Обнажить клинок, Не губить, а спасать — Таков мой путь. Но я буду вспоминать О жертве, что Ты принес ради других. Дорогой мой друг, За мною с неба пригляди. DANJIRO — Ветра все помнят
В зеленых глазах плескалась боль. — Зачем? Неужели у тебя не было другого выбора? Темнота раздвинулась, и упругий солнечный луч выхватил из теней маленький остров, берег которого был усажен сакурами. — Скажи, чем мы отличаемся? Мы ведь одинаково одержимы. Порывы морского ветра срывали лепестки с ветвей и укрывали землю розовым ковром. — Мы оба живем своей болью. Опавшие лепестки покрыла кровь. Мужчина с пронзенным сердцем протянул вперед дрожащую руку. — Так почему ты решил, что ты вправе осуждать меня на смерть, а сам заслуживаешь жить дальше? Дрожащая рука впилась в ворот футболки Кевина, и Отто притянул его к себе, перехватил блуждающий взгляд. Его лицо было преисполнено обиды и непонимания. Не успел Кевин ничего объяснить, как глаза Отто потускнели, и его пронзенное тело обратилось стаей пламенных мотыльков. Кевин заслонился руками. Мотыльки набрасывались со всех сторон, и их огненные крылья жгли кожу, словно пытались поставить на ней клеймо. Убийца. Кевин в ужасе вскрикнул — и открыл глаза. Отдаленно знакомая комната раскачивалась перед глазами. В мутной пелене Кевин различал очертания лиц, слышал чужие голоса, но не мог понять, кому они принадлежат и что за слова произносят. Раненое плечо разрывалось болью. Удерживать глаза открытыми было свыше его сил, но и вновь погружаться в кошмары не хотелось. Кевин балансировал на грани, понимая, что вот-вот свалится в бездну. Она уже тянулась длинными темными руками, намереваясь затянуть в свои удушающие объятия. Убийца… Кто-то запрыгнул на кровать — маленький зверек, ступавший по одеялу мягко, осторожно, словно опасаясь потревожить покой раненого. Кевин ощутил, как зверек свернулся калачиком и привалился к нему теплым пушистым боком. Сделав над собой усилие, он поднял руку и зарылся пальцами в мягкую шерсть. Боль отступила. Он сумел закрыть глаза и наконец погрузился в сон, свободный от кошмаров. Когда он очнулся снова, зверька уже нигде не было видно. Залитая солнечным светом комната была пуста. В приоткрытое окошко, тревожа полупрозрачную белую занавеску, ныряли порывы теплого ветра. Завидев покачивающиеся за стеклом макушки сакур, Кевин вспомнил, что перенесся в Инадзуму — к могиле, которая должна была принадлежать Томо, но вместо этого… Кленовый лист. Угасший Глаз Бога с повязанным на нем красным узлом. И наконец, тот человек, который пришел в ущелье с Итэром… К сожалению, Кевин понимал, что все это значит. В бреду он мог думать у Воображаемого Древа только о кленовом листе, который Кадзуха обычно носил на поясе. К кленовому листу он и переместился. Ну подумаешь, ошибся миром и случайно вывалился там, где Кадзуха погиб, а его друг Томо выжил. Черт. Однажды он научится четко формулировать свои желания. Устало вздохнув, Кевин медленно сел. Это оказалось не так просто, но пара минут тщетных попыток увенчались успехом, и это выдающееся достижение Кевин отметил тем, что посидел на краю кровати и перевел дух. В плече по-прежнему пульсировала невыносимая боль. От раны на боку тело до сих пор окатывали волны холода. Гребаный Аякс с его гребаным револьвером. Гребаные Фатуи, которые превратили Аякса в… это. Чем бы оно ни было. До случившегося в Натлане Кевин по праву считал себя одним из самых могущественных людей Тейвата, но даже его сил не хватило, чтобы хотя бы ранить Аякса. Не имеет значения, что Кевин спустился в эту гребаную пещеру уже истощенным. Не имеет значения, что они с Аяксом находились в неравных условиях, поскольку Аякс мог не обременять себя жалостью к бывшим друзьям. В реальной битве условия редко бывают равны. Ему нужно найти способ противостоять Аяксу, его силе, его жестокости и вседозволенности. Это единственный путь спасти друзей и не допустить того, что случилось с Муратой. Мурата… Кевин прикрыл лицо рукой и некоторое время сидел, боясь закрыть глаза. Казалось, так он сразу увидит пламенное зарево и ее улыбку. Я лучше умру, ярко пылая с клинком в руках. Блядь. Гнев придал сил. Опираясь на стену, Кевин смог подняться и дойти до зеркала: нужно было оценить свое состояние и понять, как скоро он сможет отправиться по Воображаемому Древу в родной мир. Отражение выглядело так, словно принадлежало копии из другого мира. Кевин давно не видел себя таким. Тени под глазами казались черными, а лицо, наоборот, белым, напрочь лишенным красок. Даже шрамы, и те будто выцвели. По лбу скатывались капли холодного пота. Тело казалось исхудавшим, непослушным, а оттого неродным. Хорошо. Нет, плохо, конечно, но жить можно. Прислонившись здоровым плечом к стене, чтобы не упасть, Кевин распустил узелки бинта на раненой руке. Он должен понять, по какой причине она болит так, словно намеревается отделиться от тела и начать самостоятельную жизнь. Конечно, Аякс нанес серьезный удар, но и тело Кевина обычным не было: еще в родном мире, теперь разрушенном, он добровольно принял участие в одном из экспериментов Отто и приобрел невероятные способности к регенерации. Он не смог удержать бинт в руках. Наклоняться и поднимать его не было смысла, так что Кевин просто шагнул к зеркалу, решив, что с проблемой перевязки разберется позже. Черт. Его покачнуло, и он, пытаясь сохранить равновесие, уперся рукой в стену. От резаной раны по плечу расползались темно-красные прожилки. Сейчас они охватывали руку до локтя и пытались добраться до ключиц. От одного взгляда на них из груди вырывалось тяжелое дыхание. Что это, мать твою, такое? Что за сила скрывалась в клинке, которым поразил его Аякс? Кевин прижался лбом к холодной зеркальной глади. Стоять оказалось тяжелее, чем он рассчитывал. О том, чтобы немедленно уйти через Воображаемое Древо, не может быть и речи. Кевин выжил лишь чудом: сначала ему посчастливилось вбить себе в голову этот кленовый лист и отыскать выход из опасного пространства между мирами, а затем наткнуться на Итэра и Томо. Вряд ли так повезет во второй раз. «Но я не могу здесь задерживаться. Мне нужно домой». Кевин боялся даже думать о том, какой опасности подвергается сейчас Кадзуха, бросая вызов Аяксу. Дверь за спиной открылась. У Кевина не было сил оборачиваться, поэтому он просто бросил взгляд на отражение. На пороге комнаты появилась высокая женщина с белыми волосами до плеч и белыми лисьими ушами. Золотые серьги в ее ушах напоминали об аналогичном украшении Яэ Мико. Женщина носила одеяние жрицы Храма Наруками и держала на руках маленькую розовую лисицу с пушистым хвостом. Завидев Кевина, лисица тут же спрыгнула на пол и ласково потерлась мордочкой об его ногу. Хотелось бы наклониться, погладить ее, но боль пригвоздила к месту. — Прости, лисичка, — сказал Кевин, через силу улыбнувшись. — Я полюбуюсь тобой издалека. — Не говори глупостей, — хмыкнула беловолосая женщина за его спиной. Она приблизилась и, подставив ему плечо, провела обратно к кровати. Неодобрительно покачала головой, заметив, что Кевин снял повязку, но воспользовалась этим для осмотра раны. Результатом осталась недовольна, но ничего не сказала и лишь отошла к шкафчику, поискать новый бинт. — Если честно, я никогда прежде не видела, чтобы Яэ так много крутилась рядом с незнакомцами. До Кевина не сразу дошел смысл ее слов. — Яэ? — переспросил он. Лисица запрыгнула на кровать и устроилась рядышком, положив лапы на колени Кевина. Он невольно протянул руку и осторожно, кончиками пальцев, погладил ее между ушами. С одной стороны, было несколько стыдно гладить шерсть самой Гудзи Яэ, великой жрицы Храма Наруками и главного редактора издательского дома Яэ. С другой стороны, в обычном мире Яэ приходилась Кевину близкой подругой. Он не мог упустить такого шанса — надо же будет при встрече вогнать ее в краску. Настроение чуть приподнялось, и он даже нашел в себе силы улыбнуться. — Кто