Полумейстер

      С Мизинцем, раньше, господа, такого не бывало:       Недавно был двадцать один — а нынче двадцать стало!       Сидит, печален и угрюм, пошли все планы прахом:       Как без того, без одного, идти ему на плаху?       Носатый менестрель Том — один из людей Дондарриона, остановившийся в Харренхолле ненадолго между рейсами из глубокого тыла на передовую и обратно — радостно распевал новую песенку, приплясывая так, чтобы в такт мелодии звенели бубенцы у него на башмаках.       — Отлично идти, — хмыкнула старуха Уэнт со своего кресла. — Это наличие, говорят, некоторым мешает, а отсутствие ещё никому помехой не было.       Поклонившись ей, менестрель подкрутил колки и начал новый куплет:       Пусть не волнуется, дурак — известное ведь дело:       Мешают яйца с колбасой танцорам неумелым!       Нет ни яиц, ни колбасы у Вариса в столице —       А так отплясывал в петле, что вся страна дивится!       — Вариса повесили? — удивился Уиллас. — Ты не докладывал.       — Так точно, господин наместник, повесили. Лично принц Станнис распорядился.       — А по случаю чего? — это уже было интересно. Паук казался неистребимым, как вонь на улицах и вечным, как Красный Замок.       — Вроде как на самозванца работал, ваша милость. Попался с каким-то лисенийцем, чуть не во флоренте-деленте.       Почему-то представился ушастый Флорент, который со свечкой стоит над совокупляющимся Варисом и издевательски улыбается. Лично Алестер Флорент — просто потому, что вплоть до поездки в Приречье Уилласу как раз приходилось разбирать его свару с Бисбери за три акра земли со старым кладбищем. Медовая каждую весну размывала землю и по ней плыли покойники, но спорить это лордам не мешало.       Флоренты...       Он вспомнил, что леди Селиса направилась принимать обеты в септрий Старицы близ Скоропляса. Вспомнил известия о том, что творилось в монастырях и септриях к югу от Божьего Ока. Если бывшая жена принца Станниса окажется среди жертв... он даже не мог решить, к добру это будет или к худу. В любом случае, Флоренты были наглухо заняты военными действиями у себя дома. Старомест нуждался в защите.       — Выясни, не пострадал ли септрий Старицы, — можно было не уточнять, какой — в Приречье был только один. — И отдельно, как поживает септа Селиса.       — Слушаюсь, ваша милость. Можно мне петь дальше?       — Дозволяется.       Послушать про заслуженную участь Мизинца было даже приятно. Неприятна была мысль, что ещё два дня тот будет жив — мысль эта была как ноющая боль в ноге, как противный вечерний сквозняк. Два дня — это очень много для человека, в котором подлости и коварства даже больше, чем костей и крови. Слишком много, особенно если он обречён. Но вроде бы мейстер Люциус утверждал, что после операции тот как впал в лихорадку, так в себя и не приходил... хотелось бы верить.       — Знаешь, — сказала сестра, — а этот Талли не такой и противный тип.       — Все они хорошие, когда раненые и бредят, — настроение у Уилласа было отвратительное.       — Нет, правда! Он даже пытается веселить нас с принцесс... с леди Мирцеллой Уотерс, — поделилась та. — Или Хилл? Как правильнее?       — Если верить тому, что я слышал — леди Мирцелла Кафферен, — хмыкнул он. — Или Карон. Государь хочет заставить одного из них усыновить своего бастарда Эдрика и выдать за него Мирцеллу. Думаю, стоит закончиться войне, всё уже будет решено.       — Надо будет ей сказать. Бедняжка уверена, что её ждёт септрий или даже монастырь, — Маргери покачала головой. — Не понимаю, что такого плохого в том, чтобы никогда не выйти замуж? Можно служить богам, жить спокойно и не бояться умереть родами...       — Не все женщины, тем более девицы, такие же разумные как ты, дорогая сестра. Большинство мечтает стать матерями, а как быть матерью без мужа?       — Спроси леди Арвюн Окхарт, она расскажет. Её бедный Селми сидел в Дубу безвылазно, пока она в столице рожала ему ребёнка за ребёнком.       — И что из этого вышло? Труп, распутник и болван, сгубивший себя и чуть не сгубивший остальную семью. Нет уж, дорогая сестра, без мужа никуда. И пусть лучше он будет молод, красив и добродушен, как этот будущий Карон или Кафферен.       — По мне, лучше быть умным и смелым.       — Много радости тебе будет с умного и смелого, если он будет груб и уродлив?       — Ты всё ещё надеешься, что я найду себе подходящего жениха, да? — она грустно покачала головой. — Отец никем не будет доволен, кроме короля и его братьев, ты же знаешь. Да и гранд-лордов свободных что-то не видно.       — Один из них находится на твоём попечении, — напомнил Уиллас.       — И мейстер всё ещё мне не сказал, как у него с подарочками от его девиц, — Маргери упрямо наморщила носик. — Хотя он милый, сделал куколок из соломы своего тюфяка и развлекал леди Мирцеллу спектаклем, когда она была в печали. И обещал подарить мне цветы, когда сможет ходить. То есть, не скоро — а возможно, и никогда, ему попали стрелой прямо в колено и оно начало гнить...       — Промывайте зелёным вином каждые несколько часов, — посоветовал Уиллас. — Или сэмчиком(1). Он будет кричать, конечно, это очень больно...       Маргери молча крепко обняла его, как делала всегда, когда речь заходила о его беде.       Милая, милая сестрёнка.       И добрая. Она помогла бедному раненому лорду Талли выбраться наружу — два крепких крестьянина вынесли его на носилках — чтобы тот мог увидеть, как отрубят голову обидчику его сестры и племянницы. Та стояла, прямая как палка и бледная, как лунный диск, сжимая в руках поводок своего волка.       Когда голова Мизинца покатилась по траве, а труп отволокли на свалку на радость лисам и волкам, Уиллас ощутил, что одной тяжкой ношей на плечах у него стало меньше.