Пепельный реквием

У древнего замка осталась душа, Свернулась зверьком на нагретых камнях. Лишь песни неспетые в ветках шуршат, И ветер зовет возвратиться меня… Тэм и Йовин — Алый Дракон

Мы все связаны артериями земли. Незримые корни мирового древа оплетают мир, связывая воедино разрозненные фрагменты десятков тысяч жизней. Они хранят память обо всем, что случалось под взором фальшивых звезд. О взлетах и падениях. О подвигах и ошибках. О том, как друзья плечом к плечу спасали человечество — или же обращали друг против друга клинки. В артериях земли живет память тысячелетий. Они подобны библиотеке, бесконечно убегающей по всем направлениям. Тот, кто обладает ключом к библиотеке, может в любой момент зайти внутрь и отыскать любую желаемую книгу, какой бы древней та ни была. А я… Много тысяч лет назад, на исходе жизни, я по доброй воле покинул свое смертное тело, чтобы навсегда остаться в этой библиотеке. Я не хранитель и не смотритель. Я не более чем гость, получивший от мирового древа великодушное разрешение вечно бродить среди стеллажей в ожидании, когда мне понадобится протянуть нужным людям нужные книги. Меня зовут Идрис. Я прожил две сотни лет и за это время заслужил немало имен, от просветленного до оскверненного. Меня называли Всевидящим Мудрецом, и в конце концов, введенный этим титулом в заблуждение, я умер в результате собственной наивности — слепым глупцом. Поздно разворачивать корабль, когда он на всех парусах несется навстречу скалам. Пускай на исходе жизни я вспомнил о необходимости крутить штурвал самому, я не смог уберечь экипаж от гибели, как не смог и предотвратить более серьезных последствий. В результате моей недальновидности душа моего дорогого друга Арея обратилась осколками. В спешке не сумев ему помочь, я мог лишь наблюдать, как память о нем сливается с артериями земли. Расколотые души не имеют права на вечный покой. Разрозненные фрагменты его «я» обречены нескончаемо странствовать по артериям земли в невозможной попытке воссоединиться, испытывая тоску по прошлому, настоящему и будущему. М? Ты хочешь знать, каким человеком был Арей? … Он был героем. Он был Шиу, первым оскверненным. Он был фениксом, который ярко пылал, озаряя порожденный скверной мрак — и в конце концов сгорел, чтобы из его пепла возродился новый мир. А еще он был человеком. Ни в одной библиотеке мира ты не найдешь об этом легенд. Сказания древности хранят память о его подвигах и о его падении. Но ни одно из них не способно поведать, каким большим было его сердце. Зато об этом помнят артерии земли. В них хватает осколков его истории.              

Этот фрагмент можно читать под музыку: Lily Kershaw — Forever Young. Ставьте на повтор

Прибой нежно здоровался с песком. У кромки берега собирались клочья пены, в которых изредка можно было заметить проблески ракушек или камней, иссеченных особо красивыми узорами. Софи набрала таких целую пригоршню и теперь прятала по карманам — Арей знал, она забудет о них в тот же миг, когда перешагнет порог базы. Потом эти камни, конечно, так или иначе окажутся разбросаны повсюду. Екатерина будет ругаться на беспорядок, Цзиньхуа — задумчиво изучать узоры в попытках отыскать скрытый смысл, а Тэмари — пинать их в сторону всякий раз, когда они окажутся на пути. И так будет продолжаться до тех пор, пока Терион, потеряв терпение, не соберет несчастные камни и не высыплет их Софи на кровать. И тогда они опять начнут препираться, а Идрис будет вздыхать, пытаясь слиться с книгой. Арей видел подобное десятки раз, но не вмешивался. Был у него такой принцип — позволять людям делать то, что им вздумается. Арей был очень принципиальным человеком. Еще ему нравилось смотреть, как Софи босиком вбегает в воду, не волнуясь о намокшем подоле платья, и ищет камни с таким энтузиазмом, словно каждый из них был подлинным сокровищем. Когда ей попадалась особо причудливая находка, она подставляла ее солнечным лучам и подолгу стояла, рассматривая хитросплетения узоров. Волны обнимали ее голые щиколотки, а закатный свет искрился в зеленых глазах, отчего они сами напоминали драгоценные камни. Ради этого зрелища он готов был терпеть любые ее выходки. Это тоже был принцип. А Арей был очень принципиальным человеком. Поэтому, когда Софи, загребая воду ногами, приблизилась с массивным булыжником наперевес, Арей мужественно сдержал ехидные замечания и уставился на нее с вопросительным ожиданием. — Себастьян, — сказала Софи. Любые выходки. Любые. Арей вытащил изо рта сигарету и, выдохнув дым так, чтобы он не попал на Софи, спросил: — Что «Себастьян»? — Вот, — Софи продемонстрировала булыжник. — Согласись, это вылитый Себастьян? Арей покорно посмотрел на камень, но под каким бы углом Софи его ни поворачивала, никакого Себастьяна так и не увидел. — Это камень. Софи фыркнула. Затем, поразмыслив, намочила палец в морской воде и нарисовала на камне рожицу — две точки вместо глаз и широкую улыбку. На вкус Арея, получилось даже жутковато. А он вообще-то был не из пугливых. — А так? — Ладно, — со вздохом согласился Арей. — Себастьян. Софи вышла из воды. Ее мокрые ноги оставили на песке вереницу следов, и некоторое время Арей наблюдал, как их стирает прибоем. Судя по взгляду Софи, со стороны он казался одухотворенным, но на самом деле Арей размышлял, почему из всех известных миру имен Софи выбрала именно Себастьяна. Что в этом камне было такого себастьяновского? Какой набор черт определяет Себастьяна? И может ли этот набор черт быть применен к камню? — Арей, — окликнула Софи. Он моргнул. — Ты опять на Луне? Он издал короткий тихий звук, который можно было принять за смешок. Софи всегда задавала этот вопрос, когда Арей проваливался глубоко в свои мысли. Наверное, потому что они оба то и дело поднимали головы к небу, пытаясь представить, что там, на этой далекой и недостижимой Луне. — На Луне, — согласился он. Поставив Себастьяна на песок, Софи принялась деловито распределять остальные камни по карманам. — Спускайся обратно, — попросила она. — Пойдем к остальным. Екатерина и Тэмари наверняка уже закончили с едой. Ты ведь не собираешься ужинать сигаретами? — Мхм. София открыла рот, чтобы извергнуть новый поток шуток, но заметив выражение лица Арея, передумала. — В чем дело? Дожидаясь ответа, она попыталась распустить волосы, но во время охоты за морскими сокровищами они успели намокнуть и запутаться. Потянув за резинку, Софи тут же пожалела об этом и заохала, но вслепую только сильнее затягивала узелки. Арей вздохнул. Был у него еще один принцип — помогать людям в беде. Вне зависимости от того, что именно это за беда. — Постой смирно, — велел он. Софи сдалась. Арей потушил сигарету и, приблизившись, стал помогать ей распутывать волосы. Честное слово, и как только Софи умудрилась довести их до такого состояния? Она что, Себастьяна волосами ловила? И почему он зовет камень Себастьяном? — В чем дело? — настойчиво повторила Софи. Она была не из тех, кто позволял собеседнику уйти без ответа. Это был ее принцип. И если уж на то пошло, Софи тоже была очень принципиальным человеком. Иногда даже больше, чем Арей. — Думал о деревне. — О той, где случился удар скверны? — уточнила Софи. На взгляд Арея, вопрос не нуждался в ответе, поэтому он промолчал. — Арей, мы ничего не могли поделать. Ты ведь и сам знаешь. Удары скверны нельзя предотвратить. Только справляться с последствиями. Он продолжал молчать, и Софи попробовала повернуться, но Арей не позволил ей это сделать: ему оставалось распутать еще несколько узелков. Всегда доводить начатое до конца — это тоже был его принцип. — Знаю. — Тогда что… Ой-ой! Можно, пожалуйста, аккуратнее? Мои волосы — это тебе не Могущество Шиу! — А почему ты тогда размахиваешь ими направо и налево так, словно пытаешься кого-то убить? — Ты зануда, Арей. Зануда и злодей! Арей фыркнул. — Могу оставить так. Но в таком случае эта резинка будет похоронена в твоих волосах. Боюсь, даже клинок Тэмари не прорежет этот непролазный лес. — Грубиян! — отозвалась Софи. Затем, не выдержав, она рассмеялась. Некоторое время они стояли молча. Арей терпеливо распутывал волосы Софи — после того, как неделями машешь клинком на поле битвы, это на редкость непривычное занятие. Софи задумчиво вкручивала ногу в песок, словно пыталась добраться таким образом до центра земли. — Арей, тебе больно из-за людей, которые погибли в той деревне? Он вздохнул. Дни, подобные этому, выдавались редко. Раз в несколько недель, проведенных в бесконечных сражениях. Вообще-то никто не собирался выдавать оскверненным выходных. Они были солдатами, которых вечно звал на передовую долг перед человечеством. Но после того, как однажды всегда сдержанная Екатерина впала в истерику от перенапряжения, а Тэмари распалилась до такой степени, что стала угрожать нашинковать Небесный порядок, Арей понял: пришло время для нового принципа. Он сам не слишком хорошо умел договариваться — ни с людьми, ни с богами. Но к счастью, у него был Терион. А во всем, что касалось переговоров, Териону не было равных. И так у оскверненных появился выходной. Они договорились, что будут проводить этот день так, как им вздумается. Иногда они вместе куда-нибудь отправлялись — например, как сегодня, собирались на уединенном побережье в недрах империи Цзинь. Иногда каждый распоряжался свободным временем по своему усмотрению. Так или иначе, в этот редкий выходной они пытались представить себя обычными людьми. Будто нет никакой войны со скверной. Будто впереди лежит дорога в исключительно светлое будущее, а им не придется уже на следующий день снова браться за оружие и толкать себя за пределы человеческих возможностей, погружаясь в кровь, отчаяние и смерть. Арею хотелось, чтобы для ребят этот день был возможностью по-настоящему перевести дух. Без разговоров о поражениях, которые они в войне с Кровью Текутли терпели безостановочно. Без воспоминаний о тех, кого так хотелось, но кого так и не удалось спасти. Поэтому он сказал: — Да, но давай не будем об этом. Выходной есть выходной. — Арей… — с грустью отозвалась Софи. Спорить она не стала. Вместо этого она дождалась, когда Арей распутает оставшиеся узелки, и, развернувшись, порывисто заключила его в объятия. Арей растерянно замер. Пару раз моргнул. Как и большую часть времени за пределами поля боя, он был погружен глубоко в свои мысли, а потому не сразу понял, что произошло. Софи зарылась носом ему в грудь и тихо сказала: — Мы обязательно победим. Мы сделаем все, что в наших силах, и в конце концов обязательно победим. Неисправимая оптимистка. Арей положил ладонь ей на голову и взъерошил волосы — легонько, чтобы не спутать их еще сильнее. Не хватало разбираться с этим до конца дня. — Если хочешь поговорить, не имеет значения, что сегодня выходной, — добавила Софи. — Я всегда готова выслушать. Арей качнул головой. Правило есть правило. И потом… Он не знал, о чем тут можно говорить. Случился удар скверны — очередной за минувшие несколько лет. Некоторые люди не смогли его пережить. Другие обратились монстрами. Вне зависимости от того, кем они были прежде, Арей своими руками убил каждого из них. Прошла уже неделя, а Арей до сих пор видел их во снах каждую ночь. Сны. Лучше бы их не было вовсе. Это ведь была одна из деревень наойи. Когда-то Арей и сам жил в такой деревне. Ходил среди таких же людей. В те дни его волосы еще были красными, а единственные его заботы были связаны с тем, что бабушка опять навлекла на себя неприятности. Это было так давно… Так давно. Вздохнув, он обнял Софи в ответ. Даже если она удивилась, то виду не подала. Напротив, сжала Арея только сильнее. Они простояли так не меньше пяти минут, словно пытались наобниматься на целую вечность вперед. Следующий такой выходной Арей пропустил, потому что пришлось срочно отправляться на родину Териона, где случился крупнейший удар скверны за несколько минувших с начала войны лет. Еще через раз он снова не смог повидать друзей — оправлялся от ран, настолько тяжелых, что даже сил Шиу не хватило, чтобы их исцелить. Но это случилось уже потом. В тот день на берегу будущее не имело значения. А от всего, что осталось в прошлом, Арея защищали объятия Софи и теплота друзей. Когда они оба устали стоять неподвижно, Софи взяла его за руку и повела к остальным. Напоследок обернувшись на море, которое накатывалось на берег умиротворенными волнами, Арей покорно последовал за ней. А она напевала песню, которую однажды услышала от Тэмари, и несла под мышкой Себастьяна. Цзиньхуа, подвязав широкие рукава, заваривала чай. Терион помогал ей, расспрашивая о премудростях чайных церемоний. Арей не был уверен, насколько ему интересна эта тема — вероятно, Терион просто пытался поднять Цзиньхуа настроение. Она всегда успокаивалась, когда рассказывала про чай. С тех пор, как несколько месяцев назад она впервые повредила свою память, для нее это стало своеобразной ниточкой, связующей ее с прежним, теперь уже постепенно угасающим «я». Идрис лежал, заложив руки за голову. Его лиловые глаза были едва приоткрыты — он любовался закатным солнцем. Рядом сидела, скрестив ноги, Екатерина. Она только закончила нарезать овощи и теперь с сомнением рассматривала круглые дольки огурцов, которые сохранила по совету Софи. — И что, это правда приносит расслабление? Софи опустилась на заботливо расстеленное Цзиньхуа покрывало, взяла у Екатерины дольку и покрутила ее в руках с видом эксперта в вопросах красоты. Арею показалось, на самом деле она раздумывает, каков этот огурец на вкус. — Ну, ты расслабишься либо пока они лежат у тебя на глазах, либо когда ты их съешь, — заключила, вернув дольку Екатерине, Софи. Тэмари фыркнула. Она как раз заканчивала жарить рыбу, которую Идрис и Терион прихватили из порта. Арей покрутился рядом, но вершиной его кулинарного мастерства можно было назвать разве что жареный хлеб — и тот непременно обгоревший до черной корочки. Прекрасно об этом зная, Тэмари махнула рукой, чтобы он не мешался. Арей опустился на покрывало. — Сыграешь? — предложил Терион. Арей вздохнул. Он знал, почему Терион спросил. Как Цзиньхуа успокаивал чай, так Арея успокаивала музыка. Она напоминала о бабушке. О временах, когда они выбирались ночью за город, чтобы понаблюдать за извержением вулкана, или когда бабушка, свесившись с балкона, трясла гитарой, угрожая соседям «надавать всем по жопам, если хоть одна сутулая собака посмеет еще раз без спросу трогать» ее розы. О временах до первого удара скверны. До войны. Арей протянул руку и обхватил гитарный гриф. — Ты в порядке? — спросила Тэмари. — Арей расстроен, что я не дала ему докурить, — пришла на помощь Софи. — Как ребенок, честное слово. — Да какой ребенок будет столько курить! — откликнулась Екатерина. Переборов сомнения, она положила дольки огурцов себе на глаза. Не зная, выглядит ли это круто или скорее нелепо, Арей чуть усмехнулся. Софи прижала кулак ко рту, пытаясь скрыть смех. Бедная Екатерина. Опять не поняла, что стала жертвой Софи. Ох уж эта Софи. Бессердечная до очарования. Привычным движением уперев гитару в колено, Арей зажал аккорд, перебрал струны, проверяя звук. С тех пор, как началась война со скверной, ему редко доводилось посидеть вот так, играя по памяти бабушкины песни или придумывая свои. К счастью, музыка — дело такое. «Играй сердцем, — сказала однажды бабушка. — Тогда никогда ничего не забудешь. А если кто-то будет ругаться, что ты фальшивишь… Ну, посмотрим, что он скажет после подзатыльника гитарой!» Арей хотел сыграть песню, смысл которой понял лишь после смерти бабушки, но передумал. Сегодня он сыграет что-нибудь на мажорных аккордах. Он взглянул на Софи. Его лицо оставалось непроницаемым, но Софи сразу разгадала его замысел. — Не смей! — пригрозила она пальцем. Арей ударил по струнам.

