I'm gonna whip you into shape

Хёнджин никогда не любил хороших мальчиков. Ему всегда нравились грубые, прямолинейные, сильные, что были на вкус как ментоловые сигареты и крепкий кофе без сахара. Нравились такие, которые были слеплены из того же теста, что и сам Хёнджин. Так он думал до тех пор, пока папаша со скрипом не просунул его учиться в университет, который Хёнджин откровенно в рот ебал. Он планировал вылететь после первой сессии и, несмотря на все возмущения родителей, пойти своей дорогой, выиграть парочку рок-фестивалей, собрать группу и на вырученные деньги укатить в кругосветку, прокармливая себя концертами и тяжелой музыкой. Но все его планы пошли крахом, когда однажды на каком-то добровольно-обязательном мероприятии, где всех перваков собирали в одном месте для массовости и создания иллюзии того, что эта нудятина интересна кому-то кроме дядек с важными лицами, сидящих на первом ряду, он не увидел свою занозу. И ладно бы, если эта заноза вонзилась ему в задницу, как обычно это делают все нормальные занозы. Эта же пролезла ему прямо в сердце. С высоты сцены заноза очаровательно улыбнулась и представилась Феликсом Ли. Заноза была невелика ростом, носила очки в черной оправе, блистала россыпью веснушек на носу и щеках и красила волосы в фиолетовый цвет. Своим низким голосом Феликс рассказывал о каком-то научном исследовании, которым занимался еще со школьной скамьи. Больше половины слов, что он произносил, Хёнджин не понимал, но все равно дурел от того, как уверенно тек его хриплый голос. Все закончилось тем, что, как только мероприятие подошло к концу, он вылетел из душного, наполненного людьми зала прямиком в университетский туалет, где он заперся в одной из кабинок, чтобы обдумать наваждение, что нахлынуло на него так пронзительно и остро. Все произошло как-то само собой. В один момент он вдруг обнаружил себя тяжело дышащим и судорожно хватающимся за серую стену кабинки ладонью. Хриплое и беспомощное «Ф-феликс» тоже слетело с его губ само. Это был пиздец. Уже на следующий день Хёнджин выяснил, что Феликс мало того, что является образцовым сынком образцовых родителей, так еще и был ебаным вундеркиндом. В свои едва девятнадцать он уже сотрудничал с каким-то крупным технологическим конгломератом, разбирался в инженерном деле, робототехнике и нейронауке. Преподаватели вуза облизывали его с ног до головы и хвастались им перед всеми подряд. А Хёнджин откровенно хотел сдохнуть, потому что не понимал, что он вообще забыл в этом университете, где учатся всякие преемники Тони Старка. А еще его на части рвало то, что с таким раздолбаем как Хёнджин такой интеллигент как Феликс даже за одну парту не сядет. Да и поговорить им будет не о чем. Вряд ли ему захочется слушать о том, как он в детстве с друзьями пускал наполненные водой презервативы с десятого этажа людям на голову, или о том, как однажды он сбежал из дома, чтобы разнести сеульский рок-фестиваль так, что под конец у гитары лопнули струны, а толпа не хотела его отпускать. Все это было классно для Хёнджина, но, Хван готов был отдать левое ухо на отсечение, уж точно не для Феликса. Он так и представлял, как Ли посмотрит на него как на последнего придурка, высокомерно сморщит свой курносый веснушчатый нос и отвернется к преподавателю, полностью погружаясь в скучнейшую лекцию. А Хёнджин так и останется униженным и отвергнутым этим напыщенным умником. С чего Хёнджин взял, что Феликс напыщенный, он не знал. Своим университетским знакомым умникам и преподавателям Феликс улыбался мальчиком-зайчиком и вообще ничем не выказывал того, что он был хоть сколько-нибудь недружелюбен, но Хёнджину было проще во всех своих несчастьях обвинять именно Феликса и медленно, но верно самоуничтожаться. Хёнджин жадно ловил каждую возможность увидеть его в коридоре, в столовой или на лекции общего потока. Он все смотрел на него, смотрел. Ввинчивался в него глазами, запоминая, как он привычно вертит ручку в пальцах, как лениво отвечает на каждый заданный преподавателем вопрос, как иногда единственный не строчит лекцию, потому что он все это уже и сам знает, и одному Дьяволу понятно, почему вообще Феликс Ли решил сюда поступить, почему не уехал в Америку на стажировку и почему не живет припеваючи, попивая кофе и сонно поглядывая сквозь панорамное окно своего небоскреба на только-только занимающийся рассвет. Хёнджин долго рассматривал фиолетовую макушку Феликса, а потом взял и покрасил волосы в ярко-красный. Девчонки визжали как летучие мыши, когда он впервые показался так на сцене. Хёнджин был зол как черт, и пот стекал по его шее красными дорожками, а они находили в его злости нечто привлекательное и кричали, как хотят их слизать. А Хёнджин не был против, хоть и мечтал, чтобы о таком его просил один конкретный человек. Хёнджин долго смотрел и на его веснушки, а потом во всех парнях и девушках, которые соглашались с ним уединиться, искал только эту черту. И каждый раз выбирался из горячих объятий разочарованный и злой, потому что Феликс Ли отравил все его существование собой. Постепенно девушки из его круга интересов отсеялись. Затем отсеялись парни, которые были выше примерно ста семидесяти одного сантиметра. Потом ему резко разонравился натуральный цвет волос. Нужен был яркий. Потом критерий «яркий» сузился до «фиолетовый». Потом к длинному списку предпочтений прибавились огромные оленьи глаза и губы бантиком. И даже если ему удавалось таких находить, все было не то, и ничего его не радовало. Кратковременные вспышки удовольствия потом казались фальшивыми и только разочаровывали. Потому что доставляли это удовольствие не те люди. Уходя от них со