Fluttering Like a Bird

Джеймсу снилось, что его любят. Ему снилось, что кто-то водит рукой по его волосам, что он в тепле, безопасности и заботе. Кто-то коснулся губами его лбу, и Джеймс потянулся за прикосновением. Его конечности горели электричеством. Он знал, кто этот «кто-то». — Ммф… — Мистер Блэнки? Мне кажется, он просыпается. Но губы отстранились и руки исчезли. Джеймс запаниковал. Он был один. Почему он был один? Он больше не должен был оставаться один. — Нгх… — Вот так, парень, приходи в себя. Джеймс поднял голову в поисках этих губ, но тут же отпрянул, потому что что-то влажное и слюнявое прошлось по его лицу. — Нептун, уйди! Джеймс проснулся. — Фрэнсис? — спросил он, прежде чем успел открыть глаза, хотя уже знал ответ. — Нет, парень, — произнёс чей-то голос, и Джеймс повернулся и увидел, что Блэнки смотрит на него из аккуратного очага. — Нет, боюсь, его здесь нет. Джеймс перевернулся на живот и уткнулся лицом в подушку, стараясь выровнять дыхание. Фрэнсиса здесь не было, потому что он последовал за Хикки на Истинный Север. А сделал он это потому, что хотел обезопасить Джеймса. Что было нелепо, разумеется, ведь Джеймс не хотел быть в безопасности в мире без Фрэнсиса. Когда он окончательно проснётся, он будет в настоящей ярости из-за того, что волшебник с ним так поступил, но прямо сейчас ему просто было очень больно. — Как я сюда попал? — спросил он, не поднимая головы. Очень приятно иметь возможность зарыться лицом в подушку, не упираясь при этом клювом. Ещё одна значительная перемена, к которой нужно будет привыкать. — Вас принесли пираты, — раздался голос Джопсона, и Джеймс всё же слегка приподнял голову, чтобы увидеть мальчика, нависающего над спинкой дивана, со скрещенными на груди руками. — Двое. — Чуть не сломали дверь, пытаясь заставить нас открыть, — добавил Блэнки. — Они всё ещё здесь? — Джеймс встревоженно сел и, наконец, огляделся. Он лежал на диване в более убранной и обжитой версии дома у моря, в который его приводил Фрэнсис. Место, которое скрывалось за чёрной точкой на двери. Джопсон, похоже, проделал отличную работу за время, которое они провели в горах. — Мы их отпустили, — медленно сказал Джопсон. — Не думаю, что они могли помочь нам чем-либо ещё, и лично я не могу выносить их присутствие рядом. Или не стоило? — Нет, — Джеймс вздохнул и откинулся обратно на подушки. — Нет, не думаю, что они могли сделать что-то ещё. И это были… Хорошие их представители, полагаю. Они не обязаны были тащить меня назад. Он повернулся к Нептуну и, свистнул, чтобы подманить пса. Тот подошёл и положил свою огромную лохматую голову на грудь Джеймса. Джеймс пару раз как следует почесал, позволяя успокаивающему теплу собаки проникнуть в него. В его теле всё ещё сохранялось это странное ощущение статики. Он думал, что это онемение из-за магии, но… — Что с вами случилось? — спросил Джопсон. — Он только проснулся, — пожурил Блэнки. — А проспал уже больше суток, — ответил Джопсон. — Мы теряем драгоценное время вместо того, чтобы спасать учителя Крозье. — И он не здоров… — Можно мне, пожалуйста, чего-нибудь попить? — прервал их Джеймс. Он знал, что, если попытается встать прямо сейчас, то ноги его, вероятно, просто не удержат. Он бросил на Джопсона умоляющий взгляд и мальчик, вздохнув, потопал на кухню. — Джопсон просто нервничает, — шепнул Блэнки. — Несколько дней бродил по дому туда-сюда, в ожидании возвращения Фрэнка, а потом явился ты, без сознания и в таком виде. Джеймс провёл рукой по лицу и волосам. Никаких сомнений. Он снова человек. Совершенно точно человек. Хотел бы он чувствовать большее облегчение, но это была пустая победа. — Пираты вам ничего не сказали? — спросил он. — Нет, — ответил Джопсон, отгоняя Нептуна и протягивая Джеймсу кружку… чего-то. Джеймс с сомнением уставился на густой зелёный напиток. — От этого вам станет лучше. Обещаю, — тон Джопсона не терпел возражений. Джеймс отхлебнул и скривился. Напиток безусловно был полон целительных трав и здоровья, но это и означало, что вкус у него ужасный. — До конца, — настоял Джопсон. Джеймс недовольно на него посмотрел и продолжил пить. Недовольство усилилось, когда он понял, что действительно чувствует себя лучше. — Знаете, — сказал он, закончив, — вам действительно нужно найти способ улучшить вкус. Не все обладают выдержкой аэронавта, как я. Скорее всего, многие просто не смогут это выпить. Джопсон, забиравший кружку обратно, замер на мгновение, всего на мгновение, а потом ушёл на кухню с самым бесстрастным выражением лица. — Значит, вы один из них, — сказал он через плечо. — Я предположил, когда увидел ваш пистолет… Но не был уверен до конца. — Был, — поправил Джеймс. — Был одним из них. Я не… Не вернусь обратно. Не снова. — Тогда что ты будешь делать? — спросил Блэнки. — Для начала я спасу Фрэнсиса, — ответил Джеймс, — а потом мы проведём остаток наших жизней вместе. Остальные детали выясню по ходу. Наступила тишина. Хорошо. Пусть знают. Пусть смотрят. Джеймс растрачивал свою жизнь скрываясь от правды, считая, что его никогда не будет достаточно. Прятал своё прошлое, скрывал свою личность, утаивал чувства. Но Фрэнсис полюбил его несмотря ни на что. Несмотря на его превращение в чудовище. Несмотря на заклинание его матери. Он любил Джеймса, потому что тот был Джеймсом. Так что Джеймс больше не собирался прятаться. С него достаточно. — Ага, значит это было проклятие, снимаемое истинной любовью, — наконец ухмыльнулся Блэнки. — Я говорил ему, что дело может быть в этом, но глупый ублюдок не хотел меня слушать. — Да, это… — Джеймс хотел согласиться, но что-то пронеслось по его телу, дёрнуло разум и заставило замолчать. Приложив руку к груди, он ощутил биение сердца. Что-то пульсировало в его венах, с тех пор как проклятие было снято. Вначале он думал, что это из-за разрушения проклятия и возвращения его тела в первоначальную форму, но дело было в другом. Он бы узнал ощущение магии Фрэнсиса где угодно. Буря на горизонте. Сильный ветер. Густая влага, готовая окутать Джеймса и поглотить его. И любовь Фрэнсиса ощущалась точно так же. В чём бы ещё не заключались намерения его матери, когда она накладывала на него эти чары, теперь Джеймс понял, что она хотела быть уверена, что его кто-то любит. Что этот человек будет готов пожертвовать собой ради него так же, как она сама. — Да, — сказал Джеймс. — Его сняла истинная любовь. Насколько Джеймсу повезло, что он нашёл такого человека? Звёздный дух не мог его заполучить. Истинный Север тоже. Фрэнсис не принадлежал Джеймсу, но его место было рядом с Джеймсом, и это несомненно. — И вы собираетесь спасти его от Хикки? — спросил Джопсон, с нетерпением и очевидным нежеланием слушать о личной жизни своего наставника. Справедливо. — Ну, Хикки мёртв, — Джеймс моргнул, увидев изумление на лицах Джопсона и Блэнки. — Силы, пираты в самом деле ничего вам не рассказали. Ну, теперь, когда я действительно могу говорить, я позабочусь о том, чтобы не пропустить ни одной детали. Джеймс рассказал им о восхождении на гору, о встрече с Силной и её отцом. Рассказал о решении Гудсира остаться, и о даре, который они получили, чтобы повергнуть дух Хикки. О том, как Фрэнсис пытался выяснить, где находится дух, и как они потерпели неудачу. О том, насколько ужасающим был дикий взгляд украденных звёздным духом глаз. — Они с третьим пиратом забрали Фрэнсиса с собой, — сказал под конец Джеймс, — на Истинный Север, и Фрэнсис, он… Он спас меня. Потом он меня вырубил, о чём я ни за что не позволю ему забыть, после того как верну. — И как именно вы собираетесь это сделать? — спросил Джопсон. Джеймс не оценил нотку сомнения в его голосе. — Мы собираемся открыть дверь, а я собираюсь пройти через Истинный Север, найти его там, и вытащить обратно в наш мир, с духом или без духа. — Джим, — вздохнул Блэнки, — даже если их дверь всё ещё стоит, ни у меня, ни у парня не хватит сил, чтобы открыть её на Истинный Север. Это… Это довольно внушительная сила. — Мы найдём способ, — настаивал Джеймс. — Я видел, что в доме есть книги, и я прочту все до единой, если понадобится. Я знаю, что у Фрэнсиса есть… друзья, к которым мы, полагаю, можем обратиться. Макка? Это имя вам что-нибудь говорит? Может есть другие духи, к которым мы можем… — Джеймс выпрямился. — Водяные духи! Фрэнсис всегда им нравился. — Низшие духи не смогут с этим справиться, — предупредил Джопсон, но в его глазах мелькнула надежда. — Но может быть… Может быть… Я начну исследования и попытаюсь связаться с кем-нибудь из союзников учителя Крозье. — Да, — кивнул Джеймс, — да. Я поговорю с духами. — Джопсон, если ты поставишь на меня кастрюльку с рагу, я приготовлю немного еды к тому времени, когда вы, ребята, проголодаетесь, — протрещал Блэнки. — Фрэнсис был бы этому рад. Джеймс нахмурился. Фрэнсис действительно был бы рад увидеть, как они собрались вместе, чтобы найти ответ на один большой вопрос. Он надеялся, что однажды они снова смогут этим заняться при менее ужасающих обстоятельствах. Что происходило с волшебником? Что делал звёздный дух? И где именно находился Истинный Север? Джеймсу объясняли эту концепцию с полдюжины раз, но он всё ещё не