La Carbon

На следующее утро пресса пылала, а заголовки всех газет и статей начинались с «Террор на президентском балу. Кому перешел дорогу Макрон?». А между тем Макрон никому дорогу не переходил, и, более того, проснулся в 9-ом часу утра с ужасной головной болью и в паршивом настроении. — Твою мать! Черт бы тебя побрал! — возмущенно вскрикивал мужчина, читая утренние новости, — Лэсли!! Раздался звук приближающихся шагов, открылась дверь, и в комнату зашел тот, без кого нашему герою было бы очень сложно. — Ну, погляди-ка, на, читай,— мужчина кинул газету на стол, стоящий перед только что зашедшим помощником. — Эммануэль, я читал, и более того, есть еще новость, и она… похуже… — Лэсли выглядел несколько смущенным и вел себя неуверенно. Макрон подивился выражению его лица, однако же взял газету, принесенную помощником, и начал читать статью. Спустя минуты 3 лицо приобрело еще более эмоциональный окрас, и теперь даже намерения язвить не было. В статье же сей, которая так ввела в испуг двоих мужчин, речь шла, как и во многих на эту тему о теракте, практически полном уничтожении Версальского дворца, но самым, если можно так выразится, весомым и шокирующим фактом, хотя, безусловно, все выше перечисленные не менее шокирующие, была смерть премьер-министра Жана Кастекса. Тот был убит одним выстрелом в лоб и скончался моментально. — Черта-с два! Что же это делается! Господи, кому надо было? Жан... С чего бы? — С этим всем уже разбираются; и полиция, и экспертиза, и криминалисты. Сейчас необходимо прийти в себя, и выйти в свет, дать комментарии и интервью некоторым журналистам, дабы объяснить ситуацию и успокоить народ,— сдержанно говорил Лэсли. — Ох, Боже, чертовы журналюги, ни минуты покоя теперь. Слушай, а выяснили, кто всю эту стрелянину то устроил? — Полиция утверждает, что корсиканцы. Мафия. — Хммм, проснулись, значит.. Проснулись, потянулись и давай-ка премьер-министра грохнем, а вдобавок и президента попытаемся. Это все мое заявление. Этому всему виной то оно служит. Я с этими тварями бороться вздумал, так а чего ждал? Что покаятся и добровольно за решетку пойдут?.. У нас то теперь с ними начнется холодная война…. Но премьер-министра… зачем Жана то? — Да ведь ясно же, как день: напугать. Напугать вас хотели. — Ну нет, Лэсли, решительно и очевидно, что нет. Не такая тут психология. Не тот умысел. Они могли меня сразу убить, бомбить то начали другие части дворца, хотя наверняка знали, в какой я. Это скорей отвлекающий маневр. Хотя выстрел раздался до бомбежки. Эээ, тут, друг, темное дело, непонятное. Но, могу предположить, что Жана убили по личным каким-то причинам. — Весьма похоже на правду, Эммануэль, но кто это может быть… Макрон призадумался. Буквально минут пять он сидел и смотрел в одну точку — на угол стола, и словно пытался достучаться до истины, словно спрашивал у самого себя и ждал ответа. И тут, как это часто случается в таких обстоятельствах, его осенило. Глаза сразу прозрели, и сам он как-то оживился. — Да ведь, девушка! Слушай, Лэсли, с ним была девушка! Как я мог вообще забыть? Да и еще, ты знаешь, она ведь везде шаталась подле Жана, а потом, к слову, сбежала таким опасным путем. Чрез разбитое окно, а потом взрыв, а потом..! Можете ее уже и в живых то нет .. — Ума не приложу, что за девушка, да и к тому же, кроме Жана убитых более не находили, никто в принципе не пострадал, так что цель этого террора, к счастью, не была достигнута. — Э, друг, нет, никакой цели и не было. Не было, я теперь точно уверен. Тут что-то другое, совершенно другое таится. А девка эта, ну как! Как ты ее не видел. Хороша была, чрезвычайно! Странно даже. Да еще сбежала так… по странному… И.. И черт! — тот вспыхнул, как бы прокрутив момент произошедшего у себя в памяти, и, вспомнив еще очень важную деталь, которая его поразила, — Лэсли, у нее была тату. Да, точно, тату, я помню, Корсиканской мафии. Она давеча то, когда бежала, накидку потеряла, та с нее спала, а когда спала, так и видно на лопатке было метку. — Странно, я не видел, меня так быстро вывела охрана. Впрочем, как и остальных. Но, если она там в действительности…— он не закончил, как его перебили. — Что значит если? Она была там, Лэсли, и точка. Ты что же, меня за идиота держишь, а между тем эта девка может фигурировать в этой грязи. Так или иначе, надо ее отыскать, больно уверенно она сиганула с третьего этажа. Ее там кто-то ловил. Лэсли внимательно слушал и не намеревался более говорить, так