Полумейстер

      — А ройнарское тебе бы пошло, — фыркнул Оберин, развалившись в кресле.       Эллария хихикнула, закрепляя косичку у Визериса на голове:       — Ройнарское всем идёт. Однажды мой милый проиграл мне один спор...       — И выглядел сногсшибательно, как и всегда. По крайней мере, Доран как стоял — так и упал.       Шиповник расположился на столе, расправив крылья, и таскал ягоды из большой миски.       Вообще-то, Визерис пришёл к ним за нарядом и причёской — захотели делать из него Дейнерис, пусть делают как следует — но слово за слово, и он поделился своими странными снами и своей странной Рейнис. Ждал насмешек, конечно.       — Это было её яйцо, из которого твой дракон, — задумчиво сказал Оберин. — Мало ли что могло из этого выйти.       — Да, да, мало ли что, — согласилась Эллария. — Но слишком яркие сны не к добру. Погоди-ка...       Она сняла с шеи пузырёк на цепочке. Её драгоценная вода из Зеленокровной. Эллария опрокинула его на ладонь и осторожно помазала Визерису лоб водой, начертив какую-то фигуру.       — Придётся опять слать ворона за новой порцией, что за жизнь, что за жизнь! — тихо хихикнула она. — Вот так-то лучше. Если это в самом деле внучка Матушки Ройны, то пусть себе приходит. А если это чужое зло, то Матушка тебя от него оградит. Незачем всяким духам моего мальчика терзать, верно я говорю?       — Пусть приходит... а ничего, что она мертвенькая? — нахмурился Визерис.       — Ну, мёртвенькая, но целуется-то славно, по твоим словам! — возразил Оберин. — Подумаешь, встречаешь только во сне. Жила бы она, скажем, в Эссосе — ты бы её ещё реже встречал, зато каждая встреча на вес золота. Правда, детей не будет, а дети — это славно, я тебе скажу... но детей своей Винафрид настрогаешь. Не ты первый с женой для долга и любовью для радости, не ты последний.       — Как всё... просто, — удивлённо ответил он, потому что и правда было как-то поразительно просто.       Хотя, конечно, теперь он будет не спать подолгу, волнуясь: отсутствие снов про Рейнис — это просто так или это Зеленокровная её прогнала? «Главное тут не начать желать этих снов вопреки всему, — напомнил он себе. — В сказках и историях это неизменно плохо заканчивается, герой разрушает волшебную защиту и дорого за это платит. И правильно, за глупость надо платить». Эллария наклонилась над ним, сидящим на табурете, осыпала своими длинными локонами, поцеловала в макушку. Словно мысли его услышала.       — Жизнь вообще не самая сложная штука, Вери, — сказал Оберин. — Это мы её вечно усложняем, непонятно зачем, а потом расхлёбываем последствия.       У него под глазами были тёмные круги, а около рта залегли глубокие острые складки, но Визерис видел: с горем княжич сражается, как с любым другим врагом: яростно и не уступая ни пяди. Хотя хрустальный кувшин дорнийского вина с пряностями на столе был наполовину пуст — всем нужна какая-никакая помощь в сражении.       — А родители затем и нужны, чтобы помогать детям, — добавила Эллария. — Ты же наш единственный мальчишка, Вери.       — Девчонки ничем не хуже, — быстро сказал он, смущённый её словами.       — Конечно, но видишь ли, редкое ценится выше. Будь у нас столько сыновей, а ты — единственная девчонка...       — Прекрати, Лари, — Оберин прикрыл лицом руку. — Я представил сына-Элию. Это же был бы вылитый я в молодости, только ещё более безмозглый. И непременно спал бы с Арианной, боги милостивые... как хорошо, что у меня только дочки!       — Близняшки Фоулер избавили бы тебя от этой иллюзии, но я не буду, — хихикнула Эллария. — Лучше давайте обсудим, что мы вообще планируем делать — кроме как шокировать короля красотой нашей замечательной таргариенской невесты.       Визерис мимолётно представил себе себя девчонкой, и подумал, что это была бы ужасно скучная, правильная леди: книжки, танцы, древние валирийские поэмы... по крайней мере, как мужчина он был эксцентричен, что гораздо приятнее, чем быть правильным.       — Давай, соблазни меня! — потребовал Оберин.       — Тут Лари-mayya(1), ты чего несёшь? — почти всерьёз возмутился Визерис.       — Ну знаешь, милый мой, если ты не способен будешь даже моего бедового Бери соблазнить, как ты справишься с самозванцем? — тоже почти всерьёз пожурила его Эллария. — Давай-ка не увиливай. Начни с многозначительных взглядов из-за чёлки...       