Мы не вернёмся к зиме

Можно было представить, что это просто самый обыкновенный вечер. По стене небольшого, но со вкусом устроенного домика, вились оранжевые и алые розы. Над кустами георгинов и шпагами гладиолусов кружились приподзнившиеся пчёлы. Вокруг дорожек распушились рыжими огоньками бархатцы. Висенна вышла на крыльцо в одной нижней рубашке, помялась, поднимая то одну, то другую босую ногу, и в итоге решила накинуть висевшую тут же жилетку из овчины. Лучи заката преломлялись в дымке, повисшей в осеннем стылом воздухе и играли на её рыжих волосах. Висенна прошла к деревянным качелям под вишнёвым деревом, смахнула с них рукой росу, села и закурила папиросу в длинном мундштуке. Сизо-сиреневый дым причудливыми узорами сворачивался в воздухе и растворялся в тумане. Да, если не принимать в учёт все обстоятельства, этот вечер мог бы быть одним из лучших. Она увидела, как Весемир зажёг свечи в домике и ходит по комнатам. Наверное, ищет её. Наконец, он тоже вышел в сад. Такт лёгкого покачивания, которое она задавала, раскачивая качели одной ногой, сбился. Весемир сел рядом. От него ещё пахло сном и усталостью, но не настолько сильно, как когда они только приехали прошлым вечером. Закат горел на цветах роз и на крытой тростником крыше, но тени уже сменяли оттенки на лиловые. — Тебе не холодно? — спросил ведьмак. Висенна отрицательно потрясла головой. Он всё равно обнял её. Она попыталась отстраниться. Он вопросительно посмотрел на неё. — Весемир, я… — начала она, выдавливая из себя будто бы застрявшие в смоле слова, — мне так жаль, я не думала, что они… Я не смогла, я должна была увести вас раньше, а теперь мы даже не знаем… — Мы знаем, Висенна, — тяжело вздохнул Весемир и слова его были как падающий на наковальню молот, — мы знаем. Никто не выжил. Никто не мог выжить. Она закуталась в овчинную жилетку крепче, обхватив себя руками и смотрела в сиреневые сумерки. Луч догорающего заката блеснул на стекающей по щеке слезе. — Висенна, брось винить себя. Ты не можешь быть виновата в том, что один краснолюдский клан решил вырезать другой. — Могу. Это называется дипломатия, Весемир. Он промолчал и только вздохнул, сгорбив спину и глядя на большой куст георгинов рядом с качелями. — Я слышу, что ты думаешь. Весемир резко повернулся к ней и посмотрел в глаза. — Ты можешь прекратить говорить об этом так, будто это что-то хорошее? — спросил он со злостью в голосе, — и как будто бы это вообще нормально? — Ну так скажи вслух, давай! — Висенна ответила ему в тон, — скажи мне в лицо, что я глупая женщина и что тебя достало, что я пытаюсь всё контролировать! Скажи об этом, ну? — Ты знаешь, что я на самом деле не думаю, что ты глупая. Но это твоё стремление контролировать всё, будто бы ты господь бог, это… — Ну? Ну, что это? А как насчёт твоего стремления назвать всё «обстоятельствами», сказать, что «ну что ты, здесь ничего не поделаешь» и мужественно превозмогать любые невзгоды? Что же я могу поделать, Висенна? Какой у меня выбор, Висенна? — Ну не дал мне бог умения договариваться с королями и дельцами, не дал, — ведьмак смешливо развёл руками, но чувствовалось, что он напряжён, — но вот, поякшались мы с Махакамскими эрлами. Поучаствовали в своей судьбе. И что теперь? Что теперь, Висенна? А? Она вскочила с качелей, раскачав их, и выпрямилась перед ним. — Я знаю, — она ткнула Весемира пальцем в грудь, — я знаю, что я виновата. Я знаю, что всё произошло из-за меня. Но тебе же надо было вставить своё слово и начать меня отговаривать! Да, на мне вина, на