Сладость с горчинкой

Аффогато не любил свою семью. Ни братьев, ни сестёр. Аффогато никого не любил, кроме себя и редких кусочков сахара, добытых потом и кровью. Мир относился к Аффогато так же, как он к нему. Его тоже никто не любил. Ни братья, ни сестры, ни отец с матерью, да даже дедушка с бабушкой, которые детей обычно просто обожают, его презирают. И прохожие его не любили. Просто за то, что Аффогато живет с ними в одном городе, молча ходит рядом, сверлит улицы своим студёным взглядом. За то, что он существует. «Если бы ты умер, всем было бы лучше,» — подобные высказывания успели стать обыденностью для маленького Аффо. Он в этом адском котле варится седьмой год. — Если бы я умер, всем было бы лучше, — повторил сам себе Аффогато, глядя в пыльное окно в своём кутке на чердаке. Голос его был полон холодного безразличия. Гадкое ощущение, на самом деле. Когда ты каждый день слушаешь подобное, ценность жизни пропадает. Глядишь — торчит из оконной рамы ржавый и кривой гвоздь. На него очень легко напороться. И все, ты без глаза, а после у тебя отнимется лицо из-за заразы, которая стопроцентно попадёт в рану. А казалось — мелочь. Простой гвоздь отнимает чью-то жизнь. Смех и только. Аффогато открыл окно, чтобы проветрить чердак перед сном. У него не сразу, но получилось. С его скудным питанием не удивительна такая слабость. Печеньку это оскорбляло и злило, однако что он может сделать в этом доме? Вроде бы такой же ребенок, как и остальные, а его так ненавидят, что не разрешают даже за столом сидеть на стуле. Да-да, Аффогато ест только сидя на полу на коленях. Впрочем, в дни, когда у них были гости, ему позволялось испытать на себе такую "роскошь", чтобы про семью ничего лишнего не подумали. Но радости он и тогда не чувствовал. Всегда что-то да произойдёт за застольем такое, за что его опять отлупят. — Ай! Аффогато схватился за левый глаз, который очень не вовремя заболел. Тот "случайный" толчок на вилку дает о себе знать даже спустя неделю. Нехотя Аффогато поднял челку и отошел к зеркалу, осмотреть синяк. Не сошел, такой же фиолетовый. Со злости хотелось разбить стекло и этот ненавистный синяк с нависшим веком вырезать, только бы не видеть этого уродства. Ему хватало нападок из-за того, что он "слишком тёмный". К Аффогато иронично подходит звание "белой вороны" — учитывая его откровенную черноту на фоне семьи. Аффогато много думал над тем, почему он не похож ни на кого из своей родни, но решил оставить эти размышления, потому что это ничего не изменит. Даже если он нагулянный, то это скорее дополнительная причина его ненавидеть, нежели истинная. Перед зеркалом он провел еще какое-то время, укладывая челку и расчесывая длинные волосы. Невольно заулыбался. Только собственная красота и ум, и, конечно же, сахар, спасали его от желания кинуться в распахнутое окно. " Ты отыграешься на них всех, Аффогато, — говорил он сам себе с усмешкой на лице. — Нужно просто еще немного подождать." Возможность помощи от кого-то извне даже не рассматривалась, Аффогато попросту в неё не верил. В этом жестоком и несправедливом мире рассчитывать всегда можно только на себя. Осознать это ему пришлось быстро. Два года назад, когда Аффогато ещё был наивным и пытался найти оправдание такому отношению к себе, он просил помощи у прохожих со слезами на глазах, но абсолютно все и вся в этом проклятом мороженном городе изначально были настроены против него. Так и быть, город, Аффогато принял твои правила, и скоро уже ты будешь ему кланяться в ноги, моля о пощаде. Мальчик любил засыпать, представляя, как он один заправляет всем происходящим здесь и расправляется с обидчиками, заедая любые возможные невзгоды сладким мороженым. Настолько приторным, чтобы сводило зубы. От мыслей о сладкой мести отвлек резко поднявшийся холодный ветер. Аффогато поторопился закрыть окно, к счастью, это уже получилось с первого раза. Вид засыпающего города странно успокаивал. Затухающий свет в окнах, ночная тишина, прерываемая боем часов на площади, что громогласно трезвонят каждый час, чёрные очертания заснеженных домов и скромно выглядывающие из-за облаков точки-звезды. Пора задувать свечи. Теперь и он может лечь спать и на время убежать от гадкой реальности. Темнота — его друг.

***

Перед воротами в город на рассвете остановился некто в очень странной... карете? Впрочем, то, что запряжена она была тройкой горных львов, самых страшных хищников заснеженных гор королевства Дарк Какао, оставляло только больше вопросов. С облучка сошёл мужчина в темно-коричневом пуховике, который снял толстые перчатки и сразу же сунул их в карманы. Он выдохнул клуб пара, который был хорошо виден при такой низкой температуре, пока осматривал ворота на наличие стражи или ещё кого-то, кто мог бы впустить его. — Хм... Мы так рано заявились? — сказал тяжелым, слегка охрипшим голосом мужчина, бросая взгляд на животных, которые тяжело дышали после долгого бега. — Никого нет, ни-ко-го. Он пожал плечами, развернулся и ушёл внутрь повозки, которая казалась такой большой, что могла бы сойти за небольшой, но полноценный домик. Вернулся мужчина с элегантным черным посохом и тремя большими кусками мяса, которые тут же полетели за головы львов, пока они не начали бедокурить. Сам же мужчина сел на снег, опершись спиной о мягкую и теплую шерсть одного из животных, и положил на колени посох. — Будем ждать, мальчики. Он с надеждой смотрел на ворота. "Может быть, я найду тебя здесь, сын Рексентина?" Воспоминания о мёртвом друге, так незаслуженно казненном, каждый раз, как в первый рвут душу бывшего придворного учёного. Когда он выполнит предсмертное желание Рескентина, сможет спать спокойно. Мужчина не думал, что будет делать с ребенком на руках, это было второстепенно. Имело значение только упокоение души некогда великого Смотрителя, преданого своим же королевством. Бичерин видел всю ту непростую ситуацию именно под таким углом.