La Carbon

Франция 21 века — огромная клетка, битком набитая крысами, то и дело грызущими решетку. Кого-то из них травят, а кому-то удается сбежать и скрыться в подвалах, приспосабливаясь к новым условиям. С 80-х годов уровень преступности «держится на плаву», а за последние 20 лет (начиная с 1997) так и вовсе скакнул на 91% : теракты в 2015-2016 годах, 4472 зарегистрированных убийства, а еще массовые насилия, сведения счетов между преступниками и трансатлантический наркотрафик, с которым так усердно борется Ofast. Любвеобильная и романтическая Франция — такой она кажется жителям восточных стран, однако это лишь одна сторона монеты. Обратная же — то, что это страна, кишащая нравственно испорченными тварями, ворами, насильниками и убийцами. Жили они, как известно, по «своим» законам, обычаям и правилам, несоответствующим привычному обществу. Однако, было и между ними, как бы, расслоение в их социуме, какое-то, так сказать, разделение в их «черном мире» : одни были радикальными, всячески пытались политизировать криминальную структуру и укреплять ее любыми способами, другие же были в роде так называемых криминальных «либералов», которые может и хотели того же, что и первые, но держали рот на замке, а многие так и вовсе залегали на дно. В 2017 году произошло резкое изменение настроений на Корсике: вся дрянь, от которой остров, казалось, избавился лет 20 назад, вдруг всплыла на поверхность. Север Марселя тоже стал агрессивнее. А между тем во Франции предстояли выборы. На фоне раскаленной лавы террора во власть приходит молодой, известен своими прежними связями с банком Ротшильдов, Эммануэль Макрон. Либерал, гуманист, основатель партии «Вперед» и огромная надежда Европы. «Мечтам правых популистов не суждено сбыться» — горланил тогда депутат Европарламента от Христианско-демократического союза, «Вперед за толерантную, амбициозную и европейскую Францию» — писал в твиттере глава фракции европарламентских либералов. И так из всех утюгов. Европа была полностью за Макрона, Ле Пен же нужно было чуть лучше подучить текст и менее эмоционально глагольствовать на дебатах. Новый президент обещал первым делом заняться с преступностью, контрабандой и всей прочей грязью, кидающей тень на «светлую европейскую Францию», и заявление его были довольно резки, а меры, которые он собирался предпринять весьма радикальны. Это всё, безусловно, не могло обойти стороной местную шваль, которая была очень недовольна насчет этого. Гораздо более привлекательна перспектива ультраправой националистки, которая собиралась сосредотачиваться на внутренней политике, самоизоляции и отрыве от «гуманной» Европы, так усердно боровшейся с криминальщиной, нежели «39-летнего олуха» (так его называли чаще всего корсиканцы), грозящего опасностью всем их грязным делишкам. — Не нравится мне этот щеголишка, больно жестко он против нас настроен. — Ха-ха! Да ладно тебе, Гарри, уж в самом деле ты думаешь, что нам что-то угрожает? Как жили, так и еще проживём, гляди-ка, припомнишь еще мои слова. — Так то оно так, может ты и прав. Да мне только все равно не нравится он. — Да ничего в нем такого нет. Молодой, порывистый, все они строят из себя великодушных спасателей. Уверяю, и пальца не приложит к делу этому. Да и к тому же, чего только он не скажет, дабы выборы выиграть! Да хоть налоги уберет так вообще, только чтоб голосовал какой-нибудь идиотишка этак лет 20-30ти, да-к ведь потом вернет! Неужто поверишь, что страна без налогов будет? Франция без налогов, хэ-хэ! Аль поверишь, брат? — Известно, что нет. Кабы так, чтоб твоя правда была. Не то, бежать надобно-с будет, да подальше. Так рассуждали одним поздним вечером два старых мужика — члены корсиканской мафии, сидя у побережья Средиземного моря, и, куря лучшие латиноамериканские сигары из Сан Андреаса. Однако, никто, так или иначе, не знал, правда ли все то, за что выступал президент, и будет ли, в самом деле, исполнены его намерения «во благо гуманной и светлой Франции». Никто не знал, но многие надеялись, ибо жить в вечном страхе всем надоело, хотя до контрабанды и наркоторговли, конечно, дела мало кому было. В общем-то и целом, разделился всеобщий настрой: пока одни радовались, другие скрипели зубами и замышляли что-то очень нехорошее. В честь своей победы на выборах, Макрон организовал бал в Версальском дворце. Залы дворца начали понемногу наполняться к 8-ми часам вечера. Приехала высшая