видел в ней особого смысла. Место, которое путешествует. Земля, которая везде и нигде. Место, где Фрэнсис сейчас от него спрятан. Это была только часть мыслей, обуревавших его, пока он приходил в себя на диване, ожидая пока зелье Джопсона подействует в полной мере и вернёт ему силы. Прочие мысли, конечно, были заняты его новообретённой человечностью. Джеймс почти забыл, как люди воспринимают цвета, и всё теперь так прекрасно изумляло своей теплотой и яркостью. Он сомневался, что прежде ему доводилось видеть Блэнки в истинных красках. Его руки гладили ткань одеяла, и грубая омертвевшая кожа не мешала чувствовать мягкость. Он всё ещё настороженно касался своих волос и лица, испытывая облегчение от того, что больше не нужно беспокоиться об острых краях, и опасаясь, что снова найдёт перья и клюв. Но Фрэнсис это сделал. Он снял с Джеймса проклятие. Или, по крайней мере, полюбил Джеймса достаточно, чтобы тот смог сделать это сам. На самом деле, он всё ещё не был уверен, что птичье проклятие снято, ну, или, в какой момент это произошло. — Теперь ты можешь мне сказать? — спросил он Блэнки, натягивая ботинки в первый раз за несколько месяцев. Он оказался вынужден признать, что босые ноги были одним из достоинств птичьей метаморфозы. — Что это было за проклятие, я имею в виду. Как я его снял. — Нет, Джим, — ответил Блэнки. — Если честно, магия на тебе до сих пор совершенно сбивает меня с толку. Я рад, что она восстановилось к твоему удовольствию, но я никогда прежде не сталкивался ни с чем подобным. Ты всё ещё один на миллион, Джимбо. Джеймс тихо улыбнулся. — Я такой, правда? Потому что из миллионов людей, живущих на свете, Фрэнсис полюбил именно его. *** За время, прошедшее с тех пор, как Джеймс с Фрэнсисом ушли в горы, летняя жара оставила лес, уступив первым прохладным осенним ветрам, а потому Джеймс был рад, что Джопсон в их отсутствие счёл нужным кое-что для них прикупить и теперь мог снабдить Джеймса новой курткой. Ручей был таким же чистым, сверкающим и журчащим, каким он его видел в последний раз. Подойдя ближе, Джеймс с облегчением заметил несколько маленьких голубых головок, высовывающихся из воды и заливающихся радостными трелями, словно домашние животные, встречающие хозяина у порога. — Ну, здравствуйте, — сказал Джеймс, снимая сапоги, прежде чем сесть и опустить ноги в воду. Духи собрались вокруг его лодыжек и потихоньку обрызгивали его новую человеческую кожу. — Я рад, что вы меня узнаёте. Я боялся… Когда Джеймс наклонился, чтобы поговорить с духами, он увидел в воде собственное отражение. Ну, он не собирался винить Блэнки и Джопсона за то, что те ничего не сказали. Они понятия не имели, как он выглядел до проклятия. Его волосы стали длиннее, спустились пониже плеч. Он мог бы носить такую длину, если бы не устав. Но, хотя его волосы и вернулись, они теперь пестрели белыми прядями, имитирующими белые пятнышки в его оперении. Что вряд ли было справедливо. Джеймсу ещё и сорока лет не исполнилось. Всплеск воды вернул его внимание к духам. — Ах, да, — сказал Джеймс. — Я не уверен… То есть, я не знаю, насколько вы… Понимаете… — он замолчал. Духи тихо на него смотрели, но у них не было достаточно человеческих черт, чтобы Джеймс смог различить какие-то определённые эмоции или мысли. — Нам нужна ваша помощь. Фрэнсиса забрали на Истинный Север. У нас есть… Дверь, — ох, всё шло не очень хорошо, он едва понимал, что говорит, — но мы не можем её открыть. У нас не хватает сил. Вы можете нам помочь? Можете открыть дверь? Духи смотрели на него из воды без своих обычных трелей и брызг. Они казались почти загипнотизированными. Хотя у них не было настоящих глаз, Джеймс знал, что они сосредоточены исключительно на нём. — Пожалуйста, — сказал Джеймс, — пожалуйста. Я должен его спасти. Я… Я люблю его. — если он не чувствовал себя глупо, говоря об этом Блэнки и Джопсону, то не почувствует и перед сборищем водяных духов. Но, возможно, ему следовало выбрать другие слова, потому что духи внезапно и немного дерзко окатили его водой и исчезли. Джеймс моргнул. — Эй? — позвал он, но ручей просто тёк, и духи больше не появлялись. — Проклятье. Вздохнув, Джеймс лёг на траву и подогнул свои чрезвычайно человеческие пальцы на ногах. Он осознал, что должен позволить ногам обсохнуть на берегу, прежде чем снова надевать сапоги. Отвергнутый духами, которых считал друзьями, и оставшийся наедине со своими мыслями, он позволил себе ощутить страх, который до сих пор отгонял большой палкой решимости. Просто немного жалости к себе. Ему казалось, что он это заслужил, хотя бы на мгновение. Что будет, если они не смогут открыть дверь? А если смогут, но Джеймс всё равно не сумеет спасти Фрэнсиса? Он не мог даже думать о будущем без волшебника, и потому считал, что оно будет включать в себя Фрэнсиса, какова бы ни была цена. Но что, если Джеймс ошибался? Он положил руку на сердце и почувствовал, как любовь Фрэнсиса пульсирует под его кожей. Это должно было стать началом чего-то, а не концом. Пожалуйста, пусть это будет не конец. — Как успехи? — спросил Блэнки, когда Джеймс вошёл в дверь. На огне действительно булькала кастрюля с тушёным мясом, и желудок Джеймса заурчал от одного запаха. — Я не уверен, — ответил Джеймс, уже накладывая в тарелку. Жаркое было густым, насыщенным и успокаивающим, и он успел съесть половину, прежде чем снова заговорил. — А как дела здесь? Вы с Джопсоном что-нибудь придумали? — Джопсон всё ещё запирается в кабинете, — ответил Блэнки, — но у меня, боюсь, пока ничего не выходит. Большинство духов вас, людей, опасается. Трудно им объяснить, почему они должны попытаться помочь одному особенно безрассудному. — Мы… — Джеймс отложил ложку. — Мы не опоздаем? В поисках утешения он поднял глаза на огонь, своего первого друга во всём этом начинании, но Блэнки выглядел таким обеспокоенным, каким Джеймс его никогда не видел. Не было ни его обычного блеска, ни шипения. Он просто слабо тлел. — Я надеюсь, что нет, — ответил огненный демон, — но происки Истинного Севера загадка даже для меня, и это уже не говоря о том, что может придумать звёздный дух. Мы оба горим, но очень по-разному. Джопсон вошёл, когда Джеймс заканчивал вторую тарелку, и плюхнулся за стол. Его волосы растрепались, чего Джеймсу не приходилось видеть со времён крушения, а глаза покраснели. Джеймс тихо встал, чтобы наполнить миску для мальчика, затем осторожно поставил её перед ним, вместе с куском хорошего, хрустящего, белого хлеба, найденного на кухне, и, вероятно, приобретённого в одной очень особенной пекарне. — Ешьте, — приказал Джеймс. — На голодный желудок у нас ничего не получится. — А у меня ничего и не получается, — сказал Джопсон, и в его голосе звучали нотки истерики. — Значит ешьте, — повторил Джеймс. — Моя расплата за зелье. Джопсон закатил глаза, но нехотя окунул хлеб в рагу и откусил пару кусочков. Потом он уставился на рагу, словно никогда прежде не видел еду, и практически атаковал его ложкой, быстро опустошив миску до дна. — Лучше? — спросил Джеймс. — Хотите попробовать ещё раз? Джопсон вздохнул. Он всё ещё нервно крутил ложку, но в целом выглядел спокойнее, и его голос уже не звучал, как натянутая струна, когда он заговорил. — Эти книги старые и нетронутые. Я не… Волшебник Крозье никогда не знакомил меня ни с кем из своих более влиятельных соратников. Он говорил, что это небезопасно. — И был прав, — заметил Блэнки из очага. — В Империи не так много волшебников, охотно готовых помочь найти Фрэнка, и я не уверен, что готов довериться тем, которые так скажут. Они с радостью приберут тебя к рукам, Джоп. Джеймс был прав, упомянув Макку, но даже он… Раздался стук в дверь. Все трое обернулись, чтобы на неё посмотреть, но никто не сдвинулся с места. — Пираты? — спросил Джопсон, отложив ложку так тихо, словно малейший шум мог их погубить. — Может быть… — отозвался Джеймс, и его пальцы дёрнулись за пистолетом, который, как он подозревал, всё ещё был у Тозера. Это был хороший пистолет, пират покажет себя глупцом, если избавится от него. Джеймс оглядел комнату в поисках хоть какого-нибудь оружия, и чуть не подпрыгнул, когда стук раздался снова, настойчивее в этот раз. — Это не пираты, — сказал Блэнки, широко раскрыв пылающие глаза. — Это… Просто иди открой дверь. Всё будет в порядке, обещаю. Джеймс кивнул, но всё же подкрался к двери с осторожностью, готовый отскочить при малейших признаках опасности. Когда он открыл дверь, за ней никого не оказалось и он почувствовал себя немного глупо. Это был всё тот же продуваемый всеми ветрами пляж, на который Фрэнсис приводил его прежде. Дверь к лагерю «Террор» стояла в нескольких ярдах дальше на песке, плотно закрытая и без каких-либо признаков недавнего проникновения. — Вниз к воде, если вас не затруднит, — позвал голос. Джеймс повернулся на звук, а потом чуть не развернулся и не ушёл внутрь. Он так устал от общения с неизвестными духами. Но знал, что должен пойти и встретиться с ним. Ради Фрэнсиса. — Иду, — отозвался он и осторожно направился к кромке воды. Это существо должно было быть духом, потому что ничем другим оно быть не могло. Его длинное змееподобное тело было