Мы не вернёмся к зиме

В Новиград он, конечно, не уехал. Сначала нужно было закончить коптить рыбу и мясо. Потом Весемир решил пожарить картошку со шкварками, оставшимися от разделки оленьей туши, и понял, что нужно выкопать оставшуюся картошку. Потом на Каэр Морхен выпал снег. Он растаял уже к полудню, но, глядя из окна на белое безмолвие, опустившееся на долину, ведьмак понял, что ехать куда-то уже опасно. Если начал падать снег здесь, то на перевале он лёг уже совершенно точно. А значит, никто не придёт. Ещё можно было рискнуть. Но что-то переключилось в Весемире — он почувствовал мягкий холодок старости, которая говорила о том, что этот риск может оказаться последним. Лучше уж поехать уже по весне, а сейчас заняться заготовкой дров. Он не знал, на сколько хватит старой разбитой мебели, а хорошие дрова должны были быть сухими, так что взял лошадь, пристегнул к ней волокушу и выехал в лес. В лесу было влажно и пахло старой хвоей и мхом. Щепки летели от сочащегося смолой соснового ствола и работа спорилась. Вдруг Весемир услышал какой-то непривычный звук. Кажется, кричала странная птица или какое-то животное. Он отложил топор и прислушался. Нет, ничего. Едва он занёс топор снова и ударил, как до слуха его донеслось: — Ве-се-миииир! Внутри будто расправил крылья волшебный феникс. Весемир отбросил топор под дерево, и стал отстёгивать волокушу от лошади. — Ве-се-миииир! Пальцы, ставшие вдруг неловкими, никак не хотели слушаться, но наконец, ремни поддались, палки упали на землю и Весемир пустил лошадь вскачь, даже не снимая ярмо у неё с шеи. На мосту стояла высокая фигура. Вокруг неё скакали две маленькие — каэрморхенские терьеры доблестно обороняли крепость от вторжения и звонко лаяли. Весемир бросил коня, не доезжая до моста, и побежал вперёд. Герт бросился ему навстречу. Они обнялись крепко, смеясь, хлопая друга по спине и плечам. Потом старый ведьмак в последний раз сильным рывком прижал к себе молодого так, что кости затрещали и, наконец, отпустил. За эти годы Герт возмужал. Теперь он носил короткую бороду, похожую на ту, что была у Весемира в молодости, а длинные каштановые кудри были заплетены в хитроумный узор. На выбритом виске красовалась татуировка в виде дракона. Плащ из красивой бордовой шерсти явно был куплен где-то в Каэдвене, но кожаная куртка с клёпками оставалась неизменной и приехала очень издалека. Глаза Герта были красными. Он был из тех ведьмаков, у кого после Испытания слёзы больше не текли — но это не означало, что они никогда не плакали. Весемир смахнул слезинку из морщинистого уголка глаза. Они долго стояли друг перед другом на полуразрушенном мосту и не могли найти слов. Наконец, Весемир неловко пригласил его внутрь. Герт ступал по гулким плитам, задрав голову на величественные своды, проводил кончиками пальцев по колоннам с отпечатками древних ракушек, вдыхал запахи свежих сосновых дров, сохнущих тут же под крышей, копчёной рыбы и свежего сена. — Помнишь ещё, где столовая? — с улыбкой спросил Весемир. Герт сглотнул комок в горле и кивнул. — Ничего себе ты тут обжился, отец, — сказал он, наконец, — я думал, что найду тут только крыс да мышей. — Что ж, ты опоздал, — вдруг строго сложил руки на груди старый ведьмак, — пять кругов по Мучильне! — И Мучильня, Мучильня ещё стоит? — Да вот уж что-что, а она куда денется? Что, правда хочешь пробежаться? Они вошли в столовую, ещё хранившую тепло от встроенной в стену огромной печи и пахнущую золой из камина. Герт принюхался, прошёл мимо длинного стола, явно вспоминая детство. Он был уже достаточно взрослым на момент разрушения Каэр Морхена, чтобы хорошо помнить зимы, когда все ведьмаки без исключения собирались за этими столами у огромного камина, пили всё, что содержало спирт и запивали это Чайкой, и рассказывали истории. Детей вечно гоняли то на кухню, то на тренировки, но к вечеру никто уже не обращал на них внимания и они сиживали тихонько, прислонившись к горячей печной стене, и слушали истории о дальних странствиях, песни и скабрезные анекдоты. Они мечтали о тех временах, когда сами выйдут на большак, навстречу приключениям и звону чеканных монет. Весемир помнил. Порой он сидел вечерами в компании собак, смотрел в огонь и пытался услышать в шуме ночной крепости отголоски былой жизни. Только шорох роющихся где-то в подвалах мышей был ему ответом. Но сегодня всё было иначе. — Ну что, сынок, — спросил старый ведьмак после того, как разжёг в камине огонь, — хороша страна Зеррикания? Герт снял с плеч кожаную сумку, поставил её на стол и достал оттуда несколько бутылок. — Зеррикания — прекрасная страна, мастер Весемир, — с улыбкой ответил он, — страна жестокая, как и её солнце, и дикая. И весь вечер молодой ведьмак рассказывал истории. О диком пустынном крае, полном песка, запаха специй и изумительных чудес, о птицах Грома с железными перьями, о Закрытом Городе, вход в который дозволяется лишь избранным. Спустя какое-то время он замолк и стал задавать вопросы, и настала очередь Весемира рассказывать. Напившись крепкой, бьющей в горло, как зной пустыни, водки из растения, название которого Герт выговаривал мастерски, а Весемир не смог бы повторить даже трезвым, они отправились на холм, где в сумерках стоял яблоневый сад, а в яблоневом саду стоял камень. И мёртвые тоже пили с ними зерриканское зелье в тот вечер. Они уснули там же, у камина, как это часто случалось в прежние времена, разморенные теплом и успокоенные треском больших сосновых поленьев. Эта зима обещала быть длинной. Такой же длинной, как в прежние времена.