смурным лицом и оставляя их наедине с вопросами о том, что они сделали не так, Хёнджин чувствовал себя последним козлом на планете. И ведь никто из них виноват не был, и дело было только в бзике Хёнджина, который каким-то непонятным образом свел свет клином на одном человеке. Но объяснять он никому ничего не хотел, а сухого «поверь, дело не в тебе» не хватало, чтобы успокоить встретившихся с эгоистичной холодностью Хёнджина бедолаг. И ведь он всегда был не из робкого десятка, и подойти к понравившемуся человеку никогда не представляло для него сложности. Копий Феликса он, например, цеплял без труда, но с самим Феликсом все было иначе. Его переклинивало, и поэтому он просто всюду ходил за ним хвостом. Феликс сегодня собирается выступать на конференции? Отлично, дайте Хёнджину место в первом ряду. Феликс записался на дополнительные занятия по физике? Круто, Хёнджин уже там. Минхо, лучший друг Хёнджина, говорил, что он совсем в край ебнулся. Чан же тактично поправлял, что не «ебнулся», а «влюбился». Вот только Хвану, как это ни назови, легче не становилось. Да и все это звучало как бред. Влюбился… Да он последний раз влюблялся в седьмом классе! Понял, какая это хуйня, и больше не лез в это болото. Он, что, пубертатный подросток, чтобы вот так влюбляться? Он пытался убеждать себя, что нет. А потом Феликс проник в его сны. Сначала они медленно и почти невинно целовались. Феликс сидел на парте в аудитории, где проходили дополнительные курсы по физике, обнимал Хёнджина за шею руками и мурлыкал в поцелуй. Хёнджин оглаживал его спину, сжимал талию, клал руки с растопыренными пальцами ему на бедра и слегка когтил их, только этим выдавая свое нетерпение от того, как сильно он хотел оказаться в этом моменте. Но тут Феликс прижался ближе, обхватил торс Хёнджина ногами, тесно прислонившись к нему пахом. Потерся и самым блядским образом простонал прямо в поцелуй. Тут-то у Хёнджина снесло крышу. Он рванул Феликса к себе еще ближе, так что их тела врезались друг в друга, выбив из груди весь воздух. Феликс охнул, и Хёнджин воспользовался этим, проникая языком в чужой рот. В крови забурлил кипяток. Нежный поцелуй превратился в мокрый и грязный, полный животной страсти, желания обладать. В голове с каждым ударом взбесившегося сердца пульсировало: «Мой-мой-мой-мой…». И пусть даже в действительности это была неправда, сейчас Хёнджину нравилось так думать. Хёнджин оттягивал Феликса за фиолетовые волосы, целовал податливо подставленную шею, вылизывал выступающие белые ключицы. Две стороны боролись в нем. Одна хотела сжимать, царапать, кусать, не оставить на нем ни единого живого места, отыграться за все мучения, что Хёнджин из-за него пережил. А другая сторона хотела гладить, целовать, ласкать, вылизывать, относиться к нему как к сокровищу. И потому Хёнджин мешал между собой нежность и звериную страсть, не зная, как он хочет Феликса больше. А самого Ли все устраивало. Он плавился от поглаживаний, стонал от укусов, выгибался в спине и раздвигал ноги шире, когда ладонь Хёнджина касалась его ширинки. Весь был предоставлен одному Хёнджину и разрешал ему делать с собой, что только тому вздумается. Просыпался Хёнджин злющий как цербер и с каменным стояком, который даже холодный душ брал не сразу. На завтрак у него были одни лишь сигареты. Усугубляло ситуацию то, что даже во сне ему не удалось добраться с Феликсом до пика, потому что солнце брызнуло Хёнджину в глаза, и он проснулся как раз тогда, когда только-только спустил с Феликса штаны. С того сна жизнь поделилась на «до» и «после». И если раньше Хёнджин считал, что как-то «справлялся», то сейчас он мысленно отымел Феликса на каждой поверхности, которую видел, и ежедневно, если не ежечасно, представлял, как пачкает собой веснушчатые щеки и очки в черной оправе. Нет, не влюбленность это совсем. Хёнджину просто хочется Феликса. До окаменения мышц, до рыка, до бурления в крови хочется. И прав в формулировке скорее был прямолинейный Минхо, чем мягкий и тактичный Чан. Но когда Хёнджин свою мысль высказывал, Бан лишь легонько улыбался и говорил, что Хёнджин, не знавший ничего кроме секса на ночку или максимум на две, просто не умел иначе выражать чувства. Хёнджин отмахивался, потому что правда Чана ему не нравилась, а потом снова проваливался в собственный мир, где Феликс был весь его и встречал его долгим, тягучим, ленивым поцелуем, спускающимся вниз по коже. Боже, как ему не хватало прикосновений в реальности. Пару раз он пытался убедить себя, что Феликс весь такой из себя трогательный, целовательный и сексуальный только в его снах и фантазии, а в жизни все могло быть иначе. Откуда умнику, который с детства общается с учебниками, компьютерами и железками, знать, как нужно трогать и целовать? Может, ему и вовсе ничего из подобного было не нужно, и единственным его наслаждением и любовью были его феноменальные проекты и исследования? Может, это только Хёнджин весь испорченный, изнывал тут в грёбанном одиночестве со своими низменными, но все-таки чувствами? А может, у Феликса уже есть тот, кто дарит ему тепло? Кто-нибудь такой же гениальный и перспективный, кто изучил волшебные «кнопки» на веснушчатом теле Феликса и знал всякие умные словечки, которые он нашептывал ему на ушко и с которых они оба начинали мурчать как коты в марте. От последней мысли Хёнджину было особенно тошно. И пока он варился в своем несчастье, учебой он совсем не занимался. Не то чтобы и без своих недочувств к Феликсу он был бы примерным студентом, но новость о том, что он одной ногой стоит за чертой отчисления, хотя бы не привела его в такой ужас. — Я вижу, что вы стараетесь, Хёнджин, — говорил