Стэф

      Когда дверь захлопнулась, Стэф прислонился к ней спиной и медленно осел на пол. В голове билась лишь одна мысль:       — «Чёрт! Чёрт! Чёрт! Да что я натворил?! Блять! Что со мной было?!» Он закрыл лицо руками, мелко подрагивая всем телом. Слёзы потекли против воли, очень уж долго пришлось держать в себе эти эмоции, чтоб не выдать свою панику Дэну.       Вообще Стэф пришёл в себя уже довольно давно, и лишь самообладание помогло ему не спалиться, ведь Дэн начал бы переживать. Уж лучше пусть он удивляется такому его поведению, чем увидит его в состоянии «отходняка». Так бывало почти каждый раз, когда Стэф перевозбуждался. Контроль терялся напрочь, в его голове рождались такие мысли, что «на трезвую» голову не пришли бы никогда.       Он с трудом поднялся и побрёл в ванну. Из зеркала на него смотрел всё тот же тощий черноволосый парень, в глазах которого было лишь отчаянье. Он снял очки, очертания отражения размылись. Так было даже лучше. Стэф умылся холодной водой, но это не помогло и он залез под душ, закинув кофту, единственное, что было на нём надето, в стиралку. Упругие прохладные струи немного остудили голову, однако не могли до конца вымыть из неё мысли о том, что же он наделал…       — «Да, ты просто грязная, похотливая тварь, я тебе давно говорил об этом.» — зазвучал в голове противный голосок. Стэф упёрся лбом в стену, подставляя спину под струи воды.       — «Будешь меня игнорировать, чёртов педик? Тебе самому от себя не тошно? Стонал как сука под ним, да? А ведь у нас с тобой были идеалы, помнишь? Мы ведь ненавидели это. Ненавидели весь этот разврат, что творят взрослые. А теперь ты так мне отплатил за мою защиту? Сам раздвигаешь ноги и открываешь рот, рисуешь эту пошлятину, пишешь ему… Я ведь всё знаю. Это всё мерзко. Думаешь, он долго с тобой будет играться? Ему быстро наскучит такая грязная, испорченная сучка как ты. Он найдёт себе милую, целомудренную девушку и создаст с ней семью. А ты так и останешься тонуть в пучине разврата. Мерзость!» Голос никак не унимался, усиливаясь с змеиного шипения до крика.       — «Но он был не против! Ему это тоже понравилось!» — запротестовал Стэф.       — «Конечно же ему понравилось!» — продолжал гнуть своё голос, — «Какой кобель откажется от течной суки, которая сама перед ним виляет задницей? Сказать по правде, он тоже тот ещё извращенец, но он хотя бы сверху. Он пользуется тобой, а не наоборот, смекаешь?»       — «Заткнись! Это всё по обоюдному согласию! Никто никем не пользуется!»       — «Ой ли?» — в интонациях голоса сквозила неприкрытая ирония, — «А если он, настоящий он, этого не хотел? А ты просто давишь на его инстинкты и на гормональный бум? Ведь что нужно парням в его возрасте, когда тестостерон лезет через край? Правильно — секс. Даже не секс, им хватит простых случек, как у животных. Это всё логично. Он сейчас думает не той головой, а ты этим пользуешься. А какие сказки плёл, про семью, про детей, про жену… И посмотри на себя теперь. Ты думаешь, вода поможет тебе отмыться, грязный пидор?» Стэф закипал. Он не мог контролировать свой внутренний монолог. Никак не мог заткнуть этого провокатора. Хотя умом он понимал, что они с Дэном не делают ничего плохого, ничего грязного, но каждый раз после увещеваний своего альтер эго, он начинал сомневаться в этом. Было такое чувство, будто он весь извалялся в помоях, они буквально впитались в его кожу и теперь никогда не отмыться.       — «Ты сам себе противоречишь…» — всё же продолжил защищаться Стэф от самого себя, — «Сначала говоришь, что он меня использует, теперь, что я его… Не логично.»       — «Посмотрите на него, наш малыш подключил логику! А что логичного в твоих поступках? Ты сам по себе большая логическая ошибка, сбой системы, выродок. Ты же знаешь, что сбои бывают разные? Кто-то, будучи мужчиной, считает себя женщиной, и наоборот, кто-то идёт против природы и трахается со своим полом, а не с противоположным. Вы все — мерзкие ошибки системы. И должны исправлять себя, чтоб не пачкать других людей!»       — Я НЕ ОШИБКА! — закричал Стэф в голос. Слёзы текли по щекам, смешиваясь с холодной водой, дыхание давалось с трудом. Он со всей силы ударил ребром сжатой в кулак кисти по кафельной стене, отчего по плитке поползла паутинка.       — …я не ошибка… —уже совсем тихо проскулил Стэф.

