В битвах нет ни славы, ни доблести. Только смерть. Венти
Он не знал ее. Она знала его под другим именем — под порядочным количеством других имен, которыми он успел обзавестись за свою утомительно долгую жизнь. В тот день он не надел маску. Прежде ему приходилось прятать лицо, потому что без нее люди сразу его узнавали. Со временем маска стала с его образом единым целым. И так он, желая скрыться от чужих глаз, начал ее снимать. Она сидела, подперев подбородок рукой, и читала книгу — мондштадтскую сказку. Рядом лежал зеленый берет. Он сидел, закинув ногу на ногу и сцепив руки в замок. По крыше повозки стучал дождь, колеса скрипели, с трудом высвобождаясь из плена дорожной грязи. Не меньше получаса он смотрел в крошечное окошко, через которое было не увидать даже смазанных силуэтов деревьев. Шелестели страницы. Она читала быстро, но вдумчиво — изредка бросая на нее взгляды, он видел, как ее глаза порой останавливаются на некоторых строчках или возвращаются немного назад. Любопытство и нежелание начинать разговор сталкивались в противостоянии: первое беспокойно покалывало душу, второе обволакивало, словно одеяло холодным утром. Пытаясь отвлечься, он поскреб ногтем старый шрам на руке. Она по-прежнему не отрывалась от книги. Любопытство пересилило. — Разве это не детская сказка? Она подняла взгляд лишь после того, как дочитала до точки, и ответила негромким смешком — на его взгляд, слегка снисходительным. — Даже если и так. Значит ли это, что я не должна ее читать? В ее зеленых глазах танцевали веселые искры. Она ждала ответа с любопытством исследователя, который устроил нестандартный эксперимент и теперь с нетерпением хотел увидеть результаты. — У вас такое лицо, будто вы читаете по меньшей мере диссертацию, — сказал он, вновь сцепив руки в замок и сложив их на коленях. Она закрыла книгу и положила ее на скамью рядом с беретом. — Многие считают сказки всего лишь выдумками, предназначенными, чтобы рассказывать их перед сном детям. Но внимательный читатель может обнаружить в них немало интересных фактов. Его губы скривила усмешка. — Фактов? — Фактов, — невозмутимо согласилась она. — Хотя для того, чтобы отделить их от фантазий, нужно приложить определенные усилия. Он хмыкнул. Подстегнутая его реакцией, она склонила голову набок, провела тонкими пальцами по обложке, будто надеялась достать из книги горстку фактов и продемонстрировать своему недоверчивому попутчику. — Взять хотя бы эту. Для рядового читателя это лишь история о героине, которая сражалась с чудищами, защищая родную страну. Но если взглянуть на эту сказку с исторической точки зрения… Можно обнаружить, что она повествует о временах до Войны Архонтов. В те времена мир был отравлен силой, у которой в современности есть множество аналогов. И так мы получаем уже не детскую сказку, а реальную историю, умело переплетенную с вымыслом. Отделить реальность от вымысла — моя задача. Она рассуждала об этом с таким энтузиазмом, что он невольно ощутил желание ознакомиться с текстом самостоятельно. Но он не читал сказок. Как не было у него и тех, кто мог бы читать ему сказки в детстве. — Учитесь в Академии Сумеру, полагаю? Она засмеялась, позабавленная его проницательностью, и ответила легким кивком. Он взглянул на берет, но даже если на нем и была вышита эмблема даршана, под таким углом ее было не рассмотреть. — Вахумана? — Спантамад, — ответила она, снова засмеявшись. Он приподнял брови. Обычно ему легко удавалось скрыть удивление, но может, на самом деле он просто привык прятать лицо под маской и оттого разучился справляться с эмоциями как следует. А может, его искренне поразило, как девушка, рассуждающая о сказках и истории с таким воодушевлением, может специализироваться на изучении артерий земли. — А вы, по всей видимости, и сами знакомы с Академией не понаслышке, — подметила она. — Вы дриеш? Или, быть может, уже дастур? — Я ушел из Академии, — солгал он. На ее лицо набежала тень. — О… И почему же? — Не сошлись во взглядах, — честно ответил он. Она взглянула на него с любопытством, но должно быть, тактичность пересилила интерес. Решив больше не вдаваться в подробности, она протянула ладонь. В уголке ее рта по-прежнему таилась улыбка. Обычно ему не нравились люди, которые носили на лице это выражение подобно вежливой маске, как если бы она могла служить извинением за все сказанное и содеянное. Люди, носившие такие маски, прятали под ними лица самых страшных на свете чудовищ. Он хорошо об этом знал. Но она была другой. И пускай за ее улыбкой скрывалось больше, чем она пыталась показать, он сомневался, что, приподними он вдруг ее невидимую маску, на него в ответ взглянуло бы чудовище. Поэтому, чуть поколебавшись, он все же ответил на рукопожатие. Ее ладонь оказалась на удивление прохладной. Возможно, в этом был виноват сквозняк, который просачивался в телегу сквозь расщелины в прохудившихся досках. — Лиза, — представилась она. Ему потребовалось не дольше секунды, чтобы придумать себе очередной псевдоним. — Ахри. — Судя по имени, вы уроженец Сумеру. Он понял, что до сих пор держит ее ладонь, и торопливо отдернул руку. Она смущенно кашлянула. От него не укрылось, как ее взгляд случайно скользнул по его шраму — а затем уткнулся в пол телеги, как если бы она увидела нечто сокровенное и оттого постыдное. — А вы, судя по вашей любви к сомнительной литературе, уроженка Мондштадта. Он сказал это, надеясь спровоцировать — было бы занимательно посмотреть, как она, краснея от воодушевления, расписывает спрятанную в фантазиях очередного графомана реальность. Стоит признать, порой он, пролистывая от скуки старые книги, натыкался на упоминания древних цивилизаций, павших в борьбе со скверной. Может, не все сказки стоило принимать за чистую монету, но она явно была наблюдательна и к тому же умна. Ему было любопытно послушать ее рассуждения. Что же столь юная девушка может поведать ему, человеку, на глазах которого уже не первый десяток лет разворачивается история? Она засмеялась, потянулась к книге, как если бы собиралась прочитать ему лекцию, достойную лучших профессоров Вахумана. В этот момент телега резко дернулась. Книга вылетела из рук Лизы, ударилась о скамью, перевернулась, приземлившись