Escape

Пальцы нервно и дергано сбросили крышку от стеклянного тубуса с таблетками на стол. Две маленьких белых таблетки проскользнули внутрь по горлу, будучи залитыми ледяной водой. Осталось подождать минут пятнадцать-двадцать, чтобы они подействовали. Женя устало облокотилась о стену, прикрыла глаза, к горлу подступала тошнота, спина неприятно ныла, напоминая о старых травмах. Она уже было пожалела, что вчера перетрудилась на тренировке, не жалея себя и свое здоровье, которое и так держалось на обезболивающих и периодических блокадах. Душно. Надо бы открыть окно, но для этого нужно встать, а тело налилось свинцовой тяжестью. Руки не слушаются, но стиснув зубы, надо дальше что-то делать. С этой мыслью она живет уже много лет. И все равно, что с утра мышцы болят, как будто она ночевала в гробу, а разум подернут поволокой тумана от побочных эффектов анальгетиков. Раньше Женю могла спасти женщина, что ждала ее возвращения домой. В последнее время, а точнее год, после злосчастного августовского интервью, ее ждал только тусклый свет в прихожей и прохлада постельного белья кровати. За этот год Медведева немного растеряла навыки выстраивания романтических отношений. Она честно пыталась ходить с другими на свидания, так же напропалую шутить, обнимать, целоваться. Но привычный образ не давал ей расслабиться. Быстрый взгляд на часы. Прошло двенадцать минут. Надо ещё потерпеть. «Терпи, дорогая, терпи, все дается через боль и слезы». И хоть Этери рядом давно нет, ощущение было такое, будто женщина везде. Смотрит, следит, наблюдает со стороны, сарказмирует. Друзья спасали, как могли, старые знакомые и новые, приобретенные благодаря случайным совпадения. Кристиан дал ей перечень рекомендаций, выполняя которые было меньше шансов скатиться в депрессию. Саша Бойкова готова была выехать в любое время с бутылкой вина и выслушать её. Камила возвращала ей зону комфорта. С ней было безопасно, хорошо, спокойно. И от этого крайне тошно. С остальными в плане романтики только пустота. Оранжевый луч прорезал темноту спальни, высвечивая Женьку у белой стены, которая сложила руки, будто в ожидания своего приговора. Скорее всего, это приехала мать, она в последнее время ее часто навещала, беспокоясь о больной спине, говоря о том, что снова нужно искать доктора. Семнадцатая минута. Медведева готова была вырвать зубами боль из себя. Пока она шарила рукой в поисках таблеток, тишину прорезал дверной звонок. Странно. У матери должны быть ключи. Все равно она не может пока открыть. Гость продолжает настойчиво трезвонить, и Женя, процедив что-то крайне нецензурное, поползла к двери, держась за поясницу. Два оборота ключа, и она открыла дверь, даже предварительно не посмотрев в дверной глазок. А зря. Стоило хотя бы для приличия спросить, кто это. – Даня написал, что у тебя опять проблемы со спиной, – без предисловий начала та, которая игнорировала само существование Медведевой уже более полугода. – А я думала, тебе наплевать, – фыркнула девушка, выдавливая из себя подобие улыбки. – Не мечтай. Ты сделала укол? – Еще пару часов назад. – Трамал не пила? – Нет, – соврала Женя. – Можешь ехать. Ничего страшного. Я не умираю. Если буду умирать, обязательно отправлю сообщение, где меня будут хоронить. Пепел завещаю развеять над морем, но урну держать будешь не ты. – Жень… – Уходи, пожалуйста, – она чувствовала, как боль постепенно покидает ее тело, и плечи расправляются. – У тебя хорошо получалось притворяться. Знаешь, когда люди беспокоятся, они сначала звонят, уточняют, нужно ли что-то, а не бесцеремонно вламываются в чужой дом, положив огромный болт на желания хозяина. – Я так приезжала раньше. Ты была не против. – Раньше. Сейчас все изменилось, и... Кроме того, что я все еще люблю тебя, только теперь это совсем неважно. Медведева пребольно ударилась головой о деревянный подголовник, и вынырнула из оков сна. Чертовы сновидения! Ей снова видится в зыбком тумане иного мира Этери, которая приехала к ней под любым предлогом, и хочет восстановить общение. Она иногда чувствовала, как погружалась в безумие, в одержимость. И не могла с этим бороться, не понимая, когда же все это прекратится, наступит точка невозврата. Уйти не означает завязать, эта директива врезалась в ее память. – Какой еще «Трамал», господи, – нервно хихикнула Женька, потирая глаза. – Жень, опять кошмар? – крикнул Крис из кухни. Пришлось накинуть халат и выползти на свет божий, учитывая, что в отпуске она делала только то, что спала, ела и гуляла вдоль болгарского моря. – Как ты угадал, – зевнула Женя, не стараясь даже прикрыть рот. – Угадай, кто снился, с первого раза. – Немудрено. Ты под утро вся извертелась, что-то мычала в подушку, брови хмурила. – Заснял бы видео и продал. Кучу бабок бы заработал на спящей Жене Медведевой. – Да ну. Как будто у тебя на меня компромата нет. Иногда жутко хотелось сделать татуировку, змею, обвивающую кинжал. Она знала, что это ужасно пошло, но что татуировки, что шрамы, смотрелись красиво и несколько пугающе. Женя раньше часто проводила пальцами по шрамам Этери на ее спине, обводя грубые линии, целуя зарубцевавшуюся кожу. Изумительно громкие, кричащие о чужом горе. В такие моменты их единение было особенно тонким и крепким. А сама Этери никогда и никому другому не покажет, что будет внутри, будет внутри себя все анализировать, оставаться холодной, сохраняя бесстрастность. Только быстрые движения глаз выдадут ее одному человеку, который знает ее наизусть, может прочитать по губам беззвучные слова. А Жене только и надо, что подарить ласку слов и фраз, внимание, осторожные прикосновения, поцелуи, и вернется тот трогательный и искренний медвеженок. Та Женька, изломанная и возродившаяся, стальная, безумно гениальная, никуда не денется, но разве это нельзя сочетать? Может, и вправду стоит уже помириться. Иначе сны будут становиться все сильнее, все безнадежнее. – Ты не хочешь выгулять свое новое платье? – спрашивает Костов, высовывая голову в окно. – Кажется, сегодня тепло. – Пофотографируешь меня на набережной? – почти небрежно спрашивает Женя, придумывая на ходу план в своей голове. – Что на тебя нашло? Без вопросов, конечно. Собирайся. И какой-то из опробованных вариантов станет новой, настоящей точкой отсчета.