вы? — спросил он у беловолосой женщины. Он предугадывал ответ, а потому не удивился, услышав: — Меня зовут Сайгу. Я верховная жрица Храма Наруками. Что ж, становится все интереснее. Вместо Люмин в этой вероятности по Тейвату путешествует Итэр. Вместо Томо погиб Кадзуха. Наконец, кицунэ Сайгу выжила и осталась верховной жрицей вместо Яэ Мико. Что дальше? Тейватом до сих пор правят первые Архонты? Уцелела пятьсот лет назад Каэнри’ах? Ох уж эти миры и их вероятности. — Кевин, — представился он. — Рада познакомиться, Кевин. И рада, что тебе удалось выкарабкаться, — кицунэ Сайгу усмехнулась. — Но совсем не рада, что ты только очнулся, а уже пытаешься куда-то бежать. Кевин промолчал. Он не мог объяснить кицунэ Сайгу, почему ему было так важно как можно скорее покинуть эту вероятность. Да что там? Он твердо решил не говорить, что прибыл из другого мира. Судя по рассказам Яэ Мико, кицунэ Сайгу была мудрой и обладала добрым сердцем, но это ведь было в совершенно другом Тейвате. Кто знает, что представляет собой кицунэ Сайгу здесь, в этой версии столь знакомого мира. Быть может, прямо сейчас она обдумывает, не сдать ли Кевина сёгуну Райдэн, которая в этой вероятности придумала очередной невероятный указ. Первое правило путешественника по мирам: не верь своему прошлому опыту. — Сколько я пробыл без сознания? Кицунэ Сайгу подошла и, опустившись на край кровати, принялась накладывать на рану новую повязку. — Шесть дней. Сердце Кевина пропустило удар. Шесть дней?! Он провел в этом мире уже шесть дней? Страшно представить, что за это время могло произойти в Тейвате. Фатуи уже могли заполучить Электро гнозис. Начать «Стремительный натиск». Стереть Мондштадт с лица земли. Да за шесть дней можно весь мир уничтожить. От волнения боль разгорелась с новой силой. Кевин потянулся к плечу, но кицунэ Сайгу перехватила его запястье, не позволяя тревожить рану. Впрочем, она терпеливо подождала, пока пройдет основной приступ, и невозмутимо продолжила накладывать повязку. — Ты не хочешь рассказывать, куда так торопишься. Я не стану допрашивать, — сказала она. — Но в твоем состоянии спешка противопоказана. Я никогда не видела подобной раны, но она явно опасна и при неосторожности может лишить тебя жизни. Ты хочешь умереть? Кевин замотал головой. Кицунэ Сайгу чуть улыбнулась. — Это радует. Я приложила немало усилий, чтобы вытащить тебя с того света. Будь добр, теперь постарайся их не обесценить. Кевин не сдержал усмешки. Теперь, встретив кицунэ Сайгу лично, он понимал, откуда Яэ Мико нахваталась всех этих ужимок и манер. Кицунэ Сайгу не стала тревожить дальнейшими расспросами. Наказав до конца дня не покидать постель и пообещав заглянуть вечером, она удалилась. Яэ наотрез отказалась уходить, выразительно растянувшись на одеяле, и кицунэ Сайгу не стала настаивать, хоть и выстрелила по этому поводу парой шуточек. Затем она ушла — словно унесла с собой кусочек солнца. Кевин остался наедине со своими мыслями. Привалившись к подушке и бездумно почесывая за ухом лисицу, он размышлял о словах кицунэ Сайгу. Итак, с того момента, как он вывалился из Воображаемого пространства рядом с могилой Кадзухи, прошло шесть дней. Неизвестно, как долго он пробыл у Воображаемого Древа, пытаясь добраться до выхода в этот мир. Впрочем, он не успел истечь кровью — а значит, ему лишь казалось, что время там тянется невыносимо долго. Хорошо. Нет. Ни черта не хорошо. Все это очень и очень плохо. Времени рассиживаться в этом мире нет. Неизвестно, что именно замышляют Фатуи, но Кевин не сомневался: от их мерзких планов пострадает весь Тейват. Они забрали гнозис Мураты. Более того, они забрали этот меч, Пламенное Правосудие, который едва не лишил Кевина жизни. Он не видел кражи собственными глазами, но не сомневался: Аякс не оставил бы столь могущественный клинок в пещере. Мурата мертва. Клинок в руках Фатуи. Кевин не мог объяснить, откуда знает это, но в том, что это правда, не сомневался. Мысли лихорадочно скакали дальше. Почему Аякс вдруг ни с того ни с сего объявился в пещере именно в тот момент, когда Мурата извлекла гнозис и стала уязвимой? Он словно знал, что ей придется сделать это, чтобы заполучить меч. Кевин вспомнил кучу угасших Глаз Бога, которые они с Муратой обнаружили на дне пещеры, и факт отсутствия там костей. Смотрители тюрьмы, несомненно, понимали, куда ведет лавовое озеро: кто-то постоянно навещал пещеру и убирал тела. Это означает, натланцы знали о пещере. Знали они и о клинке — но не могли вытащить за отсутствием гнозиса. Гнозис… Натланцы до сих пор жили под правлением узурпатора Карлоса. С учетом всего, что рассказала Мурата, Карлос мог до сих пор работать сообща с Фатуи в обмен на подавление энергии вулкана. Вместе они на протяжении восьми лет пытались извлечь Пиро гнозис, но достать его из собственного тела могла лишь сама Мурата. И вот они оказались в этой гребаной пещере. Провели некоторое время, приходя в себя. Мурата рассказала свою историю. Они с Кевином покурили, поговорили по душам, осмотрели таинственный клинок. За это время смотрители тюрьмы могли успеть связаться с Фатуи и передать им, что Пиро Архонт спустилась в пещеру под вулканом. Стремительная реакция Фатуи — и вот уже Аякс стреляет в Мурату. Он знал об этом клинке. Он знал, что Мурате придется извлечь гнозис, чтобы достать клинок из щели в постаменте. Он знал, что оружие управляется огненным гнозисом и обладает огромным могуществом. Взять хоть этот меч. Это оружие, несомненно, обладает божественной силой. Клинок стал активен после того, как Мурата вставила в рукоять свой гнозис. Разумеется, он обладал божественной силой. Он был каким-то образом связан с Архонтом Огня — Кевин и сам успел ощутить его необузданную силу, с которой не был способен сладить ни один живой человек. Даже Аякс, и тот старался держать Пламенное Правосудие в механической руке. Аякс пришел не только за гнозисом. Он пришел в том числе за клинком. И наконец, его револьвер с ледяным барабаном… Кевин отчетливо помнил момент выстрела. Тогда все тело пронзила волна холода — он до сих пор ощущал его отголоски. А ведь прошло шесть дней. Достаточный срок для такого человека, как Кевин. За это время рана должна была подзатянуться, но этого не произошло, и это говорит о том, что она была оставлена необычным оружием. Когда Кевин попытался защитить себя ледяным барьером, Аякс с легкостью разбил его, да не чем попало — ледяным шипом. Но ведь Аякс никогда не владел силой Крио. Он носил Гидро Глаз Бога и Электро Глаз Порчи. Даже если предположить, что за шесть лет Фатуи выделили Аяксу новый Глаз Порчи другого элемента, его мощь никогда не сумела бы разрушить барьер Кевина. Лед был неотъемлемой частью Кевина. Это ведь не сила, дарованная Архонтами или артериями земли — он родился с ней и прожил так сотни лет. Никакой ледяной Глаз Порчи не мог сравниться с чистой стихией льда, которая пронизывала все существо Кевина. Нет. Это было что-то другое. Это не Аякс наделял револьвер силой. Это револьвер наделял силой Аякса. Револьвер и клинок оба хранили отпечатки божественности. Теперь Кевин не сомневался: ледяной револьвер управляется Крио гнозисом, который Аякс мог с легкостью получить от Царицы для выполнения миссий Фатуи. Это было еще одно оружие, предназначенное носителям гнозисов. Богам. Но если есть два подобных оружия, значит, наверняка есть и другие. Семь штук — по одному на каждого Архонта. Что там говорила Мурата? Этот ключ мы нарекаем Пламенным Правосудием, и да хранит он волю Пиро-элемента. В час конца он войдет в круг, как положено семи, и исполнит небесный замысел. «В час конца он войдет в круг, как положено семи»… Семи. Семи гнозисам. Семи оружиям, два из которых — Пламенное Правосудие и ледяной револьвер Аякса. И оба теперь в руках Фатуи. Черт. Черт, черт, черт. У Кевина не было ни малейшего желания проверять, что за «небесный замысел» должны исполнить семь