Мы не вернёмся к зиме

Тум. Тум. Тум-тум. Тум. Мильтону казалось, что капли дождя — это камни, и падают они не на крышу дома, а прямо в мозг. Голова раскалывалась настолько, что он боялся пошевелиться — вдруг развалится на две половинки? Он поклялся себе, что никогда в жизни больше не будет пить. Это был первый и последний раз. Все пили — и он пил. Но теперь они могут делать всё, что угодно, а так травить себя Мильтон не намерен, нет-нет. Его уже достаточно отравили в подземельях. Да, этого, пожалуй, будет достаточно, большое спасибо. Тум. Тум-тум. Тум-тум-тум. Тум. Капли дождя звучали успокаивающе. Паренёк со стоном выполз из постели. Хотелось пить. Адски хотелось пить. В общей спальне больше никого почему-то не было. Он проковылял через неё в душевую и приложился прямо к крану с ледяной водой. Стало чуть легче, но голова не прошла. Мильтон отлил и понял, что пора возвращаться в кровать. В конце концов, если им теперь можно обносить лавки и резать на улице кошельки, то уж оттого, что он проспит весь день, ничего страшного не случится. За окном светил желтоватый газовый фонарь. На окне были какие-то разводы. Тум. Тум. Тум-тум. Тум. Мильтон нахмурился. Он вспомнил, что он больше не в Ривии, а в Махакаме. Здесь не может быть дождя! По окну стекала кровь. Мильтон открыл окно и высунулся, чтобы проверить, что там наверху. На крыше лежал полусожранный труп краснолюда и кровь сочилась из него, каплями стекая по желобку в черепице. Это было последним, что Мильтон увидел в своей недолгой жизни. *** Василиск прыгнул со стены вниз, вцепился в ногу какому-то краснолюду и потащил прочь. Герт рванулся вперёд и зарядил навершием меча ему в глаз — инстинктивно, не успев понять, что уже поздно. Тварина держала. Краснолюд прекратил орать и умер. Василиск попытался утащить тело вверх по стене, но не успел — ведьмак с хрустом всадил ему меч в основание черепа. Отрубить голову одним ударом не получилось бы — меч уже затупился настолько, что был не острее топора, каким рубят дрова. Они прикрывали бегущих по внешней галерее краснолюдов. Ледяной горный воздух шипел под крыльями тварей, бросавшихся на галерею и пытавшихся унести свою кровавую жертву. Брусчатка хлюпала и скользила от крови и дерьма, со всех сторон слышался дикий вой — звериный и человеческий, стрекотание и клацанье челюстей и жвал. Краснолюды — и мужчины, и женщины — стояли плечом к плечу с ведьмаками и защищали своих. Они сражались вслепую, в темноте, не зная, с какой стороны прилетит следующий удар и не будет ли он смертельным. Герт увидел у стены кого-то блюющего от ужаса и его самого чуть не вырвало. Одна рука едва двигалась и дико опухла — вероятно, кость треснула — но он не чувствовал боли, заглушённой эликсирами. — Внутрь! — закричал женский голос сверху, — все внутрь! Прикрывая отступающих от лезущих внутрь тварей, ведьмак стал пятиться назад, то и дело нанося удары. Через пару десятков метров он повернулся спиной и побежал с остальными. Здесь галерея делала изгиб, уткнувшись в слишком твёрдый скальный массив. Это отделяло их от бездны, в которой вились твари и дало бы некоторую передышку. Лавина камней обрушилась в галерею, перекрывая её, давя чудовищ, визжащих настолько истошно, что крики их порой перекрывали грохот камней. Из-под камней вырвалась брукса без ноги и вцепилась в шею Даррену. Герт рванулся в ту сторону, но Колек оказался быстрее, исполосовав тварь неестественно быстрыми ударами двух мечей. Из шеи Даррена хлестала кровь. Герт подбежал, пытаясь зажать рану, но похоже, зубы порвали ярёмную вену, когда Колек наносил удары. Даррен хрипел и метался на грязном камне, пытаясь поймать воздух, захлёбываясь собственной кровью. Потом