Полумейстер

      Рейлла задумчиво смотрела на себя в зеркало, стараясь не морщиться, когда Кресия слишком сильно дёргала прядки, укладывая их в сложную корону из кос по последней придворной моде. Сегодня должны были начаться свадебные торжества, и она всё пыталась понять: похожа она на невесту или всё-таки не очень. Беда была в том, что она сама до конца не знала, как невеста должна выглядеть.       — Это потому, ваша милость, что вы без матери росли, — сочувственно вздохнула Кресия. — Отец у вас, конечно, хороший, и даже Десница, а вот только он всё равно мужчина и в женском ничего не понимает. Такая уж у него природа.       Кресия, конечно, говорила про леди Винафрид, которая в гневе разорвала все отношения с папенькой, когда Рейлле было года три — тогда как раз родился Джон, папа назвал его в честь своего друга, его жена почему-то страшно обиделась, хотя могла бы радоваться, что папенька признал уже второго её бастарда, как до того признал Дейрона... одним словом, всё было сложно и теперь леди Винафрид вообще жила в Браавосе с тамошним морским владыкой.       Беда в том, что матерью её Рейлла никогда не считала — у неё была своя мама, красивая и умная, только вот давно мёртвая, а нормальным людям не объяснишь, что папа женат на покойнице и счастлив с нею. Нормальные люди — даже Дейрон и Джон, пусть они и братья — вообще не видят призраков.       Хотя некоторые нормальные люди всё-таки были способны понять такие вещи. Её жених Эдберт, например, считал, что лучше мама-призрак, чем мама-проблядь, как у лорда Томмена Кафферена, или мама-изменница, как у Ариона Дейна. Эдберт вообще был человек крайне рассудительный — не зря его назвали в честь лорда Старка, славного своим умом и добрым нравом. Рейлла пока не знала, любит ли своего жениха — она вообще не очень понимала, что такое любовь не как в книгах, где прекрасные дамы и славные рыцари сходили с ума, впадали в неистовство и не могли стоять и дышать без предмета своего обожания.       Папа любил маму и они почти всегда были вместе, всегда советовались в важных делах, старались не огорчать друг друга и, наверное, возлежали вместе, раз у них появилась Рейлла. Король любил королеву и они хором хохотали, он всегда обнимал и целовал её на пирах и выбирал в пару на турнирах и во дворе для тренировок. Дядя Джон любил тётю и сочинял для неё песни. Принц Ренли любил сьера Лораса и тискался с ним в коридорах Белой Башни к огорчению лорда-командующего Сэнда.       Словом, все любили по-разному, и наверное, то, что было у Рейллы и Эдберта, тоже годилось — в конце концов они точно были друг другу дороги, друг друга слушали и им нравилось проводить время вместе. И целоваться с ним было приятно, а значит, и возлечь с ним будет неплохо — мама говорила, что возлежать с любимым большая радость и наслаждение, особенно если знать, что делать. Папа только жмурился, прикрывал лицо ладонью и страшно краснел.       — Опять задумались, ваша милость? — окликнула её Кресия и Рейлла смутилась.       Она и правда часто терялась в раздумьях — папино наследие, мама была куда ближе к реальности. Наверное, поэтому они с папой — и Рейлла с Эдбертом — и ладили так хорошо: когда один блуждает где-то в облаках своих мыслей, другой может держать за ногу и при необходимости выдернуть обратно в мир сущий.       — Вы не сомневайтесь, будете самая красивая на пиру, — пообещала Кресия.       Рейлла, увы, сомневалась, и даже очень — она вообще была не красавица, а сущая дорнийка. При дворе хватало девиц куда краше — что кузина Ализана с её белоснежными кудрями, что рыжая и синеглазая княжна Кеттлея... даже старшая сестра Эдберта, принцесса Селия, была краше, несмотря на то, что ростом удалась и в отца, и в мать, и с удовольствием махала отцовским молотом.       — Папа бы сказал, что красота в глазах смотрящего, — ответила она задумчиво. Для него вот самой красивой на свете была мама, а мама тоже была смуглая чернушка. — Знаешь, Кресия, я просто никак не пойму, что я чувствую.       — И правильно, так оно и должно быть.       — Почему?       — Потому что такое время, ваша милость. Вчера вы были девочка, завтра будете женщина, а кто сегодня — неясно. Невеста — это ведь именно от "не ведать", не знать, то есть. Невесть кто, получается.       Женщиной Рейлла должна была стать не завтра, а через семь дней торжеств, но тем, наверное, сложнее.       — Ничего, ваша милость, это пройдёт. Сегодня на пиру посидите, а завтра у вас как раз девичник будет. У вашего папеньки все знакомые дамы как одна мудрые и опытные, уж как-нибудь объяснят вам и что делать, и как быть, и как мужа ублажить, и себя в обиде не оставить.       От мысли, что она будет ублажать Эдберта, стало как-то неуютно, хотя она вроде бы с детства была помолвлена и всегда знала, что да — однажды так случится.       Наверное, это всё невестное состояние.       Причёсанная и наряженная, она отправилась звать отца — тот наверняка опять засиделся или за бумагами в кабинете, или с мелкими в каминном покое.       Оказалось, второе. Папа сидел в любимом кресле и рассказывал:       — Леди Веларра была от природы бесстрашна, а тут у неё и вовсе не осталось выхода, потому она с края скалы шагнула прямо на голову чудищу. «Хочешь — съешь меня, — сказала она. — Хочешь — разорви на части. Пусть только я не попаду в руки убийцы моей родни». И такова была сила её души, ярость и смелость, что морской змей покорно склонился под её стопой и стал ей послушен, как мне послушен Шиповник. Драконы Келерисов не устояли перед мощью моря, и леди Веларра обрела желанную свободу, но не пожелала оставаться в Валирии и направила змея на Запад...       Корлис и Селиса, дети леди Ширен, завороженно его слушали — Корлис, причём, явно пытался придушить своего дракончика. Рейлла хихикнула; её Эдберт со своим обращался куда лучше, да и был его Громобой уже совсем взрослым. Достаточно большим, чтобы на свадьбе поднять их в небо — как когда-то давно, ещё при Таргариенах.       Заметив её, отец заулыбался, поднялся на ноги.       — Пора идти, — напомнила она. — Без нас пир не начнётся, а посидеть с чужими детьми ты всегда успеешь.       — Неправда, не всегда. У Десницы, знаешь ли, свободная минутка редко выдаётся, того реже час-другой, — чуть дурашливо ответил папа. — Ты сегодня красавица, вся в мать. Ещё бы в ройнарское платье тебя нарядить... — мечтательно хмыкнул он.       — Нельзя, я не ройнарка, — буркнула она, смущённая. Платье-то, спасибо дяде Оберину, у неё было — ярко-алое, златотканое, залюбуешься.       — Мечтать не запретишь, радость моя. Ты готова?       — Не знаю, — с папой проще всего было быть честной. — Но хочу быть.       — Значит, будешь. Ничего не бойся и помни, кто ты — и всё сложится. Кресия, уведи детей назад к принцессе Ширен — они ведь тоже приглашены. А я пока пойду переоденусь.       «Кто ты»...       Она была Таргариен, она была законная наследница трона, невеста наследного принца Баратеона, дочь скрытого короля (он же лорд-десница) и его мёртвой жены.       Рейлла Дарклин, сестра Дейрона и Джона. И сегодня был её день — начало её седмицы.       Она ничего не боялась.

* * *

      — Знаешь, Рейнис, я всё ещё не знаю, как так вышло, что у меня взрослая дочь и я выдаю её замуж, — сказал Визерис жене.       Та рассмеялась, поцеловала его в щёку холодными губами:       — Как будто ты вообще что-нибудь знаешь.       — Я знаю, что я ничего не знаю, — отозвался он.       Он назвал дочь Рейллой, чтобы в Вестеросе была счастливая королева с таким именем. Он верил, что не ошибся.