…
А вот я сижу на стуле с железкой во рту и с привязанным к стулу телом. Вот урод, мало того, что моих родителей задевает, так ещё и указывает мне! Привязал к стулу, а сам ушёл хрен знает куда. Я невесело усмехнулся, смотря себе под ноги. И сколько я буду так сидеть? Думаю, долго. Надеюсь, что не дойдет до того, что меня развязывать будет Фэнг, если будет. Вспомнив о Фэнге я грустно опустил уши. Ну я же всего лишь одним глазком посмотреть как он там… А этот лысый сюда притащил. Да как его вообще земля держит?! Умный весь такой, агрессивный, будто живёт больше меня! Может, по меркам людей я ещё не такой уж и старый, но в жизни повидал много, и это уж точно. Например я уж точно знаю, что у меня должна быть свобода действий, а не связанные руки за спиной! 1! 1!!! 1! Уже несколько минут я пытаюсь перегрызть эту странную железяку. Хотя это больше на железку от рельс похоже, потому что остальное мне не составит труда перегрызть за несколько секунд. Главное зубы не сломать. С глубоким вздохом я снова попробовал выбраться из веревок, на что стул свалился на бок, тем самым придавив мою раненную руку. Я болезненно взвизгнул, зажмуривая глаза и пытаясь перевернуться. Это когда я снова пытался кусать Фэнга, тот красноволосый мужик заехал мне ножом по руке и насквозь. Было довольно больно. Тем не менее, живу ведь как-то. Перевернув стул, я ещё немного шипел, а потом снова принялся грызть и пытаться разорвать крепкие верёвки, привязывающие меня к стулу. А все потому, что эти верёвки завязаны довольно плотно, и с ними не удобно сидеть. Вдруг руки дёрнулись, разорвав верёвку. Я победно улыбнулся, пытаясь развязать верёвку на ногах. Не получается. Попробовал развязать верёвку на животе. Вроде чего-то получилось, и я смог расслабленно уложиться на пол. Осталось только развязать ноги и грызть железку. А хотя зачем ее грызть? Можно же тоже развязать. Мда, цепочку развязывать определенно не просто. Железка завязана именно на цепи, а развязать не получается. Ноги я уже освободил. Теперь придётся мучиться с этой железякой. Тяжело вздохнув, я лёг на пол, начиная понимать, что у меня уже болит челюсть. Плачевно промычав что-то, я потянул цепь наверх, но затем быстро отдёрнул руки, потому что боль теперь в верхней челюсти. Я ещё несколько раз попытался перегрызть железо, но затем сдался, кладя голову на пол и обиженно что-то мыча. Я так хотел обозвать того полу-лысого, который меня связал. Закрывая глаза от безысходности и лёгкой усталости, я прижал ноги к груди и обхватил их руками. Такого состояния для меня достаточно, чтобы заснуть или хотя бы подремать.…
— Але, ушастый. Ты меня слышишь? Или помер от одиночества? Тихо промычав что-то в ответ, я отвернулся на другой бок, и снова попробовал задремать. Но настойчивый голос не унимался, и теперь меня теребили за плечо: — Ну вставай давай. Я тебе эту штуку сниму, раз ты от другого всего освободился. Не обращая внимания, я продолжил тихо сопеть, постепенно проваливаясь в сон. Внезапно я почувствовал, как что-то изменилось и теперь я могу двигать челестью. Немного подвигав ей, я снова попытался заснуть, не обращая внимания на странный холодок, проходящий по спине. Затем меня взяли на руки, от чего я приоткрыл один глаз. Меня уложили на кровать и накрыли одеялом, попутно что-то проговаривая. Я лениво открыл оба глаза, смотря на очкастого учёного, который меня связывал. — И нахрен ты меня сюда положил? Тот опешил, круглыми глазами смотря на меня. — Да ты как смеешь вообще?! Я тебя сейчас обратно посажу, да привяжу к стулу, ты понял меня?! — Не ори, очкарик, у меня горе. — Кхе, и какое же у тебя горе, 489? Не доел надзирателя? — Хуже. — Не думал, что меня когда-то заинтересуют бредни объекта, но что же у тебя может быть хуже, чем разочарование от того, что не доел свою еду? — Хуже всего то, что я влюбился в эту еду. Пару секунд учёный сидел и смотрел на меня, не понимающе хлопая глазами. Затем он усмехнулся: — Кожа вкусная попалась? Или реакция понравилась? — Придурок, нет, я серьёзно влюбился. Ну как… Вот как человек человека любит. — Подожди, — немного помедлив, сказал тот. — Это что же получается? Ты типо с ним быть хочешь? — Получается так… — прошептал я, смотря на ботинки учёного и накрывая одеялом уши. — Он такой заботливый. И