он умер. Герта стошнило. Он пошатнулся, потерял равновесие, упал рядом и остался лежать, подтянув колени к груди. Ему было очень плохо, хотелось плакать и истошно, истерично выть, как раненая собака. Но ни звука не выходило из его уст, кроме низкого мычания. От огромного количества выпитых эликсиров трясло. Он выпил последний пузырёк Пурги…когда? Во время последнего прорыва? Когда-то давно. Почему тогда во рту этот мерзкий холодный вкус? Ах да, его стошнило. — Ты живой, парень? — рядом кто-то тяжело опустился. Герт попытался открыть глаза, но ему хотелось только лежать вот так, свернувшись в маленький комочек, и ещё хотелось выть, но он не мог выть, и он не мог плакать, и от этого тело начало ходить ходуном, будто у него была лихорадка. — Ну, ну, тихо, — голос был ласковым, женским и кто-то гладил его по спине. От этого становилось чуть легче, тиски ужаса ослабевали, но Герт всё ещё не мог найти в себе сил встать. Наконец, он открыл глаза и увидел перед собой краснолюдское лицо — это была женщина, кажется, жена пекаря, которая готовила самые вкусные пироги. Сколько раз Герт заходил к ней за капустным пирогом? Сейчас на её лице была запекшаяся кровь, а всегда аккуратно уложенная шелковистая борода превратилась в грязную обгоревшую сосульку. Но это была она, и она говорила Герту ласковые слова, будто бы он был её сыном, и поэтому он неуверенно встал. Тётя Брунна — да, это её имя. Тётя Брунна подставила ему своё плечо и они пошли в темноту переулка. — Ничего-ничего, — говорила жена пекаря, — мы с тобой ещё повоюем. Ещё будешь есть мои пироги. При мысли о пирогах снова подкатили позывы и ведьмак упал на колени, давясь сухой рвотой. В желудке ничего не было и это было очень больно. Боль навалилась на Герта, как каменное покрывало. Эликсир окончательно перестал действовать, но почему-то от этого стало немного легче. Кто-то сунул ему горшок с водой. Он жадно выпил всю воду и через пару минут его снова стошнило. После этого Герт осторожно встал и, стараясь не делать резких движений, отправился на поиски родника. От хлопка по плечу Герт чуть не упал снова. Он резко обернулся и узнал пекаря. — Дядь Ростан, — ведьмак нашёл в себе силы улыбнуться, — вы тоже выжили. — Никогда в своей жизни я ничего подобного не видел! — краснолюд лучился восторгом, — если бы не вы, то нам бы всем конец! — Я тоже ничего подобного в жизни не видел, — ответил Герт хмуро. — Но то, что вы делаете — это невероятно! — продолжал пекарь, — это невозможно! — Ростан! — жена вернулась и рявкнула на него, — приди в себя, возьми тебя козёл! Пекарь непонимающе огляделся, будто его окатили холодной водой. Остановил взгляд сначала на покрытом грязью, кровью и блевотиной юном ведьмаке. Потом взглянул на жену, будто первый раз её увидел, и взвыл. — Брунна! Что с тобой сделалось? — запричитал он, протягивая руки к её лицу. Оба с бородой, для обычных людей они выглядели бы как двое мужчин, но для Герта разница была очевидной. Брунна уверенно отвела его руки. — Глупости, это просто кровь, я в порядке. Нужно уходить. Пекарь выглядел жалко. Он обмяк и смотрел на всё вокруг с полным непониманием, как выброшенная на лёд рыба. Краснолюды вокруг пытались перевязать раны, найти какую-то еду и воду. Пришедшие из ближних к шахтам районов уже давно бросили все вещи — этих жителей легко было опознать по попыткам тащить на себе одеяла, какую-то одежду, узелки. Кто-то нёс клетку с канарейкой. Кто-то толкал перед собой тачку. Маленькая девочка лет пяти, сидела на заднице посреди дороги и дико ревела. Маленькие, стоящие торчком косички торчали по периметру её круглого лица, отчего то напоминало маленькое солнышко. Мимо пронеслась кошка без хвоста и с