Однажды мне встретился камень…

— Арей! Щеки Софи вспыхнули, и она потянулась к гитаре, но Арей ловко увернулся и продолжил играть с предельно невозмутимым выражением лица, отчего Терион беззвучно засмеялся.

Назвал я его Себастьян…

Конец музыкального фрагмента

* * *

Тишина. Не «жара» и даже не «лава». «Тишина» — вот первое слово, которое пришло на ум Люмин, когда она ступила через портал из Воображаемого пространства в земли, называемые Пепельным морем. О Пепельном море она знала только из легенд и спутанных историй Стэнли. Бескрайняя пустошь, иссеченная лавовыми реками. Здесь не дует ветер. Здесь нет деревьев, нет зверей и птиц, нет даже насекомых. Только искаженные аномалиями артерий земли чудовища бесцельно слоняются по этим местам, нападая на всякого, кто посмеет показаться в их владениях. Реальность оказалась еще более зловещей, чем представляла Люмин. Там, где Пепельное море не было устлано темным песком, чернел вулканический камень. Небо казалось свинцово-серым. Если бы Люмин не знала, что это небо, она решила бы, что оказалась под землей. От каждого вдоха легкие наполнялись тяжестью, а горло раздирало скребущим чувством попавшего внутрь песка. Изредка гнетущую серость прорезали яркие всполохи — это вздымались лавовые фонтаны. В тишине, которая обволакивала Пепельное море ядовитым облаком, каждое их извержение оказывалось внезапным, и Люмин приходилось то и дело уворачиваться от обжигающих искр. — Ты был здесь во время своих путешествий? — поинтересовалась Люмин у Итэра. — Был, — кивнул тот. — Мы с Паймон некоторое время исследовали это место, но не особо поняли что-то из его истории. Ну, наверняка сама знаешь, как это бывает. — Когда исследование приносит еще больше вопросов, чем ответов, — подхватила Люмин. — Знаем, проходили. Сяо дернул ее за рукав, уберегая от очередного извержения, и на несколько мгновений крепко прижал к себе. — Пожалуйста, смотри на дорогу. Люмин пообещала, что будет осторожнее. Сяо недоверчиво хмыкнул, но Люмин мягко провела ладонью по его плечу, и он все же расслабился.               Вообще-то Люмин настаивала, чтобы Сяо остался в Алькасар-сарае. Сяо настаивал, что остаться в Алькасар-сарае должна Люмин. Через некоторое время в спор вмешался Итэр. Он принялся настаивать, что в Алькасар-сарае должны остаться они оба — тогда Сяо с Люмин, объединившись против неожиданного противника, быстро отстояли свое право на новое приключение. Итэру оставалось только признать поражение и отчитаться о грядущем путешествии перед Паймон. — Ку… — Заслышав о пункте назначения, Паймон выпучила глаза и на несколько мгновений забыла, как складывать буквы в слова. — Ку…? — Вот и я тоже думаю, что они оба ку-ку, — доверительно сообщил Итэр. — Я все слышала! — крикнула из комнаты Люмин. — Никакого уважения к Адептам, — фыркнул Сяо. Итэр развел руками и одарил Паймон одной из своих фирменных улыбочек, которые Кевин называл «невинным арсеналом». Паймон приложила руку ко лбу. После Дня Пепла она выработала против улыбочек Путешественников иммунитет. Оставив Итэра в коридоре, она ворвалась в комнату, налету требуя объяснений. — Я пойду переговорю с Аято, — решил Сяо. Сжав на прощание запястье Люмин, он торопливо вышел в коридор и двинулся в направлении, противоположном комнате Аято. Тогда Люмин поняла, что Сяо дает им с Паймон возможность поговорить наедине. Затворив дверь, чтобы Итэр не грел уши, Люмин опустилась на кровать. Паймон медлила. Тогда Люмин похлопала рядом с собой, и Паймон, переборов сомнения, подсела к ней. Некоторое время они сидели молча, болтая ногами, и наслаждались обществом друг друга. — Я скучала, — сказала наконец Люмин. — Мне очень не хватало тебя. Паймон шмыгнула носом и неохотно признала: — Паймон… Паймон тоже скучала! Но не думай, что Паймон простила тебя за то, что ты сделала шесть лет назад! Ты… Ты обещала, что все будет хорошо, но сама ушла, даже не дав Паймон возможности помочь тебе! Люмин принялась бездумно ковырять носком ботинка расщелину между досками. — Мы обе видели, куда завели меня попытки помочь Альбедо. — Но с тобой ведь все могло быть по-другому! — Могло, — согласилась Люмин. — Но не случилось. Я знала, что не смогу перебороть воздействие Крови Текутли, и меньше всего хотела навредить кому-нибудь еще. Например, тебе. Заслышав ее слова, Паймон не выдержала и разразилась слезами. Взгляд Люмин, прежде отстраненный из-за воспоминаний о Пепельном Бедствии, потеплел. Придвинувшись ближе, она зажала Паймон в крепких объятиях и терпеливо дождалась, когда слезы этой преданной малышки иссякнут. Будь ее воля, она последовала бы за Люмин в саму Бездну. Наверное, если бы не обещание присматривать за Дайном, Паймон бы даже попыталась это сделать — она умела быть смелой до безрассудства. — Теперь мы снова вместе, Паймон. Прости, что ушла. Прости, что подвела тебя. Паймон замотала головой. — Это Паймон тебя подвела. Паймон должна была помочь, но не смогла ничего сделать… Но Паймон будет стараться! — отстранившись, она заглянула в глаза Люмин с выражением непоколебимой решимости. — Поэтому Паймон отправится с тобой хоть в Пепельное море, хоть в Звездный Предел! Люмин вздохнула. Она уже потратила все силы на спор с Сяо и Итэром и не хотела в третий раз начинать все сначала. Конечно, малышке Паймон было опасно идти в Пепельное море. Но, с другой стороны, они с Люмин навидались за время совместных приключений и не таких опасностей. Попытки усмирить отравленного Бездной Двалина. Сражение с Осиалом и Бешт. Мусо но хитотати. Воскрешение Синьоры, в конце концов. Уж поход в очередную аномальную зону Паймон точно вынесет. А вот очередную разлуку с Путешественницей — едва ли. Так что Люмин сдалась, и в конце концов они с Паймон отправились в Пепельное море вместе. Прям как в старые добрые времена, до событий в Инадзуме. Если, конечно, не считать грядущего апокалипсиса. Еще с ними вызвалась Элизия. — А? Почему хочу пойти? Ну… Я была там, — сказала она. Итэр полез под стол искать оброненную челюсть. Кевин вздернул брови. С момента разговора на краю скалы он казался притихшим, но заявление Элизии, кажется, сумело приподнять ему настроение. — Чем же ты там занималась? — полюбопытствовал Венти. Он идти в Пепельное море ожидаемо не захотел, но в собрании принимал участие с таким видом, словно руководил всей операцией. — Путешествовала, — с еще более невозмутимым видом ответила Элизия. Кевин тихо засмеялся, и Люмин сказала, что опыт Элизии может им пригодиться. Хотя вообще-то позвала ее в основном потому, что Элизия явно оказывала на настроение Кевина положительное влияние.               Вот так они все, да еще Дотторе с Кольцом Изнанки, очутились в Пепельном море. Шип Селестии Люмин приметила издалека. По словам Итэра, Воображаемое пространство рядом с шипом сходило с ума, поэтому открывать портал пришлось в нескольких милях. Проводить время на иссушающей жаре в компании Дотторе оказалось на редкость утомительно, и хотя Люмин еще со времен Драконьего Хребта относилась к шипам настороженно, она впервые в жизни так обрадовалась этому одинокому монументальному силуэту. — Значит, это могила Арея, — заключила Паймон. Она уже вся взмокла и даже летела с трудом, но за несколько часов ни разу не пожаловалась. Наверное, боялась, что Люмин отправит ее в Алькасар-сарай. — Звучит печально, — отозвалась Элизия. Обернувшись, Кевин заметил, что спутники сильно отстали. У шипа температура поднялась еще выше, и хотя все присутствующие обладали устойчивостью к любым погодным условиям, им становилось все сложнее переставлять ноги. Тогда Кевин повел рукой, и друзей окутала приятная прохлада. — Уф-ф! — с облегчением выдохнула Паймон. — Вот спасибо! Эй, Элизия, а в вашем мире на этом месте есть шип? — Насколько мне известно, — кивнула Элизия. — Но я никогда не слышала в нашей вероятности легенд о Шиу. Итэр? — Я тоже. И я не припомню, чтобы в нашем мире были свои версии Небесных ключей. Заслышав их разговор, Кевин замедлил шаг и теперь шел бок о бок с Итэром. По неведомой причине выражение его лица показалось Люмин странным. Будто слова Итэра опечалили его. Люмин не знала, что в этот момент Кевин вспомнил, как сумел установить местоположение Воли Грома. Оказавшись в вероятности Итэра, он увидел злополучный клинок у Томо. Воля Грома источала энергию, которую невозможно было ни с чем спутать, и в том, что она тоже была Небесным ключом, Кевин не сомневался. Но теперь Итэр рассуждал о Небесных ключах так, словно до того, как попасть в эту вероятность, ничего о них не знал. Верно. От чистки парадоксов страдают не только люди. Должно быть, альтернативные версии Небесных ключей рассыпались золотыми частицами, как лорд Кавех. Томо навсегда забыл о том, что владел Волей Грома. Воспоминания об их с Итэром приключении в Энканомии оказались заменены чем-то другим. Кевин опустил глаза и ничего не сказал. — Честно говоря, это и к лучшему, — заявил Итэр. — Как по мне, Небесные ключи приносят одни несчастья. Не хотелось бы, чтобы какой-нибудь сумасшедший вздумал объединить альтернативные версии Небесных ключей. Мне уже хватило в своей жизни одного слияния вероятностей. Сяо, порядком уставший от жары, только кивнул. — Мы на месте, — объявил Дотторе. Даже если ему было интересно узнать о параллельных вероятностях, в разговоры он не вмешивался. Люмин казалось, с того момента, как они перенеслись в Пепельное море, Дотторе погрузился глубоко в свои мысли. Этот хитрый Фатуи не нравился ей, и оттого она особенно жалела, что не может влезть ему в голову. Хотелось бы знать, не зреет ли в ней очередной опасный план. Они остановились практически под шипом. Он парил над землей, словно подвешенный за тонкую нить клинок, и источал вокруг себя странную энергию, от которой все существо Люмин пронизывало щемящее чувство безысходности. Такое же чувство посещало ее и на Драконьем Хребте. Может, оно было связано не с самим шипом, а с осознанием того, какие несчастья он принес пострадавшим от него людям. Наверняка от падения шипа погиб не только Арей. Не говоря уже о том, что под влиянием селестиальной силы и разрыва артерий земли это место изменилось до неузнаваемости. Люмин не могла представить, каким раньше было Пепельное море, но быть может, однажды здесь росли деревья и искрилась жизнь. Кто знает? Тысячи лет назад на месте лавовых рек могли протекать обычные. А вместо темно-серого песка, похожего на пепел, землю, возможно, укрывали травы и цветы. Присев на корточки, Люмин зачерпнула песок, просеяла его сквозь пальцы. Сяо опустился рядом, с интересом наблюдая за ее движениями. — Когда-то здесь могли жить люди, — опечаленно сказала Люмин. — А теперь они стали не просто историей. Легендами, в правдивость которых многие уже даже не верят. Сяо ответил после недолгого молчания. — Многие хорошие воины Ли Юэ тоже стали легендами. Но их жертвы не были напрасными. Они подарили жизнь тем, кто остался. Люмин со вздохом кивнула. Поднявшись, она встала так, чтобы ощущать прикосновение плеча Сяо — так она даже в компании Дотторе чувствовала себя спокойно. Дотторе тем временем протянул руку, и над ней возникло уже знакомое устройство из золотого металла. Люмин, Паймон, Сяо, Кевин — все четверо сразу напряглись, вспомнив о злоключениях в Инадзуме. Элизия уперла руки в бока. Она в Инадзуме не была, но судя по выражению лица, у нее тоже нашлась в памяти парочка болезненных фрагментов прошлого. — Как видите, я не соврал, — сказал Дотторе. Люмин обменялась быстрым взглядом с Итэром. Сяо еще в Алькасар-сарае попросил Нахиду проверить устройство. Не обнаружив ни останков Архонтов, ни скверны, Нахида подтвердила, что сердцем Кольца Изнанки вместо Глаза Порчи теперь служит азотит. Разумеется, это не смогло никого успокоить. Люмин все еще ждала от Дотторе подвоха. К счастью, кое о чем они позаботились заранее. — Давайте займемся делом, — резко сказал Кевин. Дотторе вздохнул, словно глубоко уязвленный недоверием, и поставил устройство на землю. Сяо сжал руку Люмин, потянул ее назад. — Разрыв артерий земли, — напомнил он. — Когда он произойдет, нам всем лучше держаться подальше. Даже вы с Итэром не сможете избежать его воздействия. Люмин не стала противиться. Они пришли в Пепельное море не для того, чтобы служить для Кевина группой поддержки. Их задачей было следить за Дотторе, а еще помочь справиться с последствиями в случае непредвиденных ситуаций. Вроде появления демонов, как в Инадзуме. Отойдя на порядочное расстояние, Сяо призвал клинок. Несмотря на внешнее спокойствие, Люмин видела, как напряжены его руки, и понимала — Сяо готов в любой момент сорваться с места и вступить в бой. Они с Итэром тоже вооружились. Элизия же с невозмутимым видом уселась на песок. Бросила взгляд в темные небеса, сощурилась, будто прикидывала что-то в уме. Наконец она положила на колени лук. Паймон за неимением других опций подобрала с земли увесистый камень, и на этом приготовления можно было считать оконченными. Тем временем Дотторе, опустившись перед Кольцом Изнанки на колени, что-то подкрутил и взглянул на Кевина. — Когда произойдет разрыв артерий земли, это приведет к высвобождению разом большого количества энергии. Мне понадобится время, чтобы направить его в Кольцо Изнанки. Твоей задачей будет сдержать этот поток. Я буду премного благодарен, если ты защитишь от него меня. — О, как велико искушение, — хмыкнул Кевин. — Твое счастье, что никто другой не знает, как управлять этим злоебучим устройством. Дотторе чуть усмехнулся. — Приятно знать, что тебя оберегает такой надежный человек. — Не льсти себе, Дотторе. Я хочу сберечь Тейват, а не тебя. С этими словами Кевин призвал Пламенное Правосудие, и острие двуручного клинка тяжело уперлось в землю. Кевин сразу же ощутил его нестерпимый жар. И без того раскаленный