Дорога сна

Ночь должна ведь когда-нибудь закончиться… Правда? Чем больше времени Весея проводила в клетке, тем меньше ей в это верилось. Тьма обступала пространство, подбиралась все ближе и ближе, крепла, и неудачливой беглянке казалось, что все это с ней навсегда. Брусничные прутья сжимались вокруг, отрезая Весею от мира живых и погружая в иной, куда более мрачный. Темнота, холод, запах сырого мяса. Что-то скрежетало в глиняных сосудах, что-то просилось наружу, и Весея присоединилась к этому запросу. Она хотела выбраться отсюда и бежать, бежать, бежать… «Может, попасть в Навь не так уж и страшно? Познакомлюсь с отцом, с мертвыми детьми матери», – утешала Весея саму себя. В спасение верилось все меньше. Многострадальное, некогда почти белое платье тут и там покрывали пятна. Их оставила сырая болотная вода, лесная грязь, кровь Весеи и тех несчастных куриц, чьи кости разбросаны здесь повсюду. «Там были и более крупные кости, ты помнишь? Чьи они? Чьи?», – шепнул мерзкий голосок в голове. Казалось, что ему одному нравилось это место. «Ты знаешь, знаешь, чьи…». – Дала бы ей хоть пирожок какой, – прошипел змеиный голос из утробы старой избы. – Не знаю… Варенья какого, что-то сладкое. Пос-с-смотри, какая она бледная. Как поганка. – Нет у меня здесь ни конфет, ни пирожков, ни хлеба с вареньем. Ничего из того, что нравится смертным, – отвечала ему ведьма. – Поганки есть, – засмеялась она, и голос на мгновенье зазвучал по-старушечьи. – А бледность сопровождала Мару из одной жизни в другую, нечего тут удивляться. Голод тут ни при чем. – А чем же ты кормила детей, которых мы… – Ничем и не кормила, – рассмеялась лесная ведьма снова, но теперь как молодая женщина. – Вот еще, чтобы потом кишки их чистить? Мурашки побежали по плечам девушки. «Они и правда едят детей, как в старых сказках?». Ведьма сидела рядом, поставила подле своей пленницы низкую табуретку и болтала костлявой ногой. Под всеми этими юбками ведьма была не так уж полна жизни. Тело ее иссохло, обложка, видимая дочерью батрака раньше – просто прикрытие, мираж, отступавший с приходом рассвета. Чем ниже клонится луна, тем старее лесная ведьма. Весея видела, как кости ее едва-едва поросли мясом под кожей, видела, как обильно ее тело усеяно черными бородавками, кое-где покрыто рыбьей чешуей. Эта женщина бесконечно стара, и даже темная магия не способна укрыть ее настоящий возраст. – Чернобог увидит, что ты ее голодом уморила, не обрадуется, – вновь заговорил змей, и голос его слышался все дальше и дальше. – Даже если ты вернешь ему его Мару бледной и черноволосой, как тысячу лет назад. – Уходишь – так уходи! – крикнула старуха, нехотя повернув голову. – А я уж как-нибудь перед Чернобогом отчитаюсь за свои грешки, ты не бойся. – И про меня рас-с-с-скажешь? – И про тебя, – коротко бросила старуха, на секунду прищурив правый глаз. Взгляды их на мгновение встретились, и женщина улыбнулась Весее так, как улыбаются старой подруге.Так, как ты никогда не сможешь улыбнуться человеку, которого едва-едва успел узнать. Словно есть у вас общая тайна, секрет, носимый под сердцем. Знаешь ты, он, и сам Белобог. Мурашки плотно сбитой стайкой пробежались по плечам Весеи вновь, очертили круг и вернулись к лопаткам. За стеной послышался скрежет, казалось, будто кто-то отдирает от пола доски и тащит обратно в лес. Весея представляла, как безжизненные бревна вновь обрастают ветвями, те – листьями, как жизнь возвращается в это мертвое древо. В этом месте ведь все возможно? Как в сказках, что мама рассказывала перед сном. Баба Яга с ногой из голой кости, змеиный царь, леший… Ей и самой теперь все казалось смутно знакомым. Этот запах, это ощущение предвкушения. Но что же грядет? Этого дочь батрака не знала, оставалось лишь одно – ждать. Всполох света заставил ее съёжиться, спрятаться в самом углу плетеной буковой клетки. «А прутья-то