опаленным ухом, врезалась прямо в сидящего тут же на дороге ведьмака, пришла в дикий ужас и с воем ломанулась в другую сторону. — Бросить Давор? Дом? Пекарню? — тупо бубнил пекарь, — мы можем…можем отстоять ещё Давор, чудовища же не идут дальше, мы завалили проход… — Не можем, — покачал головой Герт, мелкими мелкими глотками потягивая воду из глиняного горшка, — они прорываются. Надо идти дальше. — Вставай ты, старый козлина! — отчаянно забранилась его жена, — не слышишь, мастер говорит! Они охраняют нас от этих монстров, знают лучше! — Мастер? — тупо моргнул пекарь, — какой мастер? Это же маленький Герт. Жена замахнулась отвесить ему позатыльник, но прежде повернулась к Герту и сказала: — Иди собери своих, Герт, милый. Мы разберёмся. Ведьмак поднялся на ноги и побрёл дальше, мимо раненых, умирающих, плачущих, блюющих, истерично смеющихся. Он находил своих, поднимал, брал за руку и они шли дальше вместе. Откуда-то выскочила Малала — на её голове белая повязка будто светилась — обняла его и долго не отпускала. И она пошла с ними вместе, пока ведьмаки не достигли небольшой площади перед отделением банка с разбитой витриной, откуда кто-то уже тащил деньги. — У кого остались ещё эликсиры? — спросил кто-то. Результатом ревизии оказались пара Петри, пять Вьюнков, несколько Кошек, один-единственный Белый Мёд и ещё полная поясная перевязь эликсиров — все побитые метким ударом чьего-то хвоста. Их самих оставалось семеро, не считая Малалы и пары друзей-краснолюдов. Наверное, то, что они сидели в кругу и передавали друг другу один крошечный пузырёк Мёда на семерых было жестом символическим. То количество, что позволил себе отпить каждый, не смочило даже язык. Когда пузырёк опустел, Герт понял, что вокруг них собрались краснолюды. — Сколько у нас времени? — спросила женщина с ребёнком на руках. В ту же секунду с выходящей обратно к галерее дороги донёсся вопль, смешанный с визгом, и тут же оборвался. — Старики и женщины с детьми в центр! Все тележки, все вещи — бросить на месте! — заорал Герт, — мужчины и женщины с оружием в оцепление! Эрик и Дано по центру фланга! Колек, Ланс, тыл! Вацлав и Михай, со мной в голове, когда выйдем к яме — уходите на фланг! Послышались возмущённые крики краснолюдов, которых свои же кулаками и крепкими словами заставляли бросить тележки. Герт заставил себя подняться и пошёл вперёд колонны, постепенно снова входя в ритм — со скрипом, через мучительную боль по всему телу. Темп оставался слишком медленным, но по крайней мере теперь чувства его были сконцентрированы на движениях и он продолжал идти вперёд и бороться, а за ним шли все остальные. Удар по первой твари послал в руку ещё волну боли и Герт понял, насколько мало сил у него осталось. Это было безнадёжным. Сейчас их делом было прорваться обратно на галерею. Он бросил взгляд на Вацлава и Михая. Они держались, но, похоже, чувствовали себя не лучше и силы их тоже были на исходе. — Герт! — крикнула Малала, проходясь длинной зерриканской саблей по хребту чего-то чешуйчатого, чего совершенно точно не было ни в одном бестиарии. — Герт, мы не сможем добраться до верха все вместе! Он это понимал. Тварей стало ещё больше и они были крупнее, быстрее, смертоноснее. Они пробивались вперёд, через клыки, когти и мясо — но всё больше чудовищ просачивалось им за спины, чтобы быть приконченными краснолюдскими топорами. Какая-то мелкая зараза перепрыгнула через головы защитников и схватила кого-то из центра. Начался хаос, но как раз в этот момент шквал ледяного воздуха ударил Герту в лицо — здесь дорога снова превращалась в галерею. Они преодолели всего лишь половину пути с глубин до верха выработки, и потеряли уже большую часть людей. Это