* * *
В соседнем же секторе неба совершеннолетняя жаба Наруто потерянно чесал пятерней свежестриженный затылок. — Уважаемые пассажиры! — голосили как будто из воздуху какие-то учтивые бабы. — Отправление на рейс «Первый — Седьмой Азимут» задерживается! Цеппелин «Х-18» отправляется под «к-Цигниды». Повторяю… «Черт… вот же скотство…» — ругался про себя юный оборотень. Союзные жабы проводили его до ближайшего хаба и посадили на рейс, что-то вроде бы объяснили, однако как действовать дальше, по прибытию на вокзал, он так и не всек хорошенечко и теперь красочно паниковал, невольно притягивая интерес преступных элементов поблизости. «Так… что они там говорили… ехать куда угодно, но не в какой-то порт… порт открытого Ли…» На ум приходили жирные сочные листья, где нежились пригретые слизняки и личинки. Наруто не мог понять, при чем тут личинки. «В какой же порт мне нельзя… ч-черт…» Он сосредоточенно нахмурился. Видения густого кустарника не уходили. Он же специально старался запомнить… Но при чем все-таки тут были личинки?.. «Нельзя мне в Порт открытого… открытого… Флиса! То-о-очно! В Порт открытого Флиса!» — Цеппелин «АХ-27» направляется в Открытый порт Листа, — объявила учтивая дамочка. — Повторяю, «АХ-27» направляется в Открытый порт Листа… «Открытый порт Листа, интересно!» Наруто радостно подергал за плечо ошеломленного дядьку. — О, дядь, дядь, скажи, а этот Открытый Лист — классное место? — Смотря зачем ты туда направляешься, — джентльмен отстранился и настороженно запахнулся в пальто. — Это, определенно… крупный порт. — О, крупный, то, что мне надо! — Наруто доброжелательно улыбнулся во все тридцать два. — Хочу увидеть побольше народу. И мне ведь можно туда. Ага, можно. В Открытый Флис только почему-то нельзя! Он пожал плечами и целеустремленно рванул в ближайшую очередь, брать билет у стареющих гоблинш. — …«Открытый Флис»? — моргнул предоставленный себе джентльмен. — А это еще что такое?..Катастрофа II. Вишня с весенних полей
6 августа 2022 г. в 16:27
Гражданская развернулась, когда Сакуре было годиков семь. А Сакура в то время была обычной девчушкой: послушной, неглупенькой, прячущей большой лоб под отросшими прядями.
Мама подняла ее еще в сумерках. Растолкала и хриплым голосом гаркнула:
— Просыпайся! Учиха напали!
В память особенно врезались длинная грубая морщинка под материнской щекой и круглые от ужаса зеленые глаза в отсвете ночника.
Под истеричную ругань и споры родителей Сакура металась по спальне, роняла книжки и платьица. Ее выдернули оттуда прямо в ночной рубашке, она кое-как впрыгнула в сандалии — перепутала правую с левой — и, спотыкаясь, едва дыша от крутящего страха и цепляясь за руки мамы и папы, заковыляла в полумрак переулков.
Ее родители были гражданскими, тоже обыкновенными. Сейчас Сакура понимала: они собрались бросить родной порт, убежать. Ее мама и папа не хотели сражаться за Лист и добродушного старика Третьего. Они цеплялись за жизнь точно так же, как она сама тогда вцепилась в их руки.
…ладошка выскользнула. Сакуру оттесняла толпа на вокзале, она испуганно звала маму; с тревожным писком, который сам по себе тек из горла, бежала по вздымающимся рельсам в мокрые горы из облаков, с каждым шагом рискуя сорваться вниз.
— Ма… ма-ама!
Гудок ленивого паровоза. Сакура взвыла и, не соображая толком, будто бы на инстинкте провалилась в дырку меж рельсами и повисла на шпале. Одними трясущимися руками удерживая всю тяжесть своего тела, она рыдала, глотала слюну и писком звала родителей. Под ней не было дна. Сплошная небесная даль, в которую заглянуть было жутко.
— Па…
Шпала вибрировала в ноющих ладонях, рельсы кренились. Над головой выстрелили лучи прожекторов и тяжело понеслась махина поезда. Силы держаться давал разве только что ужас, и Сакура тихонько визжала, стараясь этот ужас в себе поддержать.
