Полумейстер

      Покойный лорд Бейлиш любил повторять, что хаос — это лестница. При этом он обычно заглядывал Сансе в глаза и сально улыбался, так что невольно она задавалась мыслью: куда же именно она ведёт.       — Таким образом можно предложить силлогизм: если свадьба твоего дяди — это хаос, а хаос — это лестница к чему-то непристойному...       — То свадьба дяди Оберина была обречена быть хаотична донельзя? — рассмеялся Квентин. — Жена моя, я люблю твоё чувство юмора.       Она вспыхнула, как всегда, когда муж говорил о любви, и игриво шлёпнула его по плечу.       Они вернулись в Дорн ранней зимой — вернулись из поездки к родителям в Винтерфелл, который показался Сансе пугающе чужим.       Робб праздновал свою победу, обнимал жену и Теона и всем рассказывал о подвигах Дени на Стене и Теона на островах. Теон вздыхал, что предпочёл бы всем подвигам объятия Дэзи Мормонт — но увы! Прекрасная медведица выбрала храброго рыцаря Харраса Харлоу и даже обещала ему принять помазание в септе.       А Сансу... Сансе он улыбнулся — и только.       И побежал ловить Рикона — тот опять сбежал от нянек, пытавшихся его искупать, и носился по замковым коридорам голый и верхом на своём лютоволке. Мама рожала, отец пытался подготовить край к зиме, мейстер Лювин и септон Шейл обсуждали какую-то колдовскую ересь, а Арья и её жених бегали хвостиком за страшным лордом Болтоном, жена которого тоже вот-вот должна была родить.       — В чём-то я вас понимаю, моя княгиня, — задумчиво сказал ей принц, церемонный, как всегда после разрыва их помолвки. — Я вернулся и не узнал мою маленькую Дени в этой смелой и властной женщине, юной леди Винтерфелла. Она вышла на бой с ледяным демоном, моя сестрёнка, как она может остаться прежней? Но ведь и мы тоже изменились. Странно было бы ждать, что все остальные окажутся прежними.       — И что теперь? Никогда не возвращаться?       Тот пожал плечами:       — Не мне за вас решать, княгиня. Но мне кажется, надо просто... принять эти изменения, в себе и других? А там уже как получится. Кого-то полюбить в его новом обличье, а кого-то отпустить и оставить жить дальше.       — А что сделаешь ты сам?       — Я? Дождусь, когда моя жена родит и отправлюсь в Дорн, конечно. Я обещал быть на свадьбе княжича Оберина, в конце концов.       Так она узнала о надвигающейся свадьбе, о которой ни её, ни мужа никто не утрудился предупредить.       Долгий морской путь принёс новые знакомства и новую растерянность.       Она решительно не понимала ничего происходящего. Как могла леди Винафрид так легко отдать своих родных деток мужу и позволить увезти их в Дорн? Санса пыталась добиться ответа, но та только ласково улыбнулась и сказала, что это вещи, которые приходят с возрастом.       — Мой муж прекрасный человек, я верю, что он позаботится о них, как должно. Тем более, я ведь леди, а леди не воспитывают детей сами, — сказала она чуть надменно, словно намекая, что мама вела себя недостойно. — Тем более, что я куда лучше него смогу позаботиться о делах нашего нового владения. Не зря он женился под моим плащом, — леди Винафрид чуть усмехнулась. — Видно, такова судьба: на ком плащ, тот и сидит с детьми. Вы по-прежнему дружны?       — Мне иногда кажется, я никогда его не знала, — вздохнула Санса. — Особенно когда он смотрит в пространство и словно что-то слушает... и раньше он куда меньше времени проводил с Джоном.       — Ах, да, Джон, — леди Винафрид вздохнула. — Твой единокровный брат ведь сопровождает моего мужа в Дорн, верно?       — Ну... да? Я так понимаю, ваш муж его пожаловал землёй и принял клятвы вассала, нет?       — Ещё и землёй пожаловал в обход меня, — снова вздохнула леди Винафрид. — Что ж, полагаю, в Дорне они будут весьма счастливы. Вы замечательный друг, княгиня. Надеюсь, когда мой замок восстановят, мы сможем общаться чаще.       Санса тоже надеялась: леди Винафрид была умной и интересной женщиной, пусть их с принцем брак и выходил каким-то необычным.       Пока готовили корабль к долгому путешествию, Санса жадно впитывала северные новости, пытаясь набраться их на всю грядущую жизнь — снова возвращаться домой она не собиралась до лета, а может и дольше того, всё-таки место княгини с её народом, народом её супруга.       Она слушала сплетни о том, что страшный лорд Болтон обещался построить в Дредфорте септу для леди Уолды и забавно поругался со своим бастардом, когда тот вступил в орден Серебряного Молота и пожелал сменить имя на Брандон — дескать, от века у Болтонов этой старковской клички не бывало, и теперь не бывать — и думала, что оказывается, ничего не знает о Болтонах.       