Мы не вернёмся к зиме

Ноябрьский день выдался солнечным и продроглую землю даже слегка пригрело — наметённый в последние пару дней лёгкий снежок растаял в холодные чистые лужицы. Вполне можно бы было двинуться в обратный путь, но после целого дня попыток выменять жирное осеннее мясо на сильно подорожавшую в последнее время муку и крупы сил у Весемира не оставалось. Хотя, наверное, дело было даже не в том. Спину и руки, конечно, тянуло от мешков с провизией, но это была привычная усталость. Беда была в том, что это был город и он жил — кипящий жизнью, громкий, бестолковый, суетливый. Живой. После тёмного безмолвия хижины в глухом лесу, где было много дичи и вообще не было людей, это оглушало. Нужно было двигаться назад этим же вечером. Конь стоял в местной таверне, вычищенный, в компании тюков с зерном, пары новых ножей и топоров, и внушительного запаса гвоздей и верёвок. Не было ни одной разумной причины, по которой Весемиру следовало бы остаться в этом крошечном городке на ночь. Он открыл дверь таверны и на него хлынуло теплом. Шестеро стражников выпивали после смены и один из них травил байки. За соседним столом резались в карты. Недавно проснувшаяся шлюха сидела у прилавка и завтракала. Купцы неодобрительно поглядывали на шумных соседей и старались сделать свои кошельки как можно более незаметными. Весемир заплатил за кружку пива и миску каши с мясом и устроился в углу, ближе к паре охотников, столь же неразговорчивых, как и он сам. Никто, кажется, не заметил цвета его глаз под надвинутым капюшоном — или, может, они просто решили не замечать. И тот, и другой вариант его устраивал. — …уложил троих! Будут знать, как связываться со стариком Иво! — Ой да не пизди, прям троих? — Да чтоб мне с места не встать! — Ну-ну, Иво, старо преданье. Трое эльфов подпустили тебя к себе и дали перерезать горло? Вот мой брат, Винс, помер от их стрелы. Мы тогда служили близ Белой Ивы… Весемир не мог не прислушиваться. Слишком сильно его манили эти разговоры, слишком хотелось знать, что происходит в этом мире — где люди сидят в кабаках и хвастаются выдуманными (или изрядно приукрашенными) победами, где монеты меняют хозяев, где из-за столов то и дело доносятся взрывы хохота и где, если ты заработал проблем в одном месте, ты можешь просто сесть на своего коня и дать ему отнести тебя дальше по дороге. Это был его мир. Всё то, что он любил. — Весемир? Он вздрогнул и посмотрел на того, кто спрашивал. — Войцех? — из горла вырвалось хрипящее карканье вместо слов. — Он самый, — ведьмак опустился на стул, — не возражаешь? — Не то, чтобы ты собирался спрашивать, а? Войцех был в стегаче, какие солдаты надевают под доспех, и отпустил бороду с тех пор, как Весемир его в последний раз видел. На поясе висел казённый кинжал с клеймом Каэдвена. Сам же Войцех на минуту показался удивлённым, но тут же продолжил: — Как ты выжил? — А как ты выжил? — переспросил Весемир. — Да как все выживают, — усмехнулся он, — да, дурацкий вопрос. Вот, как видишь, поступил на службу. Не жалуюсь. Войцех оказался достаточно тактичным парнем для того, чтобы не дополнить свою констатацию очевидного едким «а ты?». Или сочувствующим «а ты?». Или ещё каким-нибудь. Потому что по виду Весемира было вполне понятно, что ничего хорошего в его жизни не происходит. Нет, конечно, он не был идиотом, чтобы шляться по городам и весям в ведьмачьих доспехах и с мечом. Его обычно принимали за неудачливого охотника. Те, кто видел, сколько дичи он выкладывал на продажу, не понимали, почему такой умелый охотник одет настолько бедно. Приносил Весемир и оленину, и кабанятину, и даже иногда медвежатину. Редко кто осмелился бы в одиночку идти на такого зверя. В итоге народ приходил к выводу, что скорее всего, и этот тоже пьёт как скотина, и успокаивался. У