божественных оружий. Познакомившись с Тейватом поближе, он убедился, что «небесные замыслы» здесь имеют дурную тенденцию заканчиваться масштабными трагедиями. — Мы в дерьме, Яэ, — обратился он к лисе. Та не ответила: уткнувшись мордочкой ему в бок, она спала, и на ее шерсти золотилось осеннее солнце. Так не пойдет. Этот мир… Он выглядит мирным, но все здесь вывернуто наизнанку. Здесь нет Яэ Мико, которая сейчас могла бы помочь советом или наставительным подзатыльником. Нет здесь и Кадзухи — того единственного человека, который удерживал Кевина от бесконечного падения в самобичевание из-за смерти Отто. Ему не место в этом мире. Ему надо обратно. Остановить то, что грядет. Он думал, что проведет бессонную ночь, размышляя о тягостном будущем, но усталость все же взяла верх. Вскоре Кевин провалился в сон: беспокойный, но к счастью, лишенный кошмаров. На следующее утро он почувствовал себя лучше и, накинув на голые плечи плащ, вышел на балкон покурить. К его изумлению, на ветви раскидистой сакуры — кстати говоря, не священной, а весьма обычной — сидел Итэр. — Ты меня, надеюсь, не с рассвета караулил? — усмехнулся Кевин. Итэр рассмеялся. Надо же, как непривычно. Сложить бы вместе две вероятности. Свести в одном мире Люмин и Итэра, обычную Яэ Мико и кицунэ Сайгу, Кадзуху и Томо… Да так, чтобы все были живы. И чтобы все были счастливы. Но так нельзя. Нельзя просто схлопнуть вместе два мира и надеяться, что они как-нибудь прирастут друг к другу. Не прирастут. Кевин покачал головой и, создав на кончике пальца огонек, наконец закурил. — Я пришел в Храм Наруками по поручению гильдии искателей приключений, — объяснил Итэр. — А теперь смотрю бесплатное шоу «Моя неугомонная спутница и ее попытка вытянуть счастливую гадальную бирку». Кевин глянул с балкона вниз. В самом деле, уже знакомая малышка Паймон, которая прежде всюду сопровождала Люмин, убежденно доказывала жрице, что заслуживает последнюю попытку. Жрица же объясняла, что перебрать все гадальные бирки храма и выбрать понравившуюся — это совсем не гадание, а самое настоящее жульничество. Кевин тихо рассмеялся и кивком головы указал Итэру на место рядом с собой. Тот долго не раздумывал: ловко перепрыгнул с ветви сакуры на балкон и облокотился на перила, изучая Кевина с нескрываемым любопытством. — Почему у меня такое чувство, что мы виделись раньше? — спросил он. «Ничего себе, какой прямолинейный». — Не беспокойся, Итэр. Мы не виделись раньше. — Но ты, тем не менее, знаешь мое имя. Кевин усмехнулся. Внимательный малый, как и его сестра. Он с удовольствием бы еще немного поиграл в дурачка, наблюдая за реакцией Итэра, да только весь настрой сбивали мысли о судьбе родного мира. — Я знаю, что ты прибыл в Тейват через Воображаемое Древо. Итэр изумленно вздернул брови, но перебивать не стал. — Прости, что так резко все это говорю. Мне нужна твоя помощь, — продолжил Кевин. — Я должен как можно скорее вернуться в родной мир. — Так значит, ты тоже прибыл из другого мира, — задумчиво проговорил Итэр. — У меня было такое чувство. Что-то такое есть в тебе… Что-то, что не подходит этому миру. «Я уже много лет не подхожу ни одному миру, парень». Кевин не стал озвучивать свои мысли. — Мне не хватит сил, чтобы самостоятельно переместиться по Воображаемому Древу, — сказал он вместо этого. — Но и ждать, когда раны заживут, я тоже не могу. Каждая минута промедления может привести к непоправимым последствиям. Итэр облокотился на перила и некоторое время молчал, обдумывая его слова. Как бы Кевину ни хотелось поторопить, он удержал себя на месте и лишь ожесточенно курил, стараясь не рисовать в голове мрачные картины будущего. Картин будущего не было — зато перед глазами то и дело возникали образы прошлого. Мир, обращенный в руины. Запущенный Отто проект «Селена», который должен был стать воплощением жизни и справедливости, а в итоге испепелил человечество. И он, Кевин, стоящий с клинком в руках напротив лучшего друга, который стал врагом. Хлопья пепла ковром устилают окровавленную землю. В этих безжизненных развалинах не осталось ничего, за что можно было бы бороться — только ревущее пламя и ветер, гуляющий по выжженным пустошам. Кевин не может допустить, чтобы Тейват повторил судьбу его родного мира. Плевать, если Итэр откажется. Это осложнит дело, но Кевин все равно пойдет к Воображаемому Древу и попытается вернуться в место, которое успело стать ему домом. Все это время Итэр украдкой наблюдал за тем, как сменяются выражения на лице Кевина, и наконец сказал: — Я так понимаю, ты преисполнен решимости. Ты ведь понимаешь, как опасно путешествовать по Воображаемому Древу в таком состоянии? Кевин чуть улыбнулся. — Не так уж и опасно, если ты всего лишь «пассажир». Итэр вздохнул и прикрыл лицо ладонью. — Вот ты говоришь, что мы не встречались раньше, а я не верю. Ты слишком хорошо меня знаешь. — Он опустил руку и посмотрел на Кевина с легкой насмешкой. — Хорошо. Я тебе помогу. Когда ты хочешь отправиться? Кевин усмехнулся и стряхнул с сигареты пепел. — Сейчас? Итэр в очередной раз вздохнул. «Извини, парень, — хотелось сказать Кевину. — А теперь представь, каково было Кадзухе терпеть меня шесть лет». Увы, если Кадзуха в этом мире занял место Томо, вряд ли Итэр знал его лично. И потом, у Кевина не было ни малейшего желания пускаться в долгие объяснения о разнице двух похожих друг на друга миров. — Мне нужно сообщить Паймон, — сдался Итэр. — Брать ее с собой слишком опасно. Отправимся после того, как я поговорю с ней. Можешь потратить это время, чтобы отыскать приличную одежду. «Ну каков наглец!» — восхитился Кевин. Итэр шутливо отсалютовал и, спрыгнув с балкона, отправился разнимать Паймон и утомленную жрицу. Проводив его взглядом, Кевин докурил и вернулся в комнату, пытаясь сообразить, где можно взять «приличную одежду». Тут он замер: в дверях стоял уже знакомый светловолосый человек в красном кимоно и фиолетовом клетчатом шарфе. Томо, погибший друг Кадзухи. Вернее, очень даже живой, но только в этом мире. Ох, как же все это сбивает с толку… Кевин сунул руку в карман плаща, не зная, куда деться от этого пристального взгляда и что вообще следует сказать. «Привет, жаль, что ты умер в моем мире»? «А я знаю мир, где твой друг жив»? — Э-э… Спасибо, что спасли меня с Итэром. — Почему ты назвал его имя? — без обиняков спросил Томо. Его голос прозвучал резко, и по выражению его глаз Кевин понял: в этой вероятности потеря Кадзухи далась Томо непросто. Кто знает, в каких обстоятельствах он погиб. Кевину не хотелось знать. Он чуть не откинулся от одного вида могилы своего лучшего друга. — О чем ты говоришь? — В бреду. — Томо сделал шаг вперед. — Когда ты был без сознания, ты несколько раз звал Кадзуху по имени. Ты знал его? — Много лет назад, — солгал Кевин. Томо недоверчиво сощурился. — Он ни разу о тебе не говорил. «Черт возьми, что такого произошло в этом мире, раз ты накидываешься на меня из-за одного только имени?» Кевин краем глаза взглянул на Яэ, которая до сих пор дремала в облике лисицы на кровати. Наверняка и у нее были причины не принимать человеческий облик. У каждого мира своя боль и своя отрава. — Я же говорю, это было много лет назад. Я увидел его могилу и, наверное, предался старым воспоминаниям. Рука, лежавшая в кармане плаща, ожесточенно сжималась в кулак. Хладнокровно говорить о могиле Кадзухи, пускай и совершенно другого, было невыносимо. — Мне жаль, что он погиб. Вряд ли тебе нужны мои соболезнования. Я уверен, сейчас он сказал бы что-нибудь вроде: «Не стоит жалеть о прошлом. Пускай оно станет прекрасной песней, которую унесет за моря ветер». Томо сделал еще один шаг вперед. На секунду Кевину показалось, что он выхватит клинок и перерубит его пополам, но вот лицо Томо смягчилось, а по напряженным губам вдруг скользнула слабая улыбка. — Да, точно. Что-нибудь такое он и сказал бы. — Он вздохнул и прикрыл глаза. — Прости, что накинулся