знать Парижа, но в основном были члены верховного правительства. Был здесь конечно и министр иностранных дел Франции Жан-Ив Ле Дриан, разодетый в синий костюм, что совершенно ему не шел, и министр вооруженных сил Флоранс Парли, и министр финансов Брюно де Мэр и многие другие представители политической верхушки. Все гости совершали обряд приветствия новому провозглашенному президенту Франции, а тот в свою очередь с улыбкой на лице и торжественным видом бодро жал им руки, стараясь уделить время каждому, переступающему через порог дворца. С чувством облегчения исполненной обязанности он отходил от каждого гостя и переходил к новому, готовясь выслушать практически одни и те же слова поздравлений, некоторые замечания и, так сказать, дружеские советы, от которых Макрон в итоге очень устал и решил делегировать эту обязанность своему помощнику Лэсли — 35-летнему парню, хотя все же по приличию в таком возрасте следовало назвать его мужчиной, но отсутствие бороды и необыкновенная живость в глазах все же не дает его назвать «мужчиной», потому назовем его парнем. Он был кудрявый, с длинными ресницами, совсем не выглядевший на свой возраст, и к тому же, казалось, не поддающийся влиянию тяжелой и практически круглосуточной работы без четкого графика выходных. Лэсли работал правой рукой директора банка Ротшильдов, там где и работал ранее Макрон, но после его отставки, поддерживая его баллотирование в президенты, тоже подал в отставку, а затем они как-то и сработались без особого труда, ибо были знакомы до этого. Пока Лэсли встречал гостей, Макрон стоял в центре зала и беседовал с образовавшимся кругом некоторых лиц, не совсем приятных, но тех, с которыми необходимо было налаживать контакт. Поднося к губам бокал шампанского, он увидел, как в зал вошел министр внутренних дел Франции — Жерар Коллон. Тот, заметив взгляд нового главы государства, тотчас же, но неспеша и, даже можно сказать, вальяжно направился в сторону Макрона. — Приветствую, месье Макрон, мое почтение, — он пожал ему руку и улыбался, нельзя сказать, что надменно, но во всяком случае неискренно, про это свидетельствовал и его тон. — Добрый вечер, месье Коллон, рад вас видеть. Тот в свою очередь взял в руки бокал и отпил немного, внимательно и без скрываемого интереса рассматривая Макрона. — Думаю, Европа сделала правильный выбор в свою пользу, — сказал тот, посмеявшись. — Вы так считаете? — ответил Макрон, стараясь сохранять дружелюбную улыбку. — Да. Мне хотелось бы верить, месье Макрон, что вы именно тот, кто сможет вывести Францию из того затруднительного положения, в котором она оказалась. Тот, говоря это, смотрел пристально и серьезно, но потом пустил смешок, ласково похлопал по плечу и удалился, бросив напоследок: «С вами ещё свидаемся». «До чего мерзкий и скользкий тип. Надобно с ним по-осторожней, нагловат тон» — подумал Макрон про себя, а затем потянулся за вторым бокалом шампанского. Зал был уже переполнен, однако никого это не смущало. Всеобщее оживление подкреплялось все новыми и новыми алкогольными напитками, подносы с которыми то и дело туда-сюда носили молодые официантики, (один из них даже чуть не споткнулся). Общество разделилось на несколько кружков, центром обсуждения во многих стала политика, но также обсуждали и Макрона, а некоторые даже делали тайно заключения и предположения о его правлении. Так или иначе, а скуки ,какая обычно присуща такого рода мероприятиям, не наблюдалось. Не было здесь также и людей, которые молчали в сторонке; все что-то активно обсуждали. В зал вошел премьер-министр — Жан Кастекс. А за ним вошла прехорошенькая, довольно молодая и необычайно красивая девушка. На ней было черное в пол платье с вырезом по левую сторону, что слегка оголял ее левую ногу, элегантно подчеркивая ее стройность, поверх платья на ней была шелковая и тоже черного цвета накидка. На груди был так же вырез, но не большой, не слишком открытый, но дающий право любоваться ее ключицей, а еще тонкой шеей, на которой было весьма дорогостоящее ожерелье. Роста она была невысокого, хотя высокий каблук все же компенсировал этот недостаток, глаза были карими, но на фоне ее бледненького личика выглядели черными, что только добавляло ей красоты. Волосы были темные и идеально ровные, иной раз можно было бы подумать, что она их выпрямила, но вовсе нет, никаких махинаций она с ними не проделывала; природа наградила. Она вела себя странно: как будто совсем не хотела быть на видном месте, казалось, при первой же возможности она бы испарилась, просто исчезла из этого зала, чтобы никто на нее не смотрел. Но между тем это было невозможно, ибо красота ее просто не оставляла шанса остаться незамеченной. Девушку сразу же заприметил Макрон, и было нетрудно догадаться, что она ему очень понравилась. Он смотрел на нее с явным интересом, и, наверное, смотрел бы вечность, пока ее взгляд не пересекся с его. В ее глазах был жуткий холод, и, если смотреть в них какое-то количество времени, то они казались еще темнее, чем на самом деле. Ни одна мускула в ее лице не дрогнула, и только нижняя губа слегка опустилась, в знак того, что в ней есть хоть какой-то интерес к смотрящему. Макрон стал было идти в ее направлении, но его тут же перехватила смеющаяся и воодушевленная Флоранс Парли, которая сумела его уболтать, так что он, как только опомнился, так уже и потерял из виду Жана и ту красавицу, что была подле него. — Скажите-ка, Флоранс, Жан ведь не один пришел. Что за девушка была с ним? — Ах, та девушка? — Да, та девушка. — Ну та, как вы говорите, девушка — его новая пассия. Никто не знает даже ее имени, и вообще он берет ее в свет первый раз. — Пассия? У Жана? Ну вот еще новость! Она ведь молодая совсем? — Нынче возраст уже мало что значит в делах то таких. Как часто бывает, что перед бурей всегда затишье, так и тогда на том балу, как говориться, ничего не предвещало беды. Вечер был прекрасный и до того душевный, что, кто знает, если б не случившееся, сидели бы, пожалуй, до рассвета. Однако, в 11-ом часу и произошло нечто непредсказуемое и напугавшее всех довольно сильно. Случилось это, когда все горячо обсуждали правительство Наполеона. Почему обсуждали, зачем, как речь зашла, никто не помнил, но, как часто бывает : кто-то заикнулся, другой подхватил, а третий выкрикнул, а вслед и остальные подключаются. Внезапно же пронесся звук выстрела. Выстрел был из пистолета. Все разом испугались, и тут мигом влетела охрана и начала выводить людей, объяв угрозу бомбежки здания. Макрон стоял, как вкопаный, что-то его как бы потрясло, как бывает в чрезвычайный момент, когда человек замирает и начинает думать о чем-то. Он тогда вдруг первый первый раз ощутил какова жизнь. Вот прямо минуту назад он обсуждал Наполеона, а сейчас его жизнь на волоске от смерти, и в эту самую секунду может подорваться здание. Так его потрясло это осознание, что он застыл в исступлении и смотрел на окно, зная, что оно сейчас разобьется. И как то даже на секунду показалось , что чужда ему земная жизнь, чуждо ему то чувство легкости бытия, и как будто и не жилец он, как будто уже умер, только морально, физически же еще пока жив. — Месье Макрон! — один из охранников хватает его за руку и утаскивает за собой. Макрон не особо сопротивляется, но все ещё находится в недоумении и прострации. И тут слышится взрыв в левой части здания. Все они находились в правой, но окна таки лопнули. Охрана уводит его, как можно скорее, а между тем, мгновение — и он видит прямо возле него ту, которая поразила его давеча у входа в сам зал. Она пробегает мимо него и движется в сторону огромных, уже разбитых окон. — Да что это! Девушка! Олухи, вон там девушка! — кричит он уже в агонии, но его не слушают, а тащут как можно быстрее. — Месье Макрон, сейчас подорвут эту часть здания! Прошу, ради вашей же безопасности! И он понемногу начинает идти своим ходом, ноги подкашиваются, но это мало его волнует. Он смотрит назад — на нее. Она между тем добегает до окна, и на ходу с нее слетает накидка, оголяя плечи и спину, на которой виднеется татуировка корсиканской метки. Она пролазит чрез разбитое окно, поднимая ту часть платья, на которой вырез, и тем самым практически полностью открывая вид на левую ногу и черную полоску белья, виднеющуюся на ней. Она смотрит на Макрона, перед тем как прыгнуть, и едва заметно уголок губы слегка приподнимается: она улыбнулась ему, но совсем недружелюбно, как будто хотела этой улыбкой что-то сказать или дать понять. А затем она бросилась вниз, и подол ее платья поднялся, она выглядела так красиво, но так опасно. Он смотрел на нее, и смотрел бы еще очень долго, если бы дверь перед ним не захлопнулась, и охрана бы его насильно не вытащила на задний двор здания. Раздался еще один взрыв, а потом в глазах Макрона потемнело и мир на какое-то время перестал для него существовать.