покрыто сверкающей рыбьей чешуёй, а на спине виднелись большие острые плавники. Высовывающаяся из воды часть была одного с Джеймсом роста, но он не сомневался, что под волнами скрывалось намного больше. А ещё голова. Джеймсу сложно было воспринимать голову и тело духа как единое целое. Ибо, в то время как тело было чем-то гибким и проворным, предназначенным рассекать волны и рыскать в глубинах, голова была чем-то совершенно другим. Он решил, что это голова альбатроса. Он видел их прежде, возле городских доков или когда их корабли пролетали вблизи океана, и всегда находил суеверия моряков относительно этих птиц забавными. Однако, вот этот, в частности, альбатрос … — Я вас знаю, — сказал Джеймс. — Вы птица с посоха Фрэнсиса. — Верно, — согласился альбатрос, — это был мой ему подарок. Который, насколько я понимаю, недавно сломался. Жаль. — Вы не феникс, — выпалил Джеймс, и альбатрос сначала критически его оглядел, а потом закатил глаза и вздохнул. — Вижу, мистер Фицджеймс, время, проведённое под этим проклятием, немногому вас научило в отношении птиц, или, если на то пошло, магии. Феникс, надо же. Глупые, бестолковые создания. Джеймс сразу понял, от чего между Фрэнсисом и альбатросом могло возникнуть взаимное притяжение. Он отчаянно захотел, чтобы волшебник оказался рядом. Даже не потому, что Фрэнсис был в опасности, или Джеймс нуждался в его магическом опыте, просто от того, что после месяцев, проведённых в таком тесном соседстве, Джеймс по нему скучал. Вне всяких сомнений, будь Фрэнсис здесь, он бы ответил каким-нибудь хитрым, саркастическим замечанием, которое заставило бы Джеймса смеяться. — Откуда вы знаете о проклятии? — спросил Джеймс. Вода вокруг духа была странно спокойной, без бурунов или приливных волн. Почти такая же спокойная, как в озере. — Мне рассказали водяные духи. — О! — улыбнулся Джеймс, радуясь, что в чём-то всё-таки был прав. — Я знал, что они постараются помочь, если смогут. Я должен их поблагодарить. Только… Как они так быстро до вас добрались? Я говорил с ними только сегодня утром, а этот пляж, насколько я понимаю, довольно далеко от леса с географической точки зрения. — Вода в этом мире связана, она пребывает в постоянном циклическом движении, — голос альбатроса был монотонным, как прибой, и успокаивающим, знакомым, как наставник из юности Джеймса. — Принцип работы такой же, как у магии, только… Немного более одновременный. Другими словами, мистер Фицджеймс я тоже вас знаю. Вы талантливый художник. Тёмные глаза альбатроса были прикованы к нему, и Джеймс невольно поёрзал под этим всезнающим взглядом. — Боюсь, вы поставили меня в невыгодное положение, — признался он, чувствуя себя так, словно совершает большую оплошность перед светским обществом. Было что-то странное в этом духе, подумал Джеймс. Он так… Отличался от горного и звёздного духов. Даже от других водяных духов, с которыми, по его словам, был связан. Но Джеймс не мог понять, чем именно. — Ах, да, — хотя у альбатроса не было плеч, сделал он то, что Джеймс мог описать только как пожатие плечами. — Я никогда особенно не привязывался к человеческим именам, а на моих берегах говорят на множестве языков и называют меня по-разному, но проще всего будет сказать, что я дух моря. Дух этого моря, если быть точным. Конечно, существуют и другие моря. До Джеймса внезапно дошло. — Вы очень похожи на человека, — сказал он. — Если вас не оскорбит, что я так сказал, — добавил он, подумав, что сравнение с человеком может показаться духу не слишком лестным, если судить по прошлому опыту. Но, в отличие от предыдущих духов, в его жестах было что-то знакомое. Его движения были ровно такими, какими Джеймс ожидал их увидеть, а способность понять и даже предсказать каждое моргание или поворот головы, вернула Джеймсу уверенность и утешение, которых он не чувствовал с тех пор, как впервые встретил горного духа. Альбатрос изобразил подобие улыбки, словно Джеймс сказал что-то смешное. — По-моему, это скорее вы похожи на меня. Разве вы не знаете? Люди вышли из моря. Как и всё остальное когда-то. Джеймс понятия не имел, что делать с этой информацией, так что решил полностью её проигнорировать. — Значит, вы пришли, чтобы помочь Фрэнсису? — рискнул он. Альбатрос только издал очень человеческий, по мнению Джеймса, вздох, через свой очень нечеловеческий клюв. Джеймс подумал, что клюв духа куда симпатичнее того, что был у него самого, а затем почувствовал себя самую малость нелепо из-за такого сравнения. — Я знаю вашего Фрэнсиса уже давно. С тех пор, как он первый раз появился на этом берегу. Он ходил по моим волнам и плавал в моих водах. Мне нравился этот мальчик, — сказал альбатрос, и Джеймс отчётливо представил эту картину: скромный, неловкий, крошечный Фрэнсис, наслаждающийся свободой моря. — Но я знал, что однажды это случится. Знал, что этот мальчик рождён для неприятностей, так или иначе. У него просто было слишком большое сердце. — Слишком большое? — Иногда с вами, людьми, такое случается. Я предлагал забрать его, знаете, но он, типичный представитель своей породы — волшебники, понимаете, — зациклился на Истинном Севере. На этой разбойнице, — альбатрос раздражённо встряхнул своими плавниками и взъерошил перья. — Вы все, кажется, испытываете… смешанные чувства, по отношению к Истинному Северу, — осторожно заметил Джеймс, хотя его разум занимало потерянное сердце Фрэнсиса. — Почему вы позволяете ей владеть такой силой, если она никому из вас не нравится? — О, прошу прощения, — фыркнул альбатрос, — я не знал, что вам нравятся все, с кем вам приходилось работать. — Ну, я… — Именно, — альбатрос кивнул, как будто выиграл спор и Джеймс поразился его сходству с Фрэнсисом. Интересно, кто на кого повлиял. — Дух Истинного Севера просто лучше других подходит для этой работы. Иногда она похожа на бешеного волка, защищающего свою стаю. К сожалению для вас, людей, это ещё и животное, которое почти наверняка укусит. Я не хочу, чтобы волшебников, которых я взял под свою опеку, вот так кусали. — Должен признаться, я ждал метафор, более связанных с морем. — Только глупец считает, что способен предугадать море. — Сам я человек воздуха. Так вы поможете Фрэнсису? — снова спросил Джеймс. Эта история звучала как окольный способ сказать: «я же говорил». Он надеялся, что альбатрос пришёл не только позлорадствовать. — Я открою для вас дверь, — ответила птица, — и дам Истинному Северу понять, что приглядываю за вами, но больше ничего сделать не могу. — Метка-оберег? — спросил Джеймс. Он слышал о таких вещах от имперских волшебников. — Хм… Скорее уведомление о том, что я буду недоволен, если что-нибудь произойдёт. Как только вы пройдёте через дверь, вы останетесь сами по себе, и это не место для людей. Дух будет коварным, а путешествие суровым и это единственное, что я могу вам гарантировать. Альбатрос смерил Джеймса ещё одним взглядом, заставившим его выпрямиться. — Итак, Джеймс Фицджеймс, сможете ли ты спасти человека, которого любите? — Да, — просто ответил Джеймс. — Если вы откроете дверь, я спасу Фрэнсиса. Джеймс просто не мог рассматривать другой вариант, не мог поверить в другой исход. Альбатрос просто кивнул в ответ, ветер трепал его перья. Джеймс понял, что будет скучать по этому ощущению. Жизнь иногда может быть забавной. — Значит, мы заключили сделку. Завтра на рассвете я встречу вас у двери… — альбатрос окинул Джеймса ещё одним внимательным взглядом с головы до ног. — Не опаздывайте. С этими словами дух погрузил голову в воду и Джеймс успел заметить длинный гибкий хвост, мелькнувший над волнами, когда тот уплывал. Он ещё немного постоял, глядя на воду и думая о том, как был здесь вместе с Фрэнсисом последний раз, и том, как волшебник впервые ему доверился. Он подумал, что они оба боялись, что не смогут дать другому что-то важное, и кругами ходили вокруг того, чего оба хотели. Как Фрэнсис выглядел со своими веснушками и волосами, растрёпанными ветром. Как же сильно Джеймс хотел снова оказаться с ним на этом берегу, стоя рука об руку. — Я иду, — прошептал Джеймс, совершенно уверенный, что Фрэнсис его каким-нибудь образом слышит. — Я иду, Фрэнсис. Просто подожди ещё немного, пожалуйста. *** Сон не шёл. Джеймс провёл всю ночь, глядя на подаренные Фрэнсисом часы, наблюдая, как, по мере приближения времени встречи с альбатросом, меняются светящиеся цифры. Теперь, когда он знал о чувствах Фрэнсиса, вид этих часов вызывал тёплую дрожь в его животе. Однажды он поблагодарит волшебника должным образом. С первыми лучами рассвета он поднялся с кровати, надел сапоги и протопал на кухню, где уже проснувшийся Джопсон готовил при помощи Блэнки тосты и чай. — Тоже не могли уснуть? — спросил Джеймс. — Ни в одном глазу, — покачал головой Джопсон. Без долгих разговоров они оба проглотили по паре кусочков, и посадили Блэнки в большой фонарь, чтобы было проще отыскивать путь в темноте. Да и о чём им говорить, в конце-то концов? Перед ними стояла чёткая задача. Они знали последствия неудачи. В разговорах не было нужды, оставалось только действовать. Путь до пиратской двери не был особенно долгим, но Джеймс чуть из кожи вон не выпрыгивал от сдерживаемой