быть рядом с Аней, смотреть на неё и ощущать прикосновения ласковых рук. Женя чувствует, как глупо и безнадёжно сдаётся перед раздирающим в клочья всё в душе стыдом. И ему кажется, что совсем отвратительно будет и дальше молчать об этом, замалчивать то, что, как ему думается, вообще невозможно простить. Но раскаяние и злость на самого себя так и продолжает неумолимо подниматься внутри, становится бесконечно болезненным и словно само собой срывается в тяжёлых, переломанных словах. – Ты, наверное, не очень хочешь меня сейчас слушать, но так будет совсем неправильно, – медленно начинает Женя и чувствует, как Анины ладони, медленно и мягко скользившие вдоль его спины, встревоженно замирают. – Я очень... плохо поступил с тобой. Мне правда стыдно, это было противно, отвратительно и... в общем, да. Если ты захочешь уйти и вообще потом не вспоминать, что между нами... что-то было, то... я пойму тебя. Да и так, наверное, будет лучше. Жене кажется, что он звучит слишком глупо, когда говорит это всё, останавливаясь, запинаясь и как будто в полузабытье. И он чувствует, как Аня напряжённо замирает совсем рядом, а потом мелко и часто вздрагивает одновременно с его словами. В её дыхании словно застывают слёзы, но она как будто лишь сильнее тянется к Жене, старается быть ближе и только крепче цепляется за его плечи тёплыми, почти горячими пальцами. – Женя, Женечка, – торопливо и горячо шепчет Аня, как только он замолкает. – Не думай, не смей так думать. Я знаю, что ты хотел как лучше, я правда ни в чём тебя не виню, – твердит она, задевая тёплым дыханием Женину шею и судорожно обнимая и шаря руками по его напряжённым, жёстким плечам, отчётливо стараясь успокоить и приласкать. А самому Жене от Аниных прикосновений становится только тяжелей. С каждой секундой его всё сильнее гложет обжигающий, исступленный жар, медленно поднимающийся внутри, распаляет и овладевает им. Женя самозабвенно подставляется под Анины руки, тает под нежными, мягкими прикосновениями и окончательно сдаётся им, закрывает глаза и наконец обнимает Аню в ответ, совсем забывая стыдиться себя. А потом сладкая сказка вдруг заканчивается. Женя вздрагивает, когда ласковое, приятное тепло исчезает вместе с осторожными движениями Аниных рук. Аня соскальзывает с Жениных коленей, отходит на несколько шагов и замирает почти у самой стены, внимательно глядя на него. На мгновение Жене начинается казаться, что ей снова нехорошо рядом с ним, и это секундная мысль пугает и тут же прочно застревает в голове. – Ты уходишь? – спрашивает он обеспокоенно и напряжённо, и сразу думает, что так, в общем-то и должно было случиться. Вряд ли Ане могло хватить его глупого, нелепого, так и повисшего между ними, недосказанного извинения, которое и извинением назвать можно с натяжкой. Разумеется, ей не захочется находиться рядом с ним и дальше. Это кажется правильным, логичным, но вопреки всему, что Женя успел придумать, Аня почему-то всё ещё остаётся и смотрит ласково и мягко. – Нет, даже наоборот, – вдруг улыбается она и тут же краснеет, опуская глаза. – Только ты не говори ничего, ладно? – смущённо просит она, так и не поднимая взгляд. Женя упрямо не понимает, что задумала Аня. А она смотрит в сторону и как будто даже тяжелее дышит, теребит край рукава и словно решается на что-то. Женя не успевает даже задуматься и потеряться в догадках, когда Аня вдруг выдыхает, зажмуривается и резким движением расстёгивает молнию на кофте. Женя вздрагивает. Под одеждой у Ани... примерно, ничего, по крайней мере, так ему кажется в первую секунду. Только потом он постепенно начинает различать тонкое, кипенно-белое кружево на груди, чуть выступающие из-под него рёбра, тонкие косточки ключиц, мягкий рисунок мышц на животе, и всё вместе это выглядит так, что Женя напряжённо сглатывает и тут же смущается и закрывает глаза. – Аня, – сдавленно-медленно и испуганно произносит он, стараясь не думать о горящем под веками образе. – Что... что ты делаешь? Зачем? Ему до болезненного страшно открыть глаза, понять, что это всё ему не привиделось, что он верно всё понял и Аня действительно... ох... нет, такого просто не может быть. А потом Женя слышит, как Аня подходит ближе, садится рядом и его плеч робко касаются холодные пальцы. – Ты весь горячий, – шёпотом замечает Аня и так же несмело ведёт ладонью вдоль его спины, осторожно обводя пальцами чуть проступающие и заметные даже под тканью косточки позвонков. – Я просто хочу, чтобы ты не боялся. Если мы с тобой уже итак, ну...