Тогда она была слабой физически. Наверное, зачатки магии помогли ей не хлопнуться вниз.
Магия… магия была прежде всего в нежелании умирать. В задоре крысиной борьбы маленькой девочки.
— Ша… шаннаро… шаннаро!
Поезд подхватило сверху канатной дорогой, и он взлетел с обрывка рельс, и Сакура поняла, что бежать дальше некуда. Но все равно она подтянулась, ногами зацепилась за шпалу и забралась обратно на рельсы. И поплелась, шатаясь, вперед в непонятной надежде на что-то.
— Бля… твою ж… — услыхала она за спиной. — Блядские Учиха…
Следом за ней по шпалам неслись пыхливые здоровые мужики, ругались, и было ощущение, что они вот-вот спихнут маленькую ее в поднебесье, даже того не заметив.
— И-извините, — Сакура раскинула руки. — Простите… возьм… возьмите…
Она не знала, о чем попросить. То ли помочь найти маму и папу, то ли попросту взять ее с собой подальше, потому что неведомые злые Учиха, казалось, расползлись по всему порту Листа, как болезнь, и нужно было срочно бежать.
— О, девка, — худощавый мужчина зашелся странными задыхающимися смешками.
— Берем, — густым басом решил второй и они оба, не спрашивая, потащили ее за плечи, спиной вперед.
Сакура даже не перебирала ногами. Стопы в не так надетых сандаликах волочились по шпалам, сердце сокрушительно вколачивалось о грудь, и она уже не пищала. Только слушала о «чертовых Учиха», которые «мешают дела проворачивать».
У самого края железной дороги их всех окатило белым слепящим светом. Сакура обернулась. На уровень рельс плавно спустился воздушный корабль. С гигантских пропеллеров срывались потоки сырого воздуха. Распахнулся люк. Мужик, что поздоровее, подхватил ее под мышку, крепко зажал и прыгнул на борт. Следом ухнул второй мужчина, люк заскрипел и захлопнулся, и до Сакуры наконец-то дошло.
Она в западне.
— Эй, ты…
Она попыталась отползти, но здоровый мужик дернул ее за локоть и потащил куда-то по внутренним отсекам корабля. Сакура стискивала зубы, выдирала руку, пока мужик не обернулся и не влепил ей затрещину, от которой в голове зазвенело.
Ее швырнули на лист металла. Сакура вновь назад отползла, в панике озираясь и пытаясь отыскать выход. Просторная палуба: окна вели в бесконечно бегущую серость Неба, скрипуче крутился руль, а в старых лежанках, хаотично разбросанных, было никак не спрятаться.
— Э-это еще что такое? — на них напустилась горбоносая старуха с медно-рыжими косами, испещренными проседью. — Вы чего… привели сюда это?
— Заткнись, — огрызнулся здоровый мужик, тащивший Сакуру. В ярком свете палубы он оказался рыжим и неожиданно молодым, с грубым обезьяньим лицом. — Ублюдки Учиха замутили восстание, и…
— …и вы пожалели малышку? — издевательски промурлыкала бабка и уперла руки в бока.
— Нет, разумеется! — ответил второй мужик. В отличие от сотоварища не такой высокий и весь словно жидкий и ломаный. — Мы не хотели уходить без добычи.
— И все, что вы добыли, — девчонка? В порту, где война началась? Да мы за плату могли перевезти столько богатых! Арауми, ты…
— Я не собираюсь торчать в этом чертовом месте! — рыкнул обезьянолиц Арауми. — Девчонка по пути подвернулась. Продать ее, и дело с концом.
— Ты дурак?! — вскричала старуха, и Сакуре вдруг подумалась, что она, верно, мать этого Арауми. Потому что вела себя ровно как мама. — На ее волосы посмотри!
— А че волосы?!
— А что это за цвет такой странный?!
У Сакуры в груди екнуло. Почему-то вперемешку со страхом в ней затеплились искры приятной гордости. Она стиснула в пальцах взмокшие прядки. Цвет волос — единственное необычное, что у нее было. Нежные, розовые, как бутоны расцветающей вишни. Ее, бывало, дразнили за них, как и за лоб, но именно из-за волос обидно никогда не бывало.
— …вдруг мелкая — ведьма!