как остерегался вспыльчивого нрава Макрона, особенно в таких обстоятельствах. Весь день глава Франции потратил на интервью, отчет прессе и различные комментарии по этому делу. Вроде как получилось загладить весь ужас и успокоить общество. Только к вечеру ему удалось приехать в Версальский дворец и вместе с тем ужаснуться от увиденных руин некогда еще величественного здания. Пресса там тоже, конечно же, присутствовала, но ее быстро разогнали, а на территории поставили ограду. Возле здания было штуки 4 крупных машин для устранения обломков; было же здесь много следователей, полицейских и рабочих, которые постоянно вздыхали при виде разнесенного дворца и осознании о предстоящей работе. — Ну? Что же, есть хоть какие-то сдвиги? Нашли что-нибудь? — Месье Макрон, только это вот из улик, остального ничего нет. — следователь показал ту самую накидку. — Во, гляди, она. Ее накидка, я говорил, — показывал Макрон Лэсли, а затем, помедлив и рассматривая ее в своих руках, вновь обратился к следователю, — так это, значит, все? Ни бомб, ни пистолета? Его же пристрелили? Что же вы тут всё роетесь, господа? — Месье Макрон, пистолета нет, потому как его убийца забрал с собой. Тело нашли в коридоре в левой части замка, но убийство было совершено в другом месте. В каком — непонятно, так как большая часть здания разрушена, а то, что уцелело мы проверили — никаких улик или малейших доказательств. — Видать, дело рук профессионала? — Скорее просто стечение обстоятельств и удобные условия. Застрелили до взрыва, потом на фоне всеобщей беготни и паники наскоро перетащили тело. Пистолет забрали с собой и скрылись — вот и все дело, да только оттого не менее сложное. Но вот еще факт, месье Макрон, бомбежка осуществлялась изнутри, это стопроцентно и точно. Кто-то внутри раскидал гранаты на таймере, ибо на то, что это делалось снаружи, никаких доказательств, а собственно и оснований так полагать нет. — Тьфу! Черти что, — он спрятал руки в карман и прошелся впереди всех, по направлению к центральной части, но не доходя, затем остановился, как бы обдумал что-то и вернулся, но теперь уже, решительно смотря на Лэсли, — Девка. Девку надо поймать. Все закрыть-перекрыть, все границы контролить, аэропорта обнюхивать, каждую щель, и на Корсике всех поднять. Ее надо найти, она там была неспроста. — Уже ищут, господин президент! — встрял в разговор один из полицейских. Макрон тотчас же обернулся, и тот как бы засмущался, что крикнул, но увидев, что президент выдавил из себя что-то похожее на улыбку, немного успокоился. — Все, что есть, мне доносите. Каждую деталь, впредь пока не отыщите. — Слушаем-с, будет исполнено. Макрон уехал, по дороге он читал новостную ленту, уже кишащую подробностями и отрывками из интервью, некоторые статьи вырывали фразы из контекста, что не могло не злить его, но уж и сил на злобу не было. Все, чего он хотел тогда, приехать домой, лечь и, не думая о происходящем, впасть в царство Морфея. Но и поспать то ему не удалось: в третьем часу ночи его разбудил Лэсли, в котором не было и капли усталости. — Эммануэль, ее нашли. Мужчина еще спросонья, только-только отойдя ото сна, протер глаза и прокрутил в голове эту фразу, чтобы понять в чем дело. Наконец до него дошло, он вскочил, начал одеваться, и через минут 10 они с Лэсли сидели в машине. Постукивая туфлями об пол, он смотрел в окно и думал, что сейчас ему предстоит узнать. Вопросов было много, и эта девушка могла дать на них ответ — по крайней мере он так считал. Вот они уже подъехали к полицейскому участку в Ле-Мюро. Здесь Макрон бывал редко, и речь не о полицейском участке, а вообще о самом городе. Ле-Мюро был небольшим, находился в 35 километрах от Парижа на север и славился относительной тишиной и покоем, хотя и тут иногда происходила бесовщина: например известный случай убийства заместителя начальника полицейского участка и его супруги бойцом Исламского государства и еще много подобных. Макрон вышел из машины, и к нему сразу из большого здания выбежал полицейский, который слегка запыхался, но, кажется, нёс позитивные новости, говорил оживленно и довольно бодро, несмотря на позднее время. — Месье Макрон, вы будете удивлены! — пролепетал тот, восстанавливая дыхание. — Я уже удивлен. В частности тем, что вы за 6 часов, стоило на вас один рас рявкнуть, нашли того, кто может пролить свет на всю эту темень. Неужели так все дела решаются? На его язвительный вопрос, полицейский ничего не отвечал и, склонив