Полумейстер

      Во сне мама была жива. Красивая как в жизни, с целым Харренхоллом из тонких золотых косичек, цепочек и валирийских камей на голове, она улыбалась ему. Она говорила, что Ланнистеры должны быть с Ланнистерами, ведь львы не ложатся с оленями, тем более с рыбами. Она говорила, что Таргариенов больше нет, и кто-то должен занять их место — кто-то достойный во всём: в силе, в красоте, в богатстве. Кто есть достойнее, чем Ланнистеры?       Она лгала.       Сон лгал — что это был сон, Джейме понял почти сразу. В жизни мама как-то раз увидела, как он целует сестру в щёку — а ему было шесть лет, ради девиных пречистых сисек. В шесть лет никто не трахает сестер. В шесть лет никто никого не трахает. В шесть лет играют с котятами и мечтают о подвигах и чудесах. Он просто поцеловал сестру в щёку, желая ей спокойной ночи, мать это увидела и устроила страшный скандал.       Кричала, что не позволит драконьей заразе поразить её детей. Что не даст им навлечь беду на её семью. Что некоторые грехи не прощают ни боги, ни люди. Она кричала почти час, а потом заперла его до утра в комнате с львиными клетками. Теперь кричал уже он — пока не устал и не заснул прямо на каменном полу.       Львы снились ему ещё много лет, львы и мамины крики. Может быть, именно так он впервые задумался: зачем законы богов и людей, когда есть Серсея?       Его Серсея, шея и бёдра, руки и груди, соски и губы. Септоны и сентиментальные придурки любят болтать — мол, муж и жена единое целое, звать жену "моя половинка", но только Джейме знал, как это на самом деле: быть половиной единого целого. Неполным, неполноценным без неё. Только Джейме видел в своей женщине своё отражение, видел сны, где это она брала его, а он подносил к груди их общее дитя.       Он проснулся от тычка под рёбра и так понял, что всё ещё жив.       — Эй, муж! Есть хочешь? — спросил грубый женский голос.       В первый момент ему показалось, что перед ним Серсея, но волосы были светлее нужного, и Серсея никогда не одевалась в кожаную куртку и штаны. Он несколько раз моргнул, сбрасывая сонную дымку с ресниц, и разглядел за спиной незнакомки стену, сшитую из блестящих шкур, горящий огонь, над которым висел котёл, а у огня — ещё одну женщину, голую до пояса(1), с мокрыми от пота грудями, качавшимися, когда она бросала в котёл куски рыбы.       — Кто вы? — спросил он и поморщился, так слаб был его голос.       Вдобавок, от речи заболели рёбра.       — Твоя жена и сестра твоей жены, — ответила незнакомка. — Привыкай, ворона. Ух, жарко-то как! — она бесстыже расстегнула куртку и выставила напоказ свою грудь, белую, с розовыми сосками. У той, второй, они были темнее.       — Ты не можешь быть моей женой. Я не возьму жены, я клялся, — объяснил Джейме. Его женой была Серсея, но она сама расторгла их священный брак, брак их сердец, когда легла с Ланселем и Трантом. И может быть, не только с ними.       — Вороньи клятвы — слова на ветер, — сказала женщина у огня. — Мой Манс тоже клялся. Теперь он Король за Стеной, а я — его королева.       «Манс... знакомое имя».       — Манс Налётчик? — нахмурился Джейме. — Ты жена Манса Налётчика?       — Ишь, раскаркался. Не радуйся, мой бестолковый муженёк как прилетел, так и улетел. Болтается теперь по вашему Застенью, поклонщиков дурит, — вздохнула она. — Я Далла. Это Вель. Ты кто?       — Сьер Джейме Ланнистер, — он постарался произнести своё имя с гордостью, но вышло скорее жалко и нелепо.       — Джейме. Хорошее имя для шурина, короткое, — одобрила Далла. — Ходить можешь? Нет, так ползи сюда. Кормить будем. И не бойся, Вель тебя выходит, она у ведьмы училась.       — Предпочёл бы мейстера, — буркнул Джейме.       Но к котелку подполз — живот подводило от голода.