ты понял, – смущённо сбиваясь, продолжает она, – значит, ничего плохого нет, если мы что-то подобное захотим... сделать ещё раз. Женя чувствует, как Аня медленно ведёт руками вниз и обнимает его со спины, доверчиво тянется к нему и её горячие губы вдруг касаются его шеи, целуют мягко и обжигающе одновременно. – Я правда не против, – выдыхает она и снова целует так, что Женя вспыхивает пуще прежнего и внутри всё полыхает тянуще, тяжело и жадно. – И если ты хочешь, и тогда хотел, то... И ещё ты очень давно меня не целовал. От этих слов Женю сковывает судорогой. Он замирает, не в силах сдвинуться с места, и думает так напряжённо, что виски раз за разом пронзает острой болью. Аня снова близко, снова рядом, она опять готова довериться ему, позволить любить себя, а он... ну неужели он до сих пор не способен ничего дать ей взамен, даже тогда, когда так невероятно, так чудесно выпал шанс всё исправить? Его по-прежнему окутывает жар, вязкий и тяжёлый. Сквозь него как будто ничего не видно и не слышно, всё оказывается в дымке, прорваться через которую кажется Жене выше его сил. На мгновение он даже забывает, что Аня рядом с ним, и приходит в себя лишь когда она снова отстраняется. Женя всё так же не открывает глаза и только слышит, как Аня соскальзывает с кровати, сбрасывает кофту, как ткань с тихим шелестом падает куда-то на пол, и как Аня ёрзает, вновь осторожно устраиваясь за его спиной. Она снова обнимает его, и Женя чувствует, как ему обжигает румянцем уши от чуть колючего кружева, которые ощущается даже сквозь футболку. А сама Аня как будто понимает, что он совсем не может сопротивляться. Она гладит его, прижимается полуобнажённым телом, и её руки то взбегают к плечам, то со слабым нажимом проходятся по шее, то касаются волос, перебирают пряди на макушке, то чуть задевая кожу ногтями, скользят по предплечьям, мягко и ненавязчиво разминают и массируют напряжённые мышцы. Аня ждёт его, ждёт, когда он решится, она рядом, она согласна, и от осознания этого Женю ведёт и тянет, а внутри затягивается что-то пламенное и требовательное. А потом Анина ладонь соскальзывает вниз с его груди и свинцовой тяжестью ложится на низ живота. Её пальцы легко и чуть игриво перебирают по телу, ласкают, обжигают кожу даже сквозь ткань, попадают словно в сотню чувствительных точек сразу. Женя вздрагивает и стонет протяжно, глухо и несдержанно. У него совсем не остаётся сил на спокойствие, на то, чтобы владеть собой, остаётся только желание обнимать Аню, чувствовать её ласку, делать для неё всё, что она только захочет. На секунду ему кажется, что Аня пугается этого его стона, отстраняется, но она тут же снова прижимается к нему ещё теснее, и Женя чувствует, как она дышит взволнованно и возбуждённо. – Тебе нравится, да? – радостно шепчет Аня, и её рука вновь проходится в нежном, тягучем движении по его животу, причиняет мучительное и горячее удовольствие. Женя ощупью находит её вторую руку, тянет к губам и целует тонкое запястье с частым-частым биением пульса. – Анюта, милая, что же ты делаешь? – мучительно-протяжно выдыхает он и чувствует, как позорно задыхается, как сладкое желание, мечущееся внутри желание вырывается наружу, захватывая и подчиняя себе. – Ох... Ты же с ума меня сводишь, зачем ты так? Женино сердце как будто подскакивает и тут же падает, бьётся быстро и тяжело, словно отчаянно стараясь вырваться из-под тесноты рёбер. И Жене кажется, что будь у него такая возможность, он бы сам вырвал его и положил бы к Аниным ногам, всего бы себя в жертву принёс, только бы ей было хорошо. Аня обнимает его по-прежнему нежно и тепло, тянется губами к его шее и вновь целует ласково и влюблённо, осыпает его кожу частыми горячими прикосновениями. Она словно совсем не стесняется, совсем ничего не боится, и Жене голову кружит от того, какими трепетными становятся поцелуи, когда он снова находит и прижимает к губам Анину ладонь. Кажется, что так всё и будет дальше, что они останутся в этой мягкой, раскованной нежности и дальше, но Аня вдруг отпускает его. Она проворно соскакивает с кровати, обходит Женю, оказывается перед ним и садится к нему на колени. Женю обжигает взволнованным жаром, от того, каким горячим и вязким кажется Анин взгляд. Он чувствует, как она трепещет и тут же смущается этого, прячет глаза и замирает очень-очень близко к нему. – Ты невероятная, ты такая красавица, – шепчет Женя непослушными губами и несмело тянется к Ане, осторожно касается её обнажённой кожи. Его как будто прошивает током, когда Аня отзывчиво выгибается в ответ на прикосновение и вскидывает на него широко распахнутые глаза. – Ты... правда так думаешь? – спрашивает она робко, и это упрямо не вяжется с тем, какой смелой и открытой она была совсем недавно. – Я просто