голову, провел его чрез отделение, в нужный кабинет. В коридорах был удручающий и до изнеможения душный воздух. И хоть здание было модернизировано современными архитекторами, внутри была ужасная атмосфера, приводившая в уныние и грусть всякого приходившего сюда человека. Макрон, привыкший к свежему воздуху, почувствовал еще более усталость и ему захотелось спать. Дверь открылась, в кабинете был только длинный стол и несколько стульев, было очень темно, и только одна лампа горела, освещая довольно большую комнату, так что на многие участки ее попросту не попадал свет. На стуле сидела та самая девушка, лицо ее в тусклом свете выглядело очень мрачно, скулы были еще более выразительнее, а глаза чернее. Она была одета очень откровенно и дерзко, но при этом не пошло, и вся ее прекрасная фигура не могла не вызывать всеобщую заинтересованность, которую так усердно пытались скрыть эти несколько часов сотрудники полиции. На ней были черные рваные джинсовые шорты и кофта бардового цвета, на правой руке рукав был полной длины до запястья, на другой же рукава не было вообще. На шее висело все то же ожерелье, на левой руке было кольцо, но не на безымянном, а на среднем. Кольцо было с черным камнем. На ногах были грубые мартинсы. Волосы собраны в хвост. Вся она, несмотря на свое не очень удачное для самой себя положение, держалась очень свободно и вальяжно. Раскинувшись на стуле, она сидела, положив ногу на ногу, и, очевидно, рассматривала ноготки на руках, шарпая пальцами по стулу. Как только дверь открылась, она, неспеша, отвлеклась от своего занятия и подняла голову, устремив свой взгляд на входящего в кабинет Макрона. Тот ее вовсю начал рассматривать и изучать, сам того не замечая, как ему что-то уже говорил один из полицейских. — Месье, Карина Карбон, — девушка нагло улыбнулась, услышав свое имя, и, продолжая пялиться на президента в открытую и бесстыдно, — нашли ее в Ле-Мюро, даже не сопротивлялась. Макрон внимательно следил за сменой ее мимики. — Карбон? Уж не того ли Карбона она родственница? Иль однофамильцы попросту? — Да, того самого. Поля Карбона. Правнучка. — Правнучка значит, — подходя ближе к ней сказал он, — по стопам прадеда чтоль решила пойти? Жаль. Такое красивое личико и на такое дрянное дельце идешь, — говорил тот, язвя. Она лишь молчала, все так же улыбаясь и играя глазками. — Что ж, добились вы чего-то с ней? Сказала хоть что-то? — Ох, никак нет, месье, мы сами то ее два часа назад привезли, и за это время ничегошеньки не сказала. Ни одного слова, только смеется. Думали чтоб уж к силе прибегнуть, ну так слегка-с, так сказать, для дела то, но решили вас дождаться, велено же было все сообщать. — Но-но, какая сила, ты что. Чтоб я впредь такого не слышал. На женский пол — непростительно, — возмущался Макрон, — знаете что, господа, выйдете-ка, оставьте это за мной. Я вас потом позову в случае надобности. Я сам с ней побеседую, — говоря последнюю фразу он, дерзко улыбаясь, и, слегка щурясь, смотрел на нее. Все до единого вышли, напоследок, как должное, сказав, что «зовите, при первой же возможности, мы к вашим услугам». Макрон взял стул и, пододвинув его ближе к задержанной, сел напротив нее. — Ну, милая, давай не будем затягивать, сама прекрасно понимаешь в чем дело. Рассказывай все, о чем знаешь. Девушка же, продолжая смотреть прямо в глаза Макрону, опустила ногу, а затем переменила позу, положив левую ногу на правую. — А что, если я скажу, что ничего не знаю? — То есть соврешь. Тогда я дам тебе еще шанс рассказать правду. Но учти, времени на долгие допросы у меня нет, а вот люди за дверью имеют на то полномочия и совсем не против повозится с тобой, и, как видишь, готовы даже применить не совсем гуманные способы, против чего я, конечно же, настроен отрицательно. Так что у тебя есть шанс рассказать всю правду, выкрыть всех, кто был в это замешан и тогда, душка, мы решим, что с тобой делать. Она ехидно улыбнулась, а затем и вовсе засмеялась. Макрон с точки зрения психологии мог понять такое поведение; она сама себя выдавала, но тот решил не давить, хотя и елозить с этим делом не хотелось. — Выкрыть всех?