в близости от шипа воздух стал горячее еще на несколько градусов, и Дотторе устало вздохнул. Кевин прикрыл глаза. Прокатившаяся от него холодная волна добралась до Дотторе. Вообще-то Кевин бы охотно воспользовался Пламенным Правосудием, чтобы приготовить блюдо «жареный Предвестник с хрустящей корочкой и фирменными натланскими специями», но, к сожалению, этот псих пока был ему нужен. Дотторе же оставался до тошнотворного невозмутим. — Благодарю, товарищ. Позволь задать вопрос? Кевин промолчал, рассматривая рукоять Пламенного Правосудия, и Дотторе счел это за согласие. — Это не твой мир. Почему ты настолько отчаянно пытаешься его защитить? Жертвовать собой ради того, что даже не имеет к тебе отношения… Довольно глупо, как по мне. Кевин взглянул на Дотторе с лукавым прищуром. — Снежная — тоже не твоя страна. Но ты все же заявился в нее и работаешь на Царицу, хотя она не твой Архонт. — Ну, это другое, — ответил Дотторе. — У нас с Царицей взаимовыгодное соглашение. — А-а, — протянул Кевин. — Наверное, именно из-за этого взаимовыгодного соглашения ты тайком заявился в стан врага с таким могущественным устройством. Ну-ну. Дотторе фыркнул. На провокацию Кевина он не ответил. Ну а Кевин не ответил на его вопрос. Так они, разделив на двоих тяжеловесное молчание, приготовились к разрыву артерий земли. Дотторе закончил настройку Кольца Изнанки. Кевин обхватил обеими руками рукоять Пламенного Правосудия и сосредоточился, пытаясь отыскать баланс между обжигающей энергией клинка и льдом, переплетенным с его существом. — Готов? — спросил Дотторе. Кевин коротко кивнул. — Тогда начинай. Закрыв глаза, Кевин выдохнул. Невозможно было просто упереть Пламенное Правосудие в землю и надеяться, что артерии земли разорвутся сами собой. Для этого требовался импульс, сконцентрированное намерение — и теперь Кевин пытался отыскать в искаженном вокруг шипа Воображаемом пространстве нужное направление для удара. Дотторе не торопил. Друзья в отдалении следили за происходящим с помесью беспокойства и интереса. Кевин мотнул головой, заставляя себя на время забыть о реальности, и целиком погрузился сознанием в Воображаемое пространство. Мимо него проносились осколки прошлого. Воспоминания. Разговоры. Ссоры и примирения. Мгновения силы и слабости. Фрагменты несбывшихся надежд. Где-то посреди этих нескончаемых завихрений времени пряталось то, что осталось от души Арея. Наконец, когда Кевин уже начал блуждать в лабиринтах чужих историй, он нащупал нужное направление — и устремил туда всю мощь Пламенного Правосудия. Клинок отозвался с такой силой, что едва не вырвался из руки. Он упрямился, словно непокорный жеребец, пытался обратить в хаос и без того расколотое Воображаемое пространство. Кевину пришлось сжать его обеими руками. Во все стороны катились волны нестерпимого жара. Пространство вокруг клинка полыхало. Памятуя о словах Дотторе, Кевин сосредоточился и попытался совладать с этой силой, удержать рядом с собой. Она же огненными всполохами рвалась прочь, намереваясь сбежать из-под ненавистного контроля и пожрать все живое. Дотторе. Друзей, изумленно застывших в отдалении. А следом и весь Тейват. Кевин продолжал ее сдерживать. Бешеная энергетика хлестала по телу кнутом. Если бы не ускоренная регенерация и не ледяные способности, Кевин вряд ли сумел бы ее вынести: ощущение было такое, словно с каждым ударом его тело рассыпается на осколки, а затем собирается заново. Огненная пляска усилилась. На темном песке Пепельного моря занялись пламенные всполохи. Они не причиняли Кевину вреда, но норовили выскользнуть за пределы мысленно очерченного им круга. Один из всполохов, извернувшись змеей, устремился к Дотторе. Ругнувшись, Кевин оставил Пламенное Правосудие в одной руке, а вторую вытянул вслед огню. С пальцев сорвался морозный поток — догнав раскаленную струю, он обхватил ее, словно обнял, и пламя обратилось застывшими в кристаллах льда языками. «Сколько еще?!» — хотелось закричать Кевину. Но окруженный огнем, он не видел ни Дотторе, ни лиц друзей. Не мог он и заговорить — воздух вокруг казался выжженным до такой степени, что в нем уже не осталось кислорода. Еще несколько огненных языков попытались сбежать из-под бдительного контроля. Кевин заковал их в лед, пошатнулся, чувствуя, как рвутся, повинуясь мощи Пламенного Правосудия, артерии земли. Волны раскаленной энергии били в темное небо, расчерчивая его яркими вспышками, и в этой свистопляске Кевин на некоторое время утратил связь с временем, с пространством, даже с собственным телом, которое стало вдруг ощущаться пустой оболочкой, из которой вывалилась ненадежно закрепленная душа. Когда ему стало казаться, что от следующей череды обжигающих волн сердце разорвется, давление вдруг ослабло. Сквозь беснующиеся потоки пространства и времени к нему протянулась призрачная рука. Кевин поднял помутненный взгляд и сквозь багряное зарево увидел вдалеке силуэт мужчины. Подхваченные постепенно опадающими потоками энергии, его белые волосы развевались, а за спиной хлопал черно-красный плащ. — Пойдем, — негромко позвал мужчина. — У нас не так много времени. Доверившись его спокойному, но полному непоколебимой уверенности голосу, Кевин оперся на Пламенное Правосудие и потащил дрожащее тело вперед. Навстречу голосу. Навстречу тому, кто пришел из артерий земли.               Ребята стояли достаточно далеко, но когда произошел разрыв артерий земли, последствия ощутили все. Температура в Пепельном море возросла еще на несколько градусов — до такой степени, что воздух едва ли не искрил. Собственное тело тотчас показалось Люмин тяжелым. Она до сих пор не оправилась от Крови Текутли до конца и потому покачнулась, но все же устояла благодаря подставленному Сяо плечу. Он взглянул на нее. Люмин тихо выдохнула: Сяо был таким бледным, что мог бы поспорить цветом лица со снегом у Заполярного Дворца. — Терпеть не могу это чувство, — прохрипел он. Люмин кивнула. Сяо был Яксой и обладал с артериями земли особой связью. В Инадзуме он ощущал разрыв артерий земли даже на противоположном конце города — здесь же они отошли от шипа на совсем незначительное расстояние. Сил разговаривать ни у кого не было, поэтому друзья молча наблюдали за действиями Кевина и Дотторе. Впрочем, наблюдать было особо нечего. Силуэты обоих вскоре скрылись за пламенной стеной — скопившаяся в артериях земли аномальная сила Пепельного моря рвалась наружу, била в небо столпами непокорной энергии, и Люмин боялась даже представить, что происходит в эпицентре разрыва. Она надеялась только, что Кевин не переоценил свои возможности. Когда пляска огней успокоилась, Люмин наконец удалось разглядеть посреди раскаленного марева знакомый силуэт. Некоторое время Кевин стоял, тяжело навалившись на Пламенное Правосудие. Затем, покачнувшись, он упал — сидевший на песке Дотторе только устало на него взглянул. — В чем дело? — встревожился Итэр. Сяо коротко рыкнул и перенесся черно-зеленым всполохом к Дотторе. Его клинок рассек воздух — Дотторе едва успел увернуться. Люмин и Паймон, обменявшись взглядами, поспешили к шипу. — Что ты сделал? — процедил Сяо. Его глаза сверкали хищной яростью. Маска Яксы, впитавшая частицы вырвавшейся из артерий земли энергии, дрожала, требуя кровопролития. Сяо сдерживался, но всем было ясно: одно неосторожное слово может стоить Дотторе жизни. Дотторе по-прежнему оставался невозмутим. — Я ничего не делал. — Он поддернул рукав, пытаясь скрыть обожженный участок кожи. — Кольцо Изнанки сработало, только и всего. Паймон чуть не задохнулась от возмущения. Преградив ей путь рукой, Люмин выступила вперед и резко спросила: — Где тогда Арей? И что случилось с Кевином? — Хм. — Дотторе взглянул на Кевина под своими ногами с таким выражением, словно тот был занимательным экспериментальным образцом. — Полагаю, ответы на эти вопросы связаны. Я думал, Кольцо Изнанки проявит Арея в реальном мире, как это было с Синьорой… Любопытно. Сяо шагнул вперед. На его лицо набежала тень. — Что именно тебе «любопытно»? — Возможно, внесенные в Кольцо Изнанки изменения сказались на принципе его работы… — Ближе к делу, — оборвал Итэр. Дотторе пренебрежительно фыркнул. — Я и пытаюсь подвести к делу. Но вы постоянно меня перебиваете. Я лишь пытаюсь сказать, что душа Арея собралась внутри артерий земли. Возможно, ее сила оказалась такова, что затянула в артерии земли и сознание Кевина. Он рассуждал об этом с таким лицом, словно намеревался написать статью и отнести ее на оценку в Академию Сумеру. Руки Люмин сжались в кулаки. Ярость взметнулась в душе подобно всполохам пламени, порожденным разрывом артерий земли. Она действовала настолько стремительно, что опередила даже натренированного веками сражений Сяо — шагнув вперед, схватила Дотторе за грудки, рывком подняла его на ноги и встряхнула, словно тряпичную игрушку. — Что это значит? Он выберется? Дотторе молчал. Руки Люмин затряслись, но вместо того, чтобы выпустить врага, она вцепилась в него с удвоенным ожесточением. — Фатуи, Бездна… Вы все одинаковые. — Ее глаза пылали, и даже Сяо вздрогнул от того, сколько гнева и боли в них таилось. — Мы все для вас не более чем материалы для экспериментов. Ты притащился к нам, потому что хотел испытать Кольцо Изнанки? Или хотел призвать дух Арея для своих целей, но боялся побочных эффектов, как это случилось с Отто? Отвечай! С губ Дотторе слетел протяжный вздох. Он открыл рот, чтобы пуститься в объяснения, но прежде, чем это случилось, земля вдруг ощутимо дрогнула. Люмин разжала пальцы. Дотторе повалился в песок, но Люмин не стала обращать на это внимание. — В чем дело? Земля дрогнула еще раз. Сяо выставил перед собой оружие. Прищурившись, Люмин различила на горизонте огненное облако — как если бы из глубин Пепельного моря явилось само воплощение элемента Пиро. — Что это? — обернулась она на Итэра и Элизию. Элизия поднялась. Пока остальные занимались допросом Дотторе, она проверила состояние Кевина и даже подложила ему под голову сумку с травами, которые снарядила им в поход Тоня. — Звери Пламени, наверное. Она посмотрела на Итэра, и тот, сдвинув брови, кивнул. — Животные, которые некогда жили в этих местах, изменились под влиянием шипа и адаптировались к новым условиям, — добавил он. — После таких мутаций они стали очень чувствительны к изменениям в артериях земли. — Их наверняка привлек разрыв артерий, — сказал Дотторе. Люмин смерила его неприязненным взглядом. Ей хотелось придушить Дотторе. Или сбросить в вулкан. Но прямо сейчас на них наступали усиленные энергией шипа звери, а Предвестник под номером два знал толк в обращении с оружием. — Мы не закончили, — предупредила Люмин. Дотторе пожал плечами, поднялся, на долю секунды прижав к себе обожженную руку. Заметив это, Элизия предложила помощь, но Дотторе только хмыкнул и повернулся лицом к пылающему облаку на горизонте. То стремительно росло — в скором времени Люмин смогла разглядеть очертания зверей, которые когда-то в прошлом могли быть леопардами и волками. Теперь же по их жилам вместо крови протекал жидкий огонь, а тела обросли прочным темным панцирем, похожим на вулканический камень. По одному виду Зверей Пламени было ясно, что битва будет непростой. — Мы можем сбежать через Воображаемое Древо, — сказал Итэр. — И оборвать контакт с Ареем? — холодно прервал Дотторе. — Нет. В таком случае все, что мы здесь наворотили, окажется зря. Нужно дождаться, когда очнется Кевин. — Ну разумеется, — проворчал Сяо. Он выставил наизготовку меч. Скользнув взглядом по его покрытому царапинами лезвию, Люмин подумала, что Сяо нужно новое копье. Развить эту мысль как следует она не успела: пламенный леопард, оттолкнувшись от земли сильными ногами, устремился вперед, одним грациозным прыжком преодолел расстояние, отделявшее его от незваных гостей Пепельного моря. Не оставляя ему возможности для атаки, Сяо переместился леопарду за спину, наотмашь ударил клинком — и хлынувший на землю поток жидкого пламени стал для обеих сторон сигналом к началу битвы.               