Слушала истории о том, как чёрный колдун держал Винтерфелл в осаде, чтобы дать железянам шанс пограбить Север, но славный молодой лорд Робб и его жена с помощью святых людей повергли колдуна во прах и станцевали на его костях — и думала, что понимает, почему они с Дени так изменились.       И чем больше она слушала, тем больше думала: а на Юге, рассказывают ли там истории про неё и Квентина? И если да, то какие?       Ещё она слушала героические баллады о битве у Стены: о том, как смыл свои грехи кровью сьер Джейме Ланнистер, за три страшных дня ставший из презренного изгоя начальником гарнизона Сумеречного Дозора, и о том, как сьер Джон Коннингтон бросил своего воспитанника истекать кровью и побежал в метель, обнимая серый вихрь и клянясь ему в вечной любви — да так и застыл ледяной статуей.       — Такова жизнь, о юнцы и юницы, — серьёзно сказал бард Абель, исполнявший песню. — Слава обращается в пыль, и нечестие обращается в славу, и всё зависит только от того, что таится в сердце человеческом: величие или ничтожество.       Абель тоже собирался с ними в путь — Верис нанял его жену кормилицей, да и музыканту на свадьбе всегда найдётся место.       Героев битвы за Стену — среди которых, оказывается, был и Верис, хотя он об этом упрямо молчал — в Гавани собралось великое множество. Был и капитан Уотерс со своими двумя племянниками, малышом Матарисом и одноруким Арланом, и загадочная леди Мелони Риверс, гадавшая всем желающим по руке, по капле крови или на углях, и её (по слухам) любовник Аллерас, собиравшийся из Дорна в Цитадель... Сансе даже удалось увидеть принца Станниса, остановившегося у Мандерли по дороге в столицу. Принц был чем-то очень недоволен.       Первым с корабля сошёл молодой лорд Уэнт со своей женой — настоящей великаншей, по сравнению с которой не только Санса, но и большинство мужчин казались карликами. Потом капитан Уотерс с племянниками — их ждал Дрифтмарк.       Верис был со всеми ними знаком, и очень близко, потому что на прощание обнимался и чуть не плакал — он всегда был очень чувствителен. Правда, потом его звала сердитая жена Абеля и он бежал к своим близнецам, совсем не похожим на валирийцев — оба они уродились чёрноволосыми, а девочка ещё и смуглой.       Должно быть, сказалась кровь королев Марии, Дианны и Беты.       Но корабль приплыл, все принялись радостно обниматься, Аллерас оказался девицей по имени Сарелла и дочерью княжича Оберина... и Санса пришла к выводу о хаосе, который лестница к чему-то непристойному, ибо нельзя было к нему не прийти, пытаясь организовать дорнийскую свадьбу.       — Меня позвали и велели мазать леди Элларию жёлтой пакостью, — пожаловалась она мужу. — Там все её дочери, и ещё толпа дам, а я даже не знаю, зачем это нужно!       — Я тоже, — признался Квентин. — У Иронвудов андальские обычаи, не ройнарские. Но наверное, это на счастье? Все свадебные обычаи на счастье, в конце концов.       Когда одетую леди Элларию обливали молоком с розовыми лепестками, Санса старательно повторяла себе эти мудрые слова. И думала, как же ей повезло, что она успела выйти замуж в нормальном мире и тайком — а то мало ли какие особенные обряды практиковали в Приречье.       Помимо провожания, конечно.       И ещё о том, что если у неё будет дочь, однажды уже её придётся мазать жёлтым, обсыпать украшениями, наряжать и обливать молоком. И тогда, наверное, кто-нибудь расскажет смысл каждого из обрядов.       Наверняка.

* * *

      А Оберину Мартеллу и дела не было до страданий молодой княгини. Вокруг него были его замечательные девочки: храбрая Обара, умница Сарелла, копьеносная Элия, кокетка Обелла, сердитая Дори и малышка Лори. Рядом был Визерис, дочка которого была вылитая малышка Рейнис. Вот только ни Тиены, ни Нимерии — их никогда больше не будет рядом. И Доран, бедняга, не дожил до этого славного дня. Но ничего — он там с сестрой вместе, смотрит на веселье и поднимает кубок небесного вина... а вот Тиена и Нимерия... за их души он не мог быть спокоен. — Они простят тебя, — шепнул Визерис. — Они пришли на твой праздник, чтобы это сказать. И однажды они смогут уйти дальше. Визерис часто говорил странные вещи — о призраках, о мертвецах, о вихтах... но ему хотелось поверить.       Но главное — напротив него в септе стояла прекраснейшая из женщин, и он набросил ей на плечи свой плащ, на котором вокруг пронзившего солнце копья обвивалась алая змея.