боюсь, что ты... что я тебе не нравлюсь, что ты... делаешь это всё... чтобы не прогонять меня, чтобы... не обидеть... Аня отчётливо волнуется, путается в словах, смущённо осекается и только больше стыдится с каждым мгновением, вновь опуская взгляд. А Женю только сильнее, отчаяннее плавит и тянет к Ане. Он бережно привлекает Аню к себе, открыто и восхищённо зачерпывает ладонями её кожу и прерывисто выдыхает, когда Аня закрывает глаза и откидывается назад, обнимая Женю мягкими и непослушными руками. – Аня, Анюта, – шепчет Женя словно в полузабытье и осторожно, ласково касается дрожащими губами светлой кожи. – Ты самая красивая, самая чудесная, бесценная, – твердит он, покрывая поцелуями Анину шею, и чувствует, как она отзывчиво трепещет и часто дышит, порывисто льнёт к нему, гладит и теребит волосы, самозабвенно удерживает его голову на своём плече. Анины прикосновения и сбившееся дыхание сладко кружат голову, настойчиво распаляют и упрямо толкают на большее. На мгновение Жене кажется, что он может зайти ещё дальше, позволить себе чуть больше. Он осторожно высвобождается из нежных обнимающих рук и снова тянется к Ане, целует и ласкает порывисто и несдержанно. Аня вскрикивает сквозь поцелуй, когда Женя толкается языком между её полуоткрытых горячих губ, и её стон оседает и тает у него в горле. Она как будто забывается в этом поцелуе, растворяется в нём и совсем не ждёт ничего большего. А Женя осторожно, медленно и несмело касается её плеч. Он ведёт кончиками пальцев по мягкому изгибу между шеей и плечом, находит бретельки лифчика и тянет их вниз. Аня громко ахает. – Жень, что... ты делаешь? – прерывисто спрашивает она сквозь поцелуй, отстраняясь на мгновение и тут же приникая к Жениным губам снова. На секунду Женя думает, что очень торопится, слишком сильно настаивает на своём, но Аня по-прежнему льнёт к нему, целует так же жарко, и сама помогает ему, выпутывается из лямок и сдвигает лифчик вниз, к животу. Женя вздыхает и шумно сглатывает. Ему отчаянно кружит голову от Аниной смелости, от того, насколько красивой она выглядит в эти минуты, от светлой, словно мягко светящейся кожи. Он вскидывает глаза, стараясь не смотреть куда-то ниже Аниной шеи, не думать о возбуждённо-напряжённых сосках на маленькой груди, но лучше и легче от этого не становится. Аня снова смущается, стыдливо кусает губы и откидывает назад голову, стараясь не смотреть на Женю. А у него в груди вспыхивает что-то смутно знакомое, как будто похожее на восторг, восхищение и горячую-горячую любовь, и противостоять этому и сопротивляться становится совершенно невозможно. – Анюта, – зовёт он порывисто и тянет её к себе, метит жаркими поцелуями шею и ключицы. – Какая ты... ох, невероятная моя, – шепчет он в полузабытье, и отчаяннее прежнего прижимает Аню к себе. Женя не сразу понимает, что стон, который вдруг слышится в комнате, выдыхает Аня. А потом он ещё раз целует её и снова слышит, как с её губ срывается тонкий протяжный вскрик. Ему непозволительно хорошо от того, что Аня отзывается на его прикосновения именно так: трепещет, дышит торопливо, звонко и тяжело. Глубоко внутри у Жени что-то всё ещё протестует, просит не сходить с ума, не бросаться в любовь с головой. Но оно исчезает, испаряется мгновенно и незаметно с новым Аниным поцелуем. Она прижимается к нему, касается мягко и настойчиво, будто всё уже для себя решила и нисколько не намерена отступать. На секунду она разрывает поцелуй, тянется к лифчику, так и завязшему где-то у неё на талии, размыкает застёгнутые крючки и сбрасывает его совсем. С этим движением Аня выгибается, отводит назад плечи, и её грудь вдруг оказывается выставленной вперёд, вызывающе и желанно одновременно. Женя вспыхивает. А Аня тут же дёргается, старается прикрыться руками и сжимает плечи, смущённо шепча: – Прости... Женя привлекает её к себе, обнимает тесно и горячо. – Нет, не надо, не прячься, – просит он и осторожно, ласково отводит её руки. – Можно, я посмотрю на тебя? Ты такая красивая... На мгновение Женя сомневается, думает, что заставляет и принуждает Аню, идёт против её желаний. Но Аня послушно расслабляется, обвивает руками Женину шею в ответ, смотрит доверчиво и влюблённо. У Жени перед глазами снова оказывается её шея, плавный изгиб плеча, нежная светлая кожа. Он осторожно расцепляет свои руки у Ани за спиной и медленно ведёт ладонью по её боку, животу и рёбрам, находит грудь, накрывает пальцами напряжённый сосок, а губами касается шеи. Аня протяжно стонет. – Женя, Женя...