Кевин шагал за силуэтом беловолосого мужчины. В какой-то момент его веки, налитые непосильной тяжестью, на несколько секунд опустились. Когда же Кевин вновь открыл глаза, он обнаружил себя лежащим на скамейке. Нигде не было видно ни темного песка, ни серого неба, ни зловещего шипа Селестии. Головокружительно пахло розами. Осмотревшись, Кевин разглядел убегающую вверх по холму дорогу, выложенную плиткой. Узоры на плитке решительно не сочетались друг с другом, и в этом цветастом безумии даже таилось какое-то очарование. Розы росли вдоль дороги, оплетали ограды и даже нависали над скамьей, покачивая на легком теплом ветру ярко-алыми макушками. Протянув руку, Кевин прикоснулся к лепесткам. — Любишь цветы? Негромкий голос вплелся в умиротворенную тишину сада, словно был одной из роз. Кевин приподнялся на локтях и обнаружил на противоположной стороне дороги уже знакомого мужчину. Спрятав руки в карманы, мужчина опирался на ограду. Теперь, когда туманная пелена перед глазами рассеялась, Кевин смог как следует его изучить. Мужчина носил багряно-черный плащ с глубоким капюшоном. В его коротких белых волосах алела красная прядь. Серые глаза смотрели пристально, с таким выражением, словно могли вместо лица собеседника видеть его душу. Мужчина не казался злым или даже настороженным, но что-то в его резких, жестких чертах внушало трепет. Всем своим видом он производил впечатление человека, который разительно отличается от окружающих — настолько, что в любой компании при его появлении замолкают, а на улицах еще подолгу провожают встревоженным взглядом. Но больше всего Кевина удивили его красные рога. Направленные резко вверх, они только усиливали исходившее от незнакомца ощущение опасности. Один рог был стесан. Судя по характеру повреждения, рог пострадал во время битвы. Догадавшись, кто перед ним стоит, Кевин сел. Он хотел поприветствовать первого оскверненного с достоинством, но стоило ему принять вертикальное положение, как мир перед глазами завертелся. — Не спеши, — посоветовал Арей. — Этот клинок всегда берет за свое использование неоправданно много сил. Кевин осмотрелся в поисках Пламенного Правосудия, но нигде его не обнаружил. Впрочем, едва ли это был повод паниковать. В Пепельном море не было никакого сада — и все же Кевин сидел здесь, прямо напротив Арея, которого тоже уже давно не было в живых. Очевидно, место, в котором он оказался, было связано с реальностью только через артерии земли. — Лучше? — спросил Арей. Кевин кивнул. Собравшись с силами, он поднялся, и Арей, двинувшись навстречу, протянул ладонь для рукопожатия. — Прости, в отличие от моих друзей, у меня не было возможности приглядывать за тобой через Небесный ключ. Но я не сомневаюсь, что Могущество Шиу выбрало себе во владельцы человека, сильного не только телом, но и духом. Как звать? Кевин скрепил рукопожатие. — Кевин. — Арей, — назвался Арей, хотя в этом не было нужды. — Пройдемся? Кевин не возражал. Некоторое время они в молчании взбирались по холму. Кевин рассматривал узоры на плитке. Когда он думал о грядущей встрече с первым оскверненным, в его голове вертелись десятки вопросов. Сейчас же все они улетучились — может, от усталости, а может, от осознания того, кто именно шагает рядом. Это было странное ощущение. Кевин знал, что старше. Из легенд наойи ему было известно, что Арей погиб, не дожив даже до тридцати. Кевин обгонял его по возрасту на тысячи лет, но все равно чувствовал себя рядом с Ареем мальчишкой. Он потер плечо, в котором из-за сдерживания Пламенного Правосудия скопилось напряжение, и наконец решился прервать тишину: — Что это за место? — Сад моей бабушки, — ответил Арей. Его голос был негромким, но при этом у Кевина сложилось впечатление, что он услышал бы его даже на другом конце дороги. — Она любила розы. — Плитку тоже она выбирала? Это был совсем не тот вопрос, ради которого стоило устраивать разрыв артерий земли, но Кевин не смог сдержать любопытства. Он просто обязан был узнать, кто заслуживал звание самого креативного дизайнера в истории Натлана. К его удивлению, Арей беззвучно рассмеялся и кивнул. — Некоторые называли ее человеком с причудами. Другие — сумасшедшей. Не знаю. По мне, она была просто бабушкой. Это прозвучало так по-детски наивно, что Кевин тоже невольно засмеялся. Улыбнувшись друг другу, они с Ареем снова замолкли — и заговорили только тогда, когда добрались до вершины холма. Отсюда открывался великолепный вид. Сад обрывался на краю утеса, а за утесом лежала бескрайняя пустошь, иссеченная лавовыми реками. Она оканчивалась у вулкана. Его колоссальный силуэт затмевал небо — не удушливо-серое, а вполне обычное, разве что затянутое облаками. Рассекая темный камень, из жерла по склону струилась огненная лента. Арей предложил сесть. Они устроились прямиком на камнях, повернулись к вулкану. Арей протянул Кевину пачку сигарет. Кевин не сдержал усмешки: — У Пламенного Правосудия пунктик на курильщиков? Арей усмехнулся в ответ. Кевин достал сигарету, пытаясь взять в толк, в какой момент истории весь Тейват, не считая разве что Фонтейна, сошел с рельсов здравомыслия и перешел с нормальных сигарет на всякие странные трубки. Надо ведь было умудриться потерять такое изобретение. Наверное, с падением десятков цивилизаций Тейват вообще многого лишился. Потому Каэнри’ах и были так злы на богов. Боги пытались уберечь мир от скверны, но мир, лишившись связей с остальной вселенной, теряя одну высокоразвитую цивилизацию за другой, постоянно откатывался назад. Это была великая цена, но даже ее не хватило, чтобы остановить скверну. Как не хватило и всех жертв, принесенных оскверненными. Закурив, Кевин посмотрел на Арея. Тот отстраненно крутил сигарету в руках, словно блуждал мыслями где-то на Луне. — Ты собрал мою душу, — сказал он наконец. — Для чего? Кевин вздохнул. Теперь, когда он встретился с Ареем лично, называть его лишь средством достижения цели было даже горько. — Небесные ключи. — Кевин наблюдал, как Арей неторопливо закуривает, по-прежнему поглощенный мыслями. — Эти артефакты были созданы богами… — …Чтобы в случае поражения в войне со скверной устроить слияние вероятностей, — подхватил Арей. — Да, знаю. — Знаешь? — удивился Кевин. Насколько он помнил из сказаний наойи, падение Шиу случилось за несколько лет до начала разработки Небесных ключей. И в отличие от остальных оскверненных, сознание Арея не осталось в Тейвате, а значит, попросту не могло знать, что случилось после его смерти. Оставался только один возможный вариант. — Боги предложили устроить слияние вероятностей еще до твоего падения, — догадался Кевин. — Остальные оскверненные сохранили свое сознание в Небесных ключах неслучайно, так? Арей кивнул. Он был немногословным. Кевин подумал, что Арей был одним из тех людей, кто очень много думает, но почти никогда не озвучивает свои мысли вслух. — Мы не знали, что они создадут Небесные ключи. Но однажды боги предложили использовать наши силы, чтобы устроить слияние вероятностей. Это был план на самый крайний случай. Но видишь ли… — Арей упер руку, свободную от сигареты, в колено, опустил глаза. — Само существование подобного плана сопряжено с вечным искушением к нему прибегнуть. В момент наивысшего отчаяния любой случай считаешь крайним, даже если выход можно увидеть прямо за углом. Кевин молча слушал. — Пускай оскверненные обладали большой силой, мы не имели власти над богами. Мы были просто солдатами, действующими по их приказу, и знали, что однажды в будущем придется сделать непростой выбор: подчиниться и вовлечь в трагедию две вероятности или же начать войну, которую мы не сумели бы выиграть. — В конце концов вам не пришлось выбирать, потому что боги свернули проект «Оскверненные», — предположил Кевин. Арей мотнул головой. — Нет. Мы приняли решение еще в тот день, когда узнали о планах богов. — И что же вы выбрали? — Третий путь. Кевин вздохнул. Почему-то слова Арея его не удивили. Стряхнув с сигареты пепел, он спросил: — Что за третий путь? Уголки губ Арея чуть дрогнули, словно он силился улыбнуться. — Ты ведь пришел не за тем, чтобы поговорить о войне давно минувших дней. Сейчас это не имеет значения и только тратит наше и без того ограниченное время. Лучше скажи, зачем пришел. Кевин с усмешкой прикрыл глаза. Ему определенно нравился этот парень. Будь обстоятельства и время их встречи иными, они, возможно, могли бы стать друзьями. Но Кевин не умел путешествовать во времени. Для него Арей навсегда останется человеком из прошлого, данными, записанными в Ирминсуле. Собравшись с мыслями, он коротко поведал Арею о слиянии вероятностей и об истинных владельцах Небесных ключей. — Насколько я понимаю, за исключением Пламенного Правосудия, истинных владельцев определяет не Небесный ключ, а привязанная к нему душа оскверненного, — сказал Кевин. — Ты обладаешь связью со всеми оскверненными. Может, благодаря ей ты можешь установить и личности истинных владельцев. Докурив, Арей задумчиво скрестил руки на груди. — Ты знаешь о трех владельцах. Тебя определило Могущество Шиу. Тэмари и Цзиньхуа определили твоих друзей, Аято и Кэйю. Выходит, остаются еще Екатерина, Идрис, Терион и… Софи. От Кевина не укрылось, с какой нежностью, но в то же время печалью Арей произнес последнее имя. — Подожди немного, — попросил Арей. Он вытянул руку, словно пытался прикоснуться к лежащему за мили от утеса вулкану, и закрыл глаза. Кевин ждал. Взволнованное сердце колотилось где-то в горле. Арей сидел неподвижно, лишь изредка кончики его пальцев подрагивали, как если бы он касался невидимых струн. — Терион нашел владельца Шепота Порчи, — сказал наконец Арей. — А что касается остальных… Они еще не определены. Кольнув горло в последний раз, сердце рухнуло куда-то в район живота. — Что значит «не определены»? Арей вздохнул. — То и значит. Сейчас никого в Тейвате нельзя назвать истинными владельцами Милосердия Екатерины, Архива Бодхи и Клятвы Ветра. Чтобы они определились, нужны особые обстоятельства. Кевин сжал переносицу. «Особые обстоятельства»? Какие к черту обстоятельства? У Тейвата не было времени ждать особых обстоятельств. — Кевин, — окликнул Арей. — Мне жаль, но это необходимое условие. Только в таком случае истинные владельцы смогут проявить те качества, которые позволят им обрести связь с оскверненными. Кевин не смог скрыть отчаяние: — И как я найду их без тебя? Арей взглянул на него с неожиданной мягкостью. В уголке его рта обозначилась слабая улыбка. Подсев ближе, он положил ладонь на плечо Кевина. — Я не более чем воспоминание, затерянное в артериях земли. Мое время давно ушло — теперь твоя очередь вести за собой других. — Он приложил свободную руку к сердцу. — Скоро моя душа опять разлетится вдребезги, и потому я уже вряд ли смогу тебе помочь. Но я могу направить тебя в последний раз. Кевин поднял на него глаза. В обычном мире ему раз за разом приходилось, скрывая боль и страх, идти вперед. Когда за тобой следуют другие, нет времени предаваться жалости к своей судьбе. Но тут, в несуществующем саду, сидя напротив давно ушедшего человека, Кевин не мог больше прятать боль, что теснилась в его сердце. — Как? Арей сжал его плечо. — Отдать возможность чувствовать других оскверненных тебе. Будучи носителем Небесного ключа, ты будешь ощущать не только оскверненных, но и истинных владельцев. И так ты узнаешь, когда они определятся. Кевин открыл было рот, но Арей качнул головой, не позволяя ему принимать решение бездумно. — Не торопись соглашаться. Их воспоминания, их наследие, их боль — все это станет и твоим тоже. В его глазах сверкнула печаль. Некоторое время он молчал, провалившись глубоко в свои мысли, а потом неожиданно признался: — Я всегда знал, где они, и чувствовал себя спокойнее от мысли, что они по-прежнему живы. Но… Все постепенно менялось. Когда Цзиньхуа не сумела спасти свою семью, я чувствовал, как вместе с ее сердцем разрывалось мое. Когда Териону пришлось сжечь ради спасения тысяч людей родной город, я делил эту ношу с ним. И когда Софи… Он замолчал. Кевин ждал продолжения, но оно так и не последовало. Вместо этого Арей снова покачал головой и сказал: — Семь оскверненных и шесть истинных владельцев. Тринадцать душ. Подумай, готов ли ты связать себя с ними. Потому что это не только полезная связь. Это еще и бремя. Кевин со вздохом опустил голову. Бремя. Еще одно бремя, которое предстоит взвалить на плечи в надежде, что он как-нибудь сумеет его выдержать. Может, раньше бы он усомнился. Но… «Чего только не сделаешь, чтобы сберечь дом». Кевин, чуть улыбнувшись, поднял на Арея твердый взгляд. О каких сомнениях тут может идти речь? Он либо сделает это — и получит шанс сберечь любимых людей. Либо откажется — и все равно будет обречен нести бремя ответственности. Не имеет значения, сколько придется на себе нести. Даже если для спасения потребуется расколоть душу на миллиарды фрагментов и раздать их каждому жителю Тейвата — он сделает это. А что до последствий… С этим он как-нибудь разберется. Арей понял Кевина без лишних слов. Сняв руку с его плеча, первый оскверненный коснулся сердца своего преемника. В тот же момент небо за спиной Арея раскололось, словно треснутое от удара стекло. — У нас мало времени, — сказал Арей. Больше не смея медлить, он закрыл глаза. Пару долгих секунд ничего не происходило. Кевин наблюдал, как иллюзорное небо покрывается трещинами, как плывут контуры вулкана на горизонте, как растворяются в темноте розы и укрытая безумной плиткой дорожка. Мир постепенно рассыпался. Арей, а вместе с ним и память о саде его бабушки исчезали в артериях земли. Затем по телу прошелся сильный импульс. Кевин не почувствовал боли, но уже через миг его захлестнул океан чувств — чужих, но оттого не менее ярких. Он был слепым человеком, который тяжело опирался на трость посреди руин Алькасар-сарая. Он был юношей, который сидел на крыльце в мондштадтской деревне, поглаживая по носу мохнатого пса. Он был мальчишкой, который стоял на коленях у озера и провожал оцепенелым взглядом плывущие по темной глади листья. Он касался душой душ других истинных владельцев — и душ оскверненных, живших тысячи лет назад. Он видел их стремления и мечты. Моменты их радости и боли. Он вместе с ними проходил через заражение скверной, он бок о бок сражался с ними в выжженных землях, он жил вместе с ними — и вместе с ними же умирал. Их истории стали его историями. Тринадцать человек — и судьба каждого из них теперь занимала особое место в его сердце. Придавленный этим грузом, Кевин согнулся, и Арей обхватил его, как старший брат мог бы обнять младшего, впервые столкнувшегося с жестокостью реального мира. Кевин почти уже не чувствовал его прикосновений. С каждой секундой очертания Арея таяли — время, подаренное ему Кольцом Изнанки, подходило к концу. Кевин выдохнул и нашел в себе силы выпрямиться. Мир рушился, и Кевин торопливо ухватил Арея за запястье. — Я могу помочь тебе обрести покой? Арей улыбнулся. — Нет, — сказал он. Негромко. Как всегда. Его рука выскользнула из пальцев Кевина. На короткий миг — последний миг — их глаза встретились. Взгляд Арея был преисполнен печали, но вместе с тем на дне его глаз искрилась надежда. Он поднял руку в знак прощания. Кевин кивнул в ответ. Развернувшись, Арей зашагал вниз по склону — туда, где буйными красками цвели розы. Одна его рука была убрана в карман. Вторая словно зажимала аккорды на невидимой гитаре. Спускаясь, Арей напевал под нос песню, содержимое которой показалось Кевину донельзя нелепым — совсем не соответствующим образу первого оскверненного.