энергии. — Джим, ты либо прекращаешь раскачивать лампу как ребёнка, — предупредил Блэнки, — либо отдаёшь меня мальчику. — Упс, — отозвался Джеймс, успокаивая руку. — Просто… Нервы. — Да, — мягко ответил огонь, — я знаю. Всё будет хорошо, парень. Когда они добрались до двери, расцвело уже достаточно, чтобы видеть без помощи Блэнки, хотя розовое небо и скрывалось за кронами деревьев. Альбатроса нигде не было. — Вы уверены, что он хотел встретиться здесь? — спросил Джопсон. — Не у ручья? Вы сказали, что это дух моря. Здесь даже воды нет. — Я совершенно уверен, — Джеймсу не особенно понравилось сомнение в голосе Джопсона. Он вздохнул и напомнил себе, что они все расстроены, что Джопсон всего лишь ребёнок и что ссоры никогда ни к ничему хорошему в долгосрочной перспективе не приводили. — Простите, — сказал Джопсон и Джеймс удивлённо на него посмотрел. Он никогда прежде не получал от мальчика устных извинений. Джопсон пялился в землю, скрестив руки на груди, но его слова были искренними. — Я просто... Просто хочу, чтобы он вернулся, вот и всё. Но я вам верю. Дух придёт. — Дух придёт, когда придёт, — согласился Блэнки. — Если он сказал «на рассвете», то я не сомневаюсь, что именно рассвет он и имел в виду. Нам просто нужно подождать. Прошло время, поднялось солнце и Джеймс уже собрался предположить, что, возможно, им всё-таки лучше направиться к ручью, когда длинное тело духа по спирали спустилось сквозь лесной полог и остановилось перед дверью. Дух повертел головой, заметил их, и подплыл ближе. Джеймс знал, что пялится, но ничего не мог с этим поделать. — Вы можете летать, — сказал он, хотя знал, что не имеет права удивляться. Посмотрите на Фрэнсиса, в конце концов. — Я же альбатрос, — ответил альбатрос. — Вы ещё и рыба. — Значит и плавать тоже могу. — Не знаю почему, но мне казалось, что вы не из этого типа. — Как мы уже установили, мистер Фицджеймс, ваши знания о птицах и магии оставляют желать лучшего. Стоявший рядом Джопсон, похоже, гораздо лучше разбирался в переговорах о метафизических границах и отвесил альбатросу короткий поклон. — Дух моря, — сказал мальчик, — познакомиться с вами — большая честь для меня. Премного благодарен за вашу помощь в спасении моего учителя. — Спасибо, что помогаете нашему Фрэнку, — нервно добавил Блэнки. Джеймс никогда прежде не видел, чтобы огонь смущался, но тёмно-красное пламя, похоже, заменяло румянец на его мерцающем лице. Джеймс предположил, что как магическое существо он должен испытывать особый трепет перед таким могущественным духом. — Мистер Джопсон, — кивнул альбатрос. — Мистер Блэнки. Я выполню свою часть, но, если вы не возражаете, попрошу вас обоих выступить проводниками для моей магии. Мы далеко от моря, и наземный, окружённый горами, лес — не совсем место моей силы. — Конечно, — ответил Джопсон и Блэнки тоже вставил своё гордое «Да». Джеймс поставил фонарь на землю возле двери и отступил, уже прикрывая руками уши. Он наблюдал, как Джопсон принимает устойчивую позицию с вытянутой рукой, сосредоточиваясь на двери перед ними. Альбатрос дважды обогнув дверь, свободно обвил её своим гибким телом, затем выжидательно повернулся к Джеймсу. — И вы, мистер Фицджеймс, — добавил дух, — вы тоже нужны. — Я? — Джеймс моргнул и опустил руки. — Но я не могу… Я не… — как и сказал Блэнки, магия по-прежнему неправильно действовала на Джеймса, хотя и несколько более предсказуемо, чем раньше. Но он не хотел объяснять всё это духу моря. — Пожалуйста, не просите меня. Я только всё испорчу. — Вы насквозь пропахли волшебником Крозье, — хотя в виду определённо имелось то, как Фрэнсис исправил проклятие матери Джеймса, как его любовь циркулировала в теле Джеймса, тот был уверен, что покраснел от этой формулировки до корней волос. — Нам нужно что-нибудь от вас, чтобы открыть дверь. Насколько вы привязаны к своим глазам? — Очень привязан, — быстро ответил Джеймс, вспомнив, как легко звёздных дух украл кисть Фрэнсиса, — но, может быть… Он коснулся своих волос. Он только что их вернул… Но они отрастут снова, рассудил он. А может и нет. Он понятия не имел, что произойдёт, если он скормит их огненному демону, чтобы открыть дверь в центр магии их мира. В любом случае, это была очень, очень небольшая цена. Он наклонился к Блэнки и протянул ему прядь. — Это подойдёт? — спросил Джеймс. — Думаю, да, — кивнул Блэнки. Он протянул язычок пламени и обернул его вокруг длинных локонов Джеймса, гудя в них, затягивая волосы себе в рот. Шея Джеймса похолодела, и он понимал, что его обожжённые, наверняка, неровные волосы, должны выглядеть очень нелепо. Но когда Блэнки начал трещать и искриться, он решил, что это того стоило. — Вы можете начинать, — сказал альбатрос мальчику и огню. — Ла-адно, — кивнул Джопсон. — Мистер Блэнки, давайте сделаем это. В черепе Джеймса возникло уже знакомое давление, Джопсон вспотел за считанные мгновения, а дым Блэнки стал густым и чёрным. Но интереснее всего было наблюдать за тем, как начал светиться альбатрос, всё ярче и ярче, и ярче, по мере того как давление в голове Джеймса нарастало. Но оно не достигло уровня пронзительной боли, как это бывало прежде. Джеймсу стало интересно, было ли это как-то связано с птичьей трансформацией или альбатрос просто был более осторожным, чем звёздный дух. То и другое, решил он, было в равной степени вероятно. — Чуть больше силы, мистер Блэнки, если вас не затруднит, — крикнул альбатрос. — Есть, сэр, — взревел огонь. Жар, исходящий от Блэнки, уже вырвавшегося из фонаря, был невыносим, и Джеймс знал, что тому нелегко одновременно концентрироваться и на том, чтобы открыть дверь, и на том, чтобы не поджечь лес. Он смотрел, как Блэнки увеличивается в размерах, в то время как Джопсон почти сиял от излучаемой силы, волосы мальчика встали дыбом. Разряд в воздухе означал, что соединение установилось. И это было хорошо, потому что Джопсона трясло так сильно, что его ноги едва не подкашивались… А, нет, подкосились. Джеймс бросился вперёд как раз вовремя, чтобы поймать мальчишку, и осторожно опустить его на землю. — Вы очень хорошо справились, Джопсон, — сказал он, пытаясь найти слова, которые мог бы использовать Фрэнсис, будь он здесь. — Когда я верну его обратно, он будет очень вами гордиться. Джопсон улыбнулся и слабо кивнул. — И вы его вернёте, — прошептал он, — я знаю, что вернёте. Джеймс сглотнул. Верно. Это касалось не только его и Фрэнсиса. Это касалось всех. — Дверь открыта, — сказал альбатрос, развернув свои кольца и воспарив над ней. Дверь вибрировала от той же непреодолимой силы, что и раньше. Силы, от которой Джеймсу хотелось закрыть глаза и отвернуться. Вместо этого он выпрямился и повернулся к ней лицом. — Спасибо, — сказал он альбатросу, — вы знаете, что я навеки в долгу перед вами. — Считайте, что успех погасит ваш долг. Это сделка, в конце концов, — ответила птица. Джеймс кивнул. Да, это сделка. Он обернулся к присевшему Джопсону и мерно горящему Блэнки. — Увидимся, когда ты вернёшься, — сказал огненный демон. — Не опаздывай и постарайся быть осторожным. — Спасибо. Я попытаюсь. Потом, покончив со всеми делами, Джеймс повернулся и шагнул за дверь. *** Сначала он ничего не видел. Или, вернее, он видел слишком много, что, по сути, было то же самое, что не видеть ничего вообще. Вокруг были формы, слои, цвета, волокна и нити, все они переплетались в паутину, которую Джеймс никак не мог распутать. Голова болела от попыток во всём этом разобраться. — Здравствуйте? — позвал он несмотря на натиск ощущений. — Фрэнсис? Восточный Космос? — Они тебя не слышат, — ответил голос. — Я не… Кто здесь? Кто ты? Мои глаза… — Ах, да, вы, люди. Один момент. Джеймс ощутил прикосновение ко своему лбу и его зрение медленно возвратилось в норму. Он стоял… Ну, он не был уверен, где именно он стоял. В каком-то белом, невероятно ярком месте. Он всё ещё не мог до конца сфокусироваться, хотя, вызывающая мигрень визуальная путаница прекратилась. Он мгновенно понял, что перед ним стоит дух Истинного Севера. Это была гигантская женщина, футов тридцати ростом, с длинными распущенными рыжими волосами. Она была одета в простое белое хлопковое платье, а ноги её были босы, факт, который сложно не заметить, учитывая то, какими большими были её ступни и как близко к Джеймсу они находились. Он осторожно отступил назад. И всё же, так же быстро понял Джеймс, существо перед ним и не было духом Истинного Севера. Не совсем. Что-то давило на его спину. Что-то дрожало в воздухе. Казалось, со всех сторон на него смотрит бесчисленное множество глаз. Женщина перед ним была духом Истинного Севера в той же мере, в какой лёд, видимый над водой, был целым айсбергом. Джеймс вздрогнул. — Ты ужасно смелый, раз пришёл сюда, — сказала дух Истинного Севера. Только не похоже, чтобы её это слишком впечатлило. — Особенно для того, кто не владеет магией. Что ты такое, в самом деле? — Я ищу волшебника Крозье, — ответил Джеймс. — Он пришёл сюда со звёздным духом, Восточным Космосом. Я ищу их обоих. — Ах, — нахмурилась женщина, — один из тех звёздных духов. — Один из?.. В устах Фрэнсиса звёздные духи представлялись чем-то редким и аномальным. Сколько же