ох, – вскрикивает она и тяжело дышит, крепче цепляется руками за его шею и подставляется под ласкающие губы. Женя решает, что не в праве ослушаться, сделать что-то иначе, когда Ане так отчётливо, так явно хорошо. Он спускается поцелуями к её ключицам, согревает дыханием покрывшуюся мурашками кожу в небольшой впадинке и руками мягко, невесомо сжимает Анину грудь. Это... слишком прекрасно. Аня выгибается к его руках так, что у неё как будто хрустит что-то в грудной клетке, вернее прежнего подставляя под поцелуи шею и обнажённую грудь. Женю пронзает отчаянным желанием от одного только вида, и он чувствует, как жаркий всполох внутри разгорается ещё сильнее, когда он трепетно и горячо накрывает губами Анину грудь, касается затвердевших сосков, ласкает и дразнит чувствительную кожу рядом с ними. Обжигающий, волнующий спазм требовательнее сворачивается внизу живота, ворочается там тяжело и жадно, и Женя возмутительно, стыдно не противостоит ему, покоряется секундно и послушно. Аня продолжает обнимать его, беспорядочно водит руками по плечам, шее, спине, и вдруг забирается горячими ладонями под его футболку. Жене становится нестерпимо жарко. Аня улыбается, скользя пальцами по его груди, легко и воздушно выводит на коже абстрактные узоры, но Жене кажется, что раз за разом она только больше разжигает итак пылающее желание. А потом Аня вновь опускает ладонь на его живот, очерчивает линии мышц, гладит и медленно-медленно ведёт кончиками пальцев вдоль пояса его шорт. Она не делает совсем ничего стыдного или неприличного, но Женю передёргивает и бросает в краску даже от таких прикосновений. Сдерживаться, не поддаваться манящей, приятной ласке становится всё труднее, и в какой-то момент он сдаётся бесповоротно и окончательно. Женя подхватывает Аню за бёдра и поднимает на руки. Она тут же доверчиво, послушно обвивает руками его плечи, прижимается всем телом и смотрит открыто и светло, ничуть не пугаясь. Женя поднимется вместе с Аней с кровати, по-прежнему держа её крепко и надёжно, зацеловывает обращённое к нему нежное лицо. Перед глазами всё становится размытым и туманным, и Женя сам почти не чувствует, как обходит кровать и бережно укладывает Аню на простынь, по-прежнему ловя губами её частые вздохи. А она тянется к нему, цепляется пальцами за край его футболки, сдвигает вверх и льнёт губами к его животу, смазанно целует мгновенно и отзывчиво вздрагивающую кожу. И это словно порождает в нём новый жгучий всполох. – Анюта, милая, – тяжело стонет он и тут же смущается, отстраняется от неё. Ему кажется ужасно, вопиюще стыдным, что он так бессовестно принимает Анину ласку, ничего не делает в ответ и только пользуется тем, что она снова доверчиво и влюблённо предлагает ему себя. Женя думает, что хотя бы в чём-то надо стараться отвечать ей, чтобы она не жалела о своей смелости, о том, что рискнула во второй раз довериться ему, и быстро, суетливо тянет с себя футболку. Наверное, это была не лучшая идея, и вряд ли Аня будет чувствовать себя лучше просто от того, что он тоже разделся. Жене кажется, что он в очередной раз сделал глупость, и он смущённо жмурится, комкая в руках ткань. В конце-концов, ещё ведь можно остановиться, не позволить себе сорваться в горячее и такое тянущее, не навредить Ане своими желаниями, правда? А потом Женя чувствует, как его сжатых ладоней нежно касаются тёплые пальцы и осторожно забирают из них свёрнутую и перекрученную футболку. – Женя, иди сюда, – тихо зовёт его Аня и мягко касается губами его кистей. – Пожалуйста, я очень этого хочу. Женя хрипло выдыхает и не знает, куда деться от стыда. – Прости меня, – говорит он, решая, что лучше он скажет всё вслух, и Аня его отвергнет, чем так и продолжать высказывать свои чувства непонятными трусливыми полумерами. – Я совсем никак не стараюсь для тебя, ничего не могу дать. И так боюсь сделать что-то неприятное, противное для тебя, что веду себя совсем отвратительно и... Аня прерывает его, снова прикасаясь к костяшкам пальцев мягким поцелуем. – Это ничего, ничего, – твердит она и настойчиво тянет Женю ближе. Когда он оказывается совсем рядом, Аня вскидывает глаза и осторожно касается пояса его шорт. – Просто не уходи, побудь со мной, ладно? – просит она, тянет ткань вниз и вздрагивает, стоит ей опустить взгляд. – Женя...