на тебя. В знак примирения он протянул Кевину руку, и тот с удовольствием ее пожал. В тот момент, когда их пальцы соприкоснулись, Кевин ощутил по всему телу странный импульс, особенно сильно отозвавшийся в ране на плече. Импульс исходил не от самого Томо, а от его катаны. Присмотревшись, Кевин с изумлением понял, что лезвие катаны обломано почти у самой рукояти. — Интересный у тебя клинок. Это какая-то особая самурайская уловка или… Проследив за его взглядом, Томо рассмеялся и снял катану с пояса. Рукоять послушно легла в его ладонь. Она не отличалась ни искусством ковки, ни редкостью материала, но Кевин чувствовал исходившую от нее силу — такую же он ощущал, когда держал в руках Пламенное Правосудие. — Этот клинок проявляется только по желанию хозяина, — объяснил Томо. Стоило ему это сказать, как из обломка катаны возникло фиолетовое лезвие, насыщенное силой Электро — на первый взгляд, призрачное, но такое же смертоносное, как у обычного клинка. — Удивительная находка, — отметил Кевин. — Как тебе удалось отыскать такой редкий артефакт? «Отлично выкрутился». Лезвие катаны исчезло, и Томо вновь повесил рукоять на пояс. — Я помогал Итэру разбираться с проблемами в Энканомии. Мы отыскали там интересную пещеру, вроде бы древнюю, но явно созданную руками людей… Наверное, этот клинок остался от одной из первых цивилизаций Тейвата. «Черт». В час конца он войдет в круг, как положено семи… Может ли эта катана быть одним из семи оружий, а вернее, аналогом из другого мира? Даже когда лезвие было спрятано, Кевин ощущал его невероятную мощь. Эту энергетику невозможно было ни с чем перепутать — он сам дважды испытал на себе ее воздействие. Дверь на балкон скрипнула, и в комнате появился Итэр. Что ж. Причин задерживаться в этом мире больше нет. Пока Итэр рассказывал Томо о своих планах ненадолго покинуть Тейват, Кевин подошел к кровати и, опустившись рядом с Яэ, положил руку ей на спину. Она сонно приоткрыла один глаз, а затем, словно ощутив, что он уходит, подскочила, уперлась передними лапами ему в грудь. Кевин мягко прижал ее к себе. — Ты всегда спасаешь меня, лисичка, где бы я ни оказался. Но ты правда думаешь, что можешь провести так весь остаток жизни? Лиса, разумеется, ничего не ответила. Ее усы защекотали щеку, и она осторожно ткнулась в лицо Кевина прохладным носом. — Я не знаю, по каким причинам ты решила спрятаться в этом облике, но… Вылезай, ладно? Ты можешь прожить удивительную жизнь. Отвоевать себе кусочек храма. Устроить головомойку безалаберным жрицам. Открыть издательский дом, в конце концов. Он осторожно высвободил свой плащ из ее цепких когтей и посадил ее обратно на кровать. — Не надо делать это ради меня или еще кого-то. Сделай это ради себя, ладно? Он ласково потрепал ее между ушами, а затем поднялся и сделал несколько шагов прочь от кровати. Обернулся. Яэ сидела, подобрав хвост. Пускай ее глаза оставались лисьими, взгляд казался человеческим, и в нем плескалась печаль. Кевин улыбнулся и чуть кивнул, надеясь напомнить таким образом, что с ней все обязательно будет в порядке. — Я не смог выполнить твое поручение, Итэр, — сказал он, заставив себя отвернуться. — Приличная одежда не найдена. — Ну что ж, значит, придется мне довольствоваться тем, что есть, — отозвался Итэр. — Можем отправляться? Кевин кивнул. — Хорошего вам пути, — пожелал Томо. — Не знаю, в какой мир ты так спешишь, Кевин, но уж постарайся его сберечь. На его губах застыла горькая усмешка, и Кевин вдруг осознал: Томо все понял. После рассказа Итэра он сумел связать концы с концами и догадался, что Кевин прибыл из мира, в котором Кадзуха выжил. «Постарайся его сберечь»… — Я сделаю для этого все возможное. — Иногда возможного бывает недостаточно, — сказал Томо и, отвернувшись, зашагал к выходу из комнаты. Кевин не успел проводить его взглядом: рука Итэра обхватила его запястье, и странный, искаженный мир растворился во всполохах холодного розового цвета. Они с Итэром оказались у Воображаемого Древа. Привычный пейзаж в непривычной компании. — Куда отправляемся? — спросил Итэр. Кевин бросил взгляд на ствол Воображаемого Древа, на его могучие ветви, каждая из которых хранила свой уникальный мир — а вместе с тем и тысячи его копий, похожих друг на друга общими чертами, но столь различных в деталях. «Прости, Кадзуха. Я рассчитывал вернуться к тебе как можно скорее, но кажется, есть дела, которые не требуют отлагательств». — В мой мир, — сказал Кевин, отвернувшись от Древа. — В Энканомию.* * *
В книжном магазине «Ваньвэнь» царило приятное оживление. Покупатели толпились у стеллажей, осыпая вопросами молодую темноволосую девушку в очках, и Чун Юню не сразу удалось пробиться к хозяйке заведения, Цзи Фан. — Господин Чун Юнь! — воскликнула она, мгновенно его узнав. Чун Юнь поздоровался, но голос потонул в шуме воодушевленных читателей, поэтому он просто поднял руку в знак приветствия. Цзи Фан окликнула деловитого молодого человека, который сортировал у стеллажей книги, и когда тот занял ее место, торопливо вышла из-за прилавка. Пробившись через очередь, они с Чун Юнем очутились на перекинутом над улицей мостике. Там Цзи Фан наконец заключила его в крепкие объятия. — Вам не стоило покидать лавку только для того, чтобы поприветствовать меня, — смущенно пробормотал Чун Юнь. — Здесь сегодня явно какой-то ажиотаж. Цзи Фан одарила его улыбкой. — Ах, бросьте! Последние пару лет все время так. Мы привыкли. «Верно, — подумал Чун Юнь. — В конце концов, я выпал из жизни Ли Юэ на целых пять лет». — Как же приятно видеть вас снова, господин Чун Юнь! Но скажите, что привело вас в «Ваньвэнь»? Вам нужны книги о демонах? — Нет-нет, я… Порывшись в карманах, Чун Юнь извлек на свет листок, который забрал несколько дней назад из блокнота Син Цю. Прочитать его оказалось настоящим вызовом. Последние несколько дней Чун Юнь провел в постели, пытаясь оправиться от нанесенной Вестником раны, и большую часть времени Син Цю не отходил от него ни на шаг. Когда Син Цю все же покидал дом господина Чжун Ли, за Чун Юнем наблюдал бдительный Антон. Его опекали почище хрупкой глазурной лилии, и в таких условиях было совершенно невозможно остаться наедине. К счастью, вчера Син Цю умчался по делам семьи, а Антон отправился осматривать пациента на другом конце города. И вот, оставшись в долгожданной тишине, Чун Юнь развернул листок, надеясь, что наконец получит ответы на все терзающие вопросы. Почему Син Цю очернил его имя? Почему выбрал поддержать отца и создать в Разломе рынок? Душа рвалась на части. Одна половина была полна уверенности, что злым поступкам не стоит искать оправдания. Другая же отчаянно жаждала докопаться до сути, разобраться в причинах, по которым честный и благородный Син Цю вдруг принял такое жестокое решение. Он сам не знал, что рассчитывал увидеть. Старую фотографию? Письмо? Листок не был ни тем, ни другим. Это была страница книги. Чун Юнь протянул листок Цзи Фан, и та, заправив за ухо прядь волос, внимательно всмотрелась в текст. — Вы знаете, что это за книга? Глаза Цзи Фан скользили по строкам. — Ее невозможно не узнать. Давайте вернемся в магазин. Кажется, у меня осталось несколько экземпляров. Чун Юнь проследовал за Цзи Фан к прилавку. Перекинувшись парой коротких фраз с постоянными покупателями, она пробежалась взглядом по полкам и наконец сняла с самой верхней тонкий томик «Благословленных под луной». На обложке два молодых человека в традиционных одеяниях Ли Юэ стояли спиной друг к другу, озаренные светом полной луны. — Это весьма печальная история, — объяснила Цзи Фан. — Если честно, я даже расплакалась, когда читала ее первый раз. Чун Юнь взял книгу в руки и быстро полистал, но не заметил ничего примечательного. Син Цю всегда бережно обращался с книгами. Что заставило его повредить «Благословленных под луной», вырвать оттуда страницу? Могла ли эта история значить для него что-то особенное? — Спасибо. Сколько