Весемира было два секрета — один знали некоторые, с кем ему доводилось иметь дело. Для того, чтобы узнать первый секрет достаточно было просто увидеть его глаза, сопоставить их цвет с размером приносимой дичи и сложить два и два. Другой же секрет не знал никто. И не должен был узнать. — Уверен, платят больше, чем за дичь, — просто ответил Весемир, — и как, любят в страже нашего брата? — Умение хорошо махать мечом сложно не любить. А кто не любит…ну, тем приходится мириться. — Ладно, Войцех, хорошо было узнать, что ты жив. Может, ещё свидимся. Весемир одним глотком допил пиво, встал из-за стола и набросил на плечо кожаную котомку. Войцех непонимающе смотрел на него. — Ты чего? Как ты сам-то? Я бы мог тебя пристроить, да и ты сам… — У меня есть баба. У бабы есть дети. Я охочусь и приношу деньги. Это была заученная история, которую он придумал для таких случаев. Войцех отхлебнул пива, фыркнул и раздражённо хряпнул кружкой по столу. — В страже ты заработаешь больше для своей бабы. Кроме того, непохоже это на тебя, брат, ой непохоже. — В тот момент, когда мы с тобой в последний раз виделись, жизнь немного изменилась. — Не настолько, чтобы былинный поблядун Весемир держался за юбку и растил чужих пиздюков. Весемир закрыл глаза и выдохнул. У него было два секрета. Один Войцех знал — в конце концов, он тоже был ведьмаком. Второй Войцех не должен был узнать. Никто не должен был. Перед глазами огромное, размером с две избы, чудище, выворотило из сустава плечо Ренсена и дёрнуло его пополам зубами. Оставшаяся половина орала. О нет, только не это опять. Страх прошибал от пяток до кончиков волос, льдом разливался по позвоночнику и суставам. В груди начинало жечь от эликсира, но так страшно ему не было ещё никогда. Светящиеся зеленоватым аквариумы, прикосновение серой, вонючей руки к лицу, когти царапают кожу… — Иди нахер, Войцех. Весемир выбежал на улицу. Холодный ноябрьский воздух вобрал в себя белые клубы прерывистого дыхания. Страх. Кровь. Крики. Волны магии, проносящиеся мимо, вибрирующие, выжигающие, уродующие. Разорванные люди. Раздавленные дети. Визг рушащегося мироздания — или очередной двадцатиметровой твари, пикирующей на твоего брата? Он нащупал бочку с водой у входа в таверну, кулаком пробил тонкую корочку льда и сунул под воду голову. Холод обжёг лицо, как плеть крапивы, и стало полегче. Страх поутих. Голоса поутихли. Мир начинал возвращаться. Дверь открылась ещё раз. Весемир ощутил, как его хлопают по плечу. — Я понимаю, — сказал голос Войцеха, — у меня такая же херня. Я вспоминаю ту ночь, этих выблядков чародеев, этих огромных тварей, которых они притащили. Вспоминаю, как умирали мои друзья. Вспоминаю…а, курва. Весемир открыл глаза. Тёплый свет из окон таверны лился во двор. В грязь под его ногами были втоптаны жёлтые берёзовые листики, подёрнувшиеся инеем. С отросших волос стекала на куртку вода. В голове гудело. — И что, как в страже относятся к этому? Войцех пожал плечами. — Ты удивишься, но они понимают. Кто постарше — больше половины таких. Кто прошёл войну. Весемир ничего не ответил. Пару минут они стояли во дворе, вглядываясь вдаль, туда, где шелестел голыми ветками невидимый обычному человеку лес, где в темноту, меж редких огоньков в избах, убегала дорога. В конюшне зашевелилась увидевшая тревожный сон лошадь. Пора было ехать. — Бывай, Войцех, — Весемир протянул ему руку. Тот крепко пожал её, толкнув Весемира в грудь и хлопнув свободной рукой по плечу. — Бывай, Весемир. Подумай о моём предложении. По мне, так лучше так, чем одному. Но дело, конечно, твоё. Когда Весемир медленно выезжал за ворота на тяжело гружёном коне, Войцеха уже не было в дверях. Ведьмак выдохнул клуб пара в мёрзлый воздух, начертил над тёмной гривой знак и пустил животное по дороге.