на пол с гулким стуком. Лиза пошатнулась, влетев локтем в дверь — он едва успел ухватить ее за запястье, не позволив приложиться головой об перекладину. Телега дернулась снова. На этот раз оба были готовы и благополучно перенесли грубый толчок, от которого, казалось, столкнулись внутренности. — Эй! — окликнула Лиза извозчика. Извозчик не отвечал. Телега встала намертво, и Лиза, подхватив берет, уже собиралась выйти, но он первым положил ладонь на дверь. — Позвольте-ка. Она приглашающе взмахнула беретом в шутливом жесте, и он, хмыкнув в ответ, толкнул двери телеги, спрыгнул на сырую, скользкую от дождя землю. Ноги утопали в грязи. Сначала он подумал, что телега попросту увязла, но извозчик продолжал хранить таинственное молчание — это настораживало. Готовый в любой момент обнажить оружие, он вышел из-за телеги, осматриваясь. — Мы застряли? — раздался позади голос Лизы. — Ох, только не это… Тут на мили вокруг ни одной живой души. Надеюсь, получится вытолкать телегу из грязи. Дальнейшая часть фразы, по всей видимости, предназначалась ей самой, потому что Лиза, уже закатывая рукава, перешла на бормотание: — Не хотелось бы опоздать. Я несколько месяцев ждала этой возможности… Он отвлекся на нее — и потому упустил момент, когда за деревьями вспыхнул красный механический глаз. Золотой луч вспорол землю. Он толкнул Лизу в сторону, и она, вскрикнув, упала в грязь, благополучно избежав смертоносного удара. — Что… — Вставай! — крикнул он — резко, потому что знал, как при смертельной опасности люди часто теряют способность мыслить здраво. — Беги! Она моргнула и, придя в себя, терпеливо поднялась, не обращая внимания на то, как с одежды потоками струится грязь и дождевая вода. — Извозчик, — шепнула она. Он ругнулся сквозь стиснутые зубы. И почему только таким, как она, вечно требуется спасать других? Развернувшись навстречу роботу, который, проворно перебирая механическими ногами, подбирался к жертвам своей засады, он кивком головы велел Лизе идти. Лиза бросилась на помощь извозчику. Он же вытянул руку и, собрав в ней энергию Глаза Порчи, без промедлений швырнул сгусток темных сил прямиком в красное око робота. Око лопнуло. По телу робота побежали электрические разряды. Пока робот бился в конвульсиях, вспарывая ногами мокрую землю, он сделал несколько шагов вперед, выпустил еще одну вспышку — брызнувшие во все стороны механические части ознаменовали бесславный конец нападавшего. Он опустил руку, отдышался. Тело давно привыкло к Глазу Порчи, но все равно каждый раз отзывалось болью. Узнав об этом, его коллега расхохотался и сказал: «Да какой же из тебя, блядь, Предвестник?» Он не стал отвечать. Нет способа бездарнее потратить время, чем разговаривать с заносчивыми глупцами. Убедившись, что роботу уже не суждено встать, он в несколько широких шагов оказался рядом с Лизой. Она пыталась перекинуть руку извозчика через плечо, но та была скользкой от крови, и извозчик так и норовил рухнуть в грязь. Дождь хлестал Лизу по лицу — сложно было сказать, катились ли по ее щекам струи или слезы. Он не предпринимал попыток помочь, поскольку дни извозчика, очевидно, были сочтены. — Да помогите же мне! — вскричала Лиза едва ли не с яростью. Он невольно задумался, что сегодня, возможно, она впервые столкнулась со смертью. Глаза извозчика закатывались. Он мысленно отсчитывал секунды, понимая, что, когда счет дойдет где-то до сорока, извозчик умрет. — Ахри! — позвала его Лиза. — Мы еще можем спасти его, мы… — Вы сами сказали, здесь на мили вокруг нет ни одной живой души. Бросьте его. Лучше сосредоточьтесь на том, чтобы спасти себя — этот робот мог прийти не один. Она обожгла его взглядом, хотела ответить нечто колкое, но тут извозчик со сдавленным хрипом начал сползать вниз. Ее одежда вся пропиталась кровью. Он закрыл глаза, продолжая отсчитывать секунды. Тридцать пять… Тридцать шесть… — Держитесь, — взмолилась Лиза. Тридцать восемь… Тридцать девять… Он открыл глаза, взглянул на тело извозчика. Осознав, что произошло, Лиза разжала отчаянную хватку. Извозчик повалился в грязь. Зажав рот ладонью, Лиза отшатнулась. Затем, глубоко шокированная, отступила на несколько шагов — и, споткнувшись, упала, взметнув в воздух каскад брызг. По ее телу катились волны крупной дрожи, а глаза заволакивала пелена. Дождь размывал землю, расчерчивал ее мутными кровавыми дорожками. Он взглянул себе под ноги с усталым равнодушием — он не знал даже имени извозчика, так ни к чему было терзаться смертью, о которой он позабудет уже завтра. Смерть… Смерть любит, когда на нее обращают внимание. Иногда она подкрадывается тихо, иногда — вылетает на сцену, едва не сорвав кулисы. Но, как бы то ни было, она знает: в чем бы ни заключался смысл спектакля, она сыграет в нем главную роль. Со временем он научился распознавать ее шаги — и относиться к ним с равнодушием. Он не хотел потакать ее капризам. Она не хотела покоряться ему. Они были старыми противниками, они ненавидели друг друга — и не могли друг без друга жить, а потому вечно кружили в танце, словно переплетенные узлом змеи. Поэтому он сохранял ледяное спокойствие, наблюдая, как Лиза, замотав головой, подалась вперед, словно не могла поверить в кончину извозчика. — Нет, он… Он не… Я еще могу… Он вздохнул. За что он еще не любил смерть, так это за то, что, столкнувшись с ней лицом к лицу, все становятся идиотами. В несколько широких шагов сократив расстояние до Лизы, он опустился рядом с ней на корточки и легонько потряс за плечо. Она казалась отяжелевшей, неповоротливой, словно грубо вырезанная из деревяшки кукла. Мышцы Лизы тугой удавкой сдавливал ужас, оцепенелый взгляд застыл, прикованный к телу извозчика. Тогда он обхватил ее за плечи и заставил отвернуться. Лиза растерянно заморгала, пытаясь прийти в себя. — Дышите, — сказал он. — За последнюю минуту вы не сделали ни одного вдоха. Дышите. Лиза закрыла глаза. Поскольку он продолжал держать ее плечи, он ощутил, как по ее телу прокатилась еще одна волна дрожи — такая сильная, что казалось, она вот-вот рассыплется на осколки. Между ее бровей задрожала складка, руки сжались в кулаки, ногти впились в ладони. Подстегнутая физической болью, Лиза смогла