преподаватель, глядя в его зачетку со скорбно сдвинутыми бровями. — Посещаете курсы и конференции, но… — он покачал головой. — Я все еще не вижу от вас результатов. Хёнджин слушал его и холодел с каждым словом. Полгода назад он бы обрадовался, потому что все шло в точности так, как он планировал, но теперь… Как ему видеть Феликса, если его выпрут из университета? Не будет больше его низкого голоса, его яркой макушки, которую Хёнджин сверлил часами, блестящих за оправой оленьих глаз, веснушек, губ бантиком и курносого носа. Он не сможет наблюдать за тем, как сосредоточенно Феликс работает над опытом, что ушел далеко за университетскую программу, как расслабленно потягивает латте с карамельным сиропом (слишком сладкий на вкус Хёнджина), пока идет в сторону университета в своем длинном кашемировом пальто, как он поджимает губы, когда улыбается, как хлопает в ладоши, когда рад чему-то, как покусывает и посасывает нижнюю губу, когда задумчив, или как закатывает глаза, когда кто-то его раздражает, и Феликс из режима дружелюбия переключается в режим суки. Видеть все это ежедневно, конечно, пытке подобно, но лишиться всего разом казалось ему концом ебанного света. — Я могу что-то сделать с этим? — спросил Хёнджин, облизывая пересохшие губы. — Я надеялся, что вы спросите, — отозвался мужчина. — Есть один проект, который я бы хотел, чтобы вы подготовили. Он очень объемный, и один из наших самых выдающихся студентов вызвался вам помочь, — преподаватель указательным пальцем поправил очки. — Думаю, это может вас спасти, но надеюсь вы понимаете, что это только по моему предмету, а проблемы у вас везде, — мужчина весомо посмотрел на Хёнджина из-под толстой оправы. — Да-да, — рассеянно кивнул Хёнджин, но интересовало его совсем другое. — Могу узнать, кто мой напарник? — и весь обратился в слух. — Ли Феликс, — припечатал Хёнджина к полу преподаватель. — Найдите его и договоритесь о работе. Тема вашей проектной работы… И он еще много говорил, но Хёнджин ничего не слышал, разрываясь между тем, чтобы заорать от счастья или сейчас же на месте провалиться в ад. *** — Зачем ему надо было тебя из задницы вынимать, я не понимаю? — задавался вопросом Минхо, пока они сидели на заднем дворе университета под только-только позеленевшим кленом и пускали в воздух дымовые колечки. — Черт его знает, — Хёнджин затянулся особенно сладко и глубоко. — Ну я тебя поздравляю, — Минхо насмешливо улыбнулся, стряхивая пепел в траву. — Сбылась мечта влюбленного придуря. — Ой, заткнись, а, — Хёнджин пихнул Минхо в плечо, на что тот тихо рассмеялся. — Да ладно, — Минхо поправил лиловую выцветшую челку. — Потрахаетесь наконец и дело с концом. — Ну да, конечно, — хмыкнул Хёнджин. — Так он и разбежался подставлять мне задницу. — А что бы и нет? — Минхо залез с ногами на укромно запрятанную в тени скамейку и уселся в позе лотоса. — Ты чего как прыщавая шестиклассница? Дождешься, я скоро начну прикидываться, что я тебя не знаю. Потому что тот друг, с которым я познакомился, не вел себя как мокрая курица. Дай еще, — он вытянул руку, выпрашивая еще одну сигарету. — Обойдешься, — Хёнджин треснул его по руке. — Ты же меня не знаешь. Я не благотворительный фонд, чтобы с каждым встречным ебланом сигаретами делиться, — и Хёнджин злорадно и показушно затянулся, выдыхая дым через ноздри. — Тогда огонь из лупы и солнечных лучей добывай, а не из моей зажигалки, — уколол в ответ Минхо. — Не ломайся, Хвани, — и он бесцеремонно схватил Хёнджинов рюкзак, за него придвинул парня к себе и достал сигареты из кармана его куртки. В прочем, у Хёнджина не было настроения на долгие игры, и он не сопротивлялся. — Когда ты там договорился со своим гением заниматься «безумно увлекательным проектом» по физике? — Я не знаю, — Хёнджин пожал плечами, задумчиво разглядывая высыпавшихся под солнце студентов. Весна как раз вступала в силу, тяжелые пальто сменились легкими джинсовыми и кожаными куртками. Студенты развалились на сочной траве, щебетали, обсуждали надвигающуюся сессию, а парочки целовались по углам. Феликс тоже был среди тех, кто хотел насладиться приходом солнца. Он носил рваные джинсы и объемную белую толстовку. Корни его волос уже отросли, но он все равно умудрялся выглядеть опрятно и презентабельно. Даже с драными коленками и отросшими корнями. Гадство. Он сидел на каменном подоконнике выходящего во двор клуатра, одну ногу расслабленно свесив с него, а другую — согнув в колене, прислонялся спиной к колонне и улыбался сидящей напротив девушке. У нее были светлые прямые волосы, которые она убирала с лица широким ободком, и высокий лоб настоящей отличницы. В черной водолазке, облепившей ее тонкую фигуру, клетчатой юбке до середины бедра и в черных колготках, обтягивающих точеные ножки, она выглядела так, словно бы сошла с картинок пинтереста по запросу «dark academia aesthetic». И мордашка у нее была просто чудо какая хорошенькая. И выглядели они как ебаная сладкая парочка созданных друг для друга паинек. А Хёнджину от этой картинки вдруг сделалось дурно. — Что значит "не знаешь" ? — Минхо ощутимо ткнул его в бок, возвращая Хёнджина в реальность. — Вы что еще не договорились о встрече? — Как-то не довелось пересечься, — угрюмо ответил Хёнджин, не сводя с Феликса потемневшего взгляда. И вроде бы все было невинно и мило, но Хёнджин готов был удавиться от ревности. — Скажи, ты дурак? — Минхо проследил за тем, куда смотрел Хёнджин, и укоризненно покачал головой. — Он прямо перед тобой. Иди и пересекись. — Он разговаривает, не видишь? — Хёнджин закурил. — Значит, отвлечется, — пожал плечами Минхо. — Хвани, ты так все на свете проебешь. Иди