Потому что всякие бабки иногда суеверничали, и их глупые пересуды делали Сакуру хоть немножко особенной.
Тогда она вдохновилась. Обнаглела настолько, что решилась угрожать похитившим ее пиратам, бычилась и, чуть не плача, криком клялась, что наведет порчу. А те демонстративно не верили, но все равно странно косили. И спорили, рычали друг на друга несколько дней, что с ней делать: продать или сразу скинуть за борт.
— Пойдем-ка туда, — выдохнул седеющий жидкий пират. Другие звали его «Зо».
Сакура попятилась назад, борясь с дурнотой. Стянутые за спиной руки болели от жесткой бечевки, с жары и голодухи плохо соображалось, а мама и папа так и не пришли, чтобы ее забрать. Душный безоблачный порт, людный, весь в пыльной брусчатке дорог, сам по себе казался ловушкой.
— Не пойду, — она жмурилась и мотала головой. — Не хочу… не хочу в рабство! Я тебя заколдую!
— Дуреха…
Зо потянул ее за локоть по улице, набитой палатками и узкими гостиными двориками.
— И никто-то тебя не возьмет. Тц… Мелкая слишком. В другом бы порту… черт.
Он откинул скользкие занавески, втащил Сакуру в тесное помещеньице, загаженное спертой вонью, и объявил:
— Здесь отдохнем. Лобешник свой здоровенный не высовуй особо.
Зо уселся за долгий низенький стол, а Сакура согнулась в три погибели у него за спиной, копчиком касаясь засиженной подушки, и слушала, как хлюпают бульоном и чаем потные мужики и как трещат мясные хрящи в жвалах их челюстей. Жарко, бурлил живот.
За столом же играли: кидали кубики, ржали и переругивались, шлепали картами. За чумазыми окнами зрела сизь горячего вечера.
— Я отыграюсь! — бравурно прорычал кто-то. Голосом низким, пьяноватым и неожиданно женским. — Мне сегодня везет!
— Цунаде-сама, — с укором пролепетала другая женщина.
— Я хочу знать, куда меня приведет проклятое везение, Шизуне… А ну иди сюда, человечишка!
Сакура боязливо выглянула из-под локтя своего пирата. Зо раскладывал карты перед светловолосой девушкой… дамой. Ухмылка у нее была какая-то опасная, взгляд дурной и одновременно цепкий, а белая, едва прикрытая грудь расползлась по столешнице.
— Черт… — тревожно бормотал Зо.
Тревога дрожливо откликалась в груди Сакуры. Она сглатывала, моргала, следила за уходящими в отбой картами и за белой рукой с красными ногтями. Не знала, как играть в такую игру, но по ворчанию Зо понимала, что дела у ее пирата не очень. Он швырял на стол сумку, толстый кожаный ремень, пару ботинок, а после стянул со своего потного тела и майку.
— Когда же настанет предел твоему везению, ведьма…
Сакура вздрогнула. Почему он назвал эту Цунаде «ведьмой»? Просто от злости, или она правда…
Правда ли в блеске ее карих глаз гнездилась грозная подчиняющая магия?
— Трусы снимай, — с желчной издевкой улыбнулась Цунаде. — Проиграл.
— Ну уж нет! — Зо швырнул карты на стол и придавил ладонью. — Ты их заговорила. Старая карга!
— Что-о-о?!
Она треснула о стол так, что доски разошлись трещинами. Посетители с воплями поотскакивали.
— Старая? Да как ты посмел!
«Правда, — Сакура ошеломленно впилась глазами в озверевшее лицо женщины. — Ведьма».
Цунаде величественно наступила на стол, с хрустом разминая кулаки; блеск карих глаз закалился в настоящую сталь, и даже дыхание ее стало будто бы видимым, способным задавить и смести. Осоловевший пират попытался отползти, но она двинулась на него и схватила за грудки.
— Ла… ладно! — взвизгнул он, зажмурился и замахал руками. — Не ведьма, не ведьма! Бери все, что хочешь, майку, штаны, хоть девчонку, только трусы мне оставь!
— Я забираю все, — объявила Цунаде. — И трусы в том числе.
Этим днем мечен самый крутой разворот в жизни Сакуры. Наутро госпожа Цунаде проснулась и, морщась от головной боли, выдала:
— Мужские трусы и ребенок… Серьезно, что ли?