я вам должен? — Примите это в качестве подарка в знак нашей давней дружбы, — отозвалась Цзи Фан. — Очень уж приятно снова вас видеть. Не успел Чун Юнь поблагодарить, как Цзи Фан зашлась в приступе судорожного кашля. Оправившись, она потерла глаза и вымученно улыбнулась. — Ох, должно быть, простыла. С наступлением осени ветра в гавани стали гораздо холоднее. — Пожалуйста, не перенапрягайтесь. Может, вам стоит взять выходной? — Выходной… — задумчиво отозвалась Цзи Фан. — Да, об этом стоит поразмыслить. Чун Юнь был бы рад поболтать еще немного, но Цзи Фан пришлось отвлечься на дела магазина. Решив не мешать, Чун Юнь спрятал томик «Благословленных под луной» во внутренний карман плаща и спустился на улицу, обдумывая свои дальнейшие действия. Он ускользнул из дома господина Чжун Ли только благодаря тому, что его строгие надзиратели отвлеклись на неотложные дела. Сможет ли он теперь вернуться, сделав вид, будто никуда не уходил? — Чун Юнь! Этот голос… Архонты. Вокруг локтя Чун Юня сомкнулась рука, но Син Цю — а это был именно он — тут же разжал пальцы. За последние несколько дней он то и дело непроизвольно касался Чун Юня, а затем, словно вспоминая о ссоре, отстранялся. — Что ты здесь делаешь? С ума сошел? — Успокойся, — раздраженно велел Чун Юнь. Он до сих пор не понимал, как чувствует себя в обществе Син Цю. — Я просто вышел подышать свежим воздухом. — Тебе не стоило делать этого без присмотра. Чун Юнь со вздохом закатил глаза, но спорить не стал. — Ладно, раз уж ты здесь, давай найдем более тихое место, — предложил Син Цю. — Я наконец нашел кое-что стоящее о Солнечном чертоге. Покинув оживленную улицу, они спустились ближе к воде, к раскидистому дереву. Прилетавший с моря ветер задумчиво перебирал желтые листья. Вдали пестрели разноцветные паруса. Гавань суетилась, и до Чун Юня долетали отдаленные голоса — выкрики торговцев, разговоры матросов, беседы обычных жителей Ли Юэ. Город был полон жизни и радости. Чун Юнь обхватил себя руками, вспомнив ужасное видение, которое открыла ему черная грязь Разлома. Син Цю тем временем подобрал полы длинного плаща и, устроившись в корнях дерева, достал из внутреннего кармана книжку с легендами Ли Юэ. — Садись, — предложил он. — Прочитаешь мне сказку? — беззлобно усмехнулся Чун Юнь. Зажав рукой рану на груди, он опустился на землю, обессиленно привалился к стволу дерева. Усталость брала верх: сегодня он впервые после стычки с Вестником покинул дом, и даже путь до магазина «Ваньвэнь» дался нелегко. Син Цю смерил Чун Юня обеспокоенным взглядом, но не решился ничего спрашивать. — Старую легенду о Свидетеле зари, — кивнул он. Чун Юнь уже и забыл те времена, когда они часто устраивались вот так, в уединенном месте, и Син Цю вслух читал ему истории. — Тысячи лет назад жил на свете Свидетель зари… — начал Син Цю. Его голос преобразился, как и всегда, когда он зачитывал отрывки из книг, стал мягким, полным необычайной выразительности. Чун Юнь прикрыл глаза и целиком отдался во власть древней легенды.Этот фрагмент можно читать под музыку: HOYO-MiX — Wordless Cliffs. Ставьте на повтор
Тысячи лет назад жил на свете Свидетель зари. Дом его стоял высоко в горах, прямо под облаками, там, куда не ступала нога человека. Даже другие Адепты, и те редко добирались до его владений. Лишь журавли, свободные, словно ветер, садились на эти остроконечные пики, принося с земли чудесные дары смертных. Каждое утро Свидетель зари выходил на порог своей обители и наблюдал за рассветом. Лучи солнца развеивали сумрак его одиночества, и в благодарность Свидетель зари пел солнцу песни и слагал стихи. Они встречались каждое утро — Адепт и прекрасное, но недосягаемое светило, и лишь журавли были свидетелями дружбы двух разных начал. Но однажды земли людей наводнили полчища ужасных чудовищ, и Свидетелю зари пришлось сойти с гор, чтобы вместе с другими Адептами дать им отпор. Страшная катастрофа поразила его сердце. В душе Свидетеля зари поселилась горечь, и даже согревающие лучи его небесного друга не могли развеять всепоглощающий мрак скверны. Свидетель зари стал медленно угасать, и никакая на свете сила не была способна его исцелить. «Друг мой, — ласково обратилось к нему солнце. — Долгие годы я приходил на порог твоей обители. Приди же теперь на порог моей и позволь мне согреть твое измученное сердце». Отчаянно возжелав этой встречи, Свидетель зари стал думать, как же ему вознестись в солнечную обитель. «Не пристало тому, кто рожден на земле, искать путь в вечное небо», — сказал ему Хранитель Облаков. «Не для того были высечены высокие горы, чтобы строить с их вершин дорогу к запретному», — сказал ему Творец Гор. «Луна оттого прячется каждое утро, что даже она не смеет обратить свой взор к солнечному лику», — сказал ему Владыка Лун. «Тот, кто возносился к солнцу, непременно сгорал в его лучах, — сказал ему Созерцатель Морей. — А потому тебе надлежит лучше подготовиться к этой встрече. Ищи мудрость у тех, кто древнее облаков, гор и лун». Прислушавшись к его словам, Свидетель зари обратился к потерянным знаниям, настолько древним, что им довелось застать времена, когда по земле странствовали посланники небес в серебряных коронах. В старинных рукописях он отыскал то, что было стерто всевышней волей и считалось навеки утраченным — знание, мерцающее так ярко, что могло бы испепелить неосторожного. Свидетель зари обрел божественную мудрость, но вместе с тем и великое отчаяние. В отсветах запретных видений увидел он образ будущего. Не желая смиренно его дожидаться, Свидетель зари в последний раз вышел на порог своей обители, расправил крылья и взмыл в небеса. «Прощайте, нежные облака, свидетели моей радости». «Прощайте, три просветленные горы, свидетели моей печали». «Прощайте, друзья мои Адепты, свидетели моего познания». «Прощай, род человеческий, свидетель моего безумия». Сказав так, Свидетель зари отправился навстречу своему давнему другу. С тех пор его никто не видел.Конец музыкального фрагмента
Син Цю опустил книгу, и некоторое время они с Чун Юнем молчали, размышляя над текстом легенды. — Как думаешь… — начал Чун Юнь, не открывая глаз. — Свидетель зари сумел попасть в обитель солнца? Син Цю задумчиво погладил шершавую обложку книги. Пять лет назад ему хотелось верить, что каждая история непременно приходит к хорошей концовке. Герои остаются живы, находят свое счастье, решают терзающие их конфликты, становятся лучшими версиями самих себя. Сейчас он повзрослел. Изменился. Он нес ответственность за дела семьи и больше не мог быть тем наивным мальчишкой, который был не в силах смириться с плохими концовками и тайком переписывал их по ночам. Он знал, что людям свойственно умирать. Ломаться под гнетом испытаний судьбы. Оттягивать решение проблем, боясь заглянуть в глаза собственным страхам. Предавать самих себя и причинять боль другим. — Не думаю, Чун Юнь. Помнишь слова Созерцателя Морей? — «Тот, кто возносился к солнцу, непременно сгорал в его лучах». — Именно. Свидетель зари должен был подготовиться к этому пути, но впал в отчаяние из-за запретных знаний о будущем и отправился к солнцу раньше срока. Чун Юнь ничего на это не ответил. Син Цю осторожно на него взглянул. Чун Юнь сидел, привалившись спиной к песчаному дереву, и прибрежный ветер трепал ему волосы. Он выглядел бледным и уставшим, и Син Цю больше всего хотелось подсесть поближе, как раньше, омыть исцеляющей энергией Гидро его раны, облегчить боль. Но он знал, что им обоим станет от этого только хуже. — Мне кажется, я знаю, где находится Солнечный чертог, — неожиданно сказал Чун Юнь. Он открыл глаза и, выпрямившись, взял из рук Син Цю книгу. Открыл на нужной странице, пробежался глазами по тексту. — «Дом его стоял высоко в горах». «Лишь журавли… садились на эти остроконечные пики»… Но самое главное: «Прощайте, три просветленные горы». Свидетель зари произнес эти слова, стоя на пороге своей