к нему, заодно разорвешь этот милый разговорчик, из-за которого ты сейчас фильтр выкуришь, — словно невзначай указал Минхо. Хёнджин нахмурился, глянул на свою руку, в которой сжимал сигарету, выкуренную до основания. А когда поднял глаза обратно, сердце у него едва не ухнуло в пятки, потому что Феликс на него тоже смотрит. И если Хёнджин всегда смотрел на Феликса с огнем маньяка в зрачках, то Феликс смотрел спокойно и пронизывающе. И даже это подчеркивало их разницу. Однако бог знает почему, но Хёнджин на секунду почувствовал себя так, словно к его воспаленным мыслям приложили холодный компресс этим взглядом. Раньше у них никогда еще не было такого долгого зрительного контакта. А потом Феликс вдруг повернулся к своей собеседнице и сказал ей что-то, затем спустил согнутую ногу и спрыгнул с подоконника на траву. Подобрал рюкзак и… Нет, быть не может… Хёнджин несколько раз сморгнул. А Феликс все продолжал идти в его сторону, глядя прямо на него. — Ну вот, а у умников оказывается не только мозги крепкие, но и яйца, — шепнул Минхо, тоже глядя на то, как Феликс подходит. — Дай сюда, — Минхо вынул у него остаток от сигареты из рук. — Я пошел. — Куда ты? — Хёнджин вдруг запаниковал. — Спокойно, отпусти мою руку, — вкрадчиво прошептал Минхо. Хёнджин и сам не заметил, как схватил друга за запястье. Он медленно разжал закостеневшие пальцы. — Он просто назначит тебе место и время, расслабься, Хвани. И будь уже собой наконец, — встряхнул его Ли. — Все паиньки тайно мечтают о плохом мальчике, — а потом он достал зажигалку и показал ее Хёнджину. — Тебе, невротику, пригодится. — Боже, — Хёнджин закатил глаза. — Всё, вали уже, — он выхватил зажигалку и сунул в карман. Минхо криво усмехнулся. — Удачи, — пожелал он напоследок, поднял с травы рюкзак, закинул его на одно плечо и через все поле крикнул имя Чана, который общался в другой стороне двора с игроком университетской футбольной команды. — Привет, — поздоровался с ним Феликс и улыбнулся. И тут Хван понял, что Минхо имел в виду. Закурить захотелось страшно, поэтому он торопливо зажал сигарету между зубами и зажег, надеясь, что со стороны несильно заметно то, как безбожно тряслись его руки. – Хёнджин… Хёнджина пробрало мурашками. Ему так понравилось то, как Феликс произносил его имя своим невозможным голосом, что ему вдруг стало жаль, что он не единственный человек на земле с таким именем. Хотелось, чтобы если Феликс и произносил это имя, то оно относилось к нему одному и больше никогда ни к кому другому. Господи, какой же это пиздец… — Привет, Феликс, — прохрипел Хёнджин, выдыхая дым. — Прости, что отвлек от разговора с твоим другом, — извинился он, мельком бросая взгляд в сторону Минхо, что отжал у Чана пакет с ананасовым соком и медленно потягивал. — Не отвлек, — ответил Хёнджин и сам удивился тому, как сухо это прозвучало. — Ты по делу? — Учитель Ким уже дал тебе проект, ведь так? Я твой партнер. Голос его из вежливо-дружелюбного вдруг приобрел какие-то деловые нотки, которые звучали, когда он выступал перед кучей незнакомцев. Хёнджин чуть не пробил себе лоб ладонью. Какой же идиот! — Он говорил, да, — и все равно продолжил так же отстраненно. — Я удивился, когда узнал, что ты тоже за него взялся, — Хёнджин затянулся. — Все думал, зачем это тебе. — Просто так, — Феликс пожал плечами, словно бы написать проект было равносильно тому, чтобы пару раз чихнуть. — Чтоб скучно не было, — хотя, вероятно, для Феликса так оно и было. — Я скину тебе адрес в инсте, — он достал свой телефон. — Подъедешь ко мне, нам будет удобнее, никто не помешает. — Как скажешь, — пришла очередь Хёнджина пожимать плечами. Не только потому, что ему и вправду было все равно где, но еще и потому, что он искренне не понимал, почему ведет себя с ним как гребаная ледышка, когда каждый день горит из-за него пожаром. — Но я, если честно, в физике очень плох. — Ничего, — Феликс поднял глаза от экрана, а телефон в кармане Хёнджина завибрировал. — Я тебя натаскаю, — он кивнул, придавая своим словам серьезности. Хёнджин споткнулся о его слова, как обычно спотыкаются о ступеньку и падают, едва не разбивая себе лицо. «Да, малыш, натаскай меня» — Хорошо, тогда увидимся? — Да, до встречи, — Феликс на прощание махнул ему маленькой лапкой и удалился, оставив Хёнджина наедине с его шоком. Хван достал телефон и открыл инстаграм. Иконка человека, чей аккаунт он исследовал вдоль и поперек, отразилась в списке диалогов. Хёнджин нажал на нее и посмотрел на напечатанные тонкими маленькими пальцами место и время. У Хёнджина теперь есть адрес Феликса Ли.

***

Феликс жил недалеко от университета в высотке на предпоследнем этаже. Жил он один, а такие квартиры как у него принято называть апартаментами. Они были большие и светлые, с белыми стенами и потолком и черно-серой мебелью. Здесь было мало деталей, она была опрятна, выглядела в лучших традициях фильмов о богатеньких бизнесменах, но Хёнджину показалась неуютной. Здесь не было ни фотографий, ни брошенной на кресло джинсовки, ни растения, ни коробки из-под пиццы. Вместо маленьких вещичек для уюта здесь были странные футуристические фигуры и картины. Квартира была шикарной, но выглядела не обжитой. Хёнджин, вечно живущий в легком хаосе, к такому не привык. — Располагайся, — вежливо сказал ему Феликс, предлагая сесть за стул у рабочего места. — Могу сделать чай или кофе. — Не нужно, — Хёнджин мотнул головой, усаживаясь. — Давай приступим к делу. Хёнджину уже было трудно находиться здесь. Потому что несмотря на то, что квартира была просторной и вылизанной, она успела пропахнуть Феликсом вдоль и поперек, а Хёнджин обнаружил для себя, что его