Однажды мне встретился камень. Назвал я его Себастьян…

Затем чернота взяла вверх, и Арей исчез. В тот же миг пропал и воссозданный из его воспоминаний сад. А небольшой кусочек сердца Кевина треснул и рассыпался на мелкие осколки. Это распалась, вновь разлетевшись по артериям земли в разных направлениях, душа Арея.               Звери Пламени продолжали наступать. Люмин ни на секунду не переставала орудовать клинком — но волны противников никак не заканчивались. Привлеченные разрывом артерий земли, Звери Пламени, казалось, сбегались к шипу со всего Пепельного моря. Она выставила меч, защищаясь от атаки пламенного волка. — Я возьму! Этот резкий выкрик принадлежал Сяо. Обернувшись черно-зеленым всполохом, он пронесся через поле боя, с силой врезался в пламенного волка, и оба скрылись в неизвестном направлении. Все произошло настолько стремительно, что Люмин не успела даже шевельнуть клинком. Уже через пару секунд она обнаружила Сяо неподалеку от шипа — он решительным росчерком положил пламенному зверю конец и тут же выпрямился, оценивая обстановку. Развернувшись, Люмин метнула перед собой сотканное из энергии Гео копье. Ударившись в плотный панцирь пламенного леопарда, копье не причинило ему вреда, но смогло отвлечь внимание от Итэра. Воспользовавшись шансом, Итэр атаковал вспышкой, в которой энергия Гидро переплелась с Крио, и леопард обратился ледяной статуей. — Спасибо, сестренка. — С тебя причитается, братишка. Итэр ухмыльнулся. Тут его лицо испуганно вытянулось, и он взметнул в воздух руку, но прежде, чем он успел атаковать, за спиной Люмин с грохотом полыхнула яркая вспышка. От неожиданности она присела, обернулась — оказалось, это Дотторе сильным ударом отнес прочь леопарда, который подкрадывался к Люмин сзади. — Можно поменьше болтовни на поле боя? — сухо сказал он и, не дожидаясь реакции, отвернулся, чтобы позаботиться о своем противнике. Тем временем Элизия в десятый раз с начала боя посмотрела в небо. Паймон, не выдержав, тоже вскинула голову, но ничего особого посреди унылой серости не разглядела. Разве что какие-то отдаленные всполохи, будто где-то во многих милях от шипа Селестии бесновалась гроза. — Что ты там высматриваешь? — полюбопытствовала Паймон. — Подходящий момент, — отозвалась Элизия. — Скорее, позови сюда Люмин и Итэра! У Паймон не было времени требовать объяснений, поэтому она, проворно проскользнув между Зверей Пламени, устремилась к близнецам. Элизия тем временем подозвала Сяо, который как раз закончил биться с противником неподалеку. — Сходи за Дотторе. Ее просьба не понравилась Сяо, и он сдвинул брови. — Что ты задумала? Оставив его вопрос без ответа, Элизия лукаво улыбнулась, и Сяо оставалось лишь с неохотой подчиниться. Пропав во всполохе теней, он появился рядом с Дотторе. — В чем дело? — резко спросил тот. Угодив в сердце боя, он был непривычно взвинчен. Возможно, все дело было в его ожогах: от Сяо не укрылось, что Дотторе старается не действовать поврежденной рукой и каждую свободную секунду тратит на то, чтобы бегло оценить ее состояние. Поразмыслив, Сяо счел, что тратить силы на разговор с этим человеком бессмысленно, а потому молча ухватил его и перенес их обоих к шипу. Люмин, Итэр и Паймон уже стояли рядом с Элизией, которая опустилась на колени перед Кевином, то и дело бросая обеспокоенный взгляд в небо. Выпустив рубашку Дотторе, Сяо хотел отодвинуться от него, но передумал. Лучше держаться поближе — на случай, если Дотторе решит достать из рукава неожиданный козырь. На короткий миг Сяо задержал взгляд на Люмин, тихо вздохнул, заметив у нее на руке кровь. Будь его воля, он бы заставил Итэра перенести Люмин обратно в Алькасар-сарай, накрыть одеялом, чтобы то служило щитом против нескончаемых битв. Но Сяо знал, Люмин этого не оценит. Она была полна решимости сражаться. И пускай Сяо не нравилось, как она с таким неконтролируемым рвением давала выход эмоциям на поле боя, он не был для нее генералом Алатусом. И потом, они ведь только что воссоединились. Меньше всего Сяо хотелось с ней ссориться — они и так едва не разругались, пытаясь решить, кто пойдет в Пепельное море. — Мы решили собраться вместе в качестве съедобного подношения для Зверей Пламени? — осведомился Дотторе. Вместо ответа Элизия расставила руки в стороны, и над их головами растянулся сотканный из энергии Электро купол. Итэр тоже посмотрел в небо. В тот же миг его лицо озарилось пониманием. — Оставь! — окликнул он Люмин, заметив, как она подбирается к краю купола, чтобы оттолкнуть Зверя Пламени. — Лучше помоги со щитом! Люмин не пришлось повторять дважды. Предоставив заботы о Звере Пламени Сяо, она вернулась в центр купола и вытянула вверх руки, концентрируя в них энергию Электро. Итэр присоединился. В тот момент, когда щит достаточно окреп, небеса сотряс грохот — ощущение было такое, словно в Пепельное море снизошло божество гроз. В черных тучах один за другим загорелись огненные всполохи. — О, — сказал Дотторе. Просвистев мимо купола, в землю ударился пылающий снаряд. Во все стороны брызнула каменная крошка. В месте падения осталась глубокая выемка, от которой поднимался столп дыма. От Зверей Пламени, угодивших под удар, не осталось и следа — никому не хотелось задумываться об их судьбе. Остальные же бросились наутек, а огненные всполохи все сыпались с неба, стремительно выкашивая их ряды. — Что это?! — от ужаса спрятавшись за спиной Дотторе, прокричала Паймон. Дотторе взглянул на Паймон так, словно она была гораздо занимательнее вспышек в небе. Сообразив, что выбрала не лучшего защитника, Паймон торопливо отодвинулась и нырнула за плечо Люмин. — Огненный дождь, — хором ответили Итэр и Элизия. — Он начинается, когда концентрация Пиро энергии над Пепельным морем достигает определенных значений, — добавила Элизия. — Устроив разрыв артерий земли… Она вынуждена была прерваться: одна из огненных вспышек ударилась в щит, и он угрожающе замерцал, но Элизия сумела его удержать. Итэр и Люмин тут же бросились помогать. Втроем им удалось стабилизировать щит, но вспышки продолжали сыпаться, и ни у кого не было уверенности, сколько еще Элизия сможет продержаться. — А! Паймон поняла: устроив разрыв артерий земли, мы подняли уровень Пиро энергии до запредельных значений. Бум — и мы все умрем! — Какой радостный тон для подобного вывода, — пробормотал Дотторе. Еще одна вспышка ударилась в щит, оставив на нем сеть трещин. Глаза Итэра расширились от осознания того, что следующий небесный снаряд может стать смертельным, но тут Кевин рывком сел. — Десять минут, — сказал он потрясенно. — Я отключился на десять минут — и вы уже устроили апокалипсис? Поднявшись, он ухватил рукоять Пламенного Правосудия. Острие уперлось в землю, и поверх щита Элизии раскрылся еще один — на сей раз огненный, настолько прочный, что сгустки сконцентрированной элементальной энергии попросту от него отлетали. Элизия, Итэр и Люмин с облегчением опустили руки. Элизия с благодарностью оперлась на подставленное Итэром плечо. — Хорошо придумано, — похвалил Кевин. Элизия одарила его слабой улыбкой. — Тебе удалось поговорить с Ареем? — спросила Люмин. Кевин кивнул. Паймон просияла, надеясь, что они тотчас отправятся обратно в Алькасар-сарай, но ее спутники медлили. Пальцы Кевина вновь сомкнулись вокруг рукояти Пламенного Правосудия. Люмин и Сяо обменялись тяжелыми взглядами. Ощутив возросшее напряжение, Дотторе опасливо отступил, но его остановил тихий голос Кевина: — Ты ведь не думаешь, что мы можем это так оставить? Дотторе выдохнул. — Что ты… Пламенное Правосудие взметнулось, и пространство между Кевином и Дотторе рассек огненный всполох. Паймон вскрикнула от неожиданности, но всполох, просвистев мимо Дотторе, устремился к Кольцу Изнанки. Силы Небесного ключа хватило, чтобы в одночасье превратить устройство в кусок оплавленного металла. Не глядя на Дотторе, Кевин опустил клинок. Дотторе же, равнодушно скользнув по остаткам Кольца Изнанки взглядом, вздохнул. Уголки его губ приподнялись, как если бы уничтожение устройства лишь развеселило его. — Товарищи, вы ведь понимаете, что мне ничего не мешает воссоздать Кольцо Изнанки? У меня остались все необходимые для этого чертежи. — Нет, — ответила Люмин. — Я так не думаю.               Эта мысль пришла ей в голову еще в тот момент, когда они с Кевином и Итэром сидели на краю скалы. Очевидно, доверять Дотторе было слишком опасно. Даже если предположить, что он решил помочь из благих намерений (или, скорее, из-за личной выгоды), Люмин не могла допустить, чтобы Кольцо Изнанки и дальше оставалось у него в руках. Кто знает, что попытается сотворить с ним Дотторе. А вдруг он захочет воскресить других оскверненных? Или, скажем, притащить в мир чей-нибудь мстительный дух? После воскрешения Синьоры Люмин уже не знала, где пролегают границы возможного. Поэтому, тщательно все обдумав, она сказала: — Мы должны найти способ уничтожить Кольцо Изнанки. — Этого недостаточно. — Кевин взволнованно потер ладони друг о друга. — Дотторе воссоздал устройство по чертежам и записям Отто. Пока у него остаются материалы по проекту, он создаст хоть десять Колец Изнанки. Люмин погладила подбородок, обдумывая его слова. — Если он хранит материалы в Заполярном Дворце… Думаю, я знаю, кого можно попросить о помощи. С учетом обстоятельств, в которых Люмин покинула Заполярный Дворец, все трое сочли, что перемещаться туда напрямую слишком рискованно. Поэтому по совету Аято Люмин решила поговорить с Матвеем, бывшим Фатуи. Как выяснилось, его родители некогда состояли в «Холодном огне». — Это было много лет назад, — признал Матвей. — И большая часть их знакомых оказалась не лучшими людьми… Он потер шрамы от ожогов. Люмин не решилась расспрашивать. — Но я помню одного человека, — быстро совладав с собой, продолжил Матвей. — Его зовут Алексей. Если он до сих пор жив, то скорее всего, его можно найти в Холодном Клине. Он пройдет в Заполярный Дворец и передаст весточку твоим знакомым. Хоть от друзей Люмин и знала, что Матвей помогал сражаться с Орденом Бездны, она не могла до конца ему доверять. Поэтому она была искренне благодарна, когда Матвей не стал задавать лишних вопросов, а лишь в подробностях объяснил, как отыскать Алексея. В Холодный Клин отправился Итэр. Ему потребовалось не меньше часа, чтобы отыскать Алексея — как выяснилось, тот уже несколько лет не пользуется настоящим именем. К счастью, стоит только Путешественнику объявиться в новом месте, как все тут же начинают просить его о помощи. Алексею тоже понадобилась помощь Итэра, и в результате он согласился передать весточку в Заполярный Дворец. Люмин знала, что, будучи ученым с высоким уровнем доступа, Мирослав сможет попасть в лабораторию Дотторе и уничтожить записи по проекту «Кольцо Изнанки». К тому моменту, как Дотторе вернется во дворец, от чертежей Отто не останется и следа. На то, чтобы воссоздать такое сложное устройство по памяти, уйдет немало времени — этого хватит, чтобы помешать Дотторе еще сильнее осложнить текущую ситуацию в Тейвате.               Дотторе вздохнул. Одного взгляда Люмин хватило, чтобы он догадался о судьбе чертежей. — «Холодный огонь» отрастил себе длинные руки, полагаю. — Он усмехнулся. — Весьма предприимчиво. С каждым годом шансы этой организации на успех растут. Он сказал это совершенно непроницаемым тоном, и Люмин так и не поняла, радуется он, расстроен или же просто констатирует факт. Кто же поймет этого сумасшедшего доктора. К счастью, он не стал атаковать или предпринимать попытки к бегству. Только потрогал ногой оплавленные останки устройства, убедившись, что встроенный азотит не подлежит восстановлению. С уничтожением Кольца Изнанки с плеч Люмин свалился непосильный груз. Чувствуя невероятную легкость, она повернулась к Кевину — и тут же натолкнулась на его тяжелый, отстраненный взгляд. — Что тебе сказал Арей? — … Кевин ответил не сразу. У Люмин сложилось впечатление, что на некоторое время он вывалился из реальности и вновь отправился блуждать сознанием по артериям земли. — Давайте поговорим в Алькасар-сарае, — предложил он наконец. Повторять дважды никому не пришлось. Итэр и Кевин, объединив усилия, открыли проход к Воображаемому Древу, и вскоре огненный дождь Пепельного моря остался позади. Все семеро вновь очутились на знакомой лужайке у Алькасар-сарая. Сяо с силой ухватил Дотторе за плечо. — Чужие уши нам не нужны, — рассудил он. — Шевели ногами. — Что, посадишь меня под замок? — усмехнулся Дотторе. — Покажу Тигнари твою руку, пока не пришлось ее отрезать, — с напускной резкостью ответил Сяо. Кивнув напоследок друзьям, он первым направился к Алькасар-сараю. Кевин проводил его задумчивым взглядом. — Нам нужно в Мондштадт, — сказал он. — Точнее, в Спрингвейл. Мы должны встретить там Кэйю. — Кэйю? — выдохнула Люмин. Она помнила о догадках Кевина насчет связи Кэйи с Небесным ключом, но никак не думала, что Кэйю можно найти в Мондштадте. Кевин кивнул. — Как мы уже установили, Пламенное Правосудие не подходит для очищения исчезнувших. Нам нужен еще один Небесный ключ. Кэйа сможет его предоставить — с селестиальной энергией Камня Связывания мы в первую очередь попробуем исцелить Тевкра и вернуть исчезнувших. Поскольку шансы Тевкра тают с каждым часом, это наша приоритетная задача. Элизия потянулась, пытаясь прогнать усталость, охватившую ее после создания щита в Пепельном море. — Камень Связывания — хороший выбор. Он ведь обладает силой временно блокировать скверну? Наверняка его особые свойства облегчат поиски исцеления. — Я тоже на это надеюсь, — сдержанно отозвался Кевин. — А что потом? — уточнил Итэр. — Где искать остальных владельцев Небесных ключей? Кевин вытянул руку, и Пламенное Правосудие в его руке рассыпалось золотыми искрами. Люмин показалось, в этот момент по его лицу скользнуло выражение облегчения. — Потом отправимся в Фонтейн. Но пожалуйста, давайте решать проблемы по мере их поступления. Не знаю, как у вас, а у меня уже начинает посвистывать фляга, — он красноречиво указал себе на лоб. — Отправимся в Мондштадт через пару часов. Передайте новости остальным, хорошо? — А ты? — полюбопытствовала Элизия. Заложив руки за спину, она зашагала бок о бок с Кевином с таким лицом, словно они только что вернулись с увеселительной прогулки. — Проведаю Венни. Мне еще нужно подготовить ее ко встрече с дядей. Кевин остановился. Элизия тоже остановилась, неотрывно за ним наблюдая. Взгляд Кевина, поначалу задумчивый, смягчился, и он с едва заметной улыбкой взъерошил Элизии волосы. — Иди отдохни. Ты потратила в Пепельном море немало сил. — Ох, ну что ты за милаха, — улыбнулась в ответ Элизия. Смутившись, Кевин пулей умчался к Алькасар-сараю, оставив Элизию заливаться смехом. Впрочем, от Люмин не укрылось, как быстро она погрустнела. Провожая Кевина взглядом, она наверняка вспоминала о человеке, который когда-то жил в ее мире, делил с ним одно имя и одну внешность. Такое знакомое лицо… но все же другое. Люмин взглянула на брата. Она хорошо понимала, каково это. О чем думал Принц Бездны, когда смотрел на нее — на ту, которая была один в один похожа на его родную сестру, но все-таки от нее отличалась? Любил ли он ее? Ненавидел? Люмин помнила, как иногда Принц Бездны обращался с ней, как с частью семьи. Он звал ее сестрой, оберегал от опасностей, защищал, если кто-то смел ей навредить. О чем он думал в эти моменты? Вздохнув, она тоже направилась к Алькасар-сараю. — Мне нужно поговорить кое о чем с Кадзухой, — заявила она. — Пойдем, Паймон. Итэр беспомощно развел руками. — А меня что, оставили за посыльного? Не удостоив его ответом, Люмин лишь махнула рукой, и Итэр, тягостно вздохнув, потащился следом за сестрой. За столько лет он уже успел позабыть, как ловко она над ним подтрунивала. Пускай. Пускай подтрунивает, пускай делает что угодно — лишь бы она улыбалась, лишь бы чувствовала себя счастливой. Хоть Итэр знал, что погибшая у него на руках Люмин не была ему родной сестрой, он вряд ли сумел бы однажды забыть ее предсмертный лик. Этот взгляд, в котором мука теснилась пополам с горечью… Итэру не хотелось видеть в глазах сестры подобное выражение. Перед тем, как подняться по ступеням Алькасар-сарая, он обернулся, бросил взгляд на горизонт, над которым плавился солнечный диск. «Прости, что не сберег твою сестру, другой я. Пускай мы враги, и я должен сделать все, чтобы остановить тебя… Я могу представить, какую боль ты испытываешь». Повернувшись, Итэр толкнул двери Алькасар-сарая. «И потому я знаю, в какую бездну ты затянешь ради нее этот мир».