ох.. Аня краснеет, кажется, до корней волос и на мгновение замирает. Но сразу же, раньше, чем Женя успевает что-то сказать, увереннее прежнего касается пальцами его белья. – Можно? – шёпотом спрашивает она. В её глазах плещется неприкрытый жаркий восторг, и это словно сводит Женю с ума. Ему кажется, что отказать такой Ане, сказать «нет» просто невозможно, кощунственно и непозволительно. Он кивает и словно в тумане чувствует, как тонкие горячие пальцы медленно ведут по его бёдрам. Шорты и бельё соскальзывают к его щиколоткам. Женя переступает ногами, выпутываясь из них, и Аня снова тянет его за руки, усаживая рядом с собой. Женя забывает стыдиться себя и своего тела, так отчётливо выдающего пылающее внутри пламя, когда Аня льнёт к нему и крепко прижимается обнажённой грудью. – Ты такой красивый, – говорит она, смотря на него восторженно и влюблённо, и это звучит неожиданно звонко и горячо. – Самый сильный мой, самый лучший. Жене кажется, что он растворяется в этом взгляде, снова теряется и чувствует себя совсем беспомощным от любви. Аня продолжает обнимать его, но начинает вздыхать как-будто чаще и тяжелее. Женя тянется к её губам, старается поцелуем успокоить, согреть её, думая, что она волнуется только от смущения и полузабытой, непривычно жгущей близости. Но у Ани, оказывается, на уме совсем другое. Сквозь поцелуй Женя чувствует, как её руки исчезают с его плечи, как Аня ласково, неторопливо ведёт пальцами по его груди, рёбрам, животу, и полагает, что дальше этого не зайдёт. Но Анина ладонь вдруг быстро и горячо ложится на его член. Женя откидывается назад с громким стоном. Перед глазами всё плывёт, и он только слышит, как Аня радостно вздыхает совсем рядом. Она робко сжимает пальцы и осторожно проводит рукой вверх-вниз так, что у Жени перехватывает дыхание. Нежная, несмелая ласка отзывается в груди тяжёлым ударом сердца, и с губ вновь срывается громкий вздох. – Анюта, – протяжно и прерывисто шепчет он, – я же не...не смогу... сдержаться, зачем ты так? Аня в ответ молча тянется к его губам и целует влажно и сладко. На мгновение Женя забывается в ласковых, трепетных прикосновениях, и теряет мысль о том, что хотел остановить Аню, прекратить эту жаркую и мучительную ласку. А потом Аня вновь медленно, тягуче проводит рукой, а второй, свободной ладонью накрывают низ живота. Женя стонет и толкается в сжатые пальцы. Жгучая, сладкая ласка окутывает его со всех сторон, накрывает жаркой пеленой и не оставляет шанса сопротивляться. Анины движения становятся уверенней, чаще, она вернее прежнего нежит и гладит и без того чувствительную, горячую плоть и восторженно и дрожаще ловит его вздохи. Женю плавит и мутит, он задыхается под Аниными горячими руками, дрожит и мечется по кровати, не зная, куда деться от разрывающего и выжигающего всё внутри огня. Неловкая ласка оседает на коже, дразнит тёплыми прикосновениями нежных рук и поцелуями, которыми Аня то и дело метит его шею и плечи. Женя забывается, сбивчиво целует Аню и смутно ощущает, как тело становится становится ещё чувствительнее, как бёдра отзывчивей вздрагивают в ответ на безжалостные и сладкие движения Аниных рук. – Аня... Ань, подожди, – просит он, с трудом разделяя слова, и тут же стонет от мягкого, потирающего движения Аниных пальцев. – Пожалуйста... Перестань. Аня замирает, и Женя на секунду жмурится, чтобы прийти в себя. А когда вновь открывает глаза, тонет в Анином взгляде совсем рядом. Она смотрит обеспокоенно и встревоженно, покорно убирает руки с его живота, стоит Жене пошевелиться. – Я сделала тебе неприятно? – испуганно шепчет она и тут же отстраняется. Женя силится что-то ответить, успокоить и разубедить её, но слова вязнут на языке, предательски застывают, и Аня воспринимает это молчание совсем по-своему. Ей хватает мгновения, чтобы отпрянуть, и он видит, как её глаза наполняются горечью, а между бровей залегает резкая складка, когда она начинает ругать себя вслух: – Глупая, глупая, – отчаянно твердит она и отодвигается от Жени, обнимая себя за плечи. – Прости меня, Женя. Я не хотела, честное слово... Аня судорожно соскальзывает с кровати, суетится, ищет на полу свою кофту и крупно вздрагивает, когда Женя зовёт её: – Анюта, подожди. – Женя чувствует, как непослушно и некрасиво виляет его голос, но тут же запрещает себе об этом думать. – Не уходи, пожалуйста, – тихо просит он и тянет к Ане руку, несмело касается напряжённого плеча. – Останься, не убегай. Аня ощутимо трепещет и наконец поднимает на Женю глаза, роняя подобранную с пола кофту. Женя видит это знаком доверия, разрешением зайти чуть дальше и осторожно забирает её запястья в свои ладони. – Аня, – шепчет он ласково и протяжно и привлекает её к себе, мягко вычерчивает пальцами линию по её животу. Возбуждение внутри не ослабевает, но как будто становится тише, сдерживается и замирает. Жене кажется отвратительным и грязным в такой момент вообще думать о близости – как можно, когда Аня рядом с ним волнуется, дрожит и сжимается от страха? Но Жене по-прежнему сладко кружит голову от того, какая она прекрасная. Он увлечённо, жадно