их было в этом мире? — Они приходят сюда снова и снова, тащат за собой свои отходы и грязь в мою атмосферу, стремятся украсть то, что я завоевала по праву. Они думают, что ворваться и забрать это так легко, — женщина разочарованно покачала головой. — Как будто у звезды больше силы, чем у кишащего жизнью мира только потому, что она сияет. В самом-то деле. Ну, скажу я тебе, я разместила его вместе с остальными. Отвратительные маленькие создания, правда? Она указала наверх, и Джеймс едва разобрал, сощурившись, его глаза едва не косили от усердия. Цепочка духов вроде Восточного Космоса, ярких силуэтов, имитирующих фигуры людей, растянулась по небу. Только теперь они не были яркими, не светились оранжевым и красным, они все были зелёными и неподвижными. Это была коллекция трупов, подвешенных в воздухе, как предупреждение другим звёздам: не суйтесь сюда, даже не пытайтесь. Если Истинный Север может сотворить такое с духом столь могущественным, как Восточный Космос, то, где был Билли? Где был Фрэнсис? — Со звёздным духом было два человека, — сказал Джеймс, его горло практически сжалось от страха. — Они… Тоже пойманы? Фрэнсис не мог умереть, потому что будь он мёртв, Джеймс перестал бы чувствовать его любовь, верно? А он был полон ею. Он бы узнал. Он бы узнал, если бы Фрэнсис ушёл навсегда. — Звезда сожгла своего маленького ручного волшебника, пытаясь сразиться со мной. Я съела то, что осталось. Не могла допустить, чтобы эта магия пропала даром, пусть там и остались жалкие крошки, — женщина улыбнулась и облизнула губы. — А где волшебник Крозье? — снова спросил Джеймс. Она ясно слышала его в первый раз, и намеренно с ним играла, Джеймс был уверен. От этого он становился нетерпеливым, так что ему понадобилось всё имеющееся самообладание, чтобы не топнуть ногой, как ребёнок. — Я знаю, что ты знаешь, кто он. Я знаю, что он отдал тебе своё сердце. Где. Он? — Он это сделал, и теперь он мой, — женщина пожала массивными плечами и Джеймс мог сказать, что это отработанный жест. — Много лет назад, когда он отдавал мне своё сердце, я предупреждала, что если он когда-нибудь сюда вернётся, то уйти сможет либо целым, либо не сможет вовсе, — она рассмеялась и вокруг раскатилось эхо, словно они находились в устье пещеры. — Вы, люди, никогда не обращаете внимание на невозможное, верно? Какая ему теперь целостность? Думаю, он просто считал, что никогда не вернётся, — она задумчиво вздохнула. — Вот как случается, да? В любом случае, без сердца он отсюда не уйдёт. — Он может забрать моё. Слова вырвались у Джеймса неосознанно; у него не было времени обрабатывать звуки, которые издавал его рот, а уж их значение тем более. И всё же, он не собирался от них отказываться. Это уже было правдой во всех смыслах, кроме буквального. — Какая ему польза от твоего сердца, маленький человек? — мягко спросила женщина. Она насмехалась и Джеймс это чувствовал. — Технически… Вы заключили с ним сделку… Верно? — медленно сказал Джеймс, в его в голове всё вставало на свои места. Он начинал нащупывать свой путь вперёд. — Он может уйти целым, либо не может уйти вовсе, значит… Если Фрэнсис снова будет цел, он сможет уйти. Давление на спину Джеймса возрастало. В воздухе разносился скользящий звук. Что-то было у его ног. Оборачивалось вокруг лодыжек. Но он продолжал, изо всех сил стараясь не отводить от женщины глаз. — Это работает в обе стороны, — говорил он, — вот что значит делить этот мир между людьми и духами, верно? Так что я отдам ему своё сердце. Я сделаю его целым. И он сможет уйти. — И почему я должна это допустить? — женщина откинула волосы. — Что я от этого получу? Это мои владения, ты же знаешь. Я могу делать всё, что захочу. — Я так не думаю, на самом деле, — легко парировал Джеймс. — Ты защищаешь этот край, но не контролируешь. Не полностью, — теперь он понимал духа. Он был в своей стихии. Он уже играл в эти игры прежде. — Но я понимаю твоё беспокойство. И вот тебе сделка — взамен ты получишь моё бессердечное тело. В конце концов, тело и сердце связаны, одно не хуже другого, и мне несколько раз говорили, что мои… Уникальны. С сердцем или без сердца, ты будешь единственным духом, завладевшим таким телом. Думаю, ты найдёшь ему хорошее применение. Съешь его, если хочешь. Два Джеймса играли в эту игру. Один был настоящий Джеймс, нервно расхаживающий по коридорам собственного разума и надеющийся, что в его словах есть хоть капля смысла. И был ещё внешний Джеймс, тот, который стоял перед Истинным Севером, и этот Джеймс ни разу в жизни не сделал ничего неправильно. Он был очарователен и привлекателен, и настоящий Джеймс мог надеть его как старое пальто, чтобы защититься от холодного мира. — Ты мне нравишься, — сказала женщина, сев на корточки так, чтобы оказаться на уровне глаз Джеймса. Ему не нравилась её спина. — Ты и я… Мы похожи, верно? — Джеймс ничего не ответил, и женщина распрямилась, задумчиво постукивая по своему подбородку. — Хорошо. Почему нет? Этот морской дух будет в ярости, если я съем тебя против твоей воли, и это так раздражает. Но при одном условии. — Каком? — спросил Джеймс, стараясь, чтобы голос звучал ровно, и не выдавал его облегчения. Он никогда не думал, что испытает такое облегчение при мысли, что его съедят. — Тебе придётся его найти, — сказала женщина, — если не сможешь, то всё равно будешь моим. А потом она исчезла и Джеймс остался один. Мир вокруг него прояснился и сгладился, и Джеймс понял, что белизна вокруг не была светом. Это был снег и лёд. Мили и мили, и мили, и Джеймс как единственное цветное пятно в бесконечном пространстве. — Эй? — позвал он. — Истинный Север? Ветер принёс звук, который мог быть смехом или, может, топотом копыт. — Фрэнсис? — он попытался ещё раз, но, конечно, волшебник не отозвался. Джеймс укутался в свою куртку скорее по привычке, чем из-за погоды, температурные чары, вшитые Джопсоном в его одежду, пока держались, но, возможно, их не хватит на долго. — Фрэнсис! — крикнул он. — Я иду! Просто дождись меня, хорошо? Я обещаю, что найду тебя! Никто не ответил, даже дух Истинного Севера. Так что Джеймс пошёл вперёд. Он проходил милю за милей. Он не видел Фрэнсиса. Были только снег и лёд, и холод, просачивающийся в его тело, и что-то похожее на горы впереди, которые, казалось, нисколько не приближались. Когда Джеймс сосредоточился на них, они совершенно исчезли из виду, оставив только ощущение чего-то очень большого, нависающего и опасного. — Фрэнсис? Фрэнсис, ты меня слышишь?! Иногда Джеймс замечал краем глаза что-то ещё. Может, кого-то ещё, время от времени. Не то чтобы люди. Не совсем. Но… Может, они когда-то были людьми, а теперь стали просто тёмными, угольными пятнами человеческих существ. Большинство из них просто брело по льду, так же, как и Джеймс, никогда не пересекая чужих путей. Хуже всего были те, что стояли на месте. Они манили Джеймса своими скрюченными пальцами и вялыми запястьями, предлагали присоединиться к ним. Оставайся здесь. Отдохни немного. Поспи. Джеймс поднял воротник и пошёл дальше. Каждый раз, когда он уставал, каждый раз, когда он спотыкался, Джеймс клал руку на сердце, вдыхал и выдыхал снова, чувствуя, как любовь Фрэнсиса гудит под его кожей. Но она становилась слабее. У него оставалось всё меньше времени. — Фрэнсис, ещё немного! Просто ещё… Немного… Джеймс шёл, пока его ступни не покрылись волдырями, пока костяшки не ссаднились в кровь, пока мышцы не закричали. Но горы так и не стали ближе, лёд не растаял, и Фрэнсис не появился. Тёмные фигуры звали его. Он так устал. Было бы неплохо немного отдохнуть. Он остановился. Как он мог подумать, что сможет перехитрить самого могущественного духа в мире? Он не знал, сколько времени провёл на Истинном Севере или как далеко ушёл. Он не знал, сможет ли найти Фрэнсиса. В очередной раз Джеймс попытался стать лучше и потерпел неудачу. Пустой человек с пустыми обещаниями. — Пожалуйста! — закричал он никому и всем сразу. Он знал, что это ребячество и отчаяние. Он знал, торопливо вытирая замерзающие слёзы, что это не принесёт пользы. — Пожалуйста, я просто хочу найти Фрэнсиса! Помогите мне его найти! И снова его встретила тишина. Измученный, Джеймс упал в снег на колени и открыл глаза. Перед ним тянулся луч красного света. Джеймс посмотрел вниз. Луч исходил из его часов. Часов подаренных Фрэнсисом. Часов с компасом внутри. Возможно… Тот же самый компас должен был привести Фрэнсиса к Истинному Северу, подумал Джеймс. Негнущимися, непослушными пальцами, Джеймс попытался снять часы и осмотреть их. Он постучал по циферблату и часы обернулись компасом, но стрелка бешено крутилась, не в состоянии найти равновесие в одном положении. И всё же красный луч горел ровно, указывая одно и то же направление, как бы Джеймс не поворачивал часы. Что сказал Фрэнсис, когда отдал их Джеймсу? «Если ты захочешь что-то найти, ты это найдёшь.» Ну, было кое-что, чего он очень хотел. Жаждал, как кислорода. Потом взгляд Джеймса уловил что-то ещё, и у него перехватило дыхание. Он ни разу не снимал часы с тех пор, как Фрэнсис в спешке надел их на его запястье утром перед отправлением, слишком боялся потерять то, что, как он