* * *

Когда Антон открыл глаза, ему понадобилось не меньше минуты на осознание того, где он. Голова болела так, словно кто-то несколько часов подряд стучал по ней молотком. Антон с трудом оторвал ее от стола и, потерев лоб, обнаружил, что находится в своей комнате. Ах. Точно. Он пришел сюда, чтобы продолжить работу над лекарством. «Я что, уснул?» Сдвинув брови, Антон еще раз потер лоб. Он казался таким напряженным, будто грозился вот-вот лопнуть. Антон выдвинул верхний ящик стола — и тут же напрочь забыл, для чего. «Соберись». Пока Антон обегал взглядом стол, пытаясь прийти в себя, его взгляд наткнулся на оставленные им же самим записи. Они все касались исследований Пурпурной чумы. Список симптомов. Факторы, которые ускоряют течение болезни, и методы, которые позволяют ее замедлять. Результаты воздействия различных лекарств и трав. Все, что ему удалось накопать с тех пор, как Пурпурная чума пришла в гавань… И все бессмысленно. Антон со вздохом опустил голову и наконец вспомнил, что хотел достать лекарство от головной боли. Впрочем, в следующую секунду его пронзила мысль, от которой он рывком встал и, забыв даже задвинуть ящик стола, выскочил в коридор. Мама. «Сколько я спал?» Антон оставил часы в комнате, но о том, чтобы возвращаться за ними, не могло идти и речи. Охваченный страхом, он распахнул дверь маминой комнаты — и замер на пороге, чувствуя, как страх постепенно вырождается в боль, покалывающую сердце. Он называл это профессиональным предчувствием. Когда столько лет тесно работаешь со смертью, всегда слышишь ее шаги издалека. Антон выпустил ручку двери, и та со щелчком закрылась за его спиной. Мама по-прежнему лежала на кровати. Ее поза ничем не отличалась от той, в которой Антон видел ее в последний раз — только ослабевшая рука свешивалась с кровати, и кончики пальцев чуть подрагивали, не управляемые хозяйкой. Она еще дышала, но каждый выдох был слабым, с характерным хрипом, который появлялся у некоторых больных на последних стадиях. Переборов оцепенение, Антон сделал несколько шагов вперед и опустился на край кровати. Мамины зрачки помутнели, но похоже, она все еще слабо улавливала очертания окружающего мира. Завидев сына, она хотела улыбнуться, но мышцы лица не слушались, и вместо улыбки получилась исполненная муки гримаса. Свисавшая с кровати рука тоже отказывалась подчиняться. Антон бережно взялся за нее, хотел переложить на одеяло, но передумал и задержал в своей ладони, поглаживая пальцами ее холодную бледную кожу. Он не успел. Все усилия оказались напрасны. — Не уходи, — прошептал Антон. В тот же миг он себя возненавидел. Не только за эти слова. За все, что крылось за ними. Мама умирала — а он терзался ужасным чувством, в котором безутешное горе смешалось с… облегчением. Он не хотел, чтобы она умирала. Но он не мог не думать о том, что после этого никто не назовет его Аяксом. После этого ему не придется тратить любую свободную минуту на поиски средства спасти мать от безумия, средства, которого, казалось, не существовало вовсе. Бремя, возложенное на его плечи братом и сестрой, наконец исчезнет. Но вместо него придет другое. Бремя вечной вины. Он не только не сумел ее спасти — ко всему прочему он еще позволил себе мысль, что после ее смерти ему станет хоть немного легче. Антон прижал свободную руку к лицу. Слез не было. Он не мог заставить себя заплакать. Все внутри обратилось в камень, холодный, как могильная плита на кладбище, занесенном снегом. Может, именно по этой причине его тело охватила неконтролируемая дрожь. Если бы он мог, он бы вырвал из груди ноющее сердце и вышвырнул его прочь. Как можно дальше. В другой мир. — Антон. Тихий голос матери с трудом пробился через охваченное давящей болью сознание Антона. И потому он не сразу понял, что она обратилась к нему настоящим именем. Впервые за шесть лет… она узнала его. И смотрела такими глазами, словно была до глубины души поражена этой встречей. Антон с судорожным выдохом сжал ее ослабевшие пальцы, такие тонкие, словно сосульки, почти уже растопленные теплым весенним солнцем. Уголок маминых губ чуть дернулся. Она пыталась улыбнуться. — Ты так вырос… Слезы теснились в глазах колкими льдинками. Антон знал, что должен ответить хоть что-нибудь, но не мог совладать с голосом. И потом… Ему так хотелось знать, что она скажет. Не Аяксу. Ему, Антону. Сыну, о существовании которого она не помнила шесть лет. Она шевельнула губами, но с них не сорвалось ни звука. Последние дни Пурпурная чума медленно отнимала у нее власть над телом — и теперь лишила даже возможности говорить. Мама задержала на лице среднего сына долгий взгляд. Вряд ли она могла четко разглядеть его черты, но ее мутные глаза двигались так, словно она пыталась охватить его целиком, напитаться напоследок образом, который ускользал от нее столько лет. Несмотря на то, каким ужасным сыном был Антон, во взгляде матери теплилась любовь. Антону отчаянно хотелось запомнить ее именно такой, но в то же время он не смел отвечать на этот взгляд, потому что считал себя недостойным его. Не может человек, в голове которого крутятся такие ужасные мысли, заслуживать любви. И в тот момент, когда Антон зажмурился от выжигающей силы этих противоречивых чувств, мама ушла. Он ощутил это по тому, как дрогнули ее лежащие в его ладони пальцы. Лишенная голоса, она ничего не сказала. Даже не вздохнула. Она просто ушла, пока он не смотрел, как если бы перед смертью больше всего хотела уберечь сына от необходимости провожать ее в последний путь. Несколько секунд Антон сидел на краю кровати, всматриваясь в ее бледное, исчерченное фиолетовыми отметинами лицо до рези в глазах. В его голове вертелись на удивление практичные мысли. Он думал о том, где лучше ее похоронить и как следует рассказать новости Тевкру и Тоне. Он размышлял, не сможет ли все-таки тайно вернуться в Снежную, чтобы помочь маме воссоединиться с отцом. Может, если он заплатит Фатуи… Но у него нет денег. Все то, что до прихода Пурпурной чумы он откладывал на неизвестное будущее, он потратил на лекарства и исследования. Затем он встал, точно не зная, куда собирается идти. И в тот же момент ощутил всю тяжесть своего сердца. Оно вдавливало его в пол, словно гравитация в комнате возросла в несколько раз, и Антон, не справившись даже с тем, чтобы сделать шаг, повалился на колени. А потом сердце треснуло, и сквозь образовавшиеся трещины хлынули чувства, которые Антон долгие годы надежно там запирал.

Этот фрагмент можно читать под музыку: HOYO-MiX — Decayed in the Darkness. Ставьте на повтор

Он склонился над полом, ощущая в горле распирающий комок. Слез по-прежнему не было. Может, за шесть лет они тоже обратились в камень. Может, сам Антон перестал быть человеком. В тот самый момент, когда впустил себе в голову мысль, что сможет почувствовать с ее смертью освобождение. Или еще раньше. Когда назвал Тевкра дураком. Когда захлопнул перед носом Тони дверь, дав понять, что не хочет с ней разговаривать. Когда смотрел, как Аякс уходит в последний раз, но, даже охваченный дурным предчувствием, ничего не сделал. Антон вжал руку в грудь, стиснул пальцами рубашку. Ворот не был застегнут, но его все равно не покидало ощущение, что вокруг горла захлестнулась удавка. Он не мог сделать вдох. Может, он, человек, столь усердно превращавший свое сердце в камень, теперь и сам становился камнем. Может, если он закончится прямо здесь… Дверь скрипнула, не позволив Антону закончить мысль. У него не было сил поднять голову, но он услышал, как кто-то прошел в комнату и опустился рядом. Тихо шелестела одежда. Чужие руки, теплые и живые руки, мягко привлекли Антона к себе. Чжун Ли. Чжун Ли ничего не сказал, только крепко обнял Антона, и Антон, согретый его теплом, ощутил, как окаменение постепенно отступает. Он снова смог сделать вдох, попробовал заговорить — с губ сорвался неразборчивый хрип. Чжун Ли не торопил, ни о чем не спрашивал. Он продолжал держать Антона, как в далеком прошлом, когда Антону было больно или страшно, его держал отец. Чжун Ли… Он столько раз предлагал поговорить. Столько раз предлагал свою помощь. Раз за разом Антон отталкивал его, потому что боялся того, какие темные секреты может увидеть в глубинах собственной души. А теперь, когда ему захотелось наконец поговорить, Антон не мог заставить себя вымолвить ни слова. Вместо слов наружу вырвались слезы. Забытое чувство. Они скользили по щекам горячими дорожками, капали на рукав Чжун Ли, и оттого, сколько их скопилось, глаза непривычно жгло. Чжун Ли продолжал молчать. Обхватывая Антона одной рукой, второй он гладил его по спине. — Я устал, — сказал Антон, когда голос наконец к нему вернулся. — Я устал, Чжун Ли… Я просто больше не могу. Чжун Ли еще крепче прижал его к себе. Антон вжался в его плечо. Ему было стыдно плакать в объятиях Властелина Камня, но и мысль о том, чтобы остаться в одиночестве, казалась невыносимой. Он ненавидел себя. Он себя боялся. — Пойдем вниз, — мягко предложил Чжун Ли. Антону было все равно, куда идти. Поэтому, когда Чжун Ли осторожно поднял его на ноги и взял за руку, Антон безропотно позволил увести себя из комнаты матери. У порога он замедлил шаг, но так и не решился обернуться. Отчего-то ему подумалось, что любовь в ее потускневших глазах могла смениться разочарованием. Чжун Ли привел Антона в кухню, усадил за стол, налил чай. Антону не хотелось пить. Вместо этого он обхватил кружку обеими руками, чувствуя, как ее тепло отгоняет прочь сжимающий сердце холод. Опустившись напротив, Чжун Ли положил подбородок на сцепленные в замок руки, но не успел ничего сказать. Дверь в дом отворилась. Антон вздрогнул, как от звука выстрела, но оказалось, это пришел Вэй Фэй. Он собирался обсудить с Антоном дела, но заметив его заплаканное лицо, неуверенно замер на пороге кухни. — Что случилось? Антон не нашел в себе силы ответить. На помощь пришел Чжун Ли. Поднявшись из-за стола, он подошел к Вэй Фэю и тихо сказал: — Будь так добр, сходи в ритуальное бюро. Полагаю, госпожа Ху Тао должна быть там. Скажи… Дальнейшие слова Чжун Ли превратились для Антона в неразборчивый шепот. Он увидел, с каким ужасом взглянул на него Вэй Фэй, и прижал кружку ко лбу, надеясь и облегчить давящую изнутри боль, и заодно скрыться от этого взгляда. Выслушав Чжун Ли до конца, Вэй Фэй кивнул и без лишних слов скрылся за дверью. Кружка в руках Антона задрожала, и он торопливо опустил ее на стол. И он, и Чжун Ли — они оба хотели поговорить, но не знали, с чего начать. Так они просидели в молчании вплоть до момента, когда дверь дома снова открылась. На сей раз на пороге объявилась Ху Тао. Вэй Фэй шел за ней, бледный и перепуганный. Остановившись на пороге кухни, он посмотрел на Антона, и Чжун Ли положил руку ему на плечо. — Останься здесь, — попросил он. — Мне нужно поговорить с госпожой Ху Тао. Вэй Фэй кивнул. Чжун Ли удалился на второй этаж, а Вэй Фэй, нерешительно потоптавшись в дверях, прошел в кухню и сел за стол напротив Антона. И снова молчание. Антону не хотелось молчать. Ему хотелось говорить, говорить до тех пор, пока слова не закончатся, пока каждое из них не опишет в точности его чувства, сделав их понятными, осязаемыми, измеримыми. Такими, с которыми можно справиться. Но он не знал, существуют ли на свете слова, способные объяснить ту бурю, что сейчас бесновалась в его душе. Еще он боялся осуждения. «Как ты можешь жалеть себя, когда ее больше нет? Она умерла — а ты думаешь только о том, как тебе тяжело!» Антон крепче вжал ладони в кружку, и Вэй Фэй, заметив это, потянулся через стол, осторожно сжал его запястье. Антон ослабил хватку. На поверхности чая плавало его собственное отражение. Он закрыл глаза, не желая смотреть. — Мне жаль, — не своим голосом сказал Вэй Фэй. Антон кивнул. — Я могу чем-то помочь? «Расскажи, как найти лекарство от Пурпурной чумы». «Расскажи, как простить себя за то, что какая-то часть моей души испытывает облегчение». «Расскажи, как вернуть все назад. Вовремя найти лекарство для отца. Не допустить болезни матери. Остановить Аякса. Сохранить семью». «Расскажи, как жить дальше». Антон покачал головой. Вэй Фэй хотел спросить что-то еще, но тут в кухню вошла Ху Тао. Она выглядела непривычно притихшей, но несмотря на это, ее глаза были спокойны. Для нее смерть матери Антона была просто еще одной смертью. Частью работы. Непростой. Но все-таки работы. У него тоже была работа. И он ее провалил. — Я обо всем позабочусь, — пообещала Ху Тао. — Не беспокойся. Твоя мама обретет покой и… Чжун Ли мягко толкнул ее локтем в бок, и Ху Тао замолчала. Склонив на прощание голову, она удалилась — а через некоторое время вернулась еще раз в сопровождении нескольких мужчин, которые помогли ей унести тело. Антон не смог заставить себя подняться. Ему слишком хотелось сохранить в памяти момент, когда мама взглянула на него с узнаванием и любовью. Чжун Ли закрыл за сотрудниками ритуального бюро дверь, вернулся в кухню. Вэй Фэй хотел подняться из-за стола, но Антон окликнул: — Останься. Удивленный его просьбой, Вэй Фэй опустился обратно. Чжун Ли же приставил к столу еще один стул, и некоторое время они сидели в молчании. Чжун Ли задумчиво глядел перед собой. Вэй Фэй, встревоженно покусывая губы, разглядывал стол. Антон бездумно сжимал ладонями кружку. Чай уже давно остыл, но его не покидало ощущение, что если он будет держать достаточно крепко, то сможет сохранить скудные остатки своего благоразумия. На пару мгновений закрыв уставшие глаза, Антон увидел ее лицо. Но не бледное и исхудавшее, как в последние дни ее жизни. Не то отстраненное, с каким она смотрела на него на протяжении шести лет. Это было лицо счастливой женщины, которая, напевая себе под нос, пекла на кухне блины или сооружала из спичечных коробков домики, способные рассыпаться от одного неосторожного выдоха. Мама всегда наказывала детям смотреть на домики из коробков аккуратно. Но кто-нибудь всегда неизбежно их ронял. Мама никогда не злилась. Вместо этого она качала головой и говорила: «Ну ладно. Пойдем попьем чай». — Я ужасный сын, — сказал Антон. Вэй Фэй хотел возразить, но Чжун Ли, пользуясь тем, что Антон сидит с закрытыми глазами, чуть качнул головой. На его памяти этот замкнутый мальчик разговорился впервые за шесть лет. Выслушать его было важнее, чем тщетно пытаться заткнуть дыру в его сердце пустыми словами. И Антон обо всем рассказал. С самого начала. От смерти отца и до страшных мыслей, которые возникли в его голове у постели умирающей матери. Об обиде на Тевкра и Тоню, за которую он корил сам себя. О безуспешных попытках найти лекарство — и об отчаянии, которое он больше не мог прятать. О том, как уход Аякса и внезапный переезд в Ли Юэ оставили в его сердце разрыв, который он безуспешно пытался заполнять камнями равнодушия. Но с каждым годом разрыв становился все шире, камни вываливались, и Антону постоянно требовались новые. Теперь ему казалось, что сердце уже состояло из одного большого разрыва. А камней, чтобы заполнить эту дыру, не осталось. Некоторое время Вэй Фэй и Чжун Ли сидели молча. Вэй Фэй был потрясен словами Антона. Прежде их сложно было назвать друзьями, но все же Антон был одним из лучших врачей в городе, личной рекомендацией самого Бай Чжу, и как представителю торговой гильдии Вэй Фэю нередко приходилось иметь с ним дело. Всякий раз, когда они с Антоном общались, Вэй Фэй не мог избавиться от чувства, что этот человек поражен болью, которую не хочет ни с кем делить. Но он даже не представлял, насколько глубоко уходят корни этой боли. Чжун Ли же молчал по иной причине. Его беспокоило то, что он слишком долго позволял Антону отмалчиваться. Он считал, что таким образом поступает мудро, ведь от давления Антон закрывался только сильнее. Но существовали и иные, более мягкие способы его разговорить. Чжун Ли предпочел этого не делать — и проглядел момент, когда этот мальчик вынес себе обвинительный приговор. Он допустил ошибку и теперь не знал, каким образом стоит ее исправлять. Сколько бы он ни думал, ему не удавалось найти уместных слов. — Если не хочешь продолжать, остановись. Чжун Ли повернул голову, посмотрел на Вэй Фэя. Тот сидел необычайно прямо, словно проглотил бамбуковый стержень, и в его глазах, обращенных к Антону, мерцала грусть. Антон поднял взгляд. Вэй Фэй говорил тихо, но твердо, и по какой-то причине это заставило Антона к нему прислушаться. — Не заставляй себя, Антон. Ты давно на пределе. Сколько ночей ты нормально не спал? Такими успехами ты сам заразишься. Антон со вздохом вытянул руку, положил ее на стол, поддернув рукав, и Чжун Ли открылось то, что прежде Антон так умело умудрялся прятать. Фиолетовые полосы опоясывали его запястье. Вэй Фэй вздрогнул. Чжун Ли опустил глаза. В сердце поселилось щемящее чувство. — Почему ты не сказал? — спросил он. — Об этом… и обо всем остальном. Он надеялся только, что Антону не почудится в его словах обвинительный тон. Чжун Ли вовсе не пытался его упрекнуть. Он хотел понять, где еще допустил ошибки. — Я… — С губ Антона слетел нервный выдох. — Я не хотел обременять тебя еще сильнее. «Обременять?» Антон неотрывно глядел на фиолетовые полосы, словно даже на них смотреть было легче, чем на Чжун Ли. — Мальчик мой, — тихо сказал Чжун Ли. — Ты никогда не был бременем. Антон решился поднять на Чжун Ли взгляд, тут же попытался спрятать его, но Чжун Ли посмотрел в ответ с мягкостью, и Антон чуть успокоился. — Никогда, — повторил Чжун Ли. Он качнул головой, поражаясь собственной невнимательности. «Неужели об этом ты думал с самого начала, Антон? Мысли, которые теснились в твоем молчании, мысли, которые ты никогда не решался озвучить вслух… Вот какими они были все это время?» Чжун Ли полагал, что давно разобрался, как следует понимать людей. Но этот мальчик всякий раз умудрялся его удивлять. И учить чему-то новому. Пускай даже на горьком опыте. — Прости, — сказал Антон. Его рука, лежавшая на столе, сжалась в кулак, и оттого фиолетовые полосы стали видны четче. — Прости, что скрывал правду. Чжун Ли снова покачал головой. — Это ты меня прости. За то, что я был слеп и глух. И за то, что своим поведением дал тебе повод считать себя бременем. Антон торопливо стер подступившие слезы и кивнул. Чжун Ли кивнул тоже. Стена повисшего между ними молчания наконец исчезла. — Я не могу остановиться, — повернувшись к Вэй Фэю, сказал Антон. Он призадумался, а затем продолжил со свойственной ему резкой прямолинейностью. — Не знаю, сколько дней мне осталось. Четыре. Пять, если повезет. Я либо смогу сделать что-то за это время, либо усну уже навсегда. Если Чун Юнь прав, и лекарство оказало на Син Цю хотя бы какой-то положительный эффект… значит, я был близок. Вэй Фэй ничего на это не ответил. Его брови приподнялись, а в глазах плескалась горечь. Все трое хорошо понимали, что найти лекарство за четыре дня — практически невыполнимая задача. — Я должен сделать это, — едва слышно добавил Антон. — Ради матери. Пускай я не смог спасти ее… Может, я еще могу помочь другим. Она бы этого хотела. Она всегда говорила, что люди должны помогать друг другу, особенно в моменты, когда мир рушится. — Тогда позволь помочь тебе, — сказал Вэй Фэй. — Не пытайся вытащить все на своих плечах. Антон вздохнул. Убрал со стола руку, вновь спрятав фиолетовые полосы под рукавом. Чжун Ли ожидал, что Антон привычно оттолкнет протянутую ему руку помощи, но тот сказал лишь: — Хорошо. Чжун Ли поднялся, намереваясь предложить Вэй Фэю чай, но тут дверь дома открылась — в который раз за день. И это изменило все.

