it's so sweet to be loved by you

— Ну же, посмотри на меня. Он правда старается не чувствовать себя слишком самодовольным, но румянец на щеках его шиди был слишком милым, как и лихорадочно-возбуждённое сияние его глаз — и всё это из-за Шэнь Цинцю. Убедившись, что чужой взгляд вновь послушно вернулся к нему, он снова приподнимает бёдра, нарочно сжавшись вокруг заполняющего его горячего и твёрдого члена, и с мучительной медлительностью опускается вниз, заставляя Лю Цингэ очаровательно заскулить. Это было пыткой для них обоих, но это было так чертовски возбуждающе, что Шэнь Цинцю просто не мог остановиться. Сжимая чужие запястья в крепкой хватке, он двигался так медленно, что собственное возбуждение становилось болезненным, и не позволял Лю Цингэ взять контроль на себя, наслаждаясь чужим отчаянным желанием. Хотя не похоже, чтобы самому Лю Цингэ это не нравилось — в конце концов, он мог бы с лёгкостью вырваться из чужой хватки при должном желании, да и Шэнь Цинцю заранее уверил его, что при необходимости остановится по первой же просьбе. Однако с губ Лю Цингэ не сорвалось ни одного протеста, только низкие возбуждённые стоны. Шэнь Цинцю ловит себя на мысли, что наверняка сейчас представляет собой абсолютно развратное зрелище, сидя с широко раздвинутыми ногами и насаживаясь на член, с распухшими от бесконечных поцелуев губами, разметавшимися по изящным плечам волосами и бледной кожей, мягко блестящей и розовой от румянца. Лорд Пика Цинцзин был наделён изящной и холодной красотой, это был несколько раз упоминавшийся в романе факт, на который он не обратил особого внимания при прочтении. Однако теперь он мог с должной благодарностью оценить подобный дар, ведь это означало, что Лю Цингэ смотрел на него с такой нежностью и желанием, что внутренности скручивало от волнения. — А-ах, так хорошо, — мягко стонет он, чувствуя, как его заполняют всё глубже, и утыкается лбом в чужое плечо, тяжело дыша. Лю Цингэ сдавленно стонет в ответ и шепчет, задыхаясь: — Чёрт, быстрее, п-пожалуйста... — Хмм, такой нетерпеливый, — он тихо смеётся и с игривым предвкушением наблюдает за чужим лицом, снова сжимаясь, от чего мужчина зажмуривается и откидывает голову назад, возбуждённое мычание подавляется упрямо закушенной губой. Шэнь Цинцю нравилось видеть своего возлюбленного таким уязвимым и чувственным, ведь подобную мягкую податливость обычно собранного и уверенного Лю Цингэ мог видеть только он, и эта мысль по какой-то причине наполняла сердце ликованием. Он всё же решает сжалиться над измученным мужчиной, начиная двигаться в всё ещё неторопливом, но более живом темпе, и его наградой становится выражение лица Лю Цингэ, когда он распахивает рот в беззвучном стоне и тяжело дышит, подрагивая всем телом. Шэнь Цинцю чувствует, как дергаются чужие бёдра, входя в него глубже, затрагивая наиболее чувствительные места, и тихо всхлипывает, охотно позволяет углубить толчки. Это была ещё одна причина, по которой ему так нравилось дразнить своего шиди — в конце концов он всегда начинал терять терпение, и Шэнь Цинцю, наигравшись, охотно позволял ему постепенно забирать контроль над ситуацией. Шэнь Цинцю склоняется, коснувшись губами милой родинки под внешним уголком глаза, которая всегда привлекала его внимание, и ослабляет хватку на чужих запястьях. Лю Цингэ понимает его намёк без слов, и Шэнь Цинцю коротко вскрикивает, когда его резко, но бережно переворачивают, укладывая спиной на постель, однако вскрик очень быстро перерастает в громкие стоны. Он отчаянно цепляется за чужие плечи, изгибаясь всем телом, пытаясь прильнуть как можно ближе, почувствовать как можно больше чужого тепла. И Лю Цингэ даёт ему это, прижимая его к себе за талию одной рукой и упираясь в постель другой для сохранения баланса, скользя губами по его шее и плечам, врезаясь бёдрами так глубоко, как это было вообще возможно. Шэнь Цинцю слышит сдавленный низкий стон, когда мужчина утыкается носом в изгиб его плеча и сбивчиво шепчет: — Боги, Шэнь Цинцю, ты такой... — Ш-Шэнь Юань, — слова вырываются быстрее, чем он успевает их обдумать. — М-моё... ах! Моё настоящее имя — Шэнь Юань. Наверно, это было глупо — в конце концов, он отбросил это имя годы назад, когда оказался заперт в сюжете этой дурацкой книги и был вынужден жить, скрываясь под чужим ликом. Он и сам уже перестал использовать его по отношению к себе, больше не видя в этом смысла — теперь он был Шэнь Цинцю, Лордом пика Цинцзин, и то, кем он был в прошлой жизни, не имело значения. Но почему-то именно сейчас ему хотелось почувствовать, что вся эта любовь, которой его окружили, вся забота и внимание Лю Цингэ предназначались ему, а не оболочке, в которую он оказался заключён. Наверно, это не имело никакого смысла, но ему хотелось, чтобы хотя бы его возлюбленный знал немного больше о нём настоящем. И Лю Цингэ, кажется, неуловимым образом понимает это — их взгляды пересекаются, и мужчина смотрит на него с такой мягкостью, что хочется заплакать. Вероятно, Лю Цингэ принял это за что-то из его прошлого, о котором Шэнь Цинцю никогда не говорил, и посчитал это знаком доверия — и при таком ходе мыслей он оказался бы довольно близок к истине. — Шэнь Юань, — послушно повторяет он, и нежность, с которой он произносит это имя, будто пытаясь распробовать его звучание, наверняка убьёт Шэнь Цинцю. Но стоит ему об этом подумать, как внезапно Лю Цингэ склоняется к его уху и шепчет: — А-Юань. По телу проходит дрожь, и Шэнь Цинцю задыхается, проваливаясь в сладкое блаженство без единого прикосновения к себе. Сквозь туман наслаждения, окутавший его разум, он чувствует, как Лю Цингэ заполняет его с мягким стоном, и сжимает его крепче в объятиях. Чужие губы прижимаются к его лбу в лёгком поцелуе, и сильные руки подхватывают его, чтобы они могли устроиться удобнее в постели. Шэнь Цинцю закрывает глаза, прислушиваясь к звуку чужого сердцебиения, который постепенно успокаивался, и слабая улыбка сама собой появляется на его губах. Здесь, в ночной тишине и тепле их переплетённых тел, он был безудержно влюблён и любим в ответ с не меньшей искренностью, и на фоне этой мысли всё остальное теряло значение.