Простоволосая и в юкате нараспашку, она поднялась на постели и мутно оглядела свою добычу — полный комплект потрепанного мужского одеяния и застывшую в уголке Сакуру.
— Шизуне! Что за черт?
— Вы это выиграли вчера в карты, — пояснила высокая женщина с желтоватым лицом. Со своей аккуратной короткой стрижкой, в темном запахнутом кимоно, Шизуне казалась учтивой и собранной служанкой для своенравной госпожи.
— Че, — буркнула Цунаде. — И ребенка?..
Сакура бросилась к ней, склонила голову и выпалила:
— Возьмите меня в ученицы! — Дрожащие руки сцепились в замок. — Госпожа Цунаде… вы же ведьма, да?
Цунаде лишь хмыкнула и лениво спросила:
— Зачем тебе это надо, малышка? Жизнь ведьм — не курорт, знаешь ли. Если вообразила себе красивые всполохи, искры, то сразу забудь. По большей части мы месим грязь.
— Мне это нужно! — пискнула Сакура.
О ведьмах ходили всякие пересуды. Кто-то считал их целительницами, кто-то — дочерьми Ночи. Их уважали, боялись, а кое-где за ними охотились. Но у них была сила, они могли за себя постоять. От одного подозрения пираты затрепетали тогда, дьявольски вкусное чувство…
Грязи и правда было полно, во всех смыслах. Они ходили по деревням вчетвером: госпожа Цунаде, сестра Шизуне, Сакура и свинка Тонтон. И магия по большей части оказалась незримой, фокус всегда заключался в том, чтобы человека настроить. Заставить поверить.
В магический дар Сакуры верили, ведь на плечи ей струями из лепестков нежной вишни падали волосы. В эти волосы верили даже больше, чем в зеленые отсветы исцеляющей энергии, мягко полоскающей ей ладони.
Особой ведьминской крови в ней, кажется, не текло, но отчаяние и баранье упрямство помогали получше, чем кровь. Она знала, что однажды ступит на платформу Листа и раз и навсегда разберется с засевшей в груди тяжестью.
…согнувшись, Сакура сидела у развороченной тахты. Держала ослабшую руку мальчика в своей крепкой руке и улыбалась, внушая ребенку уверенность, что ничего страшного не случится. Душу и кости проскребло холодком присутствия.
— Сейчас все закончится, — пообещала она, безошибочно различая дыхание Смерти. — Он вовсе не страшный. Просто проведет тебя дальше по Небу.
— Сестрица…
— Я здесь.
Сакура коснулась его лба последним успокаивающим поцелуем.
Скрипели пропеллеры — хлипкая скотовозка задыхалась, пытаясь донести до тюремного порта всю толпу арестантов, их скарб и животных. Сакура стояла среди них, сильная, взрослая и спустя годы от всех свободная. Цунаде-сама оставила на прощанье ей навыки выживания, в волосах ведьмину ленту и греющий кожу кристалл под тканью крестьянского платья.
— Ожерелье Первого Лорда! — ужаснулась старшая сестра Шизуне. — Но вы… никогда с ним не расставались?
— А, безделушка! — госпожа Цунаде поперхнулась саке и ударила по столу чаркой. — Зачем она мне нужна, одни несчастья приносит…
Ее крепкий, насыщенный магией голос уже развозило, как голые ноги по склизким грязевым лужам. Пила она от расстройства, Сакура знала. Не хотела расставаться с ней, своей ученицей.
— …мне не нужна, а этой упертой… упрямой девчонке еще пригодится, — Цунаде-сама растянула губы в пьяной усмешке. — Я в Лист уже не вернусь, не чувствую зова. А ты… ты другое дело… Сакура. Это не просто усилитель магии, нет… это ключ от реактора. Делай с ним что хочешь… Не зря ж дороги наши пересеклись!
— Не зря, — усмехнулась Сакура, собрала в стопе тяжесть телесной энергии и пинком проломила обшивку. Навстречу хлестнуло солнце полудня.
— Эй! — всполошились их конвоиры.
Напоследок она обернулась.
— Спасибо, что подвезли!
Тело ухнуло вниз. Поездка была не самой комфортной, зато транспорт бесплатный.
Держись, Открытый Лист.