I want to wake up

Открыв глаза, Хван Хенджин почувствовал запах персика. Не сладкий, не приторный, это был запах еще зеленого недозрелого плода. Приятный аромат отдается мурашками по телу, Хван проводит рукой от ключиц, прокладывает дорожку вниз вдоль живота, и натыкается на утренний стояк. Он закрывает глаза и пытается воспроизвести свой сон, но мысль ускользает, оставляет за собой приятное чувство возбуждения, которое перебивают нотки грусти. Только во снах Хенджин счастлив, а здесь, в реальности, в этой пустой, плотно зашторенной комнате он задыхается. Дело не в помещении, дело в нем самом. Приступы нехватки воздуха стали слишком частыми и болезненными - момент ужаса, когда не можешь вдохнуть полной грудью, хватаешься за каждую возможность, а после очередного провала, впадаешь в панику. На часах фиолетовым цветом горят цифры 6:19. Он откинул одеяло и дал себе возможность полежать еще пять минут. Сегодня у него четыре пары. Учебный семестр начался неделю назад, и Хван еще не привык к ранним подъемам. На секунду он вспомнил себя в студенческие годы, однокурсники считали его затворником, отшельником. Единственный друг Кристофер в шутку называл его «ночной зверь». Тогда Хван ещё не знал прелестей сна и старался не тратить на него время. Кристофер, так странно, Хенджин не понимает, почему вообще вспомнил о нем. Прошло уже 5 лет с тех пор, как он не видел Криса. Джинни уже 27, за плечами аспирантура и иногда он задумывается о докторантуре, хотя и не видит в ней смысла. Хван выдернул себя из воспоминаний, встал с постели, принял душ и сварил кофе. Надеть он решил узкие черные брюки, тяжелые ботинки на шнуровке и черную рубашку. В черный кожаный рюкзак Хван закинул пару конспектов к лекциям, планшет, влажные салфетки, кошелек и аирподсы. Этот аутфит в комплекте с его черными до плеч волосами и идеальной белой кожей превращал его в героя готического романа 19 века. Хван уделял много времени уходу за собой, так как считал, что если человек говорит о высоких материях, об эстетике, об искусстве, он должен, нет, он обязан, соответствовать. Все должно быть красиво: запах, одежда, речь, движения и даже взгляд. По дороге в университет Хенджин зашел в кафе и решил позавтракать любимым черничным чизкейком. Официантка все время пребывания Хвана в кафе пожирала его глазами, новенькая, все, кто работают здесь давно, знают, что не стоит даже пытаться флиртовать с этим гостем. Он не смотрел на нее, но чувствовал этот взгляд всем телом. Хенджин знал, что привлекает людей. Загадку всегда хочется разгадать. Первая пара по расписанию у первого курса на факультете искусств. Дисциплина - «История мировой литературы», по учебному плану - античная литература. Хенджин заходит в аудиторию, слегка приподнимает руку, приветствуя студентов, кидает рюкзак на стол и садится на свой «преподавательский трон», окидывая холодным взглядом присутствующих. Имена первокурсников он пока не запомнил, хотя нет, Хан Джисона запомнил, выскочка-юморист. Всегда сидит один в центре, на самом видном месте. Но сегодня он был не один. Хенджин видит только пепельные волосы рядом сидящего, челка падает на глаза и прячет лицо, потому что парень уткнулся в телефон, в ушах виденются наушники и, кажется, ученик даже не заметил прихода учителя. Хенджин пристально смотрит на «новенького» и может поклясться, что от того исходит солнечный свет. Джисон замечает этот взгляд и локтем пихает соседа. Юноша поднимает голову, привстает от неожиданности и вынимает из ушей наушники. Хенджин на секунду замирает и начинает крутить серебряное кольцо на своем указательном пальце. «Красивый… такой красивый», — подумал Хван и что-то защемило в груди. От неожиданности Хенджин не может вздохнуть. «Только не сейчас, только не... сейчас… нет, не сейчас!» — словно молитву Хван повторяет в голове эти слова. И вот, спасительная доза кислорода проникает в легкие и заполняет собой все пространство. — Здравствуйте, очень рад, что вы почтили нас своим вниманием, не могли бы вы представиться, — мягко произносит учитель. — Да… да, конечно, сонсэним… мистер Хван. Меня зовут Енбок, Ли Енбок, меня…, — низким глубоким голосом произносит младший. Джисон начинает хихикать. — Ликси, ты чего, Енбок, зачем так? — слишком громко шепчет Хан и