Полумейстер

      Леди Алисанна Леффорд была само очарование. Длинные светлые волосы уложены в сложную причёску из множества тонких кос, полные щёки, большие голубые глаза. В другой жизни Роберт непременно бы за ней приударил, но... в другой жизни.       — Наш брат Лео пал жертвой собственной глупости и преступлений Тайвина Ланнистера, — объявила она, когда вышла встречать короля с хлебом, солью и бокалом вина. — Огромная честь для нас принимать в своём скромном доме короля Семи Королевств.       Что ж; он не прочь был оказать подобную честь столь гостеприимному замку.       Как и следовало ожидать, Западный Край уходил от Тайвина. Лорды присылали Роберту ключи от своих замков и страстные уверения в своей верности — некоторые заходили даже так далеко, что умоляли спасти их от богопротивной власти Ланнистеров. Слова леди Леффорд, когда она торжественно с поклоном поднесла символический ключ от своего замка — золочёный, красивый, с кольцом в виде солнышка — мог повторить любой из них:       — Мы готовы вам служить, государь, чем пожелаете и как хотите — только, молю, укротите гнев ваших речных вассалов, не дайте им вернуть нам то, что наши люди делали в Приречье!       В её голубых глазах стояли при этом совершенно неподдельные слёзы.       Если бы ещё слезами можно было смыть кровь с рук её покойного брата и его солдат, старательно выполнявших приказы Тайвина. Или затушить огонь, горящий в сердцах речных лордов, пришедших на землю своих палачей. Роберт, право, не был настроен сжигать весь Западный Край, эти земли были ему нужны не меньше прочих и должны были стать опорой для последнего военного похода — в Простор, против оставшихся Золотых и бешеной шлюхи с её не менее бешеными дорнийцами.       Но речники хотели мести, и её следовало им дать. Может быть, не здесь — королям не пристало разорять присягнувшие земли. Может быть, в Ланниспорте, сжигать который давно стало хорошей традицией. Но где-то их придётся отпустить на волю, дать им выплеснуть свою ярость, напоить их вражьей кровью... впрочем, если не выйдет это сделать до самого Кастерли, будет совсем неплохо. На штурм они пойдут злыми и на всё готовыми — как и подобает идти на штурм.       Леди Леффорд не забывала кланяться так, чтобы её внушительные сисяндры чуть не вываливались из выреза, конечно, но Роберта это интересовало мало. Нет, посмотреть он, конечно, посмотрел — как известно, за погляд денег не берут и товар он не портит — но трахать её попросту не хотелось, и это было непривычным ощущением. Он думал, что хранить верность жене будет как-то... сложнее, что ли. Что руки будут тянуться сгрести в горсть симпатичные сиськи или особо аппетитную задницу, что в штанах и голове будет вечная борьба долга и чувства — но нет.       Женщины вокруг по-прежнему были хороши собой, по-прежнему было за что зацепиться взгляду. Не было желания — не того, которое заставляет хрен топорщиться, это-то никуда не делось, а того, которое гнало поймать, ухватить, затащить в койку любым возможным способом.       Нед утверждал, что это просто влияние трезвости — дескать, бухло горячило ему кровь и не давало покоя — может и так. А может, дело было в том, что с Бриенной он время не терял, да и хотелось её по-настоящему, а не ради того, чтобы набить ей брюхо наследниками, как пробляди с её вечным отвращением на лице. И в постели новая жёнка была мила: такая скромница и тихоня, что одно удовольствие её потихоньку заставлять расслабиться и начать живенько отвечать на его ласки, шевелиться и издавать звуки.       И её глаза — огромные, наивные, доверчивые и благодарные... ни одна баба на одну ночь никогда так не посмотрит. Так может смотреть только молодая жена на любимого мужа, молодая жена, о которой он всегда мечтал и которую наконец получил. А что поутру она облачится в доспехи да влезет на лошадь... у всякой жёнки свои закидоны. Вон, у Неда... он не знал, чтобы у правильной умницы Кет были закидоны, но считал, что быть такой правильной умницей само по себе должно было за них сгодиться.       Тем же вечером, конечно, повалили вороны — он приказал слать почту на замок Леффордов, рассчитывая или занять его миром, или штурмом, но к сегодняшнему дню в любом случае.       Писали из освобождённой столицы, писали ребятки, оставленные стеречь выход с Разломанной Клешни — пусть-ка посидят там, поганцы, без подвоза еды и бухла, интересно, сколько просидят — писали из Росби и от партизан Сиворта и Дондарриона из Королевского Леса... все торопились отчитаться о занятых позициях, спросить совета, разрешения, того, сего — страшно подумать, как унылы военные будни и как они напоминают дворцовые. Всей разницы, что периодически между чтением и написанием скучных бумажек можно взять молот и выдать им пиздюлей всяким уродам.       Если бы короли могли иногда слезать с трона и выдавать пиздюли особо задравшим придворным, жизнь их была бы куда легче и радостнее, считал Роберт.       Хотя, конечно, можно было обязать этих задравших участвовать в бугурте... это стоило записать и потом использовать!       Последним прилетел взъерошенный ворон с красным футляром на лапке. Значит, срочная почта — такую нёс не один грустный ворон всю дорогу, ночуя как придётся и долетая как получится, а множество, от почтовой станции до почтовой станции, где мейстер перевешивал футляр на лапу свеженькой, готовой быстро лететь птички. Срочные письма могли пересечь страну за сутки-двое, когда обычным понадобилась бы целая неделя.       Ничего хорошего красный футляр не сулил.       Да ещё и запечатан был не чем-то, а гербом Баратеонов. Значит, от кого-то, кому Роберт право пользоваться этим гербом даровал. А таких людей и было-то четыре человека, считая Неда, который дрых этажом ниже.       Он взломал печать, открывая футляр. Желтоватый листок был украшен смазанным кровавым пятном — ещё один дурной знак.       Кривым, неровным почерком на нём было написано:       Всё правда. Их множество. Нужен обсидиан — он их убивает. В.