вырваться из плена оцепенения и наконец сделать вдох. За этим вдохом, похожим на попытки утопающего заглотнуть воздух в последний раз, последовал выдох — долгий, но рваный. Вдох. Выдох. Он пристально наблюдал за ней и отпустил лишь тогда, когда она наконец успокоилась и смогла вновь открыть глаза. — Этот робот… Ее голос звучал хрипло. Пятнадцать минут и одна смерть — и вот уже от ее смешливости не осталось и следа. — Да, его поведение было весьма странным. — Он выпрямился, с нарочитой внимательностью отряхнул плащ. — Нам лучше уйти. Лиза прижала ладонь ко лбу, пытаясь успокоить хаотичные мысли. Осторожно взглянула на извозчика. Он напрягся, ожидая любой реакции, но она только вздохнула и вытерла рукавом лицо. Из-за этого на щеке остались кровавые разводы, которые тут же смешались с дождем. Он спрятал руки сзади, дожидаясь, когда она поднимется. А ее взгляд вдруг переметнулся ему за спину. — Ахри! Он развернулся. Целиком сосредоточившись на ее состоянии, он утратил бдительность — и еще один робот, вырвавшись прямиком из земли, расчертил пространство золотым лучом. Поначалу он ничего не почувствовал. Затем правый бок обожгла боль, такая сильная, что мир перед глазами закрутился, превращаясь в череду неразборчивых картинок. Неосознанно зажав рану, он ощутил, как между пальцев с пугающей пульсацией пробегает кровь. К беспорядочному вращению добавилась темнота — она затапливала зрение постепенно, словно чернила, опрокинутые в воду. Он услышал голос Лизы, но не смог различить ни слова. Отчего-то в голову взбрела мысль, что если он умрет, она станет следующей. Однажды к месту, залитому кровью и дождевой водой, придут люди. Не переставая строить нелепые теории о произошедшем, они понемногу опознают тела — и в конце концов узнают, что одним из погибших был второй Предвестник Фатуи. Дотторе. А потом они, конечно, заклеймят его убийцей. И люди будут приходить на могилу Лизы с цветами, шепча в его адрес проклятия. Эта мысль рассмешила и придала сил одновременно. Столкнувшись лицом к лицу со смертью, все становятся идиотами. А он сам… был главным дураком. Усилием воли разогнав темноту перед глазами в последний раз, он вытянул вперед руку. Вспышка поразила робота. Прокатившиеся по его металлическому телу искры смешивались с каплями дождя, и в этом мгновении механической агонии была какая-то неуловимая красота. Затем Дотторе шагнул вперед. Мысли затапливало дурманом. Он не знал, куда пытается идти, но не мог избавиться от навязчивой идеи, что если будет просто шагать вперед, то все же сумеет сбежать от смерти. А она была повсюду… Она звала его сзади, она ждала впереди, она сулила обнять его, как обнимает шею висельника петля. Ты был моим с самого начала. С самого детства. Ты разве не помнишь? Мальчик, что был заклеймен смертью… Как бы быстро он ни бежал, он все равно рано или поздно обогнет мир и вновь окажется в моих руках. Он вскрикнул — и повалился вперед. В темноту, за которой, хохоча и наполняя бокалы перед долгожданной встречей сладким ядом, его поджидала смерть. Дождь стучал по мостовой, барабанил по черепичным крышам, потоками стекал по лицу. Позади, ступая тяжело, едва ли не угрожающе, шел Дилюк. Джинн же шагала рядом, пряталась под куполом зонта, ярко-желтым, словно пыталась компенсировать недостаток солнца, и капли, ударяясь об его край, брызгами разлетались в разные стороны. Дотторе некоторое время наблюдал за тем, как по лужам скользит ее отражение. Снова в душе сталкивались, обнажив клинки-чувства, два желания. Одно призывало закрыть глаза, спрятаться за маской, в который раз отвергнуть попытки смерти привлечь к себе внимание. А второе… Вздохнув, Дотторе все же не выдержал и поддался ему, задержав взгляд на руинах штаба Ордо Фавониус. Смерть всегда оказывалась сильнее. Он столько лет сражался с ней — и все без толку. Люди были слишком слабы. Их хрупкие тела не могли противостоять неизбежному и в конце концов исчезали, перемолотые жерновами времени или самой судьбы. Стоя в ночь атаки на Мондштадт посреди разрушенной библиотеки, он увидел, как она обратила к нему почти уже невидящий взгляд. Она смеялась до самого конца. Когда заражение отняло у нее эту возможность, она продолжала смотреть со смешинками в глазах, приподняв уголок губ, как если бы они вновь ехали в той телеге, а она собиралась рассказывать ему спрятанную за сказками правду. Он пытался отгородиться, пытался быть равнодушным, но отчего-то эти глаза прожигали насквозь, пробивали в стене, которой он окружил свое сердце, дыру, сквозь которую ядовитой струей потекла горечь. Он носил маску, которую не стал брать с собой в день их встречи, но она все равно без труда его узнала. С годами она стала спокойнее, мудрее. Проницательнее. Он не мог скрыть от нее свою личность, как не мог скрыть и необъяснимой печали, которая вдруг накрыла его волной. Может, просто сложно оставаться равнодушным, когда видишь, как вытащивший тебя из океана смерти человек сам захлебывается в ее темных беспощадных волнах. Она должна была уйти мирно. Дожив до преклонного возраста, дочитать до точки, закрыть книгу с мондштадтскими сказками, провести рукой по обложке — а затем отправиться навстречу тайнам, которые ей было не суждено разгадать в мире смертных. Но ее лицо рассекали прожилки, а в уголке губ собиралась кровь, которая алой змейкой сбегала по посеревшей коже и терялась в седых не по годам волосах. Когда их взгляды встретились, она уже не могла ничего сказать, но он понял. Как когда-то он не позволил ей в порыве отчаяния спасать мертвое тело извозчика, так и она не хотела, чтобы Сайно кидался за грань в попытках спасти ту, что еще шесть лет назад собственной рукой подписала себе смертный приговор. Спаси его. «Ну почему? — хотелось крикнуть ему. — Зачем ты это сделала, зачем взялась за то, что с самого начала было тебе не по силам? Ты разве не боишься смерти?» Вопрос остался незаданным, да и она вряд ли смогла бы ответить. Но он знал: если бы он все-таки спросил, если бы у нее все-таки нашлись силы, она ответила бы ему пронзительным смехом, с которым рассуждала о спрятанных в шкатулках книг фактах и выдумках. Спаси его. Он вдруг рассердился. Ему было наплевать на Сайно, на всех