мятно-шоколадный запах плавит ему мозг как серная кислота. Страшно захотелось закурить. — Курить на балконе, если что, — Феликс пугающе точно угадал мысли Хёнджина, на что Хван кивнул и остался сидеть на месте. Было бы странно, если бы он умчал на воздух прямо сейчас. И они принялись за работу. В основном всем занимался Феликс, а Хёнджин лишь пользовался возможностью побыть к нему близко и попялиться на него. От него требовалось только отвечать «да» или «нет» на вопросы Феликса, касающиеся оформления работы, а также делать вид, что ему безумно интересно разбираться во всех этих физических формулах, природу которых Феликс пытался ему объяснить. А Хёнджину просто нравилось на него смотреть. Когда Ли был занят работой, его черты лица смягчались, ресницы подрагивали, пока он бегал глазами по экрану, брови иногда сходились на переносице, когда у него возникали незначительные трудности. Волосы у него всегда красиво лежали и казались мягкими и пушистыми. Хёнджину так и хотелось запустить руку в его макушку, проверить, действительно ли они такие, какими он себе их представлял, и разлохматить их. Феликс был одет в черную водолазку и дразнил хёнджиново воображение. Интересно, какая его шея на ощупь? Покроется ли он мурашками, если Хёнджин уткнется носом ему в шею и покроет ее поцелуями? А как он отреагирует, если Хёнджин коснется губами кончика его веснушчатых ушей, кажущихся такими чувствительными, и вылижет каждую веснушку? Будет ли он тихонько и хрипло постанывать, если Хёнджин обласкает его рот своим языком, а потом подхватит под бедра и разложит на этом стеклянном прозрачном столе? Низ живота от таких мыслей обожгло, а член ощутимо потяжелел. Если он сейчас же не остановится, то выдаст себя с потрохами, поэтому он собрал все свое мужество в кулак и отвел глаза. Курить хотелось неимоверно сильно. А еще бы спустить напряжение разок, но делать это в ванной Феликса, пока сам Феликс буквально находился за стенкой, было бы совсем пиздец. — Хёнджин, ты меня слушаешь? — голос Феликса вдруг продрался сквозь воспаленное сознание Хвана. А потом чужая маленькая ладонь накрыла его колено. Хёнджину пришлось бросить все усилия на то, чтобы не взвиться ужом и не спугнуть Феликса и его внезапный прилив тактильности. — Слушаю, — соврал Хёнджин, так и не взглянув на Феликса. Место, где лежала его ладошка, готово было вспыхнуть. — Мне кажется, нет, — Хёнджину показалось, что в голосе Феликса прозвучал ласковый смешок. Он не злился на него. — О чем ты думаешь? — Думаю о том, как давно ты живешь в этой квартире… — сказал Хёнджин первое, что пришло ему в голову. — Год, — просто ответил Феликс. — С тех пор как поступил в университет. Хёнджин сглотнул, готовый поклясться, что Феликс пальцами легонько, почти незаметно, если бы каждый нерв Хёнджина не был напряжен, сжал его колено, невесомо погладил его ладонью. — Почему ты поступил именно сюда? — спросил Хёнджин то, что и вправду волновало его не первый день. — Тебе все дороги открыты. — Была причина, — уклончиво ответил Феликс. — Открытые двери для меня уже не закроются, а мне хотелось сломать ту, что для меня закрыта, — и на этот раз он сжал колено куда ощутимее, давая понять, что дело не только в том, что Хёнджину хотелось выдать желаемое за действительное. О какой закрытой двери он говорил, Хёнджин не понял, но решил, что подумает об этом потом, не когда чужая рука оглаживает его. — Когда твой следующий концерт? — неожиданно спросил Феликс. Тут Хёнджин не выдержал переживаемого шока и поднял глаза на Феликса. Тот, казалось, только этого и ждал, и их взгляды схлестнулись так, что пространство между ними едва не заискрилось. — Ты знаешь о моих концертах? — Я был на них, — Феликс мягко улыбнулся. — Я, конечно, люблю посвящать часы разработке искусственного интеллекта, но иногда от этого хочется отвлечься, а твои выступления — это хороший способ, — рука Феликса вдруг «встала» на указательный и средний палец и «потопала» вверх по ноге Хёнджина. — Понимаешь? — И как часто ты отвлекаешься, малыш? — Хёнджин расслабленно откинулся на спинку стула, заинтригованно кусая губы и трогая их пальцами. Рука Феликса почти достигла его паха, и Хёнджин посчитал, что это вполне зеленый свет на то, чтобы позволить себе называть Феликса всякими слащавыми прозвищами, которые, бог знает почему, в таких щекотливых ситуациях приятно слышать. — Хотелось бы чаще… больше… дольше… Ты очень хорош, когда на сцене. — Я и вне ее неплох, — хрипло ответил Хван, глядя на Феликса почерневшим от похоти взглядом. — Докажи, — с вызовом ухмыльнулся Феликс, хватаясь цепкими пальцами за его ремень. — Я уже час жду, когда ты начнешь наконец что-то делать, но вместо этого мы занимаемся какой-то фиг… Хёнджин не дал ему закончить, подался вперед, накрыл его рот своим и бесцеремонно забрался туда языком. Он так давно, так страстно и безнадежно его хотел, что сейчас не верил реальности, в которой находился. Кто бы мог подумать, что собранный, уверенный и гениальный Феликс ходил на концерты университетского раздолбая и даже был не прочь с ним «отвлечься». Феликс же времени тоже особо не терял. Он открывал рот шире, впуская Хёнджина и позволяя ему творить с его ртом все, что тому только вздумается, посасывал его язык, улыбался, когда Хёнджин покусывал его губы и водил по кромке зубов. Хёнджин взял его за руку и рванул на себя, усаживая на своих коленях. Феликс навалился на него, не оставляя ни сантиметра расстояния между их телами. Ерзал на его коленях и терся задницей о его пах, возможно, даже не специально, но у Хёнджина сносило крышу от его близости, податливости и открытости. Он оглаживал его плечи и