Этого они во сне не практиковали. Походку, голос, жесты — да, но не многозначительные взгляды. Из-за чёлки, как из-за щита. Но он попробовал. В книгах что-то писали про метать взоры, как копья — то есть, надо коротко, пристально и... ммм... убийственно посмотреть?       — Нет, ну значит этот взгляд, конечно, много, — оценил тот. — Но что-то в основном непечатно. И немножко «Прирежу суку при первой возможности». Давай помягче как-то, знаешь, с таким немым предложением пойти в укромное местечко.       — Она же приличная девушка! — всплеснула руками Эллария. — Никаких местечек, исключительно немое предложение почитать вместе стихи. Смотри, сначала опускаешь взгляд вниз, чуть-чуть улыбаешься своим мыслям, потом коротко смотришь на него, голову слегка повернуть в его сторону — и снова опустить взгляд. Ооо, нет!       «Сделал всё, как она сказала, что не так-то?»       — Медленнее, Вери, медленнее! — расхохотался Оберин. — А то получился немой ужас какой-то. И не таращь так глаза. И бедро попробуй в сторону чуть отвести. Вот так, да, уже на что-то похоже. Будем на каждой стоянке отрабатывать, пока не научишься как следует, уж больно ты безнадёжен.       — А теперь переходим к игривым диалогам! — захлопала в ладоши Эллария в предвкушении.       «Нашли себе шута бесплатного, злые люди».       После жизни в Винтерфелле он имел представление, как себя ведут дети и родители, и был совершенно уверен, что леди Кейтилин никогда бы не позволила, например, Сансе отрабатывать соблазнение, например, принца на лорде Старке. И точно не Роббу, которого зачем-то нужно было бы нарядить девушкой.       Он начал размышлять, зачем, потом представлять девушку-Робба (а хорошенькая была бы рыжуля, главное усы сбрить), потом — как эта рыжуля отрабатывает приёмы соблазнения, на полумейстере, конечно, ведь на ком ещё, на Теоне нельзя, завалит сначала, опознает только потом... и Робб будет нещадно смущаться и краснеть, потому что он ненавидит всё непристойное, а игры в соблазнения — очень непристойная штука...       Это подало ему идею и он попытался смутиться.       На седьмой картинке из "Игры в дракона" щёки наконец запылали.       — Я не знаю, о чём ты думаешь, но румянец тебе идёт, — одобрил Оберин. — Но всё-таки хватит загадочного молчания, попробуй вступить в диалог.       — Какая хорошая сегодня погода? — предложил Визерис.       — Пошло, — отмёл тот.       — У вас глаза настоящего валирийца?       — Ещё более пошло.       — Ну, я не знаю.... хотите поиграть с моим драконом?       — Обычно такое предлагают мужчины, а не мужчинам!       Эллария покачала головой:       — И как только с такими навыками в области соблазнения ты ухитрился захомутать и дочку Старка, и дочку Элии...       — Я им не мешал, — честно ответил Визерис. — Санса мне сказала, что я должен быть её принцем, и я рассудил, что было бы невежливо отказаться, а Рейнис... — он вспомнил вкус её поцелуев, жар её губ на своих губах, жар её тела, ощутимый даже сквозь ткань, — в общем, с ней было очень похоже. Она попросила поцеловать её и я понял, что влюбился, как-то так.       — Вери, — торжественно провозгласил Оберин, — больше никому никогда это не рассказывай. Ты опозоришь имя моего почётного сына.       Забавно, что они не спросили про Винафрид. Понимали, должно быть, что тут про любовь речи вообще не идёт, только про удобство. Ей — свобода и статус, ему — дети и выполнить сделку с Узурпатором, не более того. Он, пожалуй, на что-то надеялся... но его утренний дар она приняла с той же охотой, что ядовитую змею, и надежда как-то увяла.       А теперь — если, конечно, Рейнис не окажется какой-нибудь чертовкой — и надеяться уже не хотелось.       — Ну хорошо, давайте попробуем так... я хорошо помню вашего отца, он прекрасно играл на арфе. Я не любила его песни — слишком печальны они были...       — Ты Дейнерис. Ты ещё не родилась, когда Рейгар уже сдох!       — Да твою ж мать...       — Многие и многократно, ко взаимному удовольствию, Альбин свидетель. К делу, юноша, к делу!       В воздухе витал аромат лимонных цветов и лимонной цедры, дорнийского вина и дорнийских пряностей, и Визерис понял, впервые в своей жизни, что есть вещи, которые невозможно потерять — они навсегда остаются рядом. В дорогих людях, в светлых воспоминаниях, в словах, в делах... его лимоновый сад никуда не делся. Он просто скрылся на время за пеленой тоски и забот, вот и всё. Рейнис, Оберин, Эллария — они напомнили ему эту простую истину, и он был им благодарен.       — А за вами тоже охотились убийцы Узурпатора?..