мягкие», – поняла девушка, оперевшись на одну из стен спиной. Если бы ей только найти какой-то способ… Весея попыталась набрать полную грудь воздуха, но что-то помешало ей вдохнуть. Тело будто… Будто не желало поглощать этот воздух, предпочло нехватку кислорода. – А ты молодец. Хитра, как всегда и бывало. Я бы не додумалась до такого, – заговорила лесная ведьма в воцарившейся тишине. – И Чернобог не додумался, раз до сих пор тебя не нашел. – О чем ты? – устало спросила Весея, она не знала, точно ли хочет знать ответ. – Об этом теле, конечно. На тебя совсем не похоже. – Мое тело – оно и есть мое тело. У меня другого нет, – фыркнула неудачливая беглянка. – Оно не может быть на меня не похоже. – Сейчас, дурочка! Было же когда-то другое, – ответила ведьма, не сводя с нее глаз. – Много, много, мно-о-о-ого тел, – протянула она, и голос женщины скрипнул. – Высоких, пышных, черноволосых тел… Весея прикусила губу. Она поняла, что лесная ведьма разговаривает не с ней, нет, не с дочерью наемного рабочего, мужчины, что уже много лет служит кормом червям. Ее интересует мнение Мары, злого духа, что якобы переродился в новом теле теперь. Изба опустела. Весея не знала об этом точно, но чувствовала, что здесь остались лишь двое. Но как и куда пропал Змей? «Воздух здесь странный», – подсказывало сознание, и Весея соглашалась с ним, медленно оглядываясь по сторонам. Внутри избы не рос мох, ничего не росло, вся жизнь осталась за старой деревянной дверью. Весея вспомнила ножки поганок под крыльцом, вспомнила кривые стволы деревьев в этом лесу. У нее не было сомнения: место плохое… «Деревья убежать хотят», – говорила мама, видя подобные рощи. И все же… Что-то манило сюда. Злобный голосок, живший внутри нее столько, сколько дочь батрака могла себя помнить, ликовал, радовался. В отличае от мха и грибов, он мог бы вырасти под этой крышей, окрепнуть, стать сильнее. Что если голос этот и принадлежал Маре, древнему духу, сулившему лишь холод и мрак? – Ты ведь тоже это чувствуешь, правда? – когда Весея взглянула ведьме в лицо, та улыбалась, обнажила перед ней свои ровные зубки, но на мгновение в них мелькнула черная грязь. – Прямо тут, в этом воздухе, – она вдохнула поглубже. – Что-то приближается, – отозвалась Весея, сама не зная, почему вообще говорит с ней. – Не что-то, – рассмеялась старуха. – Нет, нет… Кто-то. Чернобог идет, милая. Тебе бы лучше подготовить свои извинения перед ним. – Да мне не за что перед ним извиняться! – закричала Весея, не в силах справиться с эмоциями. – Я… Да я только вчера узнала об этой Маре, о перерождениях, о том, что… Что я – это она. – Дури кого другого. Ты всегда знала об этом, милая. Не обманывай ни себя, ни меня, – говорила женщина, и взгляд ее изменился, стал мягче. – Ты всегда знала, что в тебе есть что-то иное, что-то темное, холодное, как чрево болота. Что-то, чего нет в других смертных. Весея прикусила губу. Ей не нравился путь, по которому начала петлять их беседа. Ведьма смотрела девушке в глаза, и в одно из мгновений неудавшаяся беглянка поняла, что не может отвернуться. Ее словно околдовали, привязали неизвестными чарами. «Чем старее ведьма, чем дольше она живет под этими небесами, тем сильнее ее магия», – услужливо подсказал голосок, шедший из самого центра ее разума. «Взгляни. Этой под двести лет, не так много для служительницы мрака». Боковым зрением девушка замечала пульсацию света вокруг. Череп за окном заморгал, Весея знала, что век у того не было, и сами кости касались друг друга, закрывая пустые глазницы. Темные глаза ведьмы высасывали из нее все силы, распространяли мрак. Весея чувствовала, как голова начинает кружиться, как мысли утекают, словно ил, подхваченный течением полноводной весенней реки. Самые ранние воспоминания проносились мимо на огромной скорости. Они, словно косяк диких птиц, задевали Весею крыльями, заставляли шататься, почти