Summer Heatwave in Ottawa

-Ээй, братик, ты не собираешься спускаться? — лицо маленькой девочки показалось из-за полузакрытой двери, пропуская треугольник теплого света лампочек внутрь. Однако не услышав ответа и толкнув дверь до легкого стука о стену, заполненную постерами, девочка увидела, что комната уже была пуста, оставленная в превычном полубеспорядке. -Он, наверное, опять сбежал со своими друзьями в скейтпарк, — намеренно недовольным тоном крикнула с кухни Коеми. Их мама только слегка покачала головой с внутренней улыбкой и продолжила неторопливо резать, добавлять и мешать в светлой и слегка душной от перегретого воздуха снаружи и горячего пара, безошибочно доносящего до всех комнат дома запах привычной жизни, кухни. В это время Рэки на хорошей скорости догонял уходящий день, наезжая на последние лучи заката, бегущие по теплому асфальту. Он летел, низко наклонившись всем корпусом к колену, устойчиво стоявшему на его уже сто раз побитой и столько же плюс один подлатанной доске, и рассеянно смотрел только перед собой, пока скейт, упруго прогибаясь под его весом, пролетал по знакомым местам. И, оказалось, что все места были их местами. То есть, конечно, Рэки и его скейта. И, честно говоря, еще одного скейтера с его доской. С тех пор как Ланга случайно появился перед его магазином, Рэки перезнакомился с этим городом заново, теперь любой крутой спуск, любые блестящие на солнце железные перилла и все разноцветные пластыри на теле — свидетельство разделенной любви… К скейтбордингу и свободе молодости и лета, и скорости. Где-то на мыслях о мягком смехе своего друга Рэки постепенно замедлился. А, он снова здесь. Парк был все таким же диковатым и пустым, закат нагревал пыльные дорожки и ветра не было. Все застыло в таком же состоянии, в каком Рэки и Ланга, все помятые и неловкие, красные от прощания с солнечными лучами, оставили его в конце июля. И также как тогда, оставленные здесь необъяснимые ощущения подхватили ровное дыхание Рэки и разогнали до его быстрого сердцебиения. И было бы глупо винить в этом чрезмерную жару последних минут дня. Потому что холодные голубые глаза, растворяющие искры солнца и преломляющие этот свет под самым парализующе красивым углом, это единственное, что можно видеть перегретому Рэки. И сконфуженная мягкость, граничащая то ли с паникой, то ли с облегчением — единственное чувство, более захватывающее, чем предвкушение любого олли. Пространные мысли Рэки обрываются настоящим ощущением вибрации где-то поверх его бедра. В кармане свободных штанов звонил телефон. Уже заранее подсознательно зная имя звонящего, Рэки все равно притворился, что ничего не понимает, достал настойчиво вибрирующий нагретый телефон и, не заметив неровность на дороге, резко потерял равновесие, приземляясь на покрытую песком и пылью землю, скейтборд по инерции отъезжает куда-то по пути вниз, а телефон приземляется недалеко от Рэки. Неожиданно адреналин все-таки вспыхивает, и он суетливо принимает вызов, чувствуя жжение в глазах. Голос на той стороне тихий, но ровный вплодь до конца отрепетированных поздравлений. Затем последовала тишина, достаточная, чтобы близкое а динамику дыхание доносилось до и так задыхающегося именинника. Неловко два голоса зазвучали одновременно, потом снова исчезли. Но, кажется, Ланга не выдержал первым, где-то в его начатой в третий раз беспорядочной речи проскочило слово «люблю», а за ним по цепочке последовали и «дом», и «счастье», и «скейтить», и, конечно, последнее — «навсегда». И после этой паузы мелодии осипших от жары голосов заиграли гармонично и правильно, и то привычное счастье от адреналина и полета, обещанное навсегда, вздохнув, снова разогналось и подпрыгнуло до самого неба и выше. И новое обещание было дано. До бесконечности.