красивый, забавный… — Мда, соболезную. — Себе соболезнуй, — огрызнулся я. — Говоришь, будто он умер. — Да я не то, что он умер, а то, что даже если выздоровеет, то он тебя по-любому любить не будет. — Это ещё почему? — возмутился я, изумлённо смотря на него. — Потому что ты — уродливый объект, который пожирает людей тоннами, а он — человек, так ещё и переживший то, что его чуть не съели. А даже если он тебя тоже каким-то хреном любил, то ещё не факт, что он что-нибудь вспомнит, если выживет. Ну, если выживет вообще. — Даже не смей думать, что он умрет, — пригрозил я, скалясь. — А ты сам об этом не думаешь? Ты его укусил ядовитыми зубами, и теперь надеешься, что он ещё поживет? Да, может поживет денька два-три, не больше. Я отчаянно всхлипнул, утыкаясь носом себе в руки. Я думал, что он меня хотя бы поймёт, если я расскажу о своих страданиях, но стало только хуже и больнее. Я не переживу смерть Фэнга, это нереально. Сглатывая и всхлипывая, я почувствовал у себя на макушке теплую руку. — Я никогда даже и не думал, что объекты могут любить кого-то, — задумчиво выговорил учёный поглаживая меня по голове. — А тем более человека… Кстати, всегда думал, что объекты размножаются не человеческим способом. — Тогда ты ошибся, — всхлипнул я. — У нас тоже есть «половое удовлетворение», но у некоторых объектов это происходит немного по-другому… Но мне впринципе это почти не важно, я просто хочу быть с ним, и чтобы меня любили… — Бедняжка, — посочувствовал мужчина, почесав меня за ухом. — Знаешь, у меня тоже когда-то был любимый человек. — И что стало? — поинтересовался я, пытаясь не зацикливаться на своих мрачных мыслях. — Расстались мы. Она меня бросила из-за того, что я пошёл работать помощником надзирателей и учёным. Тут нужно работать множество недель без выходных, а соответственно — никуда не уезжая. Сказала, что я ей с кем-нибудь, да изменю с таким-то графиком. Но до сих пор я никого не полюбил. Не знаю почему — или просто человек не нашелся, или гордость не позволяет. — В каком смысле? — Всегда представляю, что она меня когда-нибудь увидит, да будет завидовать, что потеряла такого верного мужа, — вздохнул учёный, смотря на меня грустными глазами. — По этому ты такой вредный стал? — задал тот самый тупой вопрос я, виляя хвостом. — В каком месте я вредный? — вспыхнул мужчина.Неделю спустя
Я устало плелся за Броком, поджимая обожжённый хвост. Я вспомнил имя учёного буквально вчера, когда он вел меня на опыты. Ну, соответственно, теперь я иду с опытов. Сначала я около четырех часов сидел в камере с температурой — 20° в одной футболочке и шортах. Ну вообще это вполне хорошая температура для моего места обитания, но всё равно холодок чувствовался. А потом меня вели в камеру с температурой +36°, где я чуть не задохнулся, потому меня вытащили от туда уже через пол часа. Ну, вернее, я свернулся калачиком, и они подумали будто я умер. Этот опыт проводится в целях проверить, какая температура будет комфортнее объекту. Возможно многие люди до сих пор не понимают, зачем нас вообще оставляют в живых, ведь мы представлены как страшные чудовища. В самом деле, не было бы нас уже давно, если бы люди умели все. Возьмём в пример то же самое быстрое исцеление шрамов и болезней. Как объекты это делают? Надо исследовать. Или же предотвратить какие либо беды. Берём в пример мясо, которое большинству объектам жизненно необходимо. От чего у объектов такие потребности, и не перейдет ли это когда-то людям? Надо изучать. А изучать будут отдельно каждого объекта, а соответственно объекты встречаются разные. Агрессивные и не очень. А значит надо знать, что следует понимать, когда изучаешь объекта. Вот для этого нужны эти опыты. В самом конце будут изучать и меня. Ну, кроме крови. Мне ее взяли же ещё в начале. Вспоминая последствия, я вздрогнул, грустно потупив голову. Фэнг до сих пор лечится. Мне настрого запретили к нему на километр подходить, потому что у него появилось всё то, что было с остальными надзирателями и людьми, которых я кусал. От Фэнга до сих пор не отходит ни один врач. У него появился сухой кашель и он начал задыхаться. Так рассказал мне Брок. Ногу он не чувствует совсем, а про память и спрашивать нечего. Я уже не первый раз проклял себя за этот грёбаный голод. Вспороть бы себе живот