и каждого, кто собрался под сводами разрушенной библиотеки — кроме нее. И смерть, словно зная об этом, не сдержала издевки. «Ты сбежал от меня, — словно пыталась сказать она. — Но победа по-прежнему за мной». Спаси его! Не в силах больше противостоять этому взгляду, он с силой влетел в Сайно, толкнул его плечом, не позволяя завершить самоубийственное заклятие. А когда он вновь поднял голову… Смешинки в ее глазах погасли навсегда. Как если бы теперь, когда он наконец спустя столько лет вернул долг, она могла уйти спокойно. Дотторе качнул головой, с трудом заставил себя оторвать взгляд от руин штаба. Тому, что случилось в прошлом, надлежит оставаться в прошлом. Ему стоит сосредоточиться на будущем — будущем, в котором смерть, затопив весь мир, рано или поздно доберется и до него самого. Он не мог этого допустить. Он должен обыграть ее. Хотя бы в этот раз. Потому что он не верил, что после смерти на том свете людей ждут их любимые и друзья. Потому что у него не было ни любимых, ни друзей, с которыми он мог бы разделить покой мира по ту сторону жизни. Потому что он не верил, что получит право на покой. И еще потому что он, второй Предвестник Фатуи, человек под маской Доктора, проживший сотни лет, становился перед лицом смерти беспомощным мальчишкой. Он боялся смерти — и потому готов был на все, чтобы бросить ей вызов. Даже если ему потребуется быть марионеткой своих врагов, предлагая Фатуи заключить с ними крайне невыгодную сделку. Дотторе было очевидно, что он стал инструментом в плане Камисато Аято. Ни Дилюк, ни Джинн, ни один из его союзников поневоле палец о палец не ударят, чтобы его спасти. Они взяли Дотторе с собой в Мондштадт лишь потому, что хотели воспользоваться — Фатуи с большей охотой выслушают старшего Предвестника, нежели сборище своих врагов. Неважно. Они — последний шанс на спасение. Они знают об этом и потому беззастенчиво диктуют свои условия игры. Пускай. Он готов на все. На все. На губах играла фальшивая улыбка. А верхнюю половину лица скрывала маска, за которой никто не мог разглядеть выражение его глаз — колкое, потому что как бы старательно он ни отворачивался от штаба, с той самой ночи стены библиотеки смыкались вокруг него подобно холодной гробнице.* * *
— Порог, — предупредила Тэмари. Аято послушно переступил порог и, беспрепятственно выбравшись на крыльцо, тут же услышал шумное дыхание магистра Варки. Благодаря Тэмари он знал, что Варка сидит, облокотившись единственной рукой на колено, и смотрит на то, как по золотой листве шуршат прозрачные капли. — Магистр? Варка вздрогнул, застигнутый врасплох, но быстро взял себя в руки. — А, Аято! Для человека с тростью ты подкрадываешься на удивление бесшумно. Еще одно поразительное умение господина Камисато? Аято не мог увидеть выражение его лица, но почувствовал в голосе теплоту, с которой за прошедшую неделю успел уже свыкнуться. Не сдержав тихий смешок, он прошел чуть вперед и ощутил, как рука магистра сомкнулась над локтем, бережно помогла опуститься на ступеньку. — Спасибо, магистр. — Долго еще будешь меня магистром называть? Я ведь никакой не магистр, Аято. Так… жалкое подобие. Он говорил с усмешкой, но Аято уловил промелькнувшую в словах Варки горечь. Перед грядущей битвой за Мондштадт Варка не мог избавиться от воспоминаний. Фрагменты злополучной ночи вставали перед глазами сами собой: взрыв в штабе, охвативший руины пожар, гибель десятков людей, глубокая рана, из-за которой вскоре магистр лишился руки. И посреди этого безумия — встреча с Августом. Отставив трость, Аято встревоженно потер ладони друг о друга. Варка не собирался отсиживаться в Спрингвейле даже несмотря на отсутствие руки. Аято восхищался его храбростью, но в то же время не мог избавиться от беспокойства. Очевидно, Варка шел в Мондштадт по двум причинам — хотел найти искупление и сына. Варке требовалось снова стать в своих глазах героем, чтобы хоть как-то собрать осколки разбитого чувством вины сердца. А еще ему нужен был сын — живой и невредимый, очищенный от Крови Текутли, сын, которого Варка так любил и по которому так скучал. Вот только Аято знал, как порой бывает опасна гонка, которая тебе не по плечу. Поэтому он дал себе обещание поддержать Варку на этом непростом пути — люди не должны нести великую ношу в одиночку. Некоторое время они делили на двоих одно молчание. Под аккомпанемент дождя оно казалось особенно уютным, как если бы через несколько часов должна была начаться не битва, а долгожданный фестиваль. Затем Аято захотелось узнать, как выглядит в такую погоду Спрингвейл, поэтому он попросил Варку описать окружающий мир. Варка откликнулся с привычной живостью и тут же начал расписывать местные красоты так ярко, что воображение принялось охотно рисовать прекрасные картины. Благодаря Тэмари Аято стал гораздо лучше воспринимать мир за чернотой его глаз, но она была сдержана в словах — в отличие от Варки, которому следовало бы стать не магистром, а писателем. Может, картина в сознании Аято не соответствовала действительности, но он все равно улыбнулся, согретый ее теплом. Наверное, когда Август был маленьким, он обожал ложиться в кровать, зная, что перед сном его будут ждать отцовские сказки. Аято по привычке погладил серебряное кольцо на указательном пальце. — Август… Какой он человек? Варка выдохнул, удивленный неожиданным вопросом, а затем со смехом, в котором читалась неловкость, зачесал назад волосы. — Хороший, Аято. Хороший он человек. Пускай Бездна пытается стереть его, сломить… Я знаю, что в глубине души он все тот же. Мальчишка, который получил Глаз Бога за то, что в восемь лет отчитал своего безответственного отца. — Варка чуть усмехнулся. — Неправильно это. Он, мондштадтский ангел-хранитель, защищал родной город… и за свою храбрость был низвергнут в Бездну. Аято не смел прерывать. Они с Варкой тесно общались с тех самых пор, как покинули Мондштадт, но Варка ни разу не заговаривал о сыне — как если бы боялся, что одного слова о нем будет достаточно, чтобы судьба перечеркнула к Августу дорогу. — Но мы обязательно вытащим его, — убежденно сказал Варка. — Он обязательно выживет и вернется домой. — Мы приложим для этого все усилия, — искренне пообещал