падать… О многом ей удалось забыть. Она вспомнила первую встречу с невестой старшего брата, вспомнила ее поджатые губы, хищный взгляд голодной лисы. Весея вновь облачилась в тот страх, что испытала когда-то. Дочь батрака видела чьи-то похороны, слезы матери, слышала, как топор бьется о пенек, отсекая куриную голову. Жизнь вновь и вновь проносилась мимо, и в каждом воспоминании внутри Весеи роилось что-то недоброе. Тьма. Тьма тянулась к ней из каждого угла, нашептывала свои нечистые мысли. Весея вспомнила, как сжимала и разжимала кулаки, лишь бы отвлечься от навязчивого «Если кинуть камень в затылок той девчонке, никто и не узнает, что это сделала ты». Эти мысли приходили внезапно и так же внезапно покидали ее голову, не оставив от себя и следа. Ведьма отвернулась, обронив очередную улыбку. Весея вспомнила, как собирала по двору куриные головы и закапывала их под окном своего дома. Каждый раз она руками разрывала старую ямку и пальцами касалась гниющей плоти старых голов. Черви копошились в земле, поедали мертвечину, и Весея улыбалась их пиру. «Корми землю, корми землю, что б давала жизни стеблю, чтобы жив остался я…», – напевало что-то в голове. – Чернобог тебя очень искал, Мара, он взывал к тебе из темноты, он просил, требовал, он замучал всех нас, – говорила старуха тихо. – И как же хорошо, что именно мне предстоит ему тебя вернуть. – Почему бы ему просто не найти себе другую? – огрызнулась Весея, чувствуя, что ведьма без спроса просмотрела всю ее жизнь. Словно прочла в резной березовой летописи. – Вижу, желающие имеются. Женщина бросила в сторону своей пленницы недовольный взгляд. Весея высказала мысль наобум, сделала ставку и оказалась права в своем предположении. Она припомнила слова матушки, только-только закончившей рассказывать ей очередную сказку. «Каждая ведьма, вещунья, каждая темная колдунья на свете мечтает об одном только взгляде своего темного повелителя, Чернобога, отца мраку и холоду. Все они ему невесты, и все жаждут отдаться пороку». Она завидовала Маре, завидовала одержимости, вызванной ею. – Мы не можем сомневаться в его решениях, – тут же ответила ведьма, и голос ее прозвучал серьезно. – Но ты сомневаешься, – тут же поддержала свою мысль Весея. – Ты думаешь, он бы справился и один. Без меня. Слова эти сыпались не с ее уст, а с чужих, их беглянка будто доставала из ящика, что до сего мгновения был плотно заперт. Ведьма сжала свои губы плотнее, и темно-красная помада с них съехала, испачкала бледную кожу. Морщинки показались под крючковатым носом, бровь подпрыгнула вверх. Весее на мгновение открылся морщинистый рельеф, стало ясно, что всю красоту ее составляют чары, контролировать которые не так-то легко. За дверью послышался тихий скрип, и дочь батрака повернула голову к звуку, бросила в ту сторону растерянный взгляд. – Боишься, Мара? Никто больше не придет, – холодно заметила лесная ведьма. – Гостей сегодня больше не будет. Мы ждем только одного… Но Весея еще не была готова к этой встрече. И снова что-то шевельнулось в ее груди, что-то заставило девчонку занести руку за спину, проверить кармашек, пришитый с внутренней стороны старенького платья. Дочь батрака приложила усилие, лишь бы радость не отразилась на ее лице. В темном свете, едва-едва заполнявшем избу, багровые кровавые пятна на ткани казались черными. Весея обнаружила в кармане нож, укутанный в кожаные ножны. Медь холодила руку, приятно целовала кожу, до сей поры лишенную ласки. «А старуху разве можно убить ножом?», – спросил Весею злобный голос, но девушка мотнула головой, словно желая выкинуть его прочь через ухо. Нож поможет ей прорезать эти мягкие прутья и оставить ведьму одну. Она ведь сказала змею, что придумает себе оправдание. – А в чем же ты его встретишь? Чем будешь радовать? – тихо спросила девчонка, и ведьма вскинула тонкую бровь в недоумении. – Ты разве уверена в том, что