и лежать, пока Фэнг не поправится, если поправится. Шмыгая носом и виновато смотря себе под ноги, я зашёл с Броком в лифт. Он поехал вверх, а я посмотрел на Брока. Он посмотрел на меня, а потом спросил: — Чего таким убитым взглядом на меня смотришь? — Я скучаю по Фэнгу, — пожаловался я, виляя кончиком хвоста. — Да ты можешь успокоиться со своим этим Фэнгом?! Я понимаю что у тебя там всякие мечты и желания с ним, но не надо мне каждую миллисекунду говорить, что хочешь к нему! Двери лифта открылись, а мы вышли. — Но я и правда хочу к нему! Очень сильно… — Блять, да прекрати ты скулить уже! Я потупил голову, тяжело вздыхая и замедляя шаг. Я был готов прямо сейчас броситься на другой конец здания, лишь бы быть рядом с Фэнгом. Ему наверняка сейчас плохо. Внезапно я в кого-то врезался, от чего с испугу взвизгнул и отскочил. — Извини, пожалуйста, я… Ой, ромашка, это ты? — Мятная? — я изумлённо поднял глаза, видя перед собой знакомую. — Ты как тут оказался? — Ну вот, привезли. — Меня тоже. Вижу, ты вообще не вырос, — хихикнула она, прикрывая кулаком рот. — Не правда! — возмутился я. — я вырос на… Э… Ну я короче вырос. — Да кому ты врешь? Не на сантиметр не вырос. — Эй, Эдгар ты… — крикнул Брок, но тут же замолк, увидев второго объекта. — Хочешь к нам? — спросил я у объекта, весело виляя хвостом и мгновенно позабыв про печаль о Фэнге. — Конечно. — Брок, а можно мятная пойдет с нами? — 320? Ну ладно, пусть идёт, — с каплей презрения сказал он, подходя к нам. Идя рядом с объектом, я заметил, как она поменялась. Ранее ярко-розовые волосы стали белыми, а кожа наоборот — более розовой. Это та самая, с которой я раньше в тайне встречался, а потом нас раскрыли. У нее раскрылся третий глаз на лбу, но он был чёрным, как уголь. Сама она стала похожа на большого розового мотылька. Я искренне радовался, что она была из оранжевого сектора и могла говорить, правда, иногда произносила полную чушь, не связанную по смыслу. Подходя к номеру, Брок провернул ключ в замке и пропустил нас внутрь. — А у вас тут ничего почти не отличается от нашей комнаты. — Да? А я думал, что тут все различается, — удивился я. — Ребят, вы тут только ничего не натворите, ладно? А то что я потом твоему надзирателю скажу? — похлопал меня по плечу Брок. — А ты разве не его надзиратель? — Нет, — сухо ответил я за Брока, сразу загрустив. — А где же твой? — Он в больничке лежит, а этот мне скулит под ноги, что к нему хочет. — А чего это ты к нему хочешь? — поинтересовалась объект, которую я называл мятной. — Ты обычно всех надзирателей заживо съедал, да хвастался этим. — Просто… Ну… Так получилось что… — А он влюблен в своего надзирателя, — усмехнулся Брок, прервав меня. — Теперь вот ноет мне, что сам его укусил, а тот теперь умирает. — Влюблён? — удивлённо посмотрела на меня мятная, хлопая глазами. — Ну ничего себе, а про меня забыл уже? — Мы, кажется, уже положили конец нашим отношениям и остались друзьями, — скрестил руки на груди я. — Ты ведь помнишь, как нам обоим влетело? — Ну помню… Ой ладно, это в прошлом. А он и вправду красивый такой? Ты мне говорил, что ты не из «этих». — Так получилось, — замялся я, отводя взгляд. — Но он очень красивый, правда… — Да ну тебе, он на бомжа похож. У него денег нету даже на то, чтобы купить себе нормальную защиту, — буркнул Брок. — Не правда! Ты просто не знаешь его, он очень хороший человек! — с вызовом воскликнул я, оборачиваясь на учёного. — Если язык чешется кого-то подколоть, тогда иди и… — Не спорьте, всё, я поняла. — Что ты поняла? — Что он хороший человек, — она запнулась и с грустью посмотрела на меня. — И если выживет, то я надеюсь, будет заботиться о тебе, а ты о нём… — Ну-у-у, не грусти! Может, ты тоже когда-нибудь найдешь кого-нибудь. Давай лучше пойдем тебе косички заплетём. Объект кивнула, сразу повеселев. Я натянуто улыбнулся. Кошки на душе скребут, как только напомнили про Фэнга. Как он там? Плохо, конечно. Плетясь за объектом, я с печалью вспомнил, как он ругался, что я упал в воду. С того момента прошла будто вечность. А затем в память пришёл тот момент, когда Фэнг погладил меня по голове перед входом в камеру для взятия крови. — Не пугайся, Эди, всё будет хорошо. Сердце пропустило удар, а на глазах появились слезинки.Всё же правда будет хорошо, да?..