зачерпывает взглядом её кожу, мягкий изгиб рук, подрагивающий живот и медленно и тяжело вздымающуюся грудь. Ужасным кажется требовать от неё что бы то ни было, и хочется только ласкать её, всего себя отдавать только для неё. – Можно, я тебя обниму? – робко просит Женя и смущённо задыхается, когда вместо ответа Анины руки ложатся ему на плечи. Она доверчиво придвигается ближе, несмело улыбается, и Женя в сотый раз теряет голову от того, какой красивой, манящей и желанной выглядит Аня, как она смотрит и ласково прикасается к нему. Он крепче обнимает Аню, льнёт к её плечу, и его руки ложатся на Анину талию, касаются застёжки джинсов, которые почему-то до сих пор остались на ней. Аня начинает дрожать, когда Женя осторожно расстёгивает молнию и касается белья. Она не сопротивляется, послушно выпутывается из завязшей на лодыжках одежды, и отчётливо смущается и краснеет, снова чувствуя Женины пальцы на своих бёдрах теперь совсем обнажённой кожей. Жене кажется, что его восторженно-влюблённый взгляд Аня как будто не чувствует. Она сосредоточено сопит и вскидывает взгляд, разглядывая стену над Жениной головой, упрямо решает что-то, а потом быстро выдыхает и забирается с ногами на кровать. – Если ты хочешь, то я готова, – говорит она и неловко жмурится, вздрагивая и задерживая дыхание на последнем слове. От её тона Жене болезненно щемит сердце. Аня сидит перед ним такая прекрасная и бесконечно уязвимая, и снова отдаёт ему себя, снова предлагает своё тело, чтобы ему было хорошо. Это будто бы ужасно, абсолютно не вяжется с тем, что горячо и беспомощно трепещет у него в груди. И Женя думает, что будет самым отвратительным человеком на земле, если хоть на мгновение прикаснётся к Ане, думая только о себе. – Аня, Анюта, – восклицает он и склоняется к Аниным коленям, целует тонкую светлую кожу. – Не говори так. Ты мне ничего не должна, наоборот, это я должен стараться для тебя. Женя трепещет и волнуется, пытается лаской и нежностью успокоить, разубедить Аню и, кажется, теряется и рассыпается окончательно, когда просит тихо и горячо: – Пожалуйста, только позволь мне. Я всё для тебя сделаю, чтобы тебе было со мной хорошо. Аня в ответ вздыхает коротко и обжигающе-звонко. Женя чувствует, как у неё дрожат ладони и как жгуче они скользят по его рукам и затылку, когда Аня обнимает его и ощущает в этом если не согласие, то хотя бы робкое, несмелое разрешение зайти чуть дальше. Он снова целует её колени, согревая дыханием покрывшуюся мурашками кожу и осторожно, медленно касается Аниных плеч, мягко давит, укладывает Аню на спину и наклоняется над ней. Женя задыхается от её взгляда, который на секунду вспыхивает под тёмными ресницами. Там словно вьётся что-то неумолимо-жаркое, страстное и манящее, приковывает и подчиняет себе. И он следует за ним покорно, безропотно и влюблённо, и шепчет, не умея оторваться, отвести взгляд от её лица: – Тебе будет хорошо, ты не пожалеешь, обещаю. Аня снова начинает дышать тяжело и часто, обнимает Женю за шею и тянет к себе, льнёт к его губам торопливо и жадно. Её частые, влажные поцелуи огнём оседают на коже, увлекают и дразнят, и сквозь них он смутно чувствует, как Анины колени вдруг раскрываются где-то у его бёдер. Аня обхватывает ногами его за талию, всё горячее жмётся к нему, продолжает прикасаться жарко и упоённо, и сквозь пелену её поцелуев упрямо рвётся ощущение: не так, всё снова происходит неправильно. С каждой секундой Жене всё сложнее протестовать и он собирает все силы, чтобы выбраться из обнимающих нежных рук. – Аня, Анюта... постой, – уговаривает он, осторожно уворачиваясь от её прикосновений и то и дело сбиваясь на позорные, сладко-постыдные вздохи. – Не торопись, не спеши... Аня послушно замирает в его руках. В её широко распахнутых глазах отчаянно плещется смущение, через которое чуть заметно проступает что-то невероятно жгучее и желанное. Она краснеет, упрямо отводит взгляд и стыдливо отворачивается, стоит ей встретиться взглядом с Женей, вновь стыдится и пугается самой себя. А Жене от этого лишь вернее прежнего думается, что он просто обязан сделать для неё всё, что он только сможет. – Милая, Анюта, не бойся, – шепчет он, наклоняясь к её шее. – Ты не сделала ничего плохого, ничего страшного, – твердит он, медленно прикасаясь к её коже. Аня отчётливо вздрагивает с первым поцелуем. Жене кажется, что он не успел сделать ничего серьёзного и хоть сколько-нибудь значительного, что ему это всё почудилось, и снова льнёт к Ане, целует крепче и жарче прежнего. А потом ещё, ещё и ещё. Анина кожа под губами ощущается горячей, жжёт так, что у Жени как будто напрочь вышибает