было безнадёжным. Если бы им приходилось защищать только себя, то может, они бы и выбрались. Герт обернулся на Малалу. В её глазах была мольба. Но в толпе за его спиной были краснолюды, которые его вырастили, кормили его пирогами, делали его броню и оружие. Там были матери и отцы его друзей, которые стояли сейчас в оцеплении. — Это безнадёжно, Герт! — крикнул Вацлав, скидывая какое-то неприлично большое насекомое с обрыва и откидывая несколько других знаком. Герт дёрнул последний пузырёк Петри из-за пояса, откусил пробку и опрокинул содержимое в себя. Ощущение прилива сил было отвратительным. Но Герту очень сильно хотелось выжить. Струя огня получилась мощной — языки пламени загнулись об стены галереи оранжевым туннелем, заставляя оставшихся там тварей корчиться и визжать от ожогов. Герт побежал по коридору так быстро, как только мог, поглядывая в сторону. Мимо галереи летел гигантских размеров самец виверны, красно-кирпичный и с узорчатой чешуёй. Герт схватил за руку не успевшую ничего сообразить Малалу, и прыгнул, срывая со стены большой флаг Фуксов. Они приземлились прямо на голову животного, тут же начавшего ходить ходуном и пытаться их ухватить. Другой человек упал бы навстречу смерти, но не Малала, метко засадившая сапогом ящеру прямо по носу. Герт пропихнул флаг ему в глотку, миновав зубы и создав подобие очень хлипкой уздечки, сел на шею и пнул тварь по горлу, её слабому месту. В отчаянии виверна резко пошла вверх, надеясь их сбросить, но на это и рассчитывал ведьмак. Верх выработки приближался и приближался — и наконец, достигнув края, Герт прыгнул наудачу, надеясь, что снег уже достаточно глубок и он не расшибётся о камни. Вслед за ним прыгнула и девушка. Им повезло — только Герт содрал кожу на ноге об камень, пока катился по снегу. Испуганные краснолюдские лошадки в панике метались внутри стойла. К ним подбирался на пузе охотящийся драколиск — похоже, ему было мало трупов, над которыми пировали остальные твари. Герт забил его простыми ударами камнем по башке, пока Малала отвязывала лошадей. — Осторожно! — крикнула девушка. На середину площадки рухнула полудохлая виверна. Эта была другая — болотного цвета с лиловыми лапами и кончиками крыльев. Кроме того, из горла у неё торчал серебряный меч — кожа собиралась пузырящимися складками вокруг раны. С твари соскочили ведьмак и трое краснолюдов. — Михай! Михай — завопил Вацлав, пинками пытаясь перевернуть ещё дёргающуюся в агонии тварь. Из-под пуза торчали ноги ведьмака, а сам он, как оказалось, был многократно пронзён когтями. И уже мёртв. — Хватай лошадь! — Михай! — Кто-нибудь, забросьте его на лошадь, леший его дери! — Но, пошла! Пошла, сучий потрох! Они скакали по заснеженной горной дороге, предоставив лошадям самим выбирать безопасный путь. Совсем скоро чудовища отстали, но ужас застилал разум и животным, и их наездникам, и они неслись через ветки сосен, обдававшие их клубами снега, через мелкие горные ручейки и снова вниз, вниз, вниз, к реке, в сторону Соддена. Когда бока коней начали ходить ходуном, они перешли на шаг и какое-то время ещё ехали шагом. Начинался рассвет. В долине горной реки, у подножия гор, было гораздо теплее, чем в горах. Здесь ещё не лежал снег и деревья стояли в лучах восходящего солнца, будто в золоте. Тёмно-зелёная лесная трава лежала на земле, тут и там расцвеченная шляпками сыроежек и мухоморов, и при взгляде на эту идиллическую картину даже не верилось во всё, что произошло этой ночью. В то, что Давора больше нет. В то, что их друзей больше нет. В то, что нет тёти Брунны и дяди Ростана. Не в силах думать об этом, Герт повалился на мокрую от росы траву под одетыми в золото берёзами и заснул мёртвым сном.