Аято. Варка, усмехнувшись, протянул руку и по-свойски взъерошил Аято волосы. Аято так отвык от подобных жестов, что на пару мгновений даже утратил самообладание, из-за чего магистр разразился своим сигнатурным громогласным смехом. Аято, не выдержав, усмехнулся тоже. — Вы с Августом… — В голосе магистра вновь зазвучала теплота. — Рэйзор, Розария, Кли, Тевкр… Да вы все заслуживаете лучшей жизни. Вы заслуживаете быть счастливыми и просто жить, радуясь каждому дню в этом прекрасном мире. — Для начала нужно его защитить, — сдержанно ответил Аято. Рука магистра обхватила его плечи. — Защитим. Начнем с Мондштадта. Потом сбережем весь мир. А потом понемногу его восстановим — и сделаем даже лучше. Варка говорил так уверенно, словно ненадолго завладел Клятвой Ветра и теперь смотрел в будущее. Аято приглушенно засмеялся, но тревожная мысль, кольнувшая сердце, медленно стерла улыбку с его лица. Варка заметил это, крепче сомкнул пальцы на его плече. Аято закрыл незрячие глаза. — В чем дело? — спросил Варка. Аято обхватил себя руками, не понимая, почему по телу вдруг прокатилась волна дрожи. Он чувствовал себя… странно. Сидя с магистром Варкой под шум дождя, он с уверенностью мог сказать, что счастлив делить с ним этот момент. Такое же ощущение затопило его сердце дома, пока он сидел в компании Аяки и Томы, вслушиваясь в их родные голоса. Пускай их с магистром Варкой прежде связывали непростые отношения, за прошедшую неделю они стали неожиданно близки, и в какой-то степени… совсем немного… Аято чувствовал себя так, будто снова обрел отца. И потому вместе с теплотой тело покалывал холод. Тревожное предчувствие грядущего. Аято не хотел знать, что ждет впереди. Он не хотел покидать Спрингвейл и отправляться навстречу новой битве — вслепую, во всех смыслах этого слова. Ему было страшно. Охваченный противоречивыми чувствами, Аято промолчал. Магистру Варке и без того хватает переживаний. Как бы ему ни хотелось, магистр не может заменить ему отца, улыбку которого Аято уже начал забывать. Это просто… Аято не успел закончить мысль: подавшись вперед, магистр Варка заключил его в объятия. — Все нормально, Аято. Ты уже взрослый, так что я не могу обещать тебе, что все закончится хорошо. Но мы постараемся. Ты всегда старался для исчезнувших, несмотря на отсутствие надежды… — С губ Варки слетел вздох, который обернулся тихим смешком. — Теперь моя очередь стараться для всех вас. И для тебя тоже. Аято так потрясли его слова, что он сказал только: — Магистр… Варка засмеялся. Не так громко, как обычно, но с каким-то пронзительным чувством, от которого в душе Аято вспыхнул робкий огонек надежды. — Я ведь сказал, прекращай меня так называть. — Как же мне тогда вас называть? — поинтересовался Аято. Рука Варки похлопала его по спине. — Да так и называй. Варка. К чему все эти титулы? Я все равно был на редкость паршивым магистром. И признаться честно… — Аято снова услышал смешок, тихий, как и дальнейшие слова, которые магистр, казалось, обращал в основном к самому себе. — …Быть просто Варкой нравится мне куда больше.* * *
Единственный минус хорошего в том, что оно имеет свойство заканчиваться. Сяо пришел к этой мысли не сам — эти слова Венти сказал накануне вечером, когда они с Кевином и незнакомым мужчиной вернулись из рощи. Мужчину звали Клод. Люмин смерила его пристальным взглядом, Итэр приложил ладонь к подбородку, но прежде, чем они успели сказать хоть что-нибудь, в дело вступил Венти. Он говорил так много и часто, что Сяо сразу понял: в его словах нет ни капли правды. Наверное, в иных обстоятельствах Сяо прервал бы этот поток самозабвенных фантазий и допрашивал бы Клода до тех пор, пока тот не рассказал бы о своей жизни все с самого рождения. Но тут за противоположный конец стола опустился Кевин, и выражение его лица было таким сумрачным, что Сяо передумал настаивать. — Клод поможет в завтрашней битве, — только и сказал Кевин. Итэр, недоверчиво выгнутая бровь которого уже намеревалась покинуть лоб и отправиться в вольное путешествие, тоже не стал задавать лишних вопросов. Кивнув, он одарил Клода своей фирменной улыбкой. — Добро пожаловать. Клод ничего на это не ответил, только тягостно вздохнул и удалился в темный угол, где устроился в надежде не привлекать к себе внимание. Разумеется, у него это не получилось. Любопытная Паймон не задала ни единого вопроса, но тайком подвигалась все ближе, пытаясь рассмотреть обезображенное странной силой лицо Клода. Клод смутился. Пробормотав под нос нечто неразборчивое, он натянул на голову капюшон и отвернулся. — Не приставай, Паймон, — велела Люмин. Паймон разочарованно вздохнула, но послушно вернулась за стол, на который Венти ни с того ни с сего выставил бутылку вина. Сяо готов был поклясться, что взяться ей было решительно неоткуда. — За славные времена! — провозгласил Венти, вытащив пробку. — Это за какие? — сложил руки на груди Сяо. — Да за эти самые, — отозвался Венти. — Знаю, знаю, у нас тут сейчас разгар катастрофы и все такое… На его лицо вдруг набежала тень, и Люмин с Итэром обменялись быстрыми взглядами. Сяо склонил голову набок. Не так уж и часто ему доводилось увидеть, как с губ этого неугомонного барда слетает улыбка. — …Но я просто рад, что вы здесь, ребята. — Венти поднял голову и обежал глазами всех присутствующих. — Что вы все наконец обрели друг друга. Люмин, Итэр, Паймон, Сяо… Я просто рад за вас. Вот и все. Этого достаточно, чтобы времена стали лучше, чем были. Паймон приложила ладошку к сердцу. — Бродяжка-бард… Не так уж часто услышишь от тебя подобные слова. — Хе-хе, — с невинной улыбкой отозвался Венти. — Вином я тоже обычно не угощаю. Так что не будем упускать столь ценный момент! Кевин подпер подбородок рукой и прикрыл глаза. Судя по выражению лица, он уже понемногу проваливался в сон. Сяо украдкой усмехнулся: он-то думал, что Кевин вообще никогда не спит, только порой пополняет энергию курением и ругательствами. — Если собираешься других угощать, где же бокалы? Признайся честно, ты просто хотел выхлестать эту бутылку в одиночку и… Дальнейшие его слова прозвучали неразборчиво — Кевин окончательно впал в дрему. По молчаливому согласию друзья решили его не тревожить. Ночь пролетела