*****

      Стэф сидел на кровати, обнимая свои колени и ритмично покачиваясь туда-сюда. Он надел самую закрытую пижаму из тех, что у него были. Даже прикасаться к себе было тошно, не то, что смотреть на какие-то оголённые участки тела. Очки лежали на тумбочке и он не понимал, мутно ли в глазах из-за плохого зрения, или из-за того, что слёзы застилали глаза, но никак не срывались вниз по щекам, будто их удерживал невидимый барьер.       В коридоре послышался звон ключей и звук открывающейся двери. Затем два голоса:       — Ох, а чего за светомаскировка в квартире? Стэф, ты дома? — позвал Влад.       — Ой, да он… ик! Спит вже нверн… — послышался пьяный голос матери.       — Да, я дома. — бесцветным голосом откликнулся Стэф.       — Чувак, будь лапушкой, включи свет, плиз! А то у меня тут груз триста, который грозит вот-вот стать двухсотым. Она мелкая, конечно, но тяжёлая, зараза!       — Т-ты хошеш скзать шо я толстая, да?! Да я как… Ик! Лань! Как лань я! Вот… — запротестовала мать. Стэф поспешно вышел в коридор и щёлкнул выключателем. На пороге стоял Влад, держа в руках, аки принцессу, его мать. Та, в свою очередь, сжимала в руке початую бутылку шампанского.       — Благодарствую… Так, что с тобой опять случилось?       — А нет, ничего… — пробубнил Стэф.       — Ща, десять минут. Жди. — Сказал Влад и понёс тело в спальню, попутно сняв с неё сапоги и бросив на полку с обувью. Через пять минут Влад постучал в комнату Стэфа.       — Открыто… — буркнул тот. Влад зашёл, держа в руках бутылку вина и два стакана.       — Так, главную дебоширку уложил, теперь поиграем в психолога.       Он поставил стаканы на стол, включил настольную лампу, открыл вино и разлил. Затем протянул один стакан Стэфу, который теперь заседал в кресле возле стола. Тот взял стакан, с сомнением покосившись на Влада, который уже уселся на стул напротив.       — Мне нельзя… — попробовал протестовать Стэф.       — Ой, да ладно. Иногда можно. Я в твоём возрасте и не такое пил. Это в терапевтических целях, чую, что так ты мне ничего не расскажешь. Влад отхлебнул из своего стакана, Стэф последовал его примеру.       — Давай, выкладывай, чем снова себе голову забиваешь?       — Я… ну… Влад, я не пойму, почему ты так обо мне заботишься? Такой участливый… Нет, я не против, просто… просто я не понимаю… Он выжидающе посмотрел на отчима, очки Стэф так и не надел, потому было сложно понять, что за выражение сейчас на лице Влада. Из-за тусклого света это понять было ещё сложнее, но Стэф уловил мимолётное движение бровей и тяжкий вздох. Влад в три глотка осушил свой стакан и налил ещё.       — Я очень не люблю вспоминать эту историю, но если не расскажу, то тогда ты можешь меня неправильно понять… В общем… С чего бы начать? Влад задумчиво крутил в пальцах стакан. Стэф сидел на кресле, отпивая по маленькому глотку терпкое вино и не перебивал. Спустя несколько минут Влад всё же собрался с мыслями и продолжил.       — У меня была сестра, Женя… Старше меня на пять лет. Она была настоящим сорванцом. Всё время зависала с ребятами со двора, бегала по крышам, дралась. В общем, самый настоящий парень в юбке. Хотя юбки и платья не носила, как мать её не пыталась заставить. Родители сначала её ругали, а потом отстали, мол перебесится, перерастёт. Просто возраст такой, вот и бунтует. Отрезает волосы, игнорирует школьную форму… Мы жили в небольшом посёлке, так что какие-то вещи ей спускали с рук. Когда её было пятнадцать, то она перестала носить одежду с короткими рукавами, даже летом ходила в длинных кофтах и рубашках. Стала закрываться в себе. Тогда уже девочки и мальчики разбились по своим компаниям, периодически встречаясь только вечером во дворе. Из-за того, что она постоянно была с парнями, поползли слухи, что она с ними спит… Влад прервался, сделал ещё несколько глотков. Но не спешил продолжать. Стэф терпеливо ждал, понимая, насколько тяжело даются Владу эти слова, раз он сказал, что предпочёл бы об этом не вспоминать вовсе.       — Потом… Потом школа закончилась, а через год прекратила своё существование наша страна. Союз развалился и люди из посёлка поехали в ближайшие города. Женя тогда уже поступила в институт в Москве, одновременно подрабатывая продавцом на рынке, рано утром — до занятий, после пар и по выходным. Отец лишился работы и решил поехать в Москву, где уже хоть как-то была налажена коммуникация. У Жени появилось тут довольно много друзей за тот год, что она отучилась в ВУЗе. Но долго отец там не задержался, приехал взбешённый. Орал на мать. Я тогда особо ничего не понял, но потом уже до меня дошло, что у Жени в Москве появилась девушка. И об этом узнал отец. Влад снова прервался на то, чтоб промочить пересохшее от такого длинного монолога горло, затем продолжил.       — Ещё два года они были на ножах. Отец и мать периодически ездили в Москву, пытаясь вразумить дочь. В итоге, на летних каникулах, она вернулась в посёлок. Сильно похудевшая, на ней вообще лица не было. Отец тогда ликовал, всем родственникам и друзьям рассказал о том, что наконец выдаёт дочь замуж. Да не за абы кого, а за главу местного отделения милиции. Не помню уже кто он там по званию был, но в начале 90-х хорошо жили только бандиты, да мусора. А если они были за одно, то жили вдвойне лучше. И этот, Харитонов был такой же. Он скривился, как от зубной боли.       — Брак по расчёту в начале 90-х… Будто в XIX веке… За день до свадьбы Женя повесилась в саду… Отец был в ярости. Понимаешь, он не горевал, он реально рвал и метал. Я никогда не видел его таким злым. Все её вещи он выкинул прям из окна и на тачках отвёз на пустырь, чтоб сжечь, но погода резко испортилась и он решил перенести этот ритуал на следующий день. А я… Я прошмыгнул и вытащил дневники сестры из этой кучи. Пока их окончательно не залило дождём. Я знал, что она постоянно что-то писала в своих тетрадях, которые прятала от родителей, мы же с ней в одной комнате жили… Он шмыгнул и допил вино, поставив стакан на стол.       — В тех… в тех тетрадях была описана почти вся её жизнь. Все переживания, которыми она не могла ни с кем поделиться. Она писала про то, как поняла, что совсем не чувствует себя девушкой, что ненавидит своё тело. Про то, что одна мысль про отношения с парнем приводит её в ужас. Писала о своей влюблённости в одноклассницу, и о том, что никогда ей об этом не расскажет. Писала о том, как уже давно думает покончить с собой. В последних, самых новых тетрадках, которые Женя привезла с собой, она писала, что наконец встретила людей, таких же как она. Нашла друзей, с которыми можно обсудить всё, что угодно. Писала, что влюбилась и даже призналась, и теперь у неё счастливые отношения с девушкой. А потом… Потом писала про приезд отца. Про угрозы от людей Харитонова. Про то, как травили её девушку, давили на неё тем, что всё расскажут семье и в институте. И тогда Женя сломалась. Желая защитить свою любовь, честно, уже не помню, как её зовут, она пошла на сделку с отцом. От её девушки отстают, а она выходит замуж за мента…       Стэф невольно сглотнул и зябко повёл плечами. В голове не укладывалось, как можно было так поступить с собственной дочерью? Как отец и мать могли довести до такого? А потом вспомнил странные и унизительные наказания бывшего сожителя матери, то как она спокойно это всё спускала на тормозах, и пришёл к выводу, что порой родители — самые жестокие твари в этом мире, не видящие дальше своего носа.       