ошибочно полагал, станет его последней связью с волшебником. Поэтому он никогда не видел обратную сторону. На тёплом золотистом металле была надпись, но Джеймс знал, что она сделана не цветистым, искусным почерком Тома Хартнелла. Хотя он видел его только в списках покупок и на этикетках зелий, Джеймс знал этот аккуратный почерк, и знал, что, до сих пор, никто кроме Фрэнсиса не видел этих слов. Куда бы ты ни повёл, я последую. Джеймс снова встал. Он почти забыл, кто он такой. Но теперь он знал, и он был не тем человеком, который ляжет и уснёт в снегу. Джеймс построил жизнь на необоснованной уверенности и смелости, и будь он проклят, если потерпит неудачу сейчас, когда Фрэнсис в нём нуждается. Как будто вся его жизнь была подготовкой к этому моменту. Поэтому Джеймс встал, хотя его ноги дрожали и ступни кровоточили. Он встал, хотя лёд обжигал и ветер кусал. Он встал, потому что он был Джеймсом Фицджеймсом и Фрэнсис Крозье его ждал, и он никогда прежде не позволял ничему вставать у него на пути, если чего-то хотел. — Спасибо, — сказал он Фрэнсису многих недель назад. Потом Джеймс снова пошёл, но теперь он следовал за лучом красного света. Он прорезал белизну снега, прорезал воющий ветер, прорезал тёмные фигуры, преграждающие Джеймсу путь. И это привело к тому, что Джеймс хотел увидеть больше всего на свете. Перед ним был Фрэнсис. Сначала Джеймс подумал, что тот ловит рыбу, настолько он привык видеть Фрэнсиса, сидящим вот так у ручья, с небрежно раскинутыми на берегу ногами и приподнятым, чтобы поймать взгляд Джеймса, лицом, и он ведь всегда пытался поймать взгляд Джеймса, правда? Не просто хотел, чтобы смотрели на него, но смотрел в ответ, и видел Джеймса. Оказалось, Фрэнсис видел его всегда. — Привет, — сказал Фрэнсис. — Привет, — ответил Джеймс и, опустившись на колени в снег перед Фрэнсисом, схватил его за плечи трясущимися руками. — Я тебя нашёл. Я нашёл тебя, — он притянул Фрэнсиса ближе, обняв руками за плечи, уткнувшись носом в шею волшебника. Он снова чувствовал слёзы, застывающие на щеках. — Я так по тебе скучал. Но Фрэнсис отстранился. — Прости, — сказал он, и выражение его глаз было совершенно неправильным, — но разве я тебя знаю? — Я… — сердце Джеймса упало. — Да… Ты знаешь, — сказал он, но не был уверен, что делать дальше. Он посмотрел на уцелевшую руку Фрэнсиса, которую теперь крепко сжимал в своей. Он осознал, что почти может видеть сквозь неё, линии были смазаны, как на старом угольном рисунке. Как тень человека, который существовал раньше. — Ты тот, кого я жду? — спросил Фрэнсис, растерянно нахмурившись. Джеймс вскинул голову. — Я… Я думаю, что жду кого-то, но не могу… Вспомнить. Раньше я был совершенно в этом уверен. Иногда другие обитатели этой земли звали меня присоединиться к ним, но… — он беспомощно пожал плечами. — Я знаю, что не могу. — Это я, — Джеймс рассмеялся сквозь слёзы, и пульс загрохотал в его ушах от облегчения. — Это я. Спасибо, что дождался. Теперь я здесь, — он обхватил нежно любимое лицо Фрэнсиса руками, погладил его по щеке большим пальцем. Он почти закончил. Скоро Фрэнсис окажется в безопасности, и он сможет отдохнуть. — Я хочу, чтобы ты кое-что забрал, это очень важно для меня. Это… Для меня важнее всего на свете, чтобы ты это принял. Фрэнсис инстинктивно подался в прикосновение и смерил Джеймса очень характерным фрэнсисовым взглядом, как будто видел насквозь, от и до. Джеймс знал, что он ещё здесь. Волшебник молча кивнул. Джеймс отпустил Фрэнсиса, а затем потянулся к собственной груди и вынул сердце. Все появляющиеся на свет люди от рождения знают, как отдать своё сердце. Как предложить себя. Как желать. Как влюбиться. Как существовать в двух местах разом. Эта информация, этот инстинкт, может дремать годами, кому-то может не понадобиться вовсе, и они будут счастливы и так. Но если понадобится, знание будет здесь. Будет ждать, пока кто-нибудь протянет руку и возьмёт. Джеймс боялся, что это будет тяжело, что боль будет невыносимой, но предложить своё сердце оказалось так же легко, как дышать и так же мягко, как поцеловать. Словно он открывал свои глаза поутру, чтобы посмотреть на солнце, словно опускал ноги в ручей и позволял холодной воде струиться вокруг, словно держал руку Фрэнсиса в своей. — Я никогда не думал, что оно окажется таким красивым, — прошептал он, глядя на бьющуюся в руках вещь. Это то, что было у него внутри? Он так долго его боялся, так долго был уверен, что это некая извращённая вещь с исковерканной магией, но оно было… Мягким и тёплым. Оно светилось тёмно-красным, как рубин или гранат. Что-то, во что можно вонзить зубы, и сок потечёт по подбородку, липкий, сладкий и питательный. — Всё, что принадлежит тебе — прекрасно, — Фрэнсис сосредоточенно смотрел на Джеймса, и что-то похожее на воспоминание затеплилось в его глазах. — Но я не могу его взять, — Фрэнсис покачал головой. — Оно нужно тебе, — он залился краской, и его порозовевшая кожа сияла на фоне белого снега. — Я хочу, чтобы оно было у тебя. Я знаю тебя, верно? И я хочу, чтобы ты был в безопасности. Я хочу, чтобы ты был счастлив. — Я не могу быть счастливым без тебя, — усмехнулся Джеймс и почувствовал, как замёрзшие слёзы падают в снег с его щёк, словно маленькие алмазы. — Но не волнуйся, — уверил он волшебника, — мы его поделим. Джеймс Фицджеймс родился неправильным и любовь Фрэнсиса этого не изменила. Но он полюбил эту неправильность как часть Джеймса, и это единственное, что имело значение. Он любил Джеймса, полного странностей, страстей, причуд и идей. Он любил Джеймса с его острым языком, упрямой челюстью и вспыльчивым характером. Он любил Джеймса, спрятанного за когтями, клыками и перьями, он любил Джеймса открытого. Его сердце, его реакцию на магию, проклятие его матери — теперь Джеймс понял, что всё это части той самой личности, которую любил Фрэнсис. И когда Джеймс это понял, он научился это контролировать. Итак, с каждой крупицей своей неправильности, Джеймс взялся за сердце обеими руками и разорвал пополам. Был сильный жар, и он едва мог разглядеть Фрэнсиса за сиянием, вырывающимся из разделённого сердца. Но при всём этом, он не чувствовал ни боли, ни потери. Джеймс ощущал только радость птицы, выпущенной из клетки. Мгновение он смотрел на две половинки, бьющиеся в унисон, запоминая их тепло и вес. Затем он наклонился вперёд и молча вдавил одну половинку в грудь Фрэнсиса, а другую прижал к своей, и она улеглась, сладко, как песня в воздухе. Мелодия, известная только ему и Фрэнсису. — Джеймс, — Фрэнсис смотрел на него. Он улыбался. Щербинка, щербинка, щербинка, — Джеймс! — Фрэ… Внезапно к нему прижалось тело, сильные руки обняли его, и губы, губы, губы, губы, губы. Джеймс был совершенно беспомощен перед этим. Затем поцелуй прекратился так же внезапно, как начался, и Фрэнсис отстранился, приложив руку к груди и сгорбившись, словно пытаясь прижать своё новое сердце как можно ближе к коже. — Твоё сердце… Оно такое… — Не слишком тяжёлое, правда? — усмехнувшись, спросил Джеймс, но Фрэнсис уловил нервозность, страх, настоящий вопрос. Не слишком тяжёлое бремя? — Нет, — спокойно и серьёзно ответил Фрэнсис. Он всё ещё улыбался. — Нисколько. Оно лёгкое, Джеймс. Оно — это ты. Джеймс внезапно поднялся и, крепко схватив Фрэнсиса за руку, потащил за собой. — Для тебя ничего не осталось! — крикнул он духу Истинного Севера, потому что знал, что она смотрит. — У него есть сердце. У меня есть сердце. Ты не говорила, что мы не можем поделиться. А теперь отпусти нас туда, где нам место! Ответа не последовало. По крайней мере, не на словах. Но замёрзший пейзаж вокруг них опустился, словно холщовая декорация, а затем оказалось, что они падают в черноту. Или, может, летят. Джеймс не знал. Вот так, когда не видно ничего, кроме Фрэнсиса, трудно заметить разницу. Молодец, прозвучал над ухом Джеймса знакомый голос альбатроса, и тогда Джеймс понял, что они в безопасности. Джеймс крепко сжал ладонь Фрэнсиса одной рукой, и схватил предплечье волшебника другой, чтобы быстрое движение воздуха не разлучило их. Он снова плакал, и слёзы утекали по его щекам в пустоту над ними. Джеймс, кажется, за всю свою жизнь не плакал столько, сколько за последние несколько дней, но, это, наконец, были слёзы счастья. Слёзы, которые он заслужил. Он подтянулся вперёд и прислонился лбом к лбу Фрэнсиса, наслаждаясь прикосновением кожи к коже без перьев, и осознанием того, что Фрэнсис теперь так близко и его можно коснуться. Джеймс закрыл глаза, пытаясь вдохнуть его запах, который грубо уносил ветер. — Я чертовски на тебя зол, — рассмеялся он, — никогда больше не смей вот так меня оставлять. — Не буду, не буду, — сказал Фрэнсис, и Джеймс по голосу слышал, что тот тоже плачет. — Спасибо, что нашёл меня. Спасибо, что вернул меня. Джеймс открыл глаза, чтобы ответить, но увидел, что они уже были не в темноте — они были в небе над лесом. И они определённо падали, и падали очень быстро, прямо на твёрдую землю внизу. — Фрэнсис! Эй! — вскрикнул он, хватаясь за волшебника, который только усмехнулся и притянул Джеймса ближе. Фрэнсис постепенно замедлял их падение, пока они не зависли в воздухе над