незаметно. Итэр сходил за бокалами. Сяо от вина отказался, но наблюдать за тем, как Люмин осторожно пробует терпкий алкоголь, было занимательно. Из-за вина ее быстро охватила усталость, и она склонила голову на плечо Сяо. Он приобнял ее, и следующие несколько часов они с Итэром, Венти и Паймон рассказывали друг другу истории. Венти с Паймон было очень интересно узнать об альтернативных версиях своих друзей, так что Итэру пришлось поневоле стать звездой вечера. Особенно всех впечатлила история о генерале Аратаки Итто, самом грозном военачальнике за всю историю Инадзумы. Паймон попыталась втянуть в беседу и Клода, но он пробормотал, что в арсенале историй у него только страшилки. Паймон не хотелось слушать перед битвой страшилки, так что она оставила Клода в покое — тот с облегчением скрылся в своем темном углу, нервно вращая в пальцах старую гармошку. Впрочем, каким бы отстраненным он ни пытался показаться, от Сяо не укрылось, с каким вниманием он прислушивается к разговору. И вот тогда, когда дрова в камине трещали особенно уютно, а в форточку ворвался особенно приятный порыв прохладного ветра, Венти и сказал эти слова. «Единственный минус хорошего в том, что оно имеет свойство заканчиваться». — Будет другое, — сказал, не открывая глаз, Кевин. — Я думал, ты спишь, — удивленно обернулся к нему Венти. — Он лунатик, — убежденно заявила Паймон. — Сколько роста, столько и остроумия, — парировал Кевин. Паймон скрестила руки на груди, едва сдерживая порыв пристукнуть его бутылкой. — Как Паймон должна это воспринимать?! Кевин не ответил: он снова погрузился в сон. А может, просто притворился, чтобы сбежать от разговора. Паймон выпятила губу и хотела разразиться тирадой, но Люмин мягко сжала ее локоть, чуть качнула головой. Паймон вздохнула. Пробормотала что-то насчет нахальства и безнаказанности. Но в конце концов тираду придержала при себе. Когда бутылка вина подошла к концу, а темы для разговоров постепенно иссякли, Люмин окончательно сморил сон. Тогда Сяо взял ее на руки и отнес в комнату, где уже спали Сайно, Эмбер, Тигнари и Элизия. В Спрингвейл прибыло немало беглецов из Мондштадта, так что всем пришлось тесниться на полу, но Сяо привык и не к такому. Бережно уложив Люмин рядом с собой, он накрыл их обоих одеялом. Вскоре в комнату тихонько впорхнула Паймон. Сяо шепотом подозвал ее, и Паймон устроилась рядышком. Согретый их с Люмин теплом, Сяо и сам ощутил неожиданный прилив усталости. Перед тем, как закрыть глаза, он увидел промелькнувшую на стене тень. Элизия, обеспокоенная мыслями о грядущем сражении, бесшумно выскользнула в соседнюю комнату. Завидев Кевина, она поначалу думала его растолкать, но после передумала. Знала, что, проснувшись, он уже не согласится отдыхать. Касланы во всех мирах одинаковые. Накрыв его плечи пледом, Элизия опустилась за стол напротив — и просидела в задумчивости до тех пор, пока над Спрингвейлом в объятиях туч не занялся рассвет. Эта ночь… Сяо не знал более безрассудного способа потратить время перед сражением. Но по неведомым причинам она придала ему уверенности, каких не могли дать ни тренировки, ни часы планирования. А наутро, перед тем как они отправились в Мондштадт, Люмин неожиданно позвала его в рощу. Заинтригованный, Сяо взялся за предложенную ладонь и последовал за ней. В глазах Люмин танцевали смешинки. Она явно что-то задумала. Сяо не знал, чего следует ожидать, и потому сосредоточил все внимание на этом воодушевленном выражении столь любимого лица. В роще поджидал Кадзуха. Он выглядел сонным, но привычно умиротворенным, и Сяо дернул уголком губ в качестве приветствия. — Что вы… — Сяо, — Люмин повернулась, сжала его ладони, взглянула такими глазами, что у Сяо все внутри сжалось от неожиданного желания махнуть рукой на битву и просто целовать ее целый день. — Впереди непростое сражение. Твой клинок ни на что уже не годится, и я подумала, тебе не помешает новое оружие. Сяо замер, изумленный поворотом разговора. — Люмин, ты… Как ты… Кадзуха протянул вперед руку, и в россыпи золотых частиц в его ладони сформировалось древко копья. Сяо забыл, как дышать. Формой лезвия копье напоминало Нефритовый Коршун, но в остальном все же разительно от него отличалось. За тысячи лет Сяо научился разбираться в оружейных тонкостях, а потому сразу уловил в манере ковки веяния инадзумских традиций. — Так уж вышло, что Кадзуха разбирается в кузнечном ремесле, — объяснила Люмин. — Поначалу оно может лежать в руке непривычно, но я постарался воссоздать баланс Нефритового Коршуна, — сказал Кадзуха. — И добавил пару деталей от себя. Надеюсь, тебе понравится. Сяо не мог подобрать слов. Потрясенный, он потянулся вперед и осторожно взялся за древко копья, взвесил в руке, сделал пробный взмах, пытаясь привыкнуть к длине. Нефритовый Коршун был сломан еще в Инадзуме, и Сяо знал, что уже никогда не сможет найти такого хорошего оружия. Не ждал он только того, что найдет оружие лучше. — Достаточно уважительно по отношению к Адепту? — уточнила с хитрой улыбкой Люмин. Сяо едва сдержал порыв поднять ее на руки и кружить среди деревьев до тех пор, пока она со смехом не запросит пощады. Но он все же был Адептом и не мог позволить себе подобное поведение при Кадзухе. — Это… Лица Кадзухи и Люмин вытянулись. Оба с нетерпением ждали ответа, и Сяо, подняв голову, не смог сдержать улыбки. — Это честь для меня, ребята. Спасибо. Теперь новое копье покоилось в руке, готовое к бою. Сяо пока не придумал ему имени. Босациус любил повторять, что каждое оружие должно заслужить свое имя в битве. «Лишь танцуя между жизнью и смертью, ты сможешь взглянуть за завесу мирского и увидеть истинную суть своего клинка», — однажды сказал он. «Ого, — искренне изумилась Бонанас. — Ты когда стал таким философом?» Меногиас ответил на это: «Когда повадился воровать мои книги, чтобы показаться умным перед Индариас». Воспоминания о старых соратниках принесли печаль, но в то же время окатили сердце теплыми волнами. Других Якс давно не было рядом, и долгие столетия Сяо утопал в одиночестве и боли былых потерь. Но… — Единственный минус хорошего в том, что оно имеет свойство заканчиваться. — Будет другое. Отведя копье в сторону, Сяо бесстрашно