сознание. У него не остаётся сил ни о чём думать, пытаться контролировать и сдерживать самого себя. Он вновь припадает к Аниной шее, целует плавный изгиб плеча и слышит, как Аня громко вскрикивает у него над головой. – Не останавливайся, по... пожалуйста, – просит она, задыхаясь, и Женя слушается безропотно и восторженно. Его словно прошивает током до самого живота, когда он спускается чуть ниже и прикасается к Аниной груди. Он на секунду замирает, а потом наклоняется ниже, обхватывает ртом напряжённую горошину соска и слышит как из Аниного горла вырывается громкий, горячий стон. И вместе с ним у Жени в животе оживает жгучий, тяжёлый спазм, вновь пронзает острым, отчаянным желанием. Женя поднимает голову от Аниной груди, напоследок проводя губами по коже и тянется ко второй груди, оставляет на ней такой же влажный след. Аня снова вскрикивает, выгибается в его руках, теснее прижимается к нему и дышит, сбиваясь на короткие, слабые стоны. Она забирается пальцами в Женины волосы, сбивчиво перебирает их и неосознанно сжимает, когда Женя вновь целует её грудь. Его ведёт безжалостно и тяжело, он совсем теряется в Ане, её вздохах и ощущении горячей, тонкой кожи под губами. Сомнения, страх сделать что-то не так неправильно и неприятно тают с каждой секундой и окончательно рассыпаются, когда Аня обнимает его и тянет к себе и целует мягкими, дрожащими губами. Сквозь поцелуй Женя смутно чувствует, что у Ани, кажется, снова разъезжаются колени. Она по-прежнему целует его, не отпуская, не отстраняясь ни на мгновение, ласкает его послушно и безропотно распахнувшиеся навстречу губы – и вновь обхватывает ногами, тянет к себе ещё ближе, ещё теснее, ещё горячее. Женя вспыхивает от такой прямоты и близости и думает, что ничего не может быть стыднее этого, как его бедра вдруг нечаянно касается влажная, горячая плоть. Женя замирает. Это... это ведь может означать, что... Аня хочет, что она согласна? С этой мыслью в голове снова вспыхивает желание, мучительно скручивает них живота и заставляет Женю оторваться от Ани и смущённо зажмуриться. Это ведь...ох, это слишком жестоко. Его окутывает неловкость, стыд и что-то ещё, упрямо требующее, толкающее и ждущее. И сквозь эту вату вдруг прорывается нежный, ласковый голос совсем рядом: – Жень, ну ты чего? – мягко упрекает его Аня. – Иди сюда. Женя открывает глаза и видит, как Аня тянет к нему руки и смотрит так, что он не умеет с ней спорить и подчиняется тут же, безропотно и влюблённо и старается не думать о том, как отзывается его тело, стоит Ане вновь развести бёдра и подпустить его ближе к себе. Женя устраивается у Аниных ног, отвечает на её объятия и, кажется, краснеет от того, как это до болезненного неприлично, желанно и красиво. Аня лежит перед ним, ждёт его и Женя думает, что просто не может отказать, ослушаться её. – Анюта, – шепчет он, непослушными губами целует её ладонь на своём плече, прижимается теснее и плавно, осторожно толкается первый раз. Аня стонет долго и горячо, роняя руки с Жениной шеи. – Ещё, ещё, пожалуйста, – прерывисто просит она и тут же сама вскидывает бёдра, двигаясь навстречу Жене. Она жмурится, упрямо закрывает глаза, комкает простыню рядом с собой и ладонью накрывает губы, пытаясь заглушить жаркий, звонкий вздох. А у Жени от одного этого вида вскипает кровь в венах. Аня сжимается вокруг него, сводит с ума тем, какая она нежная, горячая и трепетная. Жене кажется, что это самое невероятное, самое красивое, что он видел в своей жизни. А дальше всё смешивается в одно долгое и сладкое марево. Аня отчаянно цепляется за него, обнимает шею и плечи, то тянется к губам, то несдержанно и взволнованно льнёт к шее, касаясь языком крепкого, напряжённого плеча. Она совсем перестаёт сдерживаться и сама движется навстречу Жене, сама старается принять его глубже в себя и то и дело вскидывает на него горячий, безумный и взволнованный взгляд. – Тебе хорошо, тебе... Женя...? – сумбурно спрашивает Аня, тяжело и рвано дыша, и тут же стонет от очередного движения. А Женя совсем не может ответить ей, он сам теряется и трепещет, и вместо слов из груди вырываются только частые, глухие стоны. Аня под ним мечется, её волосы рассыпаются по подушке тёмной волной, и она вдруг сильнее прежнего тянет к себе Женю и теснее прижимается к нему. Она вскрикивает в такт пронзающим её толчкам, сжимается теснее, обнимает Женю за шею и что-то шепчет прерывисто и горячо. Жене кажется, что он может разглядеть ресницы на её сомкнутых от наслаждения, трепещущих веках, и это видится ему отдельной, невероятной красотой. Он снова, не прекращая движения, склоняется к Ане, касается её губ в