деревьями. Это было самое любимое чувство Джеймса на свете: они вдвоём в небесах, надо всем прочим, руки хватают и колени сталкиваются. Он мог бы провести так вечность. Волшебник смотрел на него с любопытством, в замешательстве склонив голову на бок. Затем он провёл рукой по взлохмаченным, опалённым волосам Джеймса, испещрённым белыми прядями. — Это что-то новое. — Тебе нравится? — спросил Джеймс больше из любопытства, чем из какой-либо неуверенности. Он сомневался, что плохая стрижка может стать проблемой если волшебника не отталкивали клюв и перья. Но если бы именно в этот момент Фрэнсис сказал, что ему нравятся только лысые мужчины, Джеймс бы бросился искать бритву. Он бы, конечно, потом пожалел об этом, дулся бы, разумеется, но это всё равно было правдой. — Похоже на ночное небо, — серьёзно ответил Фрэнсис, — как в ночь, когда мы встретились. Мне нравится, но… По правде говоря, Джеймс, ты нравишься мне любым. Не уверен, что знаю, как остановиться. Джеймс знал. Знал так же точно, как собственное имя. Как ощущения ветра в своих волосах или перьях. — Пожалуйста, поцелуй меня, — сказал он, и Фрэнсис поцеловал. Губы Фрэнсиса были горячими, одной рукой он схватился за куртку Джеймса, а другой притягивал его ближе за талию, пока между ними не исчез последний просвет. Джеймс пил с этих губ, он лизал эту прекрасную щербинку (наконец-то, наконец-то) и Фрэнсис прикусывал губы Джеймса и его язык был во рту Джеймса, и Джеймс посасывал этот язык и… Они внезапно и резко дёрнулись в небе, от чего желудок Джеймса совершил кульбит. — Прости, — выдохнул Фрэнсис. Его губы были блестящими и красными, и Джеймсу захотелось лизнуть румянец на его щеках, и он осознал, что может это сделать, и они снова споткнулись в воздухе. — Прости, я не могу… Когда ты… Не могу контролировать… Это отличалось от поцелуя в небе во сне Джеймса, который был таким тихим и устойчивым, почти туманным от совершенства. И именно потому этот поцелуй был намного лучше. Здесь был беспорядок, означавший, что всё это взаправду. — Подними нас повыше, чтобы мы не врезались в дерево, — прошептал Джеймс в шею волшебника, осторожно царапая зубами кожу над его пульсом, — а я буду крепко держаться. Они целовались и целовались, виляя, пикируя и вздрагивая в воздухе, пока губы Джеймса не распухли, а его интерес не распространился, пожалуй, за пределы того, что можно делать в полёте. Хотя, следует запомнить на другой раз. В какой-то момент они уже летели так быстро, что стало не до поцелуев, они просто прижимались друг к другу губами, их дыхание, смех и крики смешивались воедино. Когда руки Джеймса задрожали, Фрэнсис снова замедлился и поцеловал Джеймса нежно и сладко. Жар разливался по телу Джеймса, он сгорал изнутри, как… Внезапно Джеймс отстранился, и, хотя Фрэнсис потянулся за ним с закрытыми глазами и явным намерением, Джеймс его удержал. — Что?.. — Я совсем забыл про Блэнки и Джопсона, — застенчиво признался Джеймс, — они, должно быть, очень беспокоятся о нас, — он прервался. — Понятия не имею, как долго мы отсутствовали. Мне казалось, что я бродил годами. Надеюсь, всё-таки меньше. — Ох… Духи, ты прав, — Фрэнсис разочарованно вздохнул, но они уже опускались на землю. Джеймс разглядел внизу дверь. — Уверен, до годов всё-таки не дошло, но Джопсон, наверное, вне себя. Не говоря уже о том, как тоскует собака. Их ноги мягко коснулись земли рядом с дверью, и Фрэнсис, бросившись вперёд, украл ещё один поцелуй, прежде чем повернуть ручку и вернуть их домой. *** Оказалось, их не было несколько недель, так что возвращение принесло много радости и облегчения. Нептун сбил Фрэнсиса с ног, а потом лаял, скулил и не отпускал волшебника, пока не вылизал всего. Блэнки разгорелся до таких размеров, что пришлось открывать все окна и двери в доме. — Простите, — протрещал он. — Хотя, не так уж мне и жаль. Джим, я же сказал не опаздывать! Из-за тебя я волновался, как последний дурак. Джопсон сперва сунул в печь то, что тянуло на целый пир, потом предложил рукопожатие, а затем позволил Фрэнсису крепко себя обнять. — Я знал, что вы вернётесь, — прошептал Джопсон. — Знал, что он вас спасёт. — Я бы не сделал этого без вашей с Блэнки помощи, — вмешался Джеймс. — Знаешь Фрэнсис, ведь Джопсон помог пересоединить дверь. — В самом деле, — Фрэнсис взъерошил волосы Джопсона, — волшебник Джопсон? На мгновение показалось, что мальчик сейчас потеряет сознание, но он быстро пришёл в себя, и вскоре его выдавали только чуть покрасневшие глаза и лёгкое подрагивание пальцев. — Ну, учитель Крозье, на самом деле это был дух моря, — добавил он, хотя явно сдерживал гордую улыбку. — О, нет, — проворчал Фрэнсис, и Джеймс не смог удержаться от улыбки при виде мелодраматического отчаяния на лице волшебника, — эта старая птица. Придётся мне его как следует поблагодарить следующим утром. Когда Джопсон попытался вырваться из объятий, Фрэнсис удержал его и серьёзно посмотрел мальчику в глаза. — Я совершенно серьёзно, Джопсон. Насколько я понимаю, ты уже много раз заслужил этот титул. Скоро мы спланируем церемонию и обряды, а? — Хорошо, — прошептал Джопсон. — Спасибо, учитель Крозье. — Я прощу тебе «учителя» на этот раз, потому что знаю, как тяжело к этому привыкнуть. В конце концов, еда была съедена и все истории рассказаны, и по мере того, как всеобщее возбуждение утихало, Джеймс всё отчётливее осознавал, что Фрэнсиса что-то тяготит. Забавно было делить с кем-то сердце. Ещё забавнее то, что Джеймсу не нужно было ни разделённого сердца, ни даже любви Фрэнсиса, пульсирующей под его кожей, чтобы понять, что волшебника что-то беспокоит. В какой-то момент он понял, что знает Фрэнсиса так же хорошо, как собственное отражение. Даже лучше, с учётом того, насколько это самое отражение недавно изменилось. Он замечал это во взглядах, которые Фрэнсис на него бросал, в том, как волшебник слегка сжимал челюсти, прежде чем вспомнить, что должен рассмеяться, и в том, как барабанил пальцами по столу, всякий раз, как заканчивал предложение. Фрэнсис нервничал. Так что, Джеймс испытал облегчение, когда празднование закончилось, и они оказались наедине, в комнате, которая, он нутром чувствовал, принадлежала Фрэнсису, когда тот был ребёнком: чистая, аккуратная и скромная. Комната молодого человека, не знающего где его место. Похоже, Джопсон вытер пыль и сменил простыни, готовясь к их возвращению, но в остальном она, вероятно, годами оставалась нетронутой. Он водил пальцами по нескольким сохранившимся безделушками юности — рассматривал коллекцию раковин и заметки, наспех нацарапанные, а потом вставленных в устрашающие фолианты — слушая, как Фрэнсис шаркает позади, и ожидая, когда волшебник сделает первый шаг. Но скоро Джеймс понял, что первым придётся заговорить ему. У него тоже было кое-что на уме. — Что ты собирался делать на Истинном Севере? — спросил он, поворачиваясь к Фрэнсису. — Изначально, имею в виду, когда искал его несколько месяцев назад. — Я… — Фрэнсис ошеломлённо моргнул. — Потому что дух Истинного Севера сказала мне, что ты знал, что она ни за что не отпустила бы тебя снова, — продолжал Джеймс. Он не злился. Он не был расстроен. Он просто хотел понять. — Не без сердца, которое она, похоже, не очень-то хотела отдавать. Стоя возле полок Фрэнсиса, он наблюдал, как волшебник тяжело опустился на кровать. Какое-то мгновение тот просто смотрел куда-то вдаль и потирал подбородок, и Джеймс дал ему время и пространство, чтобы найти ответ. Он знал, что это будет честный ответ. — Я устал от того, что меня трудно любить, — наконец сказал Фрэнсис, слегка пожав плечами и не глядя Джеймсу в глаза. Руки Джеймса сжались в кулаки, когда он подумал о людях, внушивших волшебнику эту мысль. Превративших мальчика со слишком большим сердцем в мужчину, у которого нет сердца вовсе. — Я не лгал тебе, Джеймс, я хотел вернуть своё сердце, и верил, что смогу его получить. Раньше я преуспевал и в более рискованных начинаниях. Но потом я подумал, что, если у меня не получится… Ну, по крайней мере, всё будет кончено. А потом я встретил тебя, — Фрэнсис поднял глаза и улыбнулся своей скромной недоверчивой улыбкой, — и решил, что лучше попытаюсь любить тебя без сердца, пусть и несовершенно. — Я… — Джеймс хотел было ответить, что Фрэнсис любил его самым лучшим образом, и, что любовь к Фрэнсису ощущается как полёт, но Фрэнсис поднял руку, ещё не закончив говорить. — Ты сделал мне невероятный подарок, Джеймс, — продолжил он, — я ношу твоё сердце и это большая честь для меня… Но я не хочу, чтобы… Ты, так сказать… Ты ничем мне не обязан. Ты свободен, как я всегда этого тебе желал. Джеймс был свободен, это правда. — Фрэнсис… Было слишком много слов, чтобы выразить то, что чувствовал Джеймс, они толпились у него на языке, угрожали прорваться сквозь кожу. Их бы не хватило. Они бы не подошли. Вместо этого Джеймс подошёл к кровати и опустился перед Фрэнсисом на колени. Он медленно взял здоровую руку Фрэнсиса и, приложив её к своей груди, сильно прижал. Потом он попытался поймать запястье Фрэнсиса, но Фрэнсис отдёрнул его, и Джеймс не стал настаивать, а потом, выждав немного, снова потянулся за этим запястьем, и, когда