обители, — Чун Юнь поднял на Син Цю глаза, сияющие надеждой. — Я думаю, что три божественные горы — это Пик Циньюнь, гора Аоцан и гора Хулао. — «Просветленные»… — задумчиво подхватил Син Цю. — А ведь все эти три горы являются обителями Адептов, которых еще называют просветленными. — Точно. Владыка Лун, Хранитель Облаков и Творец Гор — и все трое фигурируют в легенде. Син Цю с энтузиазмом закивал. — Ну а остроконечные горные вершины, с которых можно увидеть все три горы сразу — это… — Каменный лес Хуагуан. Они с Чун Юнем уставились друг на друга, охваченные неожиданным азартом. Разгадка так близка! Быть может, с энергией Ян, циркулирующей в теле Чун Юня, удастся обнаружить секретный проход в обитель, куда сотни лет не мог попасть ни один искатель приключений! Улыбка на лице Син Цю медленно угасла, и он опустил взгляд. — Тебе не стоит идти. — Что? — вскинулся Чун Юнь. Син Цю вздохнул и мягко высвободил томик с легендами Ли Юэ из стиснутых пальцев Чун Юня, словно надеясь таким образом уберечь его от опасного похода. — Мы не знаем, что ждет в этой обители. А ты еще не оправился. Тебе лучше остаться и отдохнуть. В глазах Чун Юня сверкнул лед, и он резко взвился на ноги. — Мне не нужен отдых. Ты что, не понимаешь? Син Цю тоже поднялся. Теперь, когда Чун Юнь превосходил его по росту, смотреть на него стало решительно сложнее. — Не понимаю. Объясни. По губам Чун Юня скользнула горькая усмешка, и он отвернулся, не желая даже смотреть в сторону Син Цю. — Я не могу спокойно отдыхать, пока проблема в Разломе не решена. По твоей милости от этой заразы пострадает куда больше людей, чем могло бы. Я должен это остановить. Син Цю невольно стиснул зубы. Он прекрасно понимал, что именно заставляет Чун Юня говорить эти обидные слова, он знал, как выглядит в его глазах все, что случилось пять лет назад. Но обида сдавливала горло, и жгучее чувство несправедливости в одночасье превратилось в неконтролируемый пожар. — Я не хотел открывать в Разломе рынок. Чун Юнь стремительно развернулся, и Син Цю отшатнулся, ощутив, как он разгорячен бурлящей внутри энергией Ян. — Тогда почему ты это сделал?! Син Цю открыл рот. И тут же его закрыл. Он не мог ответить на этот вопрос. Не должен был — и все тут. Чун Юнь разочарованно покачал головой и приложил руку ко лбу, пытаясь оправиться после вспышки эмоций. Син Цю не решился его поддержать. Ему казалось, стоит подать голос, и Чун Юнь тотчас уйдет, не в силах вынести его присутствия. — Я пойду в Каменный лес Хуагуан, — произнес Чун Юнь хрипло. — Точка. Син Цю прикрыл глаза. — Я… — Голос прервался, но он сглотнул тяжелый ком в горле и заставил себя говорить твердо. — Я тебя понял.* * *
— Опять витаешь в облаках? Кадзуха сморгнул. Он и сам не заметил, как провалился глубоко в размышления. Последнюю неделю это случалось с ним постоянно: страхи, сомнения и тревожные догадки покусывали со всех сторон, и Кадзуха не знал, как избавиться от их навязчивого присутствия. Он коснулся обсидианового талисмана на поясе — подарка Кевина. Прохладный минерал успокоил мысли, и Кадзуха смог на время сбросить груз переживаний. — Будь осторожнее, — предупредил Сяо в привычной резкой манере, так, словно пытался отчитать. — Адепты часто устанавливают рядом со своей обителью ловушки от непрошеных гостей. Кадзуха кивнул и постарался ступать шаг в шаг следом за Сяо. Тот шел уверенно, но по его напряженной спине Кадзуха видел, как обострены его чувства и как тщательно он обдумывает каждое следующее движение. Пускай Свидетеля зари давно уже не было в живых, он прославился как коллекционер удивительных и даже опасных вещей со всего света. Кто знает, что можно отыскать рядом со входом в его обитель. Кадзуха покачал головой в такт своим мыслям. Он не переставал удивляться переменам, которые произошли с Сяо. Дело было не в том, что его волосы отросли, а вместо копья он теперь пользовался клинком. Сяо, этот тысячелетний Якса, отчего-то вдруг стал казаться… взрослее? Мудрее? Испытания в Инадзуме, шестилетний сон, потеря Люмин и непростой путь по ее следам — все это изменило его, но не сумело сломить. Когда Кадзуха впервые встретил его, Сяо предпочитал прятаться в роще, потому что по собственной воле возводил между собой и другими людьми непреодолимую стену. Теперь же он, ведомый желанием найти Люмин, по собственной воле рушил эту стену. По губам Кадзухи скользнула улыбка. Эта долгожданная встреча смогла ненадолго перебить горечь из-за неожиданной потери Кевина, и даже несмотря на то, что Кадзуху ни на миг не отпускал страх за судьбу дорогого друга, в сердце не угасал огонь надежды. Сяо остановился и протянул вперед руку. На кончиках его пальцев вспыхнул золотистый свет, и Кадзуха увидел, как над его ладонью появилась мерцающая древняя печать. — Это здесь, — объявил Сяо. Повинуясь движениям его руки, пространство прорезал золотистый разрыв. Сяо обменялся с Кадзухой быстрым взглядом и первым шагнул в тайную обитель Свидетеля зари. Первое, что увидел Кадзуха — это потрясающие воображение виды. Здешние пейзажи лишь отдаленно напоминали знакомые просторы Ли Юэ. Круглые каменные платформы, покрытые древними иероглифами, парили прямо в воздухе, соединенные мерцающими золотыми мостами, а в закатных небесах повсюду витали удивительные предметы разных народов и эпох. У Кадзухи не было уверенности, что все они принадлежат этому миру. Могучие деревья, усыпанные желтой листвой, сплетались корнями с древним камнем, и это был союз, полный величественности и жизни. Кадзуха чуть слышно вздохнул. Жаль, он не мог разделить этот прекрасный вид с Кевином. Интересно, что бы тот сейчас сказал? Наверняка что-нибудь вроде: «Ты же знаешь, Кадзуха, у меня вместо сердца кусок льда. Так что насладись этим видом за меня, договорились?» И все равно через пару минут выпросил бы у Кадзухи сыграть какую-нибудь подходящую под настроение мелодию. Кадзуха чуть улыбнулся и поспешил следом за Сяо. — Ты знаешь, что мы ищем? Между бровей Сяо пролегла хмурая складка. Он отвел руку назад, и в его ладонь легла рукоять клинка. — Сначала надо расчистить путь. Стоило ему это сказать, и тишину пустующей обители прорезали потревоженные возгласы хиличурлов. Кадзуха выхватил клинок из ножен. Сяо тотчас обратился зеленой вспышкой и переместился за спину митачурла, нанеся быстрый, но точный удар. Кадзуха повернулся вокруг своей оси, будто слившись с клинком в танце, и выпустил перед собой режущую волну Анемо. Воспользовавшись суетой, поднявшейся среди противников, они с Сяо воссоединились и встали спина к спине. Каждый сжимал свой клинок, и Кадзуха не смотрел на Сяо, но чувствовал с ним такое боевое единение, словно они были единым целым. Кадзуха словно знал каждое намерение Сяо и каждый его следующий шаг. Обменявшись быстрыми взглядами, они кивнули друг другу и разошлись. Сосредоточенным движением Кадзуха напитал лезвие энергией Анемо и сделал широкий шаг вперед. Меч описал решительную дугу, и в воздух взметнулись кленовые листья. Заключенная в листьях сила притягивала противников друг к другу, и Сяо, не теряя времени, метнулся через них черно-зеленой стрелой. Кувыркнувшись в воздухе, он пружинисто приземлился на обе ноги и обернулся, чтобы оценить обстановку. Все хиличурлы оказались повержены. — Вот уж не думал, что ты решишь использовать в бою меч, — улыбнулся Кадзуха. — Нефритовый Коршун сломался, — передернул плечами Сяо. А затем, будто позабавившись собственной резкости на пустом месте, чуть усмехнулся. — Я решил, что меня устроит и меч. Не зря же ты учил меня по пути в Инадзуму. Не выдержав, Кадзуха рассмеялся. — Брось, я всего лишь показал тебе пару движений. Чему я могу научить тысячелетнего Яксу? Это мне впору брать у тебя уроки. Меч исчез из руки Сяо, рассыпавшись золотыми искрами, и он взглянул на опустевшую ладонь. — Ты напомнил мне, что оружие не имеет значения. Важно лишь то, кто держит его в руках — и что именно он этим