Конец музыкального фрагмента

             

За некоторое время до этого

Разлом. Место, в котором сходились пути прошлого, настоящего и будущего. Все началось здесь, когда пять лет назад из-за колоссальной лжи бывшие выработки превратились в рынок. И теперь от судьбы этого места зависело благополучие всей гавани. Окруженный кольцом ледяных талисманов, Чун Юнь прорывался через потоки черной грязи и удушливую темноту. За ним двигалась Бэй Доу. Чем глубже в Разлом они заходили, тем более спертым становился воздух, но Бэй Доу шагала вперед уверенно — отчасти из-за энергии Ян, которой Чун Юнь ее окружил, а отчасти из собственного упрямства. За время своих плаваний капитан пережила немало испытаний. Она не собиралась сдаваться какой-то там грязи, пускай это и была самая грозная в мире сила. Замедлив шаг, Чун Юнь указал острием клинка на золотистый столп света, который бил в черное небо неподалеку. — Это последний лагерь. Как проверим его, возвращайся обратно и жди дальнейших распоряжений леди Нин Гуан. — А ты? — удивилась Бэй Доу. — Никак собрался на увеселительную прогулку по Разлому? Что ж ты найдешь тут, кроме чудовищ да трупов Фатуи, которым не удалось вовремя унести ноги? Чун Юнь бесшумно вздохнул. Как объяснить Бэй Доу, что он ищет одно весьма определенное чудовище? И что на самом деле никакое это не чудовище, а его дорогой друг по имени Син Цю? — У меня еще остались здесь дела. Бэй Доу недоуменно вздернула бровь, но спрашивать ничего не стала. Поразмыслив, она сочла, что дела Адептов смертных не касаются. А ведь малыш Чун Юнь больше не был смертным. Пускай к этому и нужно было как-то привыкнуть. — Хорошо. Как скажешь. Они продолжили молчаливый путь через Разлом. Казалось, заражение распространялось с каждым часом. Черная грязь ползла вверх, формируя столпы, которые высотой уже могли сравниться с деревьями в молодых рощах. Землю сплошь укрывал черный ковер. Еще в месте первой стоянки Фатуи Чун Юнь велел Бэй Доу взять с собой фонарь, набитый обломками Гео печатей — теперь их золотистый свет, тускнеющий с каждым шагом, нерешительным росчерком прорезал темноту и расчищал под ногами дорогу. Чун Юнь надеялся, что не ведет Бэй Доу прямиком в смертельную ловушку. Тем не менее, если в последнем лагере все еще остались живые Фатуи, ее помощь понадобится, чтобы вывести их. Чун Юнь не планировал уходить из Разлома, пока не найдет Син Цю. Бэй Доу издала сдавленный звук. Чун Юнь резко обернулся, встревоженный, что черная грязь начала оказывать на нее воздействие, но дело было не в этом. Высоко подняв фонарь, Бэй Доу изучала тело погибшего солдата Фатуи. Похоже, черная грязь пыталась обратить его в чудовище, но солдат не смог этого пережить. Его тело так и осталось наполовину искаженным, а лицо иссекали глубокие трещины, в которых до сих пор пульсировала темно-фиолетовая энергия. — Поверить не могу, — прошептала Бэй Доу. — Как все это могло произойти? Неужели люди в гавани тоже стали такими? Фатуи вообще сами знали, на что идут? Чун Юнь промолчал. По дороге в Мондштадт Кэйа коротко поведал о пережитом в Разломе, в частности, о том, как исчезнувшая по имени Барбара намеренно погасила фонари с Гео печатями, чтобы убить группу застрельщиков. Фатуи определенно не знали, на что идут. Они подписались на союз с Бездной, надеясь свергнуть Небесный порядок — и в конце концов лишились не только способа достигнуть цели, но и собственных жизней. — Пойдем, — позвал он. Бэй Доу с трудом оторвала взгляд от мертвого солдата и поспешила следом за Чун Юнем. Оставшийся путь до лагеря Фатуи они проделали в тишине. В лагере они нашли еще несколько тел. Бэй Доу осторожно перевернула те, что лежали лицом вниз, но все застрельщики были мертвы. Обежав лагерь внимательным взглядом, Чун Юнь подметил, что количество лежаков не соответствует количеству тел. Выходит, некоторые из застрельщиков превратились в чудовищ и убежали к сердцу Разлома, в место, которое манило всех превращенных своей особой энергетикой. Может, где-то там бродил и Син Цю. Чун Юнь опустился на корточки, подобрал дневник, оставленный одним из застрельщиков. Обложка дневника была залита черной грязью. Чун Юнь стер ее рукавом и, пролистав страницы, увидел только наспех оставленные рисунки. Пейзажи Ли Юэ. Портреты сослуживцев. Рисунок маленькой девочки — возможно, дочери хозяина дневника. Фатуи, мирные горожане, Миллелиты, обладатели Глаза Бога — люди все равны перед черной грязью. — Возвращайся, — обратился к Бэй Доу Чун Юнь. — Мы уже близко к центру заражения, здесь слишком опасно. Бэй Доу заставила себя отвернуться от мертвой девушки, которая так и не успела дотянуться до оружия. В отличие от сослуживцев, на ее теле не было видно признаков заражения. Ее убили собственные товарищи — те из них, кто, поддавшись влиянию черной грязи, утратил над собой контроль. Чун Юнь прикрыл глаза, но тут же открыл их снова. Его внимание привлекло тихое хлюпанье — словно кто-то прорывался через черную грязь, не заботясь о том, что с лихвой загребает ее ботинками. Нездоровая атмосфера в Разломе скрадывала звуки, но когда Чун Юнь стал Адептом, его восприятие обострилось. Он отчетливо различал, как приближаются шаги и как постепенно к ним примешивается приглушенное рычание. Зараженный. Чун Юнь взметнул руку ровно в тот момент, когда фонарь Бэй Доу, замерцав, угас. Над стоянкой Фатуи, разрывая серебряным светом тьму, распустился ледяной цветок. Его лепестки обратились шипами. Чун Юнь сжал руку в кулак, и шипы, рассекая столпы черной грязи, вонзились в землю кольцом. Каждый из них источал серебристое сияние, не такое эффективное, как Гео печати, но достаточно ясное. В их свете Чун Юнь и Бэй Доу увидели, как к лагерю постепенно стекаются зараженные. Некоторые из них до сих пор напоминали людей. Другие изменились до неузнаваемости. — Берегись! — вскричала Бэй Доу. Она взметнула клинок. Проскользнув между двумя сотворенными Чун Юнем шипами, зараженный устремился к ней, но Бэй Доу оттолкнула его решительной вспышкой. — Мы не можем сражаться с ними в полную силу, если не хотим убить, — прорычала она. — Что делать? Чун Юнь не успел ответить: подкравшись сзади, зараженный попытался нанести рубящий удар когтями, но Чун Юнь был к этому готов. Выскользнув из-под траектории удара, он отскочил, развернулся, сложил вместе указательные и средние пальцы обеих рук. Возникнув из облака сконцентрированной ледяной энергии, холодные лозы удержали зараженного на месте, а затем, повинуясь воле Чун Юня, отбросили его назад в темноту. Чун Юнь обернулся, чтобы отразить новую атаку. Зараженные скользили между шипами черными тенями, и их хищные когти стремительно рассекали воздух. Бэй Доу полоснули по руке, и она ругнулась, отступив в центр стоянки. Ее силы стремительно таяли: черная грязь, просочившись через царапину, принялась терзать организм Бэй Доу изнутри. — Пошел прочь, — прохрипела Бэй Доу. Когда она попыталась оттеснить зараженного, клинок выскользнул у нее из руки, но Бэй Доу успела нагнуться и подхватить его прежде, чем он сгинул в море черной грязи. Чун Юнь поспешно очертил перед собой вереницу символов, и защитные талисманы вспыхнули над лагерем, ослабляя губительное воздействие. Бэй Доу схватилась за грудь, закашлялась. Чун Юнь выскочил перед ней, чтобы отогнать зараженных, и Бэй Доу обессиленно пошатнулась, в последний момент успев опереться на клинок. — Ах, черт… Чун Юнь, нам нужно уходить… — Бэй Доу утерла набежавший на бледное лицо холодный пот. — Мы не можем одолеть их… пока не сражаемся в полную силу. Чун Юнь вонзил клинок в землю. Во все стороны прокатилась холодная волна. Зараженные отпрянули, но, едва выйдя за границы очерченного серебряным сиянием круга, перегруппировались и снова бросились в атаку. Над головой Чун Юня расцвел еще один ледяной цветок. На сей раз шипы засекли зараженных по рукам и ногам. Чун Юнь надеялся, что боль заставит их отступить, но они, напротив, разъярились лишь сильнее. Чун Юнь скользнул взглядом за пределы серебряного круга. Бэй Доу права, им нужно уходить, но как? Фонарь погас. Допустим, Чун Юнь сумеет выбраться сам. Но как ему вытащить Бэй Доу, состояние которой ухудшается с каждой минутой? Она не может сражаться. Она даже идти больше не может. А он не сумеет драться и тянуть ее вперед одновременно. Стиснув зубы, Чун Юнь отступил к Бэй Доу. Неважно. Он не может бросить ее здесь. На пороге новой жизни он дал себе обещание быть для людей светом, защищать их от любого зла. Бэй Доу не погибнет в Разломе. Чун Юнь взметнул клинок, намереваясь дождаться подходящего окна для побега, когда вдруг зараженные бросились прочь. На их лицах, искаженных черной грязью, отражался неподдельный ужас. Они неслись, как стая перепуганных собак, и один за другим торопливо скрывались в темноте. — Они не выдержали твоего грозного вида, — устало хохотнула Бэй Доу. Чун Юнь качнул головой. Что-то было не так. Даже зоркие глаза Адепта не могли видеть сквозь давящий мрак, который с каждой секундой подступал к ним с Бэй Доу все ближе. Чун Юнь выдохнул, мысленно сосчитав до пяти. Вместе с дыханием успокаивалась и суетливая скачка сердца. Чун Юнь прислушался к ощущениям. Где-то слева, за плечом Бэй Доу, в темноте билось сосредоточение чужеродных сил. Целый сгусток скверны, который был куда опаснее даже десятка зараженных. Зараженные испугались не Чун Юня. Они боялись того, кто следом за ними пришел к месту стоянки. Чун Юнь сделал шаг, оттеснив Бэй Доу, и как раз вовремя — в круг серебристого света из мрака выпрыгнуло рослое существо. Его темное, измененное скверной тело пронизывали мерцающие фиолетовые прожилки. В фиолетовых глазах пылала звериная ярость. С рыком набросившись на Чун Юня, существо повалило его в черную грязь, и Чун Юнь, поперхнувшись ей, на несколько мгновений утратил связь с реальностью. Внутренности обжигало нестерпимым огнем. В голову потеками скверны устремились жуткие мысли. Он видел трупы в гавани, золотые столпы, Син Цю, обернувшегося монстром. Он заново переживал смерть, захлебывался в ее ледяном океане, глотал ее смрадную гниль. Чун Юнь потянулся к собственной шее, надеясь выцарапать из горла нестерпимые ощущения, остановить мучительные волны, которые безостановочно прокатывались по телу. — Чун Юнь! — раздался откуда-то издалека крик Бэй Доу. Чун Юнь затряс головой, дрожащей рукой очертил в воздухе половину защитного знака — вторая половина смазалась оттого, что тело не слушалось. Дурман отступил. Чун Юнь перестал тянуться к шее и уперся локтем в нависшее над ним существо, пытаясь спихнуть его с себя прежде, чем смертоносные когти вскрыли ему грудь. Второй рукой он попытался изобразить еще один знак. Словно ощутив его намерение, существо извернулось, полоснуло когтями по запястью Чун Юня, оставляя глубокие кровавые борозды. Чун Юнь приглушенно застонал. Если бы он не был Адептом, он был бы уже мертв — либо от силы монстра, либо от его ошарашивающей энергетики. Сознание ускользало. Черная грязь вокруг бурлила, будто пыталась передать всему Разлому: «Смотрите! Даже силы Адепта недостаточно, чтобы одолеть меня! Человечеству не выстоять против моего могущества!» Издав отчаянный вскрик, Чун Юнь собрал скудные остатки сил, оттолкнул монстра и сложил пальцами знак, чтобы создать вокруг Бэй Доу вереницу защитных талисманов. Действуя неосознанно, он примешал к энергии Ян частицу адептальных сил, которые прежде избегал использовать из-за влияния адептальной энергии на смертных. И в тот момент, когда кольцо талисманов сомкнулось вокруг талии Бэй Доу, фонарь на ее поясе вспыхнул. Монстр бросился на Чун Юня, но добраться до него так и не успел. Бросившись наперерез, Бэй Доу сорвала фонарь с пояса и швырнула его прямиком монстру в лицо. Во все стороны брызнули мерцающие золотом печати. Монстр пошатнулся, замахал руками — соприкоснувшись с черной грязью, из которой он состоял, печати стали с шипением прожигать ее насквозь. Чун Юнь поднялся, зажимая израненное запястье, сделал навстречу монстру неуверенный шаг. Ему показалось… — Чун Юнь, — едва ворочая языком, окликнула Бэй Доу. — Ты с ума сошел? Нужно уходить! Что ты делаешь? Нет. Теперь Чун Юнь был в этом уверен. Когда одна из печатей прожгла черную грязь на лице монстра, фиолетовое мерцание его глаз ослабло, и с самого дна омута ярости на Чун Юня взглянул хорошо знакомый ему человек. Син Цю. Этот монстр… не был никаким монстром. Это был Син Цю. — Чун Юнь! — вновь позвала Бэй Доу. Монстр со стоном рухнул на колени, зажимая голову. Испуганная этим громким, полным боли звуком, Бэй Доу замолкла. Чун Юнь сделал еще один шаг вперед. — Ты не сможешь вернуть его, — с горечью сказала Бэй Доу. — Чун Юнь, ты ведь знаешь, зараженных не исцелить ни подходящими словами, ни добротой. Без лекарства мы можем только оставить их здесь. Бэй Доу была права. Какими бы прежде людьми ни были зараженные, их личности под воздействием черной грязи стерлись. Они не узнавали близких. Они хотели лишь одного — крови. И они готовы были растерзать любого, кто встанет у них на пути, будь это их заклятый враг, лучший друг или же самый родной в мире человек. Но ситуация Син Цю была иной. Перед обращением Син Цю принял лекарство Антона. И хотя лекарство не смогло уберечь его от Пурпурной чумы… оно сказалось на процессе заражения. Под слоями черной грязи все еще прятался прежний Син Цю. Чтобы чувствовать это, Чун Юню не требовались даже силы Адепта. Он просто это знал. Приблизившись, он опустился перед Син Цю на колени. Тот до сих пор не оправился от воздействия печатей — а те покоились на земле и, насыщаясь исходившей от Чун Юня адептальной энергией, золотым мерцанием разгоняли черную грязь. Чун Юнь протянул руку и осторожно прикоснулся к щеке Син Цю. Там, где печать прожгла черную грязь, кожа Син Цю стала прежней, только очень бледной, едва ли не мертвенно-серой. Ощутив его прикосновение, Син Цю вздрогнул, попытался отстраниться, но не смог — мешали разбросанные по земле печати. Чун Юнь вздохнул. Он понимал, что причиняет Син Цю боль. Адептальная энергия была несовместима со скверной. Сталкиваясь в противостоянии, они жгли рану на запястье Чун Юня — и терзали отравленное пагубным воздействием тело Син Цю. И самое ужасное заключалось в том, что Чун Юню нужно было причинить ему еще больше боли. Потому что это был единственный способ его спасти. — Прости, Син Цю, — не отпуская его щеки, попросил Чун Юнь. Глаза Бэй Доу изумленно расширились. — Чун Юнь, ты… Что… Неужели это… Она не смогла договорить и только зажала рот дрожащей рукой. Блуждающий взгляд Син Цю остановился на лице Чун Юня. Один его глаз по-прежнему горел фиолетовым огнем. Второй стал желтым, и в том, как ярко он мерцал на фоне полос черной грязи, Чун Юню почудился спасительный свет. Сосредоточив все свое внимание на этом свете, он чуть улыбнулся — и медленно выдохнул, пытаясь успокоить сердце, охваченное страхом и надеждой одновременно. Адептальная энергия подчинялась неохотно. Чун Юнь пока не научился правильно ей распоряжаться и потому действовал интуитивно. Преодолевая внутреннее сопротивление, которое нарастало с каждой секундой их контакта с Син Цю, Чун Юнь снова и снова пытался направить божественную силу к рукам. Он хотел подчинить ее, придать беспорядочному потоку осмысленность, но это было равносильно попыткам заставить реку течь в гору. Возможно. Но где-то за пределами возможностей не только для человека, но и для Адепта. «Но я могу вернуть тебя. Я знаю, что могу. И если я справлюсь… это будет означать надежду и для всех остальных». Син Цю дернулся, вскрикнул. Чун Юнь закрыл глаза. Ему не хотелось смотреть, как лицо Син Цю по его милости наполняется мукой. К сожалению, это значило, что он на правильном пути. Оставалось лишь продолжать. Воздух вокруг Чун Юня напитался холодом. Разгоняя мрак Разлома, у него над головой стали один за другим появляться призрачные лотосы. Протягиваясь серебристыми нитями, порожденная ими божественная энергия тянулась к Син Цю, опутывала его, мягко, но настойчиво, не оставляя возможности сбежать или даже отстраниться. Всякий раз, когда очередная нить оборачивалась вокруг Син Цю, Чун Юнь с силой вздрагивал, но не отпускал руки, которую до сих пор держал на щеке Син Цю. Завороженная этим зрелищем, Бэй Доу стояла неподвижно — и оттого невольно отскочила, когда с губ Син Цю сорвался полный боли крик. Чун Юнь крепко зажмурился, мотнул головой, но не остановился. Серебристые нити обхватили Син Цю чуть сильнее. Перепуганная их светом, черная грязь принялась расползаться в разные стороны, оставляя на коже Син Цю длинные следы, похожие на ожоги. Казалось, вместе с черной грязью от Син Цю отрывались частицы его собственного «я» — столько муки, столько мольбы о пощаде таилось в его голосе, от криков уже сорвавшемся в хрип. Чун Юнь склонился над землей, пытаясь перевести дух. Попытки обуздать адептальную энергию, ее ожесточенная схватка со скверной — все это изнашивало его, настолько стремительно, что сияние серебряных цветов над его головой тускнело ежесекундно. — Чун Юнь…