заглянул в распахнувшееся впереди звездное око портала. Силы Бездны начали наступление в точности тогда, когда предсказывал Аято — благодаря знаниям, принесенным Волей Грома, им удалось грамотно распределить время, заключить союз с Фатуи и подготовиться к грядущему сражению. Теперь оставалось лишь победить. Когда из портала показался Принц Бездны, Люмин рядом с Сяо выдохнула. После того, как Кевин указал на ее сумасбродность, она была полна решимости сдержать эмоции в узде. Но этого, разумеется, не случилось. Завидев лицо своего мучителя, Люмин до боли стиснула рукоять клинка. В душе, едва не вырываясь криком из горла, клокотал гнев. Люмин хотелось рывком пересечь площадь, скрестить с Принцем Бездны клинки, рубить и резать до той поры, пока она не сможет разорвать собственное прошлое. Она считала, что оправилась достаточно, но стоило Принцу Бездны бросить на нее быстрый взгляд, и старые кошмары вернулись. Рассекая темными лентами свет, которым она пыталась с момента прибытия в Алькасар-сарай заполнять сердце, кошмары опутывали ее, стискивали в удушающих объятиях, и Люмин стало трудно дышать. Она помнила, как Принц Бездны отравил ее — и как в конце концов Люмин под воздействием скверны едва не пронзила сердце Дайнслейфа. Как Принц Бездны равнодушным тоном отдавал ей приказы, и она стояла над истерзанными телами людей, которых даже не знала, а с острия, впечатываясь в землю багровыми пятнами, капала кровь. Как он держал ее за руки, называл сестрой, как плакал и просил прощения, но уже на следующий день снова толкал навстречу мраку. Эти шесть лет она двигалась по закрученному в спираль черному тоннелю, затопленному ужасами, но как бы отчаянно она ни захлебывалась, Принц Бездны отказывался указать путь к выходу. Я делаю это ради нас. Чтобы мы все были счастливы. Чтобы мы все могли воссоединиться с теми, кого любим. «Ты лгал». Гнев мешался с болью, колол глаза жгучими слезами, и Люмин подняла меч, сделала шаг вперед, игнорируя оклик Сяо. «Не было никогда никакого «нас». Ты делал это только ради себя». Сквозь стиснутые зубы прорвался приглушенный звук — не то стон, не то подавленный яростный выкрик. Не в силах больше противостоять натиску чувств, Люмин сорвалась с места. Прежде, чем она успела обратить оружие против фальшивого брата под маской настоящего, на пути вырос Кевин. Его взгляд обжег заполярным холодом. «Я же сказал тебе не вмешиваться!» — кричала каждая черточка его лица, и Люмин, ошарашенная этим выражением, замерла. Ни слова не сказав, Кевин развернулся и первым бросился наперерез Принцу Бездны. Их клинки со звоном ударились друг об друга. Люмин до сих пор испытывала острую потребность вступить в бой, но тут рядом распахнулся еще один портал — из него на мондштадтскую мостовую спрыгнула Барбара. — Ну и ну, — протянула, словно следуя одной ей слышимой мелодии, Барбара. — Моя дорогая Люмин! Любимица Принца Бездны, та, кого он оберегал, как свою самую ценную игрушку… Рука Барбары совершила неуловимое движение. Воздух наполнился знакомой силой — отравой, которая шесть лет текла по жилам Люмин. — Та, что предала его! Воздух разорвала красная вспышка. Люмин увернулась, и вспышка, просвистев мимо уха, рассекла площадь, разбилась об крышу одного из домов, взметнув в воздух град черепицы. Барбара зажала лицо рукой. Через ее сведенные напряжением пальцы струился красный свет глаз. На миг Люмин показалось, что Барбара пытается бороться с воздействием Крови Текутли, сбросить оковы, навешенные Принцем Бездны, но тут Барбара разразилась хохотом. Множественными ударами незримого ножа он разрезал пространство, и Люмин невольно содрогнулась от того, сколько безумия в нем таилось. Барбара не пыталась бороться. Она давно потонула в скверне и теперь танцевала на самом ее дне, напевая пробирающие до дрожи мелодии. — Ах, дорогая Люмин! Если бы ты только знала, через что нам пришлось пройти после твоего побега… Смогла бы ты и дальше растворяться в своей тошнотворной любви, наслаждаясь иллюзией свободы? Сердце Люмин на мгновение обмерло — и провалилось куда-то вниз, словно намеревалось добраться до Бездны. — О чем ты говоришь? Барбара отняла ладонь от лица, расставила руки в стороны, присев в реверансе, и воздух перед ней завибрировал, насыщенный темной энергией скверны. Люмин невольно отступила на шаг, выставив перед собой оружие. — Тебе лучше знать… В красной вспышке пальцы Барбары увенчали когти. Резко оттолкнувшись от земли, она бросилась навстречу Люмин. — Каким бывает твой брат! «Он не мой брат!» — хотелось закричать Люмин. Но прежде, чем она смогла попросить прощения или пуститься в объяснения, Барбара оказалась напротив, наотмашь ударила когтями — Люмин, сбитая с толку ее словами, едва успела выставить на защиту золотой Гео барьер. Барбара наступала яростно. Люмин отходила назад, чувствуя, как жжет карман выданный Сахарозой блокиратор. Кевин прав. Если она хочет вернуть друзей, загладить перед ними свою вину, она должна сохранять голову на плечах. Это единственный способ победить в неравном бою с исчезнувшими. Люмин повернулась к Принцу Бездны спиной и приготовилась встречать очередной удар Барбары. Тем временем Сяо, с легкостью одолев преследовавших его Магов Бездны, упер наконечник копья в землю и осмотрел поле боя. Неподалеку от «Кошкиного хвоста» открылся портал. Сяо увидел Августа. На короткий миг их взгляды пересеклись, и Август, поразив точным ударом клинка нападавшего Фатуи, двинулся сквозь гущу сражения навстречу. Рядом с Сяо появились Дилюк и Розария. — Битва будет непростой, — предупредил Сяо. — Август владеет Клятвой Ветра и может с легкостью предугадывать любые удары. — В таком случае попытаемся действовать непредсказуемо, — переглянувшись с Дилюком, решила Розария. Дилюк кивнул. — Давайте. Мы еще должны вернуть магистру Варке сына! Август выставил руку. Не дожидаясь атаки, Дилюк и Розария разошлись в разные стороны, чтобы зайти за спину. Сяо же сжал древко копья. Мысль о том, что это оружие было подарено дорогими людьми, придавало уверенности. С ладони Августа сорвался клубок красного пламени. Сяо с легкостью ушел в сторону, припал к земле, когда Август атаковал снова, и черно-зеленым всполохом