Мы не вернёмся к зиме

Кусачке. Ты разрезала тьму, твой свет развеял мрак.

Две маленьких чёрных собаки кругами носились по крепости, затеяв игру. Одна кусала другую за хвост и тут же удирала, а вторая неслась за ней с потешным взрякиванием. Они отскакивали друг от друга, кувыркались в воздухе и порой врезались в какой-нибудь тяжёлый шкаф. Весемир улыбался каждый раз, глядя на них. Подобранные ещё щенками где-то в канаве собачонки были не больше кошек — на улице они вряд ли выжили бы, да и оставалось загадкой, откуда они вообще там взялись. Как бы то ни было, в Каэр Морхене собачки стали настоящим спасением. Он называл их каэрморхенские терьеры. Целыми днями собаки носились по шатким доскам, где Весемир кое-как залатал лестницы, и ловили многочисленных крыс и мышей. По понятным причинам кошка бы не прижилась, а собакам здесь было раздолье. Ведьмак допил суп из миски, сунул в карман тройку варёных яиц на обед, и отправился к озеру. Собаки, поняв, что хозяин уходит, бросили возню и радостно поскакали за ним. Долина уже оделась золотом берёз. В поле, где по весне росли одуванчики, досыхала очередная партия сена на зиму для лошади, но уже нужно было следить, чтобы оно не загнило. Солнечные дни выдавались не так уж и часто — земля остывала после знойного лета и лить могло целыми днями. Сегодняшний день был подарком. Собаки скакали в росистой траве. Весемир прошёл мимо рёбер левиафана, которые так и не смог никуда сдвинуть. Они давно стали привычной частью ландшафта. Он спустился по тропке, мимо Мучильни, и двинулся дальше вниз, откуда пахло озёрной водой только так, как пахнет в сентябре. В дождь хватало дел внутри крепости — сломанная мебель потихоньку отправлялась на поленницу, покорёженный металл летел вниз с моста. Ни то, ни другое не иссякало. Чуть ли не каждый день находилось гнездо летучих мышей, или готовящийся к зимней спячке жирный ёж, а однажды Весемира с шипением погнал из кладовой рассерженный барсук. Но в такой день нужно было порыбачить. Ведьмак проверил поставленные пару дней назад раколовки. В них болталось с пятнадцать раков — он всех отпустил, слишком мелкие. Притомившиеся собаки легли на солнышке, тяжело свесив языки. Он присел на удобный камень рядом с одинокой маленькой сосной, и закинул удочку на глубину. Клевало сегодня замечательно и Весемир радовался, вытаскивая одного за одним толстеньких окуней. В конце концов, сегодня был праздник. И он верил, что отмечать его будет не один. Здесь, в разрушенной крепости, ведьмак старался не слушать голос разума, который то и дело силился напомнить, насколько диким было то, во что он продолжал верить. Он просто продолжал просыпаться каждое утро, кормил кур и лошадь и убирал за ними, потом умывался, завтракал сам. Шёл работать в разбитый в низинке рядом с озером огород, где росло всего понемногу — и морковь, и репа, и сладкая свёкла, и тянущаяся по подпоркам красная фасоль. Бывало, косил траву и оставлял сушиться. А когда дела могли подождать, отправлялся на озеро и вдоволь плавал и ловил рыбу. Латая старые столы и кровати и сбрасывая затхлые матрасы в пропасть, прибивая очередную доску там, где была разбита лестница, и вырезая из чурбана корявые ложки и миски, Весемир не особенно задумывался о том, для кого это делает. Он видел работу — он делал работу. Раз живёшь сейчас здесь, раз видишь, что сломано — почини. И он чинил. Это отвлекало. Въедливый голос разума становился всё слабее и от этого всё сильнее крепла вера. Он сделал за это лето так много. Это всё не могло быть просто так. Хотя… Да даже если и было. Ничего страшного. Он просто поедет в Новиград. Или просто останется здесь. Кажется, он начинал понимать вкус такой жизни. Весемир подсёк рыбину и сразу почувствовал, что попался кто-то крупный. Он потянул слишком резко — и леска из конского волоса с тонким теньканьем порвалась. Окинув взглядом пару дюжин рыбок, уже лежавших рядом с ним, Весемир подумал, что это знак и стал нанизывать их толстой иглой на верёвку. Отдохнувшие собачонки скакали впереди. Весемир шёл наверх по дорожке, вдоль которой фиолетовыми шарами распустились цветы чертополоха. Они были красивы и он нарвал букет, обернув руку рукавом куртки. Солнце уже хорошо повернуло заполдень и тени начинали вытягиваться, но он бы не назвал это время вечером. В тени одичавшего яблоневого сада была могила и на камень падали солнечные тени. Надгробие хранило на себе неумелые попытки ведьмака высечь на нём что-то. Он совершенно не умел обращаться с найденным в кладовых резцом и в итоге просто повесил несколько найденных на телах волчьих медальонов на дерево, прибив их для надёжности гвоздями. Сейчас, в сентябрьском предвечерье, пахло спелыми дикими яблоками и листву трепал лёгкий ветерок. Всё казалось пронзительно-спокойным и Весемира почему-то не покидало чувство правильности при взгляде на могилу. Здесь лежали его друзья и его враги, и чудовища, что их убили. Ведьмак положил на землю под камнем цветы чертополоха. Порылся в длинной траве за камнем, нашёл старую чарочку, промыл её водой из фляжки и налил из другой фляжки водки. Поставил на землю, накрыл сверху куском сухаря, постоял так несколько минут. Потом пошёл прочь. Вечер Весемир провёл, вскарабкавшись на стену. Оттуда открывался сногсшибательный вид на долину и на идущую к крепости дорогу. С кухни доносился запах коптящейся рыбы, по которому сходили с ума собачонки, но ведьмаку было всё равно, как пахнет. Он смотрел на дорогу и верил. Вдруг он заметил, что по дороге идёт лошадь. Сердце ёкнуло и внутри разлилась такая радость, от которой хотелось петь и пуститься в пляс. Весемир соскочил со стены так быстро, как мог, будто ему снова было двадцать лет, и, не в силах сдерживаться, побежал по дороге. Он не нашёл лошади. Ошибка стала понятна, когда он увидел скрывающуюся в еловом лесу белую задницу большого оленя. Он принял оленя за лошадь, старый дурак. Голос разума говорил ему, что конечно, не стоило и надеяться. Сердце рухнуло внутри в тёмную яму и Весемир стоял, отчаянно глядя в росистые синие сумерки, в которых ещё белела дорога. В высокой траве стрекотали последние кузнечики. Собаки непонимающе смотрели на него, улыбаясь и высунув языки. — Пойдём, — выдавил из себя ведьмак, потрепав одну из псин по чёрной башке, — дорога дальняя. Может, они придут позже. Они двинулись обратно в крепость и с каждым шагом его вера становилась немножечко крепче.