нежном, влюблённом поцелуе и чувствует, что Аня вытягивается, напрягается и вдруг стонет громко и свободно. – Женечка! – выдыхает она ему в губы и дрожит и кричит, совсем не сдерживаясь и не стесняясь, и это отзывается у него в сердце и горячей волной проходит по груди, животу и спускается ниже, туда, где пульсирует горячее, обжигающее соединение двух тел. Женя постепенно сбивается с плавных толчков, движется беспорядочно и аритмично. Ему отчаянно, бесконечно хорошо, и хочется окончательно забыться, откликнуться на Анины объятия и раствориться в любви. Но что-то внутри по-прежнему упрямо сдерживает, болезненно цепляется за беспомощно и влюблённо трепещущее сердце. И Женя решает, что оно право: поступить как-то иначе, наверное, будет вопиющей низостью, которую просто нельзя, невозможно и непозволительно передавать Ане. Женя вырывается из ласковых, нежных рук, отстраняется и доводит себя до разрядки несколькими движениями ладони. И крупно вздрагивает от стыда, когда понимает, что вязкие, белые капли оказываются на Аниной коже. Ему кажется, что это ужасно, недопустимо, что Ане наверняка противно от этого всего, и он торопливо наклоняется к полу, ощупью ищет в куче вещей что-то своё. У Жени кружится голова, когда он стирает с Аниного бедра вызывающие следы страсти первой попавшейся под руку тряпкой, и шею жжёт сожалением и смущением одновременно. Нельзя, нельзя было позволять себе вот так... так срываться. Слабость возникает вдруг разом, наваливается сверху и противно давит на плечи. Женя очень старается сопротивляться ей, дёргается, сгоняя нахлынувший морок, и отворачивается, снова выбрасывая на пол скомканную ткань. И не успевает даже подумать о том, как теперь обращаться к Ане, как вообще сметь смотреть на неё после того, что сделал – как она зовёт его сама. – Женя, всё хорошо? – негромко спрашивает Аня и несмело двигается к нему. Она осторожно касается его плеч, обнимает, и Женя даже успевает почувствовать, что у неё до сих пор чуть дрожат руки, прежде чем вздрагивает от внезапного мягкого поцелуя. Аня коротко прижимается губами к выступающему позвонку на спине и тут же отстраняется, цепляясь пальцами за Женину ладонь. – Полежи рядом со мной, – просто просит она и аккуратно, но настойчиво тянет его ближе и тут же устраивается у его плеча, стоит Жене лечь. Это до боли напоминает их первую близость, когда Аня так же тесно льнула к нему, совсем не стесняясь, и Жене щемит сердце от нежной и такой горячей любви. – Не уходи от меня, ладно? – шепчет она, тычется лбом в Женину грудь и вдыхает, жмуря глаза. – Пожалуйста. Не бросай. – Я люблю тебя, – говорит в ответ Женя невпопад и совсем бестолково. Все слова кажутся неподходящими, глупыми, и Женя запинается, не зная, как сказать Ане, как пообещать ей, что он не только не уйдёт, а даже всего себя к её ногам, стоит ей только попросить и позволить быть рядом. Он молчит, теряется в словах, и сердце у него в груди беспокойно трепещет, как будто старается вырваться из-под рёбер Ане навстречу и хотя бы так сказать, что чувствует его глупый и безнадёжно влюблённый хозяин. А потом Аня мягко кладёт ладонь поперёк его груди. – Надо же, как у тебя сердце бьётся, – задумчиво говорит она и тут же улыбается, вскидывая на Женю широко распахнутые глаза. – Хороший мой. Самый красивый, самый замечательный, – твердит она, касаясь губами его плеча и шеи, и вдруг добавляет тихо и тепло. – Самый любимый. Женя задыхается, когда Аня целует его в уголок губ. Ему снова кажется это наветом, сном, но ласковое, нежное прикосновение теплом отпечатывается на коже, врезается в сознание ясно и чётко. Он обнимает Аню, прижимает её к себе, и она тут же расслабляется в его руках, ластится, как котёнок, и устраивает голову у его изгиба шеи. Она тяжело моргает, снова шепча что-то неразборчивое, согревая дыханием его кожу, свободной рукой находит на кровати одеяло и тянет, укрывая им и себя, и Женю. – Давай спать, – шепчет она, и сладко вздрагивает, приникая ближе. Она закрывает глаза, ощупью целует Женю, задевая губами линию челюсти, и почти сразу засыпает откидывая голову на подушку. Женя смотрит на обнажённые, выглядывающие из-под одеяла плечи, на тёмные трепещущие ресницы и изо всех сил старается отложить эту картину в памяти как можно прочнее. Его вновь начинает невыносимо клонить в сон, но он всё равно сопротивляется, то и дело распахивая глаза и слушая Анино дыхание совсем рядом. Женя сладко трепещет от счастья, обещает себе, что никогда-никогда больше не позволит себе обидеть Аню, что теперь у них всё будет хорошо. Но когда он просыпается, на смятой кровати рядом с ним никого нет.