по аудитории проходит волна легких смешков. — Что смешного Джисон? — спрашивает с интересом Хван, ему и правда интересно. — Ну, мы обычно зовем его Феликс. Не знаю, его даже мама родная Енбоком не называет. — Меня не было всю первую неделю, — продолжает оправдываться Феликс, стараясь не обращать внимание на Хана, — я жил в Австралии с родителями до поступления и только вчера смог прилететь. Я прошу, прошу прощения, я прочитал ваши лекции, — слова из его рта вылетают очень резко и неуверенно. — Раз так, замечательно, — Хенджин делает паузу, решая как обратиться к младшему, — Феликс. Садитесь, я на первой паре говорил, что не нужно на моих занятиях вставать. Хенджин достал из рюкзака тетрадь с конспектами. — Сегодня у нас практическое, мы поговорим о роли сна в античной литературе, хочу услышать ваше мнение, а не чужое готовое эссе из интернета. Давайте послушаем… — Хенджин делает вид, что выбирает того, кто будет отвечать, но на самом деле он уже знает, чей хриплый бас он сейчас услышит. Он до конца не осознает, почему ему так хочется поиграть с «новеньким», заставить его нервничать, на это не хватает времени. — Феликс, прошу, ты же готовился. Феликс привстает и, еще не разогнув колени, вспоминает, что сказал старший, и садится на место. — Роль сновидений в литературе имеет большое значение. Сны могут выступать как предупреждение, так называемый «вещий сон» или могут помочь раскрыть героя, если во сне присутствуют воспоминания из жизни, также сон может направлять ход сюжета, становится некой связующей нитью. У немецких романтиков сон - это символ двоемирия. А на матрице двоемирия основан романтизм, — парень на секунду останавливается, а его лицо приобретает мечтательное выражение. Студент проводит языком по нижней губе, прикусывает ее. Феликс говорит четко, не запинаясь, что настараживает Хенджина и он, к своему глубочайшему удивлению, начинает внимательно слушать Енбока. Обычно первокурсники не такие разговорчивые. — Продолжайте! — почти приказывает Хван. — Но… но я не хочу рассказывать про сны Пенелопы или Агамемнона. Мне кажется, сном может быть то, что представляется действительностью. Я хочу рассказать про Пигмалиона. Все мы знаем этот миф. Что если Галатея ирреальна? Что если все, что происходило с Пигмалионом, после сотворения скульптуры всего лишь сон? Это его мечта, его страсть. Творец полюбил свое творение, полюбил так сильно, что погрузился в фантазию с головой. — Вы хотите сказать, что Пигмалион шизофреник? — Нет, нет… Я хочу сказать, что Пигмалион — романтик. Исключительный герой. — Это очень интересная литературная интерпретация, — с улыбкой произносит Хван, — но мне мало фактов. Подтвердите свою позицию текстом мифа. Прошу вас учесть особенности мифа и его отличия от реализма. — Я не смогу, я просто так чувствую. — Тогда это всего лишь ваша фантазия. Вы видите то, что хотите. В таком случае автором произведения становитесь вы, — Хвану показалось, что он слишком строг к мальчику, — но вы молодец. Меня порадовал ваш ответ, надеюсь, продолжите в том же духе. Кто следующий? Хван отводит от Феликса глаза и старается больше не смотреть на него. Свет, исходящий от парня не греет, он обжигает, от чего внизу живота начинает покалывать. Пока отвечают другие студенты, Хенджин размышляет, анализирует свои чувства. Всего лишь третий год он преподает и не хватало ему сейчас сексуальных фантазий о каком-то малолетнем искусителе. Хван - гей, он никогда не скрывал, хотя и не афишировал этот факт, поэтому никто точно не знал какой он ориентации. А зачем об этом знать? Если Хенджин захочет кого-то, он возьмет, и тогда его любовник узнает. Правда, Хенджин хотел редко и практически всегда это был трах на один раз. Но этот один раз был потрясающим. Экстаз, который пускают по вене, словно наркотик. Вспышка эмоций, взрыв, способный сжать пространство и время в одну точку, а после собирать вселенную по кусочкам. Некоторые партнеры преследовали его, ведь наркотики вызывают привыкание. Хван не оставлял шанса подсесть на себя. Старший поворачивает голову и видит лицо Феликса. Он с интересом смотрит на девушку, которая, активно жестикулируя, рассказывает почему-то уже о своих личных снах. «Нет, малыш, я не буду тебя трахать. Пока не буду…». Раздается звонок.