оружием делает. Кадзуха приоткрыл рот, не уверенный, как следует трактовать эти слова, но Сяо не стал обременять себя объяснениями. Развернувшись, он зашагал по мерцающему мосту к самой крупной каменной платформе. Над ней парил небольшой фрагмент плаустрита, и в его мерцании Кадзуха разглядел залежи древних артефактов. Удивительно, как за столько лет они не покрылись пылью — наверное, их защищала магия Адептов. Неожиданно Сяо замедлился, стал ступать осторожно и бесшумно. Прислушавшись, Кадзуха уловил чье-то незримое присутствие. Дыхание одного… нет, двоих человек. Одно взволнованное, второе — сбивчивое, как если бы его обладатель был ранен. Кадзуха не чувствовал опасности, но Сяо не терял бдительности. И вот когда он медленно приблизился к широкому стволу дерева, кто-то вдруг с криком выпрыгнул из укрытия и попытался атаковать мечом. Сяо среагировал стремительно: отступил на шаг, позволив противнику по инерции пронестись мимо, и, протянув руку, крепко ухватил его за шиворот. От неожиданной остановки неизвестный выпустил клинок из руки. Сяо крепче стиснул воротник его плаща, намереваясь устроить допрос с пристрастием, но тут из-за дерева выскочил еще один человек — юноша со светло-голубыми волосами. — Подожди, Син Цю! Это Охотник на демонов! «Син Цю?» Кадзуха присмотрелся к юноше, которого схватил Сяо. В самом деле, это был Син Цю — юный писатель, с которым Кадзуха однажды познакомился на фестивале Иродори. Они не виделись четыре года, и за это время волосы Син Цю успели отрасти настолько, что теперь даже в собранном виде спадали ниже пояса. Его лицо тоже чуть вытянулось и изменилось. Син Цю повзрослел. «Все вокруг меняются, — улыбнулся Кадзуха. — Мне кажется, или только я всегда остаюсь прежним?» Правда, он тут же вспомнил, во сколько авантюр втянул его Кевин, сколько всего им довелось пережить вместе за эти шесть лет. Может, внешне он оставался все тем же Кадзухой, но внутренне… Он чувствовал себя другим. Не мог только осознать, что именно изменилось. — Отпусти его, Сяо. Я знаю этого человека. Он не причинит нам вреда. — Тогда пускай в следующий раз не нападает без разбору, — пробормотал Сяо. Освобожденный Син Цю смущенно потер плечо. — Извините. Я принял вас за Фатуи. — Фатуи? — удивился Кадзуха. Сяо скрестил руки на груди, ожидая объяснений, но прежде Кадзуха настоял, что всем стоит как следует представиться. Выяснилось, что молодого человека с голубыми волосами зовут Чун Юнь и что он работает экзорцистом. Объявив это, он выжидательно уставился на Сяо, словно надеясь на какую-то особенную реакцию, но тот продолжал молчать. Затем все четверо устроились в корнях старинного древа, и Син Цю с Чун Юнем кратко поведали о том, что им довелось пережить в Разломе. Слабая заинтересованность на лице Сяо сменилась ужасом, с которым ему не сразу удалось совладать. — Из Разлома исходит какая-то отравляющая энергия? Чун Юнь кивнул. — Насколько мне известно, Разлом и прежде был заражен так называемой черной грязью, которая оказывала на людей дурное влияние. При длительном контакте человек мог сойти с ума или погибнуть. Если же контакт был недолгим, через некоторое время после его окончания человек приходил в норму. — Ты говоришь так, словно сейчас все иначе, — заметил Кадзуха. Чун Юнь задумчиво потер ладони друг о друга и украдкой бросил быстрый взгляд на Син Цю. — Симптомы заражения стали проявляться даже без непосредственного контакта и распространяются очень быстро. — Если так пойдет и дальше, город охватит настоящая эпидемия… — потрясенно проговорил Кадзуха. Сяо ругнулся. Син Цю поднялся, не в силах усидеть на месте, и принялся мерить шагами платформу. — Вернуть Камень Связывания на место — наша единственная надежда. Я не представляю, что делать, если эта догадка окажется не верна. Кадзуха повернулся к Сяо. Прикрыв глаза, тот обдумывал рассказ Чун Юня и Син Цю, пытаясь свести воедино разрозненные факты. Кадзуха догадывался о ходе его рассуждений. Аякс забирает из Натлана оружие, которое управляется гнозисом — раз. Фатуи что-то ищут на Ватацуми, а также в Мондштадте, хотя давно уже заполучили Анемо гнозис — два. Наконец, в Разломе недавно открывается проход, ведущий в древнюю пещеру. Из этой пещеры таинственным образом исчезает предмет, явно обладающий силой, способной сдержать черную грязь — три. В этой же пещере затем обнаруживаются члены Ордена Бездны — четыре. Все это части одной картины, но чтобы собрать ее целиком, пока не хватает фрагментов. — Камень Связывания — это одно из семи оружий, — произнес вслух Кадзуха. — Наверное, оно управляется Гео гнозисом. Сяо согласно кивнул, приложил руку к подбородку. — Таким образом, они точно располагают двумя и точно не нашли еще два. Судьбу остальных трех мы пока не знаем. — О чем вы говорите? — удивился Чун Юнь. Пришла пора Сяо и Кадзухе рассказывать, зачем они пришли в Солнечный чертог. Правда, говорил в основном Кадзуха, а Сяо молчал: уперев руки в колени, он сосредоточенно смотрел перед собой и размышлял. Ну что ж. По крайней мере, мысли о Фатуи отвлекают его от опасности, угрожающей родному Ли Юэ. Когда Кадзуха закончил рассказ, Чун Юнь и Син Цю обменялись сочувственными взглядами. Оба знали Люмин и были многим ей обязаны. Чун Юнь приложил ладонь ко лбу. — Значит, она оставила подсказки? Ох… Как же много ей было известно? — Гораздо больше, чем нам. С этими словами Сяо поднялся и, ни на кого не глядя, процедил: — Давайте займемся делом. Вы пришли искать информацию о Камне Связывания, а мы — за страницами из «Сказаний народов древности». Вероятно, мы ищем одно и то же. Син Цю обвел взглядом пространство обители, до отказа набитое безделушками, книгами, свитками и древними артефактами. Все, в том числе и Сяо, понимали, что могут провести здесь вечность и в конце концов умереть от старости, так и не отыскав заветные страницы. — Попробуй сыграть мелодию Люмин, — предложил Кадзуха. Сяо кивнул и, призвав флейту, отошел в сторону, чтобы не отвлекаться на чужое присутствие. Приложил флейту к губам. Кадзуха услышал нервные обрывки музыки. Сяо пытался воспроизвести мелодию, которую за последнее время играл не один раз, но ноты разбегались, никак не желая слушаться музыканта. Кадзуха чуть слышно вздохнул и, попросив Син Цю и Чун Юня осмотреть гору артефактов под плаустритом, осторожно подошел к Сяо. — В чем дело? Сяо не ответил. Не глядя на Кадзуху, он опустил флейту и ожесточенно сжал ее в руке. — Ты нервничаешь из-за Разлома? Сяо не поворачивал головы. — Я клялся защищать Ли Юэ. — Мне казалось, шесть лет назад ты был освобожден от своих обязанностей. Сяо судорожно вздохнул и наконец посмотрел на Кадзуху прямо. Горечь мешалась в его желтых глазах с яростью. — Дело не в обязанностях и не в контракте. Ли Юэ — мой дом. А Разлом… В Разломе… Он вдруг замолк и, зажмурившись, отвернулся. — Что в Разломе? — мягко спросил Кадзуха. Сяо не ответил. Вместо этого он вновь поднял флейту, и перед тем, как попробовать сыграть мелодию еще раз, сказал: — Если подсказки Люмин спасут Ли Юэ, я должен приложить все усилия, чтобы отыскать их как можно скорее. С этим сложно было поспорить. Решив не мешать, Кадзуха вернулся к Син Цю и Чун Юню, но никак не мог выкинуть из головы потрясенное выражение лица Сяо и его слова: «А Разлом… В Разломе…» Что он пытался сказать? Кадзуха обернулся через плечо, но Сяо ни на кого не смотрел. Стоя на краю каменной платформы, он играл мелодию, которая незримой нитью связывала его с Люмин, и музыка нежно обнимала его за плечи, облегчая боль в истерзанном тревогами сердце. Доиграв мелодию до конца, Сяо опустил флейту и прикрыл глаза. Надежда, прежде горевшая в душе так ярко, угасла, как только он узнал о странной заразе из Разлома. Все в одночасье рушилось в Бездну. Ли Юэ в опасности. Черная грязь выползает наружу. А где-то на дне Разлома, быть может, до сих пор спит Босациус, сошедший с ума после утраты Индариас. Как