Фрэнсис позволил, Джеймс прижал его к груди самого Фрэнсиса. Они делили одно сердцебиение на двоих. Буря магии Фрэнсиса бушевала в жилах Джеймса. И это была свобода. — Куда бы ты ни повёл, — торжественно произнёс Джеймс, и это была такая же нерушимая клятва, как и любой другой магический обет, — я последую. Он не знал, кто инициировал поцелуй, но в одно мгновение он смотрел в ясные, искренние голубые глаза Фрэнсиса, а в следующее уже был совершено ошеломлён, но это не имело значения. Значение имели только губы Фрэнсиса на губах Джеймса, его рука в волосах Джеймса, и другая, притягивающая Джеймса за поясницу, чтобы они оказались ближе, ближе, так, что Джеймс оседлал Фрэнсиса на кровати. Одна рука Джеймса оказалась на шее Фрэнсиса, а другой он сжимал его бок, толкаясь бёдрами вперёд, потираясь об ответную твёрдость в штанах Фрэнсиса. Он слышал тихие, задушенные стоны волшебника, чувствовал, как они отдаются в груди Фрэнсиса, прижатой к его собственной. Он укусил Фрэнсиса за нижнюю губу и пососал, и Фрэнсис застонал в ответ. Джеймс никогда не думал, что Фрэнсис может оказаться таким шумным, и теперь пребывал в полном восторге от этого. — Чего ты хочешь? — выдохнул наконец Фрэнсис. Они оба остались в одних рубашках, по большей части расстёгнутых, и Джеймс переместился от губ Фрэнсиса к его шее, оставляя засос и думая о том, как кровь, поднявшаяся на поверхность, прошла через фрэнсисову половину сердца, чтобы попасть сюда. От этого знания у него закружилась голова. — Что я могу… Что я могу для тебя сделать? — Хм… — Джеймс до конца расстегнул рубашку Фрэнсиса и столкнул её ниже, на его плечи, давая себе время подумать, хотя, говоря честно, он больше притворялся. Он точно знал, чего хотел, ему просто нужно было мгновение, чтобы насладиться видом. Грудь, о которой он мечтал с тех пор, как увидел в сиянии пруда. С тех пор, в самом деле, как оказался прижат к ней тогда, в небесах, несколько месяцев назад. Широкая, веснушчатая и идеальная. Он провёл руками по бокам Фрэнсиса, коснувшись его сосков, вверх, к его красивой, уязвимой шее, и, наконец, положил их на лицо Фрэнсиса, нежно его обхватив. — Тот сон, который не был сном. — Да? — Фрэнсис весь покраснел, и от этого его глаза показались ещё более голубыми. — Я хочу этого снова, — сказал Джеймс. — Хочу знать, каково это наяву. Он хотел почувствовать каждую частицу Фрэнсиса так глубоко и полно, как только возможно. — Я тоже этого хочу, — охотно кивнул Фрэнсис, затем притянул Джеймса ближе и мастерски опрокинул его на спину, а сам оказался сверху. Вот вид, к которому Джеймс будет рад привыкнуть. — Но теперь у нас есть время. Позволь мне сперва пару прихотей. Прихоть заключалась в неторопливом продвижении губ Фрэнсиса вниз по груди Джеймса, покусывании, посасывании и облизывании, и закончилась ртом Фрэнсиса на его члене — что было изрядной прихотью и для Джеймса тоже — горячим и влажным, и почти слишком замечательным, рукой, прижимающей его бёдра, и исследующими пальцами. — Фрэнсис, — предупредил он. — Фрэнсис, я близко, а я хочу… — Фрэнсис поднял глаза и посмотрел на Джеймса, который почувствовал, как краснеет в ответ. Силы, он был красив, и Джеймс теперь мог смотреть на него снова и снова, до конца жизни. — Вместе, — договорил он, — пожалуйста. Фрэнсис кивнул и поцеловал внутреннюю сторону бедра Джеймса, и Джеймсу захотелось, чтобы этот поцелуй запечатлелся на нём, как татуировка. — Конечно. Во всём. Джеймс был прав. Сны могли быть прекрасны, но жизнь была ярче. Было жжение и растяжение, согнутые пальцы Фрэнсиса, и толчки, и напряжение их тел, которым нужно было узнать, что правильно, что хорошо, как именно они сочетаются друг с другом. Был смех, когда колени Джеймса дёрнулись и шлёпнули Фрэнсиса по бокам, когда Фрэнсис нашёл ту самую точку внутри него. Была капля пота на виске Фрэнсиса, до которой Джеймс мог дотянуться и слизнуть. — Пожалуйста, — шептал он, — пожалуйста. — Я здесь, да, я здесь. Ты такой замечательный, Джеймс. Ты такой хороший. Когда Фрэнсис вошёл до конца, он замер на мгновение, глядя на Джеймса с открытым, изумлённым выражением лица, и Джеймс знал, что они разделяют одно и то же удивление: частичка Джеймса внутри Фрэнсиса, который был внутри Джеймса больше чем в одном смысле. Они представляли собой бесконечную петлю, складываясь и изгибаясь друг вокруг друга, и всё, что Джеймс мог сделать, это притянуть Фрэнсиса ближе и соединить их губы, просунуть язык в рот Фрэнсиса, чтобы замкнуть этот круг. Тогда Фрэнсис начал двигаться, и ритм его бёдер посылал электрические разряды по позвоночнику Джеймса, и тот понимал, что всё это не продлится долго. Но Фрэнсис был прав. У них было время. И они были вместе. Перед ними открывались безграничные возможности. Когда Фрэнсис протянул свою уцелевшую, знакомую и мозолистую руку, чтобы коснуться Джеймса, это был конец, и он почувствовал, как Фрэнсис быстро и беспорядочно толкается в ответ, не сильно отставая. Джеймс посмотрел вниз, туда, где они соединялись, на весь этот скользкий беспорядок, и глубоко выдохнул, так, словно сдерживал себя годами. Наконец-то наконец-то наконец-то наконец-то. Уборка была нежным и осторожным делом, прерываемым поцелуями, ласками и смешками. В конце концов остался только Джеймс в объятиях Фрэнсиса, в уюте, безопасности и тепле. Он взял безрукое запястье Фрэнсиса, поцеловал гладкую кожу на конце, а затем притянул волшебника ещё ближе. — Ты дал мне ещё одно обещание, — прошептал он в шею Фрэнсиса. Джеймс уткнулся носом и глубоко вдохнул запах волшебника, знакомый и успокаивающий. — Хм? — сонно ответил Фрэнсис. Он зарылся лицом в волосы Джеймса, а его рука выводившая маленькие круги на боку Джеймса, всё замедляясь и замедляясь по мере того, как его одолевал сон. — Ты сказал «вместе во всём», и я ожидаю, что ты сдержишь слово. — Да, — пробормотал Фрэнсис, притягивая Джеймса ближе. — Позволь мне тебя обнять. Джеймс уткнулся носом в волосы на груди Фрэнсиса и закрыл глаза, довольный и готовый оставить разговор. В конце концов, они оба уже сказали это. Он уснул под звук биения их общего сердца. Он не запомнил своих снов, потому что реальная жизнь, наконец, стала намного лучше. Кода Джеймс проснулся, он какое-то время просто смотрел на расслабленное лицо Фрэнсиса. Достаточно долго, чтобы взошло солнце, и заря проскользнула в окно застенчивым, но желанным гостем, и чтобы раздались птичьи голоса. Ему нравилось, как свет рассеивается в волосах Фрэнсиса. Ему нравился бледный изгиб ресниц Фрэнсиса на фоне веснушек на его щеках. Он любил его тихий, рокочущий храп, словно у дракона, охраняющего своё сокровище. Но Джеймс не мог вечно лежать и смотреть, как спит Фрэнсис. У него было слишком много дел. Он поцеловал спящего волшебника в лоб, тихо улыбнулся, когда Фрэнсис, что-то пробормотав, уткнулся лицом в подушку, а затем отправился на поиски бумаги и ручки. К тому времени, когда Фрэнсис проснулся, Джеймс уже набросал предварительный чертёж. — Что ты делаешь? — сонно спросил волшебник с кровати. — Вернись обратно, — он неуклюже похлопал по месту рядом с собой. Джеймс отложил ручку. Между чертежами и сонным Фрэнсисом, да любым Фрэнсисом, если на то пошло, выбор был очевиден. Он скользнул под простыни и прижался ко всей этой обнажённой коже, уже отзываясь на ищущее прикосновение рук Фрэнсиса. — Чем ты занимался? — спросил Фрэнсис, целуя шею Джеймса, его щёку, ухо, нос. — Я разрабатываю новые крылья для «Террора», — ответил Джеймс, — для того времени, когда мы начнём его перестраивать, — он провёл пальцами по волосам задумавшегося на мгновение волшебника. — Для нас открыт целый мир, Фрэнсис. Пока я не знаю, чего от него хочу, — признался Джеймс, — но знаю, что хочу увидеть его вместе с тобой. — Мы отстроим его, — согласился Фрэнсис, — и увидим всё, что может предложить мир. Но сперва тебе придётся помочь мне с аэродинамикой. — Это я могу, — кивнул Джеймс, и Фрэнсис с радостью вернулся к задаче, которую, похоже поставил перед собой — поцеловать каждый дюйм тела Джеймса. Губы Фрэнсиса были чуть выше их сердца, когда Джеймс добавил: — И, Фрэнсис? — Хм? — Фрэнсис целовал кожу в этом месте, позволив своим губам задержаться. — Я хочу разбить сад. Хочу помогать чему-то расти. *** Где-то в необъятном мире есть замок в небесах, и в нём двое людей, у которых одно на двоих сердце. Над ними непреодолимое, бесконечное небо, а под ними земли, наполненные людьми и духами, с которыми можно встретиться, и дверями, которые нужно открыть, и мостами, которые нужно построить. Джеймс лежит в саду, положив голову Фрэнсису на колени, и слушает, как тот читает, голосом ясным, сильным и любимым. Их укрывает лимонное дерево и его ветви гнутся от терпких сладких плодов, а вокруг растут яркие цветы с насыщенными ароматами, которые говорят миру, что что-то здесь есть, прекрасное и живое. Джеймс поворачивается лицом к волшебнику и вдыхает, чувствует, как запах его духов оседает в лёгких, оборачивается вокруг их сердца. Скоро он сядет и поцелует Фрэнсиса, и они выйдут на крыльцо, и позволят ветру трепать их волосы, и будущее будет расстилаться перед ними. Но пока он закрывает глаза и слушает.