Влад надолго замолчал, задумчиво потирая переносицу. Тогда Стэф решился его спросить, но от долгого молчания и от того, что из-за истории ком стоял в горле, он не узнал собственный голос.       — И… и что дальше? Как это связано со мной?       — Напрямую связано. Тогда я был слишком мал, чтоб заметить проблему, чтоб поддержать сестру. Теперь я вижу в тебе её отражение, я вижу что с тобой творится неладное. Просто не хочу допустить ещё одной трагедии. Хочу, чтоб ты знал, что ты не один. Я не просто так лезу. Я вижу, что тебя что-то гложет, нельзя переваривать это в себе. Денису ты, скорее всего, ничего не расскажешь, так как боишься, что это повлияет на ваши отношения, он подумает, что у тебя с головой что-то не так. Я прав? Стэф сжал стакан и кивнул. Затем сделал глоток.       — Я… мне кажется… нет, не так… у меня будто кто-то в голове говорит гадости… Ощущение, что я грязный… дефективный… Я ведь должен… должен встречаться с девушкой, должен создать семью, должен…       — Погоди, — перебил его Влад, — кому ты это должен? Обществу? Родственникам? Левым людям, которые думают, что имеют право диктовать как тебе жить? Задумайся над этим. А потом задай вопрос, а что ты должен себе?       — Н-но… но что, если Дэн… Если он против…       — Если бы он был против, разве ваши отношения зашли бы так далеко? Разве заступался бы он за тебя в школе? Разве смог бы, глядя мне в глаза, мужику под тридцатник и почти два метра ростом, сказать, что ему нравится парень? Разве он сделал бы это, если бы был против?       — Тогда… Тогда, что же я должен себе?..       — Себе ты должен только одно — прожить счастливую жизнь, не обращая внимания на тех, кто против твоего счастья. Должен принимать себя таким, какой ты есть. Я бы на твоём месте нашёл других ребят, с похожей ситуацией. И не в интернете, а в жизни. Стэф испуганно посмотрел на него.       — Не бойся, я не лез в твой комп, просто сложно не услышать, как ты ночи напролёт клацаешь клавиатурой. В общем… — Влад поднялся, подошёл и по-отечески сжал плечо Стэфа. — Я не буду тянуть из тебя всё щипцами, но помни, что я рядом и готов поговорить. На любые темы. Он вышел из комнаты, оставив Стэфа переваривать полученную информацию.

*****

      — Мам, я… я встречаюсь с парнем… и я его люблю… Так более доступно? Прости, я больше не могу это скрывать от тебя… Я надеюсь, что ты меня поймёшь… Дэн крепче сжал голову руками и зажмурился, не в силах открыть глаза и посмотреть на мать.       — «Ну вот и сказал… Чёрт! Ну зачем? Зачем ты вообще пришла в мою комнату сейчас, когда я так себя чувствую?!» В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь звуком прерывистого дыхания Дэна. Мама, казалось, вообще забыла как дышать.       — Д-денис… сыночек… ты ведь шутишь, да? Ты же не серьёзно? Прости, я не очень понимаю ваши молодёжные приколы.       — Я не шучу… ты не представляешь как трудно было это сказать, какие тут шутки? Денис наконец открыл глаза и убрав руки от головы взглянул на мать. Она была бледная как мел, и точно села бы, если бы уже не сидела на краю его кровати.       — Т-ты… С тем мальчиком… да? Вы что? Вс-встречаетсь? В смысле как с девушкой, только с парнем? Это… я не… не понимаю… Алла Васильевна сделала глубокий вдох.       — И как долго? Может это… это просто подростковое? Ты путаешь дружбу с чем-то большим? Знаешь, мы с девочками тоже очень дружные были, всё время вместе. У меня была лучшая подруга, мы с ней и за ручку ходили, и ночевали друг у друга, но потом я твоего папу встретила и поняла, что дружба и любовь — совершенно разные вещи. Ты путаешь. Точно, просто путаешь это…       — Я ничего не путаю… Мы встречаемся уже несколько месяцев.       — Ох, ну ты глупый какой! Это всё ваша мода странная. Это пройдёт, когда встретишь девушку, которая тебе понравится… Физиологию же не обманешь, мужчины встречаются с женщинами, целуются, занимаются… занимаются сексом, заводят детей. Это… это естественный процесс, который не поддаётся никакому влиянию моды, понимаешь?       Денис уже пожалел, что завёл этот разговор. Мать будто подменили. Обычно умная и проницательная женщина превратилась в наивную дурочку.       — Мам… — вздохнул Денис, — я не для того тебе об этом рассказал, чтоб ты мне говорила, что я путаю дружбу с любовью и симпатией, в том самом романтическом смысле. Я ничего не путаю, поверь. Я ведь всегда мог тебе рассказать обо всём… А сейчас чувствую, что ты нарочно строишь стену, лишь бы меня не слышать.       — Я ничего не строю… Денис, я же беспокоюсь о тебе… Тебе просто надо больше общаться с девушками, ты просто не понима…       — Я всё понимаю! И у нас с ним не невинная дружба, уж прости!       — В смысле?       — Я тебе уже всё объяснил, но ты упорно делаешь вид, будто не расслышала. Мы встречаемся, уже несколько месяцев. В том самом смысле, со всеми вытекающими… Денис со злости высказал то, чего говорить был явно не должен. Мать снова смотрела на него, хлопая глазами как лань, увидевшая тигра.       — По-погоди… Ты хочешь сказать, что вы… Ты и тот мальчик, вы… вы целовались и… и всё в этом духе?       — … да… Кажется до матери наконец дошло. Первая волна шока прошла. Она прижала ладони ко рту и шумно втянула воздух носом.       — Мне… мне надо это переварить…       — Ты ведь пять минут назад сказала, что мы не выбираем, в кого влюбляемся?       — Тогда я не думала, что ты к этому будешь иметь какое-то отношение… Ты ведь сам говорил, что нормальный! Пойми, я… я пока не готова это понять…       — Двойные стандарты значит? — невесело усмехнулся Денис.       — Просто… просто дай мне время и папе не вздумай ничего говорить… И я думаю, ты понимаешь, что я не хотела бы, чтоб ты приводил его домой… Дэн удивлённо вскинул бровь. Нет, это было ожидаемо. Но всё равно, неприятно.       — Вмешиваться и запрещать общаться с ним я тебе не могу, конечно… Но прошу, только не у нас дома…       — Я понял.       — Я… я пойду… Я объясню Павлу, что ты очень сильно занят по учёбе, чтоб тебе не приходилось выслушивать всё это… все эти его оскорбления… ну ладно… ложись, завтра тренировка… Мама встала и собралась выйти из комнаты, однако задержалась в дверях и спросила:       — Кто нибудь ещё знает?.. про то, что ты… что вы…       — Стася и отчим Стэфа, Влад. Больше никто.       — Его отчим?! И он к этому нормально относится? А что же его мама?       — Да, Влад хороший парень, он моложе его матери, потому более лоялен. Он очень поддерживает Стэфа… А его мама… Не будем об этом… Дэн вздохнул. Мать не спешила выходить, будто зависла с протянутой к дверной ручке рукой.       — Мам… это правда очень важно для меня… Я не жду, что ты сразу всё поймёшь, но… Это действительно трудно… И я это не выбирал. И он не выбирал… Пойми…       — Да… я постараюсь… постараюсь… — сказала мать и вышла из комнаты.       Дэн уткнулся лицом в колени и беззвучно заплакал. Как давно он давал волю эмоциям? Разговор вышел очень трудным, хоть он и старался сдерживать эмоции и дрожь в голосе. Но сейчас он расслабился и осознал, что пути назад уже не будет. Сделав этот шаг, он окончательно разрушил предыдущую ступень. Но вот было ли признание ошибкой, или наоборот, шагом к взаимопониманию, он не знал. Это покажет только время...