же следует поступить? Бросить все и спасать Ли Юэ? А как же Люмин? Сколько у него времени? Что, если он решит бороться с черной грязью Разлома, и за это время Люмин погибнет? А что, если он выберет спасать Люмин, и это будет означать конец Ли Юэ? Как понять, какой выбор будет правильным? — Перечитай еще раз. Незнакомый голос в осколки разбил окружившую Сяо тишину. Открыв глаза, он обнаружил, что вновь окружен тем самым синеватым сумраком, который видел в Долине Ветров. Обернувшись, Сяо не увидел ни Кадзухи, ни Чун Юня с Син Цю. Зато он увидел три мерцающих силуэта. Один из них, маленький, парил в воздухе, а два других сидели прямо на платформе под плаустритом. Охваченный щемящим предчувствием, Сяо приблизился. — Что, с самого начала? Сяо затаил дыхание. Этот голос принадлежал Люмин. Он опустился на одно колено и, вглядевшись в один из мерцающих силуэтов, узнал очертания Люмин. Сяо не мог различить ее лица, но без труда угадывал в золотистом сплетении неземного света ее мягкий профиль. Не в силах сдержаться, он протянул руку, коснулся силуэта, но не ощутил ни тепла, ни самого прикосновения. Люмин была ненастоящей. Это был лишь отголосок давнего прошлого, и она не могла ни видеть, ни чувствовать его. Сяо отдернул руку и сжал ее в кулак, пытаясь избавиться от захлестнувшего чувства непреодолимой потери. — Да, с самого начала. Давай, нам нужно разобраться. Повернув голову, Сяо вгляделся в два других силуэта. Один, маленький и парящий над платформой, совершенно точно принадлежал Паймон. Второй… Его Сяо не узнавал. Он мог сказать лишь, что это высокий молодой мужчина, но разглядеть в золотистом мерцании его лицо не представлялось возможным. Люмин вздохнула и, склонившись над книгой, которую держала в руках, принялась зачитывать: — «Некоторые люди, однако, были способны пережить прикосновение пламени Текутли и обретали могущество, способное совладать с его демонами». Сяо навострил уши. Он уже слышал эти слова раньше… Это была цитата из «Сказаний народов древности», книги Морганы Блайт. Книги, к которой вела его Люмин. — «Наойи верили, что ярость Текутли неизбежна. Кровь Текутли несомненно является мифологическим концептом, однако он, вероятно, основывался на реально существующем явлении, которое из-за недостатка знаний и технологий наойи не могли объяснить. Современные натланцы называют таким же понятием субстанцию, выступающую из глубин земли». — Ха… — напряженно отозвался спутник Люмин. — Только Паймон кажется, что это чем-то напоминает черную грязь, с которой мы столкнулись в Разломе? — заговорил, замерцав, третий силуэт. Люмин кивнула и продолжила чтение: — «В силу чрезвычайной токсичности этой субстанции ее изучение не представляется возможным. Однако из записей, оставленных наойи, можно заключить, что речь идет об одной и той же сущности». Дайн… Это то, о чем я думаю? Спутник Люмин по имени Дайн хмыкнул. — Думаю, да. Бич Каэнри’ах, вестник его конца. И, вероятно, то, от чего пострадал Альбедо. — Ой-ёй, — прошептала Паймон. Люмин с усталым стоном откинулась на камень за спиной, но затем, собравшись с мыслями, вновь заглянула к книгу. — «Несмотря на отсутствие технических возможностей, наойи изучали Кровь Текутли и, вероятно, даже пытались использовать ее для создания улучшенных людей». Дальше отрывок из летописи наойи.Этот фрагмент можно читать под музыку: HOYO-MiX — Yesterday. Ставьте на повтор до конца главы
Год нисхождения серебряных корон Мы прощаемся с теми, кто был выжжен дотла демоническим пламенем Текутли. Неизбежное не остановить и не обратить вспять, но Посланники пророчат лучшее будущее. В знак союза двух начал они предлагают серебряную ветвь, но предрекают неизбежные жертвы во имя спасения. Первый год после нисхождения серебряных корон Мы прощаемся с теми, кто был выжжен дотла демоническим пламенем Текутли. Ни одна попытка до сих пор не увенчалась успехом, но ваша жертва не была напрасной. Седьмой год после нисхождения серебряных корон Мы прощаемся с теми, кто был выжжен дотла демоническим пламенем Текутли. Из их пепла возрождается новая сила, но даже Посланники не могут ее контролировать. Пламя выжигает серебряные ветви. Мы должны обратить эту силу обратно в пепел. Тринадцатый год после нисхождения серебряных корон Мы прощаемся с теми, кто был выжжен дотла демоническим пламенем Текутли. Из тысячи угасших огней родилось робкое пламя. Мы называем его Шиу. Пламя соприкасается с серебряными ветвями, но не выжигает их. Шиу сокрушает демонов. Четырнадцатый год после нисхождения серебряных корон Мы прощаемся с теми, кто был выжжен дотла демоническим пламенем Текутли. Благодаря Шиу количество жертв сокращается с каждым днем, но мы не можем останавливаться на достигнутом. Посланники несут свои дары, чтобы сотворить оружие под стать великому пламени. Мы нарекаем его «Могуществом Шиу». Двадцатый год после нисхождения серебряных корон Человеческая натура не может быть соединена с пламенем Текутли. Она хрупка и подвержена эмоциям, которые усиливают демоническое начало и дают деструктивный результат. Серебряная стрела Посланников поразила Шиу, но мы не должны сожалеть, ибо это необходимая жертва во имя спасения от ярости Текутли. Мы прощаемся с теми, кто был выжжен дотла демоническим пламенем Текутли. Мы прощаемся с Шиу и зажигаем в знак памяти вечные огни. Двадцать второй год после нисхождения серебряных корон Мы прощаемся с теми, кто был выжжен дотла демоническим пламенем Текутли. На руинах среди их пепла мы заключаем новый союз и нарекаем его «Семь Небесных ключей». Подобно тому, как мы создали Шиу, опираясь на способность живого существа преодолеть демоническое воздействие и обрести силы для борьбы с ним, мы используем Кровь Текутли для создания оружия. В отличие от человека, оружие не склонно проявлять эмоции и может стать совершенным в борьбе с Яростью Текутли. Каждое из них надлежит наделить своей особенностью, чтобы вместе они могли стать для человечества мечом и щитом. Двадцать пятый год после нисхождения серебряных корон Мы создаем из Могущества Шиу первый Небесный ключ и нарекаем его Пламенным Правосудием, и да хранит он волю Пиро-элемента. В час конца он войдет в круг, как положено семи, и исполнит небесный замысел. А до этого момента он станет в руках каждого, кто способен его удержать, сокрушительной силой, способной одолеть демонов Текутли. Цена будет высока. Но таков путь через неизбежную ярость. Мы сгораем дотла, чтобы из пепла, подобно фениксу, возродился новый мир. — Семь Небесных ключей… — повторил человек по имени Дайн. — Это оно, — потрясенно прошептала Люмин. — Это причина начала Пепельного Бедствия. Ордену Бездны нужны Небесные ключи, и они решили начать поиски с Мондштадта. — Но чего они добиваются? — вмешалась Паймон. — Как это оружие поможет в достижении их целей? Люмин не ответила. Захлопнув книгу, она подняла голову и решительно посмотрела на Дайна. — Этого недостаточно. Мы должны узнать больше. Понять, какими силами обладают остальные Небесные ключи и что за небесный замысел они должны исполнить. Стоило ей это сказать, как синие сумерки расступились, и Сяо вновь оказался в обычном мире, прямо под прицелом изумленных глаз Чун Юня, Син Цю и Кадзухи. Ни на кого не глядя, он сделал шаг вперед и ухватил клубок ускользающей синевы. Сумрак прошел сквозь пальцы и, пролившись на пол туманными потоками, соткал в воздухе страницы из знакомой книги. Наклонившись, Сяо подобрал их. На руинах среди их пепла мы заключаем новый союз и нарекаем его «Семь Небесных ключей». Мы сгораем дотла, чтобы из пепла, подобно фениксу, возродился новый мир. Сяо сжал страницы книги и поднял на остальных тяжелый взгляд. С одной стороны, мысли путались, а голова кипела, переполненная информацией. С другой стороны… Сяо медленно, но верно начал кое-что понимать. — Давайте вернемся в гавань, — обратился он к потрясенным спутникам. — Мне нужно поговорить с Чжун Ли.