Полумейстер

      Ширен сидела с Бенджикотом у себя в комнате — они разложили по полу куски деревянной мозаики и старались их вместе собрать. Получалось неплохо, хотя Бенджи то и дело пытался есть цветные кусочки вместо того, чтобы складывать их в узор. Что поделать: маленькие дети ужасно неразумные создания. Странно было думать, что когда-то она сама была вот такой; наверное, папа с ней намучился — он ведь весь состоит из логики!       Вообще за ними должна была присматривать септа Эглантина, милейшая женщина, служившая некогда Ланнистерам, а потом присматривавшая за детьми леди Серсеи (даже в мыслях Ширен старалась не называть её королевой, чтобы случайно не брякнуть вслух при неправильных людях). И обычно она присматривала — говорила с ними, учила Бенджи считалочкам и скороговоркам, давала Ширен узоры для вышивания и хорошие книги — но уже несколько часов, как она заснула и её никак не выходило добудиться. Спали и горничные, Мина и Мита, и даже стражник в коридоре задремал прямо стоя, опираясь на копьё. Как в песне — «На ложе высоком уснула она — и царство повергла в объятия сна».       Наверное, надо было испугаться, но Ширен не любила бояться попусту, поэтому она просто постаралась найти занятие себе и Бенджи, такое, за которым можно переждать, пока все проснутся или случится что-нибудь ужасное.       Ужасного не случилось.       Зато прибежала леди Бет, наряженная, как никогда, в целом венке из её любимых белых цветов.       — Ну что же ты сидишь, когда все уже собрались! — воскликнула она.       — Куда? — спросила Ширен, пока леди Бет натягивала на Бенджи чистое платьице с вышитой яблоней. — Это ведь парадное, леди Бет!       — Правильно! — воскликнула та. — И ты надевай парадное, там ведь королевская свадьба! Такая честь, моему Терри позволили прислуживать настоящему живому королю...       — Дяде Роберту? — удивилась она.       — Ой, нет, конечно. Другому, настоящему. Одноглазый, тощий, на Брина мелкого похож, — она фыркнула. — Женится на принцессе, всё как положено. Думаешь, случайно все спят?       Ширен не сомневалась, что не случайно. Чтобы столько людей разом заснуло в совершенно не подходящих для этого местах? Нет, такие случайности вне пределов вероятного. Её совсем не радовал какой-то очередной король: мало было кузена Джоффри и ещё какого-то самозванца! Впрочем, он ведь мог быть и давно покойным; призраки не очень разделяли себе подобных и тех, кто мог их видеть, Ширен это уже заметила. Тогда ничего страшного в нём не было, мало ли за три века поумирало королей...       Но леди Бет не ошибалась: юноша, которого облачали сьер Терри и ещё один призрак гвардейца, не знакомый Ширен, был явственно живым. Она не могла точно сказать, чем именно, но он отличался от призраков — был более... настоящим? Да, пожалуй, так было точнее всего. Не все призраки были прозрачны или считали нужным соблюдать обычные среди них правила — не показывать стопы ног, не ходить по земле. Многие продолжали существовать, как если бы ещё были живы.       Но куда больше её поразило не это, а то, что на плечах этого юноши — в самом деле тощего и одноглазого — сидел рыжий дракон.       Спокойный, сонный, он скучающе вилял хвостом и словно совсем не удивлялся тому, что находится посреди толпы призраков.       Не удивлялся и юноша: спокойно стоял, пока его одевали, перебрасывался словами то с тем, то с другим гостем — здесь собрались все-превсе, даже те, кого Ширен видела всего пару раз в жизни или не видела вовсе. Даже леди Мис оставила свои темницы и принарядилась.       Невеста стояла не у алтаря Девы, как обычно полагалось, а отчего-то у Неведомого — впрочем, и жених ведь отчего-то встал у алтаря Матери. Может быть, это потому, что невеста была призраком — красивой смуглой девушки в рыжем с золотом и алым ройнарском костюме, с двумя длинными-длинными косами. Рядом с ней, совершенно растерянный и словно ничего перед собой не замечающий, стоял ещё один живой человек: княжич Мартелл.       Ширен попробовала к нему обратиться, спросить, что происходит, но тот не отозвался — он вообще словно спал наяву.       — Не бойся, — живо зашептала леди Бет, — просто он нас не может видеть, когда не спит, а это всё-таки племянница его, не дело отнимать возможность выдать её замуж. Ты же знаешь, отдать невесту — добрая примета!       Она не знала. Папа не верил в приметы.       Наконец, гвардейцы закончили наряжать жениха и их место занял тот самый призрак, который обнимался в саду с септоном Аддамом. Жених опустился перед ним на одно колено и призрак возложил ему на голову венец из чёрного металла с красными камнями — молча, серьёзно сдвинув брови. Потом призрак сказал:       — Я, Дейрон, король андалов, ройнаров и первых людей, именуемый ещё Драконом, свидетельствую, что Визерис, третий своего имени, король андалов, ройнаров и первых людей, именуемый ещё Полумейстером, по доброй воле и в здравом уме просит руки принцессы Рейнис. Что она ответит?       «Значит, этот человек — Визерис. Который умер в Эссосе. Надо будет рассказать папе, что он жив...».       Встрепенувшийся княжич Оберин уставился невидящими глазами в сторону алтаря Матери и ответил:       — Я, Оберин Нимерос Мартелл от крови Матери Ройны, свидетельствую, что моя племянница принцесса Рейнис отдаёт свою руку Визерису, третьему своего имени, именуемому ещё Полумейстером.       Гвардейцы внесли жаровню — брачный алтарь, который уже давным-давно никто не использует — и поставили её в центр. Ведомый Дейроном Драконом — тем самым, что завоёвывал Дорн, забавно — жених подошёл ближе и его дракон зажёг на алтаре огонь как раз когда с другой стороны подошла невеста. Септон Аддам, больше не такой измождённый, как утром, и снова заплетший косу, соединил над огнём их руки, и Ширен удивилась — ладно призрак, но живому-то человеку ведь должно было быть ужасно горячо и больно!       Но пока шёл обмен брачными клятвами, пока септон Аддам мазал им лоб пеплом с алтарей семи богов, пока свидетели снова подтверждали, что они видят и понимают то, что видят (княжич Мартелл, конечно, лгал под присягой) — всё это время руки были соединены над огнём и ни на миг не дрогнули.       Наконец, с поцелуем — тоже над огнём — закончились клятвы. Жениха и невесту отвели ближе к собравшимся, и жених снял с плеч свой длинный, слишком для него длинный плащ. На невесте брачного плаща не было вовсе — впрочем, оно и понятно: было бы странно, если бы один плащ с драконом заменили на другой такой же. Невеста преклонила колени, мальчик с волосами, рыжими с одной стороны и белыми с другой, подал жениху корону на подушке, та увенчала голову склонённой принцессы.       — Отныне ты — моя, и я — твой, король и королева, — сказал жених чуть срывающимся голосом. — Единые в жизни и смерти.       И в этот момент жуткий ветер поднялся из ниоткуда, разметал угли на алтаре, закружил в воздухе пепел...       ...когда он улёгся, в септе их осталось четверо: жених, без венца на голове, одетый в старые поношенные тряпки; сонный княжич Мартелл; и Ширен с Бенджикотом, который расплакался то ли от страха, то ли от попавшего в глаза пепла.       И на полу лежала красивая диадема, которой жених только что увенчал свою невесту.