мне кровь и страдания этих детей, на мне смерть Герта, Вацлава, Михая и Колека, на мне смерть краснолюдов Давора. Я не знаю, как я могу когда-либо искупить свою вину. Но не указывай мне, что я ничего не могла сделать! Висенна говорила отчётливо и тихо, размеренно, будто цедя слова сквозь зубы. — Я люблю тебя, Сенна, — вздохнул Весемир, — люблю тебя. Очень сильно. Она вопросительно посмотрела на него. — Мир не крутится вокруг тебя, Сенн, — продолжил он, — может, только для меня. Да и то не всегда. Потому что жизнь даже одного человека не может крутиться вокруг другого. Ты знаешь природу. Цепи событий, цепи связей, тянешь одно — оно цепляет другое. Но даже если вытянешь — всё равно, рано или поздно, так или иначе, всё придёт к равновесию. — Да, ничего не скажешь. Пустыня тоже равновесие, — фыркнула Висенна, — без Давора и Бороса Махакам падёт. — Не сразу. — Нет, не сразу. — И вряд ли мы к тому времени будем живы. — Весемир, — вздохнула она, — пожалуйста, не говори об этом со мной. Ты знаешь, к чему это приведёт. Он кивнул. — Пожалуйста, не читай мои мысли, когда хочешь поссориться. И не говори со мной про свою великую вину перед всей Вселенной. Висенна хотела было сказать что-то, но только набрала в грудь воздуха и тоже кивнула. Они обнялись. — Пойдём в дом, Сенна. — Ты замёрз? — Да, пожалуй. Рука об руку, они пошли по дорожке обратно к дому. — Говорят, ведьмаки не чувствуют холода, — весело, как девчонка, подзадорила его Висенна. — Говорят, у чародеек нет сердца, — улыбнулся в ответ Весемир. В домике Весемир разжёг огонь в печке. Они открыли бутылку вина и нашли в кладовой остатки сыра, хлеба и печёного мяса. — Я заплатила до завтрашнего дня, — сказала Висенна, — ты хочешь остаться здесь ещё или поедем дальше? — Думаю, я придумал, что я хочу делать дальше. Чародейка облокотилась на стол и подалась вперёд, излучая пристальное внимание. Весемир немного повозил бокал вина по неровной деревянной поверхности. — Знаешь ли ты имена тех, кто руководил атакой на Каэр Морхен? — Это несложно узнать, — кивнула Висенна, — месть, Весемир? Он усмехнулся. — За кого ты меня принимаешь? Нет, конечно. Безопасность. — Безопасность? — Да. Для тех, кто захочет вернуться. — Весемир… В её глазах были боль и сострадание. Он смутился. — Давай-ка без этого. Считай это бзиком сбрендившего деда. Мы будем путешествовать по Континенту, останавливаться в таких вот домиках, спать под звёздами, пить вино, слушать бардов. Но должно же у меня быть…дурацкое увлечение? Рыбалка там, например, охота… — Звучит неплохо, — Висенна улыбнулась, — только ты не дед. — Как скажете, прекрасная леди. Весь следующий день шёл дождь и они никуда не выехали. Казалось, что хандра разлита в самом воздухе и Весемир снова впал в ступор — просто сидел у окна на кухне и смотрел на стекающие по окну капли дождя. Висенне было не легче, но по взаимной договорённости они не трогали друг друга, не желая повторения давешней сцены. Дождь прекратился только через трое суток и погода всё ещё была зябкой. Тяжёлые капли висели на пожелтевших за пару ночей деревьях, но изгороди из кипарисов и остролиста зеленели. Из садов и дворов нёсся запах мокрой земли, прелых листьев и дыма от затопленных печей. Когда они покидали Развань, где остановились на эту неделю, Весемир обернулся. Позади высились горы Махакама, полностью укрывшиеся снегом за эти три дня. Они казались очень величественными и совершенно неприступными. Он поспешил отвернуться и подогнал лошадь тычком пяток. Впереди по крайней мере не было гор.