подставлял под поцелуи шею, обтянутую воротом, который Хёнджину неимоверно сильно мешал. — Надо… — умудрялся шептать Феликс между поцелуями. — Надо дойти до кровати, — и он перехватил руку Хёнджина, что доставала заправленную водолазку и настойчиво пыталась под нее проникнуть, коснуться кожи, чтобы стало горячее и приятнее. Хёнджину было похуй где, лишь бы с Феликсом и лишь бы это не был очередной его мокрый сон. Феликс весь растрепанный и с красными распухшими губами поднялся, обхватив ладонью два хёнджиновых пальца, и повел его за собой, периодически оборачиваясь, словно тоже боялся, что он сейчас исчезнет. Не вытерпев, Хёнджин прижался к нему со спины, выцеловывая шею в районе линии роста волос, где его нос щекотал мелкий пушок. Феликс засмеялся, сжав его руки в ладони, а потом развернулся к нему лицом, притянул к себе за майку так, что Хёнджину пришлось немного наклониться, и сам поцеловал, запуская пальцы в красные волосы и лохматя их. Идти до кровати сейчас было дольше, но куда приятнее. Они врезались в полки и кресла, минуты две стояли и целовались у косяка, избавляя друг друга от одежды. Когда Хёнджин уронил Феликса на постель, на нем остались только трусы, на Хёнджине — штаны с расстёгнутой ширинкой (Феликс успел справиться только с ней). Хёнджину даже не дали отдышаться. Феликс и секунды не хотел лежать без дела, схватил Хвана за руку и потянул на себя. Пришлось изловчиться, чтобы не придавить удивительно мелкого по сравнению с самим Хёнджином Феликса и не сделать ему больно. — Какой ты нетерпеливый малыш, — бархатно прошептал Хёнджин возле покрасневшего уха, отчего Феликса ощутимо затрясло. Уши у него и вправду были чувствительные. — Хёнджин, пожалуйста, замолчи уже и займись делом, — умолял его Феликс, несдержанно шаря руками по его телу. Хёнджину нравилось смотреть, как внешняя выдержка Феликса и образ идеальной надежды всего нашего будущего рушатся и плавятся в руках Хёнджина от одного только его шепота. Феликс рвано выдохнул, когда чужая ладонь словно случайно огладила его выпирающий член. Он облизал губы, на которые Хёнджин, бывало, часами смотрел. Выглядело это так маняще и горячо, что Хёнджин откровенно дурел от этого, казалось бы, невинного движения. Он подался вперед, смял губы своими губами, протолкнул между ними язык, исследуя чужой рот и чувствуя, как Феликс слабо и немного возмущенно мычал ему в поцелуй. Он нетерпеливо ерзал под Хёнджином, чуть приподнимал бедра, прося больше прикосновений. А Хёнджин не то чтобы очень хотел его помучить, но ему уж больно нравилось то, каким нуждающимся в нем был Феликс. Потому что Хёнджин сам только и делал, что обжигающе хотел и мучился, оттого что нельзя. А теперь Феликс был с ним, обнимал его, целовал его мокро и горячо и просил его не останавливаться. С ума сойти можно. Хёнджин спустил поцелуй по линии челюсти и шее ниже, зарылся лицом в грудь, широко лизнул светлую солоноватую кожу и услышал одобряющий стон в ответ. Его соски напряглись и затвердели, от груди по животу побежали мурашки. Хёнджин огладил кончиком языка ореол, оставляя мокрые дорожки, что без горячего дыхания Хёнджина отдавали легкой прохладой, почувствовал нетерпеливую, иступленную хватку в своих волосах. Хёнджин огладил выступающие ребра одной рукой, а второй — сполз вниз, по подкаченному животу в самый жар и обхватил небольшой пульсирующий член ладонью. Он тронул влажную головку и опустился вниз, чувствуя под ладонью каждую венку. Феликса от прикосновения подбросило, ногти до покраснения впились в хёнджиново плечо. Частое дыхание высушило его кукольные губы, отчего он не переставая облизывал их, и от этого вида Хёнджину хотелось кончить. Желательно на эти губы и на очки, что все еще были на нем, потому что Хёнджин попросил их не снимать. Феликс метался, не мог совладать с удовольствием, что обрушилось на него лавиной, когда крепкая рука Хёнджина обхватила его член. На щеках застыл лихорадочный румянец, взгляд влажный, пьяный и отсутствующий, раскрасневшиеся и опухшие от его поцелуев губы. Он не видел ничего, кроме мини-космоса под веками, когда блаженно закатывал глаза и протяжно, хрипло стонал, снося Хёнджину крышу каждым звуком, что слетал с его рта. Он выглядел точь-в-точь как его фантазия. Только фантазия эта была живой, податливой, гибкой, горячей и открытой. Перед Хёнджином Феликс совершенно не робел, и это только больше заводило. — Сними, — проскулил он, приподнимая бедра Хёнджину навстречу. Тот решил хотя бы тут его не мучить и стянул трусы, оставив юного гения перед собой абсолютно нагим. Пульсирующий член топорщился и беспомощно прижимался к животу, пока Хёнджин снова не согрел его в ладони. Рука скользила по твердому, скользкому от естественной смазки стволу плавно и умело. Феликса подкидывало каждый раз, когда пальцы сжимались на налитой головке, а потом опускались и плотным кольцом на несколько секунд задерживались у основания. Он был уязвимым и податливым, все будущее науки в его, Хёнджина, руках. От этой мысли он не смог не улыбнуться. — Когда ты смотрел на меня на сцене, ты думал об этом? — спросил Хёнджин, прижавшись грудью к груди Феликса. Феликс повернул к нему голову, и его влажный взгляд пьяно осмотрел лицо напротив. Призывно приоткрылись припухшие губы, и Хёнджин, не выдержав, опять прижался к ним, ни на секунду не прекращая движений рукой. — Хотел, чтобы я трахнул тебя, м-м? — шептал Хёнджин между поцелуями. — Феликс Ли. Услышав свое имя, он распахнул глаза, а потом снова зажмурился, толкнувшись Хёнджину в кулак, и мучительно сладко излился в его ладонь. Хотя Хёнджина и слегка расстроило, что все произошло так быстро, вид