вот так нужно встречать Чернобога? Хозяина Нави, дающего тебе и дом, и кров. – Не понимаю, к чему ты клонишь, – нахмурилась ведьма, подавшись вперед. – Каких-то кикимор и упырей ты кормишь сытыми деревенскими детишками, верно? А для Чернобога у тебя нет ничего, кроме тощей девки из клетки. В старом драном платье. Ты правда думаешь, что ему это придется по вкусу, ведьма? – Весея подалась вперед, ей хотелось лучше рассмотреть посеревшее лицо своей собеседницы. – Змей понял быстрее тебя, потому-то он и убрался отсюда заранее. – Мое платье, – начала старуха, и голос ее задрожал, словно у умирающей карги. – Обноски. Саваны покрасивше шьют. Лесная ведьма не ответила, только сжала губы сильнее. На долю мгновения, на жалкую секунду лицо ее приобрело тот вид, какой должно нести в люди. Кожа почти сползла с черепа, щеки неуклонно тянулись вниз, к деревянному полу, глаза утопали в складках морщин. Она не старуха, нет, она – труп, гниющее тело, жизнь стремится покинуть эти кости, но магия не позволяет уйти. Это против природы, против всех ее законов… Вот почему старуха не может покинуть избу. «Она умерла», – понимала беглянка. «Сдохла. И теперь живет здесь, на стыке миров. Явь соединяется с Навью, и все эти гости шли не к ведьме в дом, а мимо нее. Вот, куда скрылся змееносец, вот откуда явится в наш мир Чернобог». Ведьма собрала в кулак все свои силы, и молодость вновь наполнила эту измученную временем плоть. Бедра снова налились соком, руки окрепли, а с лица сошли все морщинки. Алые губы растянулись в улыбке. Как дочь батрака и надеялась, ведьма поднялась с места, и десяток пушистых юбок взметнулись вверх вслед за ней. Старуха скрылась за поворотом избы, принялась шуршать холщовыми мешками, рыться в пыльных сундуках. Глиняные сосуды бились друг о друга, издавая тихий треск. Отличное укрытие. Весея же вынула из кармана нож и принялась пилить ветви, отделявшие ее от долгожданной свободы. – А ты права, – заговорила ведьма громко, и какофония звуков все не стихала, подпевала ее движениям. – Негоже, негоже… Весея понимала, что женщина хотела бы обратиться к ней весьма нелестным словом, останавливала ее лишь приближенность Весеи к Чернобогу, опасность, которую может нести за собой неуважение к его собственности. «Собственности», – подумала дочь батрака с отвращением. Нет уж, нет, нет… С нее хватит этих сказок. Буковые ветви лопались одна за другой, мягкая древесина расходилась, потревоженная остро заточенным лезвием. – Уж и солнце скоро встанет, – шелестела веда в глубине комнаты. «Когда я успела припрятать в платье нож?», – спрашивала Весея саму себя, но отвечал ей кто-то другой, кто-то посторонний. «Успела». Ведьма продолжала искать что-то в недрах старой избы, она уходила все глубже и глубже, шорохи приглушались стенами, количество которых невозможно сосчитать. Беглянка не знала, сколько там комнат, сколько пространства таится за очередным поворотом стены, еще меньше она хотела знать, чем именно оно занято. Когда проем в клетке оказался достаточно широким, Весея юркнула в образовавшуюся дыру. Старуха продолжала искать что-то в глубине своей древней избы, она зацепилась за слова Весеи, вгрызлась в них гнилыми зубами. Ведьма страстно желала выслужиться перед Чернобогом. «Она всегда была такой», – подумалось дочери батрака, и мысль эта заставила ее нервно оглянуться. Голос, говоривший с ней в собственной голове, точно принадлежал кому-то другому. Смутно знакомому… Весея отчего-то знала, что ни половицы, ни дверь не скрипнут, не выдадут ее побега старой ведьме. Девушка вышла за дверь, и серое небо начало бледнеть все сильнее и сильнее. Тьма уже отступала, и лес не казался таким страшным, каким он был в ночи. Под ногой тихо хрустнула куриная косточка, и в глубине старой избы раздался радостный крик гниющей старухи. – Прощай, ведьма, – промолвила беглянка, пустившись в сторону болота.