Этот фрагмент можно читать под музыку: 李鑫一 — 一花一剑. Ставьте на повтор до конца главы

Этот ослабевший голос, казалось, принадлежал совсем другому человеку. Уж явно не тому мальчишке, полному жизни, которого знала Бэй Доу. — Не надо… — Син Цю протянул дрожащую руку, обхватил плечо Чун Юня. — Мы оба умрем… Не надо, не пытайся вытянуть меня. Отпусти. Чун Юнь замотал головой. — Отпусти, — повторил Син Цю. — Не надо умирать из-за меня. Выдохнув, Чун Юнь собрался с силами и поднял на Син Цю полный решимости взгляд. Он ничего не ответил, но Син Цю безошибочно разгадал выражение его глаз. — Почему? — тихо спросил он. Чун Юнь сжал его запястье. — Потому что мы можем пройти через это вместе. Не сопротивляйся. Я все равно не остановлюсь. Лучше помоги. В желтом глазу Син Цю заплясали блики. Не сдерживая слез, он протянул Чун Юню свободную руку, и тот крепко за нее взялся. — Будет больно, — предупредил Чун Юнь. — Я готов. Бэй Доу затаила дыхание. Прижавшись лбом ко лбу Син Цю, Чун Юнь закрыл глаза, и поток серебристой энергии, прежде ослабевшей, взметнулся к небу с новой силой. Он был таким сильным, что рассек темноту столпом, подобным тому, что совсем недавно ознаменовал «Стремительный натиск». Эта серебристая энергия заставляла скверну вокруг лагеря отступать, очищала землю, призрачными цветами прожигала насквозь сгустки черной грязи. Син Цю и Чун Юнь крепко держали друг друга за руки. Бэй Доу успела увидеть, как Син Цю открыл глаза, посмотрел на Чун Юня — а затем поток серебристой энергии камнем упал с неба и скрыл их силуэты за яркой вспышкой. Бэй Доу заслонилась рукой. Когда свет померк, она потерла глаза и обнаружила, что Чун Юнь и Син Цю сидят, зажав друг друга в объятиях. Обрывки одежды на теле Син Цю дымились, волосы спадали спутанными прядями, а по коже тянулись темные полосы — выцветшие следы ужасного заражения. Один из них пересекал глаз Син Цю, отчего их желтизна казалась особенно яркой. Син Цю тяжело дышал, и по его лицу до сих пор бежали слезы, порожденные болью, которую ему удалось пережить лишь невероятным усилием воли. Чун Юнь сидел, положив голову на плечо Син Цю. Его глаза казались двумя померкшими угольками, и в них почти что не теплилась жизнь. Мягкое серебряное сияние, которое беспрестанно исходило от него с тех пор, как он вознесся, угасло. Бэй Доу метнулась вперед, обняла их обоих, с трудом сдерживая ругань. Ей хотелось выдать им обоим подзатыльники. Сказать, что они идиоты, потому что до смерти ее перепугали и оба чуть не погибли из-за своего упрямства. Но еще ей хотелось держать их крепко-крепко, повторяя, как она счастлива, что они оба остались живы и что Чун Юню удалось вытянуть Син Цю обратно на свет. Пускай она и не понимала, каким именно образом ему это удалось. Казалось, Чун Юнь шагнул ради этого туда, где даже у Адептов почти не было шансов выжить. Превозмогая боль в раненой руке, Бэй Доу подняла их обоих на ноги. К счастью, когда серебряная волна Чун Юня опрокинулась на землю, зараза, терзавшая ее организм, отступила. Теперь Бэй Доу снова чувствовала себя сносно. Конечно, рана до сих пор кровоточила и причиняла боль при каждом движении, но для нее, капитана, пережившего немало морских сражений, это было сущим пустяком. — Пойдем-ка отсюда, мальчики, — решительно сказала Бэй Доу. Наверное, называть наследника торговой гильдии «Фэйюнь» и Адепта мальчиками было неправильно, но Бэй Доу было наплевать. Они выжили. И только это имело сейчас значение. Они оба были настолько ослабевшими, что едва могли переставлять ноги. Перед тем, как двинуться через Разлом, Бэй Доу нагнулась, собрала пригоршню печатей Гео, набила ими фонарь и повесила себе на пояс. Затем она перекинула руки Чун Юня и Син Цю через свои плечи, резко выдохнула, собираясь с силами. Тащить на себе двух взрослых юношей через зараженный Разлом — это, конечно, та еще задачка. Но она ведь, в конце концов, капитан. А капитаны славятся сильными плечами. На море по-другому никак. Ты либо можешь вытянуть на них всю команду… либо очень быстро пойдешь ко дну. Рассудив так, Бэй Доу двинулась через Разлом. Никто не знал, сколько времени им понадобилось, чтобы дойти до безопасной черты, за которой заканчивалось заражение. Едва переступив через нее, Бэй Доу пошатнулась. Син Цю соскользнул на землю. Чун Юнь, сняв руку с плеча Бэй Доу, привалился к дереву, и некоторое время все трое молчали, обессиленно переводя дух. Несмотря на свое состояние, Чун Юнь и Син Цю из последних сил помогали Бэй Доу дотащить себя до края проклятых земель. — Антон, — едва слышно сказал Чун Юнь. — Нам надо к Антону. — К Антону? — удивилась Бэй Доу. — Это что ли врач из гавани? Рыжий парнишка из Снежной? Чун Юнь прикрыл глаза в знак согласия, кивком головы указал на Син Цю. Тот держался до самого выхода из Разлома, но едва оказавшись в безопасности, лишился сознания. Свежий ветер, которого так не хватало в сердце заражения, трепал пряди его волос, касался лица, исчерченного темными полосами. — Его душа изранена. — Чун Юнь обессиленно сполз по стволу дерева на траву. — Черная грязь воздействует не только на тело, но и на все твое существо. Мне удалось очистить его, но… Бэй Доу молча всматривалась в лицо Чун Юня. Он сидел, поджав губы, и сплетенные в замок пальцы чуть дрожали, выдавая его тревогу. — Но? — … Чун Юнь вздохнул. — Ему нужны покой и забота. В доме господина Чжун Ли он будет в безопасности. И потом… — Чун Юнь потер сердце, которое все еще ныло после пережитого. — Кажется, я знаю, как Антон может доделать свое лекарство. Только я не справлюсь один. Понадобится помощь других Адептов. Бэй Доу не решилась спрашивать. То, о чем говорил Чун Юнь… Конечно, Бэй Доу только что видела своими глазами настоящее чудо. Сила Адепта смогла очистить зараженного, вернув ему не только прежний облик, но и прежнюю личность. Но стоит ли впускать в свое сердце надежду? Эта попытка едва не убила Чун Юня. Какими бы сильными ни были Адепты, похоже, даже они не могут бесконечно сражаться с черной грязью. Бэй Доу опустила глаза, мотнула головой, не позволяя себе хандрить. Сейчас ей как никогда нужно было оставаться сильной. — Мы можем вернуться в лагерь Миллелитов, — предложила она. — Путь до гавани займет какое-то время, но… — Нет нужды. Опираясь на дерево, Чун Юнь поднялся, махнул рукой, будто пытался кого-то к себе подозвать. Бэй Доу недоуменно вздернула брови, и вдруг словно бы из ниоткуда на землю спрыгнул исполинский тигр с кристаллическими рогами. Бэй Доу уже видела его прежде — именно на нем Чун Юнь привез в лагерь Миллелитов Кэйю. — У нас нет времени. Каждая минута промедления уносит чужие жизни. Мы с Син Цю отправимся в гавань, передадим Антону новости и постараемся закончить работу над лекарством. — Думаешь, оно сможет вернуть зараженных? Чун Юнь промолчал. Пройдя мимо Бэй Доу, он склонился над Син Цю, бережно поднял его на руки и переложил на спину тигра, который услужливо склонился ради этого к земле. Бэй Доу ждала ответа, хотя повисшая между ними тишина была вполне красноречива. — Я не знаю, Бэй Доу, — признался наконец Чун Юнь. — Пурпурная чума — это одно. А то, во что она в конце концов превращает зараженных… это другое. Син Цю повезло, потому что перед превращением он принял тестовый образец лекарства Антона. Не знаю, сможем ли мы помочь тем, кто уже обратился полностью. Бэй Доу со вздохом кивнула. Этого следовало ожидать. — Ты останешься здесь? — уточнил Чун Юнь, взобравшись тигру на спину. Бэй Доу обернулась на оставшийся за спиной Разлом. Она надеялась, что Нин Гуан и остальные уже благополучно вернулись в лагерь Миллелитов. Не хватало еще, чтобы кто-то присоединился к зараженным. — Останусь, — подтвердила она. — Надо разобраться с Фатуи, которых нам удалось вытащить из Разлома, и помочь Нин Гуан, пока она от усталости не съела кого-нибудь из своих подчиненных. Уголки губ Чун Юня слегка дернулись. — Спасибо, что вытащила нас. — Тебе спасибо, что спас меня. Тигр развернулся, намереваясь уйти, но тут Чун Юнь положил руку ему на холку, и тигр покорно замер. Чун Юнь еще раз взглянул на Бэй Доу. — Не ходите в Разлом. Бэй Доу не стала ничего обещать. Чун Юнь снял руку с холки Шэн Ли, и тигр, взмахнув на прощание хвостом, широкими прыжками устремился вперед привычным маршрутом. К гавани. Прижимая к себе Син Цю, Чун Юнь размышлял над произошедшим. Сейчас его целиком занимали две вещи. Во-первых, судьба Син Цю. Прикасаясь к нему в момент очищения, Чун Юнь ощутил, какие глубокие трещины оставила в его душе скверна. Возможно ли исцелить эти трещины? Сможет ли Син Цю стать прежним? У Чун Юня не было ответов на эти вопросы, и он понимал, что Антон тоже вряд ли сумеет их дать. Оставалось лишь надеяться на силу Син Цю. Чун Юнь не сомневался в ней, но в то же время знал, как Син Цю любит героически толкать себя за пределы возможного — и потому волновался только сильнее. Во-вторых, его заботила скверна. С тех пор, как они нашли в Солнечном Чертоге летописи наойи, Чун Юнь беспрестанно думал о судьбе Шиу, о войне, в которой люди и боги объединились. Ради победы в этой войне человечеству пришлось принести огромные жертвы. Заставить кого-то намеренно пройти через осквернение. Создать Небесные ключи. Раньше Чун Юню все это казалось граничащим с сумасшествием. Да разве нужна победа, достигнутая таким путем? Но теперь Чун Юнь понимал. Со скверной не бывает компромиссов. Эта сила выше человечества. Она выше смертных и Адептов. Даже Архонтов и, быть может, самой Селестии. Эта сила не знала жалости, и победить ее обычными средствами было невозможно. Что делать теперь? Как бороться с заражением, которое распространяется из Разлома молниеносно, грозясь затопить не только гавань, но и весь мир? И даже если очистить его, как быть дальше, зная, что эта сила живет в артериях земли и составляет неотъемлемую часть Тейвата? Эти вопросы не давали ему покоя. Прокручивая их в голове раз за разом, Чун Юнь не видел даже намека на ответы. Скверна была опаснее любых врагов, с которыми ему доводилось сталкиваться прежде. И человечеству не победить, пока Тейват разрывают на части Фатуи, Орден Бездны и десятки других известных и неизвестных сил, ищущих наживы в чужом горе. Вскоре на горизонте показалась гавань. Шэн Ли промчался по улицам, игнорируя скопления зараженных, и остановился у дома господина Чжун Ли. Соскользнув с его спины, Чун Юнь взял Син Цю на руки и велел Шэн Ли уходить. Склонив могучую голову, тигр умчался прочь, а Чун Юнь поднялся по знакомым ступенькам и толкнул знакомую дверь — к счастью, незапертую, как и всегда. Когда они с Син Цю появились на пороге кухни, Чжун Ли приподнялся, Вэй Фэй вскочил, опрокинув стул, а Антон поднял непривычно бледное лицо. — Син Цю жив, — сказал первым делом Чун Юнь. — И я знаю, как нужно доработать лекарство от Пурпурной чумы.