кончающего Феликса сглаживал все углы, потому что никто так не выстанывал его имя, никто так по-кошачьему не выгибался, никто так красиво не хмурил брови и не жмурился. Если ему нужно будет прождать еще полгода в мучениях, чтобы снова лицезреть такое, он готов был на это пойти. — Хотел, — без стеснения ответил Феликс, прижимаясь к нему всем телом. Он еще тяжело дышал и сильнее обычного хрипел. Фиолетовые пряди липли к его лбу, а губы растягивались в пьяной улыбке. — Много чего хотел. — Расскажи, — настаивал Хёнджин, чувствуя так и не выпущенную тяжесть в штанах. — Лучше я покажу, — и он на удивление сильно надавил на его плечо, юрко перевернув Хёнджина на спину и усевшись у того на бедрах. Непонятно только, откуда у него взялись на это силы. — Готов? — спросил Феликс, улыбаясь удивительно хищно для человека с его ангельской внешностью. Хёнджин был готов для всего, что бы Феликс не решил, поэтому он лишь положил ладони на чужие бедра и стал ждать, всем своим видом говоря: «Бери, все твое». Феликс облизнулся и наклонился к Хёнджину, впиваясь ему в губы. Целовался он, что называется, «технично», с ювелирной точностью вылизывая и покусывая там, где Хёнджин больше всего ждал и хотел, чутко и удивительно точно считывал его реакцию. В этом была их разница. Хёнджин обрушивался ураганом, брал все и сразу, изводя измором, у Феликса же даже в таких делах имелся расчет, хоть и проводил он его, возможно, даже неосознанно. Но плевать на эту разность, пока Феликс продолжал терять над собой контроль под Хёнджином, а Хёнджина вело и плавило от аккуратных губ Феликса. Грудь Хёнджина тяжело поднялась, когда Феликс сполз по нему и мокрыми губами скользнул вниз, смыкая их на набухшем соске. Не выдержав, он запрокинул голову, открывая виду длинную мужественную шею. Феликс рукой ласково огладил ее, схватил Хёнджина за подбородок и потянул вниз, заставляя смотреть. Он вскинул взгляд. Такой, что если бы Хёнджин уже не лежал, он бы обязательно обрушился на пол. Все еще цепляясь за взгляд Хёнджина и изводя его этим, он обласкал второй сосок, а потом спустился ниже, с нажимом повторяя кончиком языка каждый изгиб поджарого живота. Руки наконец добрались до болезненно ноющего паха. Целуя кожу у кромки белья, Феликс сначала освободил его от джинс, потом стянул с него трусы, открывая виду стоящий колом член. Феликс дотронулся до него, пробуя на ощупь, провел вверх-вниз, заставляя Хёнджина до белых следов закусить губы. В груди горел пожар, в паху и подавно налившееся возбуждение грозило разорвать его на части, если ему сейчас же не уделят внимание. А Феликс все медлил, словно специально. Обдувал набухшую головку своим горячим дыханием, водил губами в каком-то сантиметре от нее, и Хёнджину стоило огромных усилий, чтобы не толкнуться в его — он был уверен — горячий, сладкий рот. — Давай, малыш, сделай уже это, — беспомощно простонал изнывающий Хёнджин. — Малыш? — усмехнулся Феликс, опять обдав головку горячим дыханием. — Сейчас ты не в том положении, — он ногтями оставил красный след на чужом бедре. — Я твой учитель сегодня. — Ли-сонсэнним, — исправился Хёнджин. Феликс удовлетворенно улыбнулся и так развратно облизал губы, что Хёнджин едва не заскулил. А потом он приступил к делу. Одного касания губами к розовой головке хватило, чтобы Хёнджин вскинулся. Звонкий стон вытеснил тишину комнаты, и Хёнджин услышал свой голос словно со стороны. Феликс, причмокнув, лизнул головку еще раз, а потом с силой втянул член в рот, и Хёнджин едва не забыл своего имени. Губы охватывали ствол безумно правильно, как раз так, как было нужно. Феликс заводил за щеку, брал глубже, помогая рукой там, где его блядские пухлые губы не могли дотянуться. Действовал уверенно, чередовал скорость и глубину, словно бы лучше Хёнджина знал, что ему нужно, и они проделывали это вдвоем сотню раз до сегодняшнего случая. Феликс ладонью провел вверх по его бедру, огладил поджимающийся в наслаждении живот. Хёнджин нашел его руку и сжал в своей. Обычно он не любил эти телячьи нежности во время секса, и у него никогда не возникало желание держать за руку человека, который ему отсасывал. А Феликса, вот, хотелось. А еще он это позволял и тоже за него цеплялся, иногда поглаживая костяшки большим пальцем. — Да, вот так! Еще, с языком… У Феликса в глазах стояли слезы, но даже так его взгляд — горячий шоколад — окатил его строгостью. — Сонсэнним, — добавил Хёнджин нетерпеливо и почувствовал, как Феликс тут же размашисто лизнул от основания до верхушки. Хёнджин скомкал в руках одеяло. Этот парень точно над ним издевается. Хёнджин ожидал, что Феликс продолжит свою ласку и подарит долгожданную разрядку, но Феликс покинул его, быстро шарясь под подушкой. — Что ты ищешь? — Хёнджин схватил его за талию и попытался вернуть на место, но Феликс не дался, а потом просто показал ему пачку презервативов и смазку. — Не волнуйся, мы еще не закончили, — Феликс горячо прижался к Хёнджину губами, давая ему распробовать поцелуй с новым солоноватым вкусом. Оторвавшись от него, Феликс зажал краешек блестящего квадратика между зубами и порывисто рванул, выпуская презерватив наружу. Он зажал его во рту, а потом наклонился к паху Хёнджина и губами раскатил презерватив по стволу, срывая с Хёнджина еще один протяжный стон. Выдавив смазку на ладонь, он щедро размазал ее по члену, а затем снова оседлал бедра Хёнджина. — Тебе нужна помощь? — спросил Хёнджин, почувствовав, как Феликс осторожно водит головкой вокруг своего входа. — Нет, — бесшумно выдохнул Феликс и насадился на него до самого основания, разделив с Хёнджином один стон на двоих. Феликс был для него готов. Член входил