переместился противнику за спину. Ожидая этого, Август развернулся, парировал удар. Сережка в его ухе — Клятва Ветра — на миг сверкнула. Совершив решительный выпад копьем, Сяо отвлек внимание противника, потянулся вперед, надеясь достать до Клятвы Ветра, но Август этого ожидал. Атаковав Сяо красной волной, он отступил, крепче перехватил клинок, готовый к новому обмену ударами. В этот миг за спиной Августа возник Дилюк. Клинок расчертил серое небо огненным всполохом. Сяо и подоспевшая Розария, которой пришлось прорываться через череду противников, замерли, но Август легко ушел из-под удара. Способности капитана и дарованная Клятвой Ветра сила превращали его в практически неуязвимого противника. Ругнувшись сквозь зубы, Розария наставила на Августа копье. Оттолкнув Дилюка чередой мощных вспышек, Август развернулся, встретил атаку Розарии широкой частью клинка. Сяо метнулся на помощь, но тут дорогу ему преградил старый знакомый — Аякс. В воздух взметнулся пистолет. Сяо едва успел уйти с траектории выстрела. Просвистев мимо, пуля оставила глубокий росчерк на монументе в память об исчезнувших. — Аякс! — позвал Сяо. Он надеялся воззвать к его благоразумию, пробудить ту волю к сопротивлению, что вспыхнула в отравленном сердце Аякса в их встречу в Сумеру. Аякс был глух. Его механический глаз пристально следил за перемещениями Сяо, рука уже поднималась, готовая к новому выстрелу, и Сяо, ругнувшись, бросил тщетные попытки. Время разговоров прошло. Остается только сражаться. Дилюк торопливо поднялся на ноги, помогая себе клинком, но тут по его руке скользнул ледяной шип. Рывком развернувшись, он столкнулся лицом к лицу с Крио Вестником. Не обращая внимание на сбегающую из раны кровь, Дилюк с яростным рыком бросился вперед, озаряя серое дождевое небо багровыми всполохами клинка. Ему на помощь подоспели Тоня и Матвей. Огненной вспышкой ворвавшись в толпу Магов Бездны, Тоня расставила руки в стороны, и когда по Глазу Бога Матвея прокатилась череда искр, воздух разорвал мощный взрыв. Розария тем временем не на шутку сцепилась с Августом. Они обменивались ударами, не жалея друг друга. Красные вспышки перемешивались с голубыми, и площадь перед монументом была уже сплошь усеяна ледяными копьями, вокруг которых, разъедая элементальную силу, лозами обвивалась черно-красная энергия скверны. — Ты его сын! — прокричала Розария, занеся копье для очередной атаки. — Как ты мог забыть собственного отца! Рука Августа на миг замерла, и Розария воспользовалась этим, чтобы нанести удар. Острие ее копья прочертило на плече Августа длинную багряную борозду. Подстегнутый болью, он тотчас атаковал, и из земли, едва не пронзив Розарию, вырвалась увенчанная шипами лоза. На короткий миг Розария обмерла. Лоза… не была порождена скверной. Ее создала сила Дендро. Сила, которую давал Августу Глаз Бога. — Ты все еще там, — не выдержав, усмехнулась Розария. — Ты все еще там, ты борешься. Шесть лет… А ты до сих пор пытаешься дать скверне отпор. Она выпрямилась, стиснула обеими руками копье. Несколько мыслей разом вспыхнули в голове. Во-первых, она твердо знала, что должна сделать. Во-вторых, она надеялась, что Варка, человек, заменивший ей отца, сумеет ее простить. Ну а в-третьих… Пускай Август не был для нее родным братом, пускай они немного сблизились только в разгар Пепельного Бедствия, в этот момент Розария им гордилась. — Побудь хорошим братом, — попросила она. — Помоги тебя спасти. Сделав глубокий вдох, словно перед прыжком в бездонный океан, Розария разбежалась и вновь обратила против Августа копье. Его движения были стремительны. Она внимательно ловила каждое из них взглядом. Если одолеть Августа в обычном столкновении невозможно… Розария резко метнулась вперед. Она не знала, как именно работает Клятва Ветра, но специально не планировала движений заранее — ее ход стал неожиданностью даже для нее самой. Лицо Августа вытянулось. На короткий миг Розария увидела, как в его красных глазах заплясали зеленые искры. Он дернулся, но остановить удар такой силы уже не мог. Взметнув вереницу кровавых брызг, острие его клинка на несколько дюймов погрузилось в плечо Розарии. Она вскричала, но не остановилась. Пользуясь тем, что шокированный Август на несколько секунд утратил контроль над ситуацией, она шагнула вперед, продвинулась дальше по лезвию, до боли стискивая зубы. — Розария! — закричала, завидев это, Эола. — Что ты делаешь? Услышав ее крик, Джинн обернулась, заспешила на выручку, но Розарии не требовалась их помощь. Боль… Как будто она к ней не привыкла. Боль была ее давней знакомой, сопровождала с самого детства. Еще маленькой девочкой Розария научилась ее обуздывать, и потому, сколько бы ее ни секли, ни резали, ни кололи, она оставалась стойкой. Боль души была куда страшнее. Справиться с ней было невозможно. Обычно Розария предпочитала прятаться от нее за сигаретным дымом или за стеной из опустевших винных бутылок. Иногда укрытием ей служили тени в переулках или безлунные ночи на берегу озера. Вот только как бы тщательно она ни скрывалась, такая боль была превосходной охотницей и неизменно выслеживала свою добычу. Варка, Рэйзор, Барбара, Август… Розария никогда не называла их своей семьей вслух. Ей не нравилось говорить с ними по душам, потому что от чужой жалости или слезливых бесед ей становилось тошно. Но как бы она ни пыталась это отрицать, благодаря этим людям тиски душевной боли с годами стали сжиматься все слабее. А теперь Варка был поглощен переживаниями за судьбу сына, а Рэйзор, Барбара и Август превратились в марионеток Бездны. Ради того, чтобы вернуть их, вновь увидеть их раздражающе теплые улыбки, можно было стерпеть даже самую страшную на свете боль. Продвинувшись вперед по клинку, Розария резким движением выхватила из-за пояса кинжал и точным движением ударила Августа по уху. На мостовую хлынула кровь. Отбросив кинжал, Розария перехватила Клятву Ветра, стиснула Небесный ключ в кулаке. Мир перед глазами плыл, подернутый багряным туманом, но Розария твердо решила, что удержит кулак сжатым, даже если весь Орден Бездны вцепится ей в руку и будет пытаться разомкнуть пальцы. Август схватился за изрезанное ухо. Между его пальцами пробегала кровь