— она снова засмеялась,— кого всех? — Не юли, ты знаешь кого. Кто совершил теракт? На это ее глаза заблистали, и она начала смеяться очень громко. Ей нравилось ставить его в неудобное положение и издеваться над мужчиной, которого в свою очередь такая ситуация ничуть не забавляла — напротив он начинал краснеть, и вовсе не от стыда. Вопреки своему первоначальному плану, он не сдержался и стукнул кулаком по столу, та резко перестала смеяться, хоть и наглая улыбка с ее лица не исчезала. Макрон подвинул стул еще ближе и теперь уже смотрел совсем не по-доброму, ибо все происходящее потихоньку начинало выводить его из себя. — Ты шлялась с Жаном Кастексом на том балу. Он убит. Теракт, говорят, совершили корсиканцы, а у тебя, — тут он резко схватил ее за плечо, сзади которого была тату, и повернул его в свою сторону, — татуировка корсиканской мафии. И посмей хоть еще раз заикнуться про то, что ты ничего не знаешь, — та вскипела , и теперь и ее лицо изменилось. Глаза перестали сверкать, губы сжались, а сама она встала, вслед за ней встал и он. — Жана Кастекса убила я, — говорила та, глядя прямо ему в глаза, и, находясь совсем близко к его лицу, — у меня на то были свои причины. Но смею тебя уверить в том, что я не знаю, кто совершал теракт и точно к этому не причастна, — она замолчала на какое-то время и на секунду перевела взгляд на его губы, потом ехидно улыбнулась и продолжила, — с чего они вообще взяли, что теракт совершили корсиканцы? — Потому что все сводится к ним. Я делал заявление, что буду бороться с беспределом, который царит на их острове, вполне логично так считать. — Прямых доказательств нет, только косвенные. Ты просто заявил об этом, никаких действий. Не делай таких резких предположений, корсиканцы никогда не наносят превентивные удары, то бишь действуют де-факто. Это явно кто-то другой. — Ты в этом так уверена? — они все еще стояли критически близко друг к другу, и каждый пытался превалировать над напротив стоящим, — и почему бы тебе сейчас не соврать? А может ты, действительно, врешь? Та снова пустила смешок. Похабно задирая подбородок, та сказала: — Может и вру, — ее почему-то абсолютно не смущала сама ситуация, и более того ей попросту было смешно, — но, если уж тебе так необходима правда, то было бы очень правильно отвезти меня в тот дворец. Как говорится, убийца всегда возвращается на место преступления, так верни меня туда, — она посмотрела на него с вызовом. С минуту они оба молчали. Макрон пытался угадать, что у нее на уме, однако своим смехом она окончательно ввела его в недоумение. Ее бесстыдство и похабность несколько раздражали, но как бы дополняли ее образ; без этого она была бы не она, так что постепенно он свыкся с надменным тоном и наглыми манерами. В ее словах, определенно, прослеживалась логика, но и причин верить пока было недостаточно. Тем более, он как будто очнулся из раздумия, когда вспомнил, что убийство премьер-министра совершила как раз таки она. — Зачем ты убила Жана? Она сразу переменилась в лице. Странно было бы подумать, что она жалеет о содеянном или ей стало совестно, но можно было легко предположить, что его смерть — нечто не совсем приятное для нее. Тут она отошла и вновь села, скрестив ноги и отклонившись на спинку стула. А затем с некоторым безразличием сказала: — Вынужденные меры. Жан был пешкой на моем шахматном столе. В моих делах последнее время он представлял угрозу. А, как известно, угрозы нужно устранять. — Пешкой? Жан? Ни за что не поверю, бесстыжая чертовка, что он был хоть как-то связан с твоими делами. — Ха-ха-ха! Ну, господин президент, ты уж смешон, а еще наивен, — она снова насмехалась над ним, это ей доставляло особого рода удовольствие, — Да почем ты знаешь, кто есть кто в верхушке. Кабы знал, месье Макрон, сколько дряни у тебя под носом шатается и «представляет интересы Франции». Там, пожалуй, нечисти побольше, нежель на Корсике, хэ-хэ! — С кем еще, кроме Жана, ты снюхалась? Наглая девка, рассказывай все! — тот был в бешенстве, оттого что дело принимало такой оборот, и теперь, казалось, с новыми ответами пришло еще больше вопросов, а те за собой несли новые проблемы. — Ха-ха-ха! Ей богу, не могу! Все то у тебя так просто! Думаешь, я в самом деле сейчас начну диктовать тебе поочередно имена в алфавитном порядке, эдак и блокнота не хватит, ха-ха! Ну, право, смешно! Но ему смешно не было. Ему было совсем не до смеха. Он встал и направился к двери. Тут же прибежали полицейские. — В Консьержери ее. За убийство, — тут он обернулся и окинул ее мрачным взглядом, а затем продолжил, — премьер-министра. Полицейский смутился и принял удивленное выражение лица. Но на автомате, пытаясь скрыть, что он весьма сконфузился тем, что президент таки добился того, чего им добиться не удалось, он сказал: — Будет исполнено, месье Макрон.