плотно, но мягко и податливо. — Блять, как же хорошо… — сбивчиво повторял Хёнджин каждый раз, когда Феликс толкался взад и вперед. Ликование заполнило его сознание до краев, просто от понимания, что гордость университета Феликс Ли сейчас седлал Хёнджина и как в безумном припадке без конца повторял его имя. Феликс сжимался, пульсировал вокруг него, елозил плотью по его животу, но в погоне за звездой уставал. К тому же пережитый до этого оргазм выбил из него силы. Он уперся ладонями в грудь Хёнджина, а потом и вовсе обрушился на него, сбивчиво двигаясь и горячо дыша ему в шею. Тогда Хёнджин решил, что хватит ему лежать без дела. Он выскользнул из Феликса, на что тот возмущенно заскулил. — Потерпи немного, — попросил Хёнджин, вставая на колени. Феликса он перевернул к себе спиной и поставил на четвереньки. Сам пристроился сзади, одной рукой оглаживая талию, а вторую запуская в фиолетовые вихры на затылке. — Порядок? — уточнил Хёнджин на всякий случай. Уж больно слабым казался ему Феликс. — Вставь мне уже, Хван Хёнджин, — и снова он был нетерпелив и чувствителен к его касаниям и, что еще сильнее усугубляло его положение, некасаниям тоже. — Как пожелаете, сонсэнним, — улыбнулся Хёнджин, а потом, долго не церемонясь, вошел во всю длину. Хёнджин двигался резко и с размахом, вбиваясь в Феликса так отчаянно и сумасшедше. Хёнджин нагнулся, прижимаясь, кусая плечо в мелких веснушках и матерясь на чем свет стоит. На эти мгновения, когда он выскользал, а затем снова врывался, растирая узкие горячие стенки, Хёнджин поверил в бога. Потому что секс с Феликсом ощущался как рай — так идеально он его принимал. Хёнджин нашел рукой член Феликса, обхватил его, водя по нему вверх-вниз в такт собственным толчкам. Очки упали с носа младшего, и он небрежно откинул их в сторону. Ноги Феликса совсем ослабли, уронив его таз на постель. Хёнджин накрыл его как одеялом сверху, продолжая вбиваться в Феликса и вжимать его ослабевшее тело в матрас. Покрывало сбилось, подушка улетела с кровати, что характерно поскрипывала, страдая от их необузданности. Хёнджин снова нашарил его руки, на этот раз совершенно случайно, но Феликс вцепился в его ладонь, как утопающие цепляются за круг. Хёнджин не возражал, чувствуя, как наслаждение накрывает его волной с бешеных берегов Австралии. Он вонзился в Феликса особенно сильно, сжался в последней судороге и мучительно зажмурился. Пальцы на ногах болезненно поджались сами собой. Его словно подбросило и окунуло в безмятежную невесомость. Он наклонился к уху Феликса и наградил его благодарным хриплым стоном, на эмоциях оставляя поцелуй на кончике раковины. Потом скользнул рукой под Феликса и понял, что он тоже был готов. Какое-то время они так и лежали в этом положении, тяжело дыша. Их горячие тела словно слиплись между собой. Рук они так и не расцепили, а потом Феликс и вовсе устало положил на них щеку. — Может, в душ? — спросил Хёнджин, когда их дыхание выровнялось, а ум стал яснее. — Давай. Все закончилось тем, что они сделали это еще раз в ванной. Сначала они просто собирались мыться, потом затяжно и лениво поцеловались, а после Хёнджин и сам не понял, как оказался у Феликса между ног. После, приятно уставший, он вышел на балкон и наконец закурил. В сознании пытались уложиться все события прошедшей пары часов. В голове приятная пустота и лелеющая воспаленный мозг мысль о том, что он переспал с Феликсом — своей годовой мечтой. И было это охуенно, даже лучше, чем он представлял. Дверь на балкон открылась, и две ладони ласково огладили его голую спину. Хёнджин не мог не улыбнуться. — Уже соскучился, малыш? — спросил он, не скрывая ласковой насмешки. Феликс мстительно укусил его в районе левой лопатки, вынуждая Хёнджина недовольно зашипеть. — Еще один синяк, — заключил он. Хёнджин очень удивился, когда обнаружил, что на шее у него распустилась целая поляна из небольших фиалок. Эта фурия с лицом ангела не пожалела шею Хёнджина. И сделала все так аккуратно, что он и в ус не дул, пока не глянул в зеркало. Однако в долгу он все же не остался, и пара пятен наливались и на шее юного гения. А ему скоро выступать перед целой толпой ханжей, дрочащих исключительно на научные достижения. От этой мысли становилось как-то особенно забавно. — Так ты не ответил на мой вопрос, — вкрадчиво прошептал Феликс. — На какой? — спросил Хёнджин, пытаясь нарыть в своей памяти что-то кроме беспорядочных стонов. — Когда у тебя концерт? — повторил Феликс. — Послезавтра, в баре «Drive», — Хёнджин с удовольствием выдохнул дым. — Придешь? — Да, думаю смогу, — Феликс ткнулся в спину острым подбородком. — Буду в первом ряду, чтобы ты хорошо меня видел. У Хёнджина от этих слов расползлись мурашки. Выступать и видеть Феликса перед собой. Петь для него, а после схватить, утащить в кабинку туалета и спустить с него штаны. Или Феликс сам его утащит. Тут кто первее перехватит инициативу. — А с проектом нашим что? — вдруг опомнился Хёнджин. Время было позднее, уже пора было уезжать, а они больше даже не вспоминали о компьютере. — Пф, — Феликс закатил глаза. — Не парься о нем. Сдам ему что-нибудь, и поставит он тебе зачет как миленький. — У меня и по другим дисциплинам проблемы, — Хёнджин осторожно повернул голову, заглядывая себе за плечо, где Феликс упирался в него подбородком, и поймал взгляд, сделавшийся вдруг очень хитрым. — Ничего, — Феликс облизнул губы. — Я и по ним тебя натаскаю. Хёнджин усмехнулся и закурил. Весенний теплый вечер окрашивал лиловое небо в ежевично-синий, плавно перетекая в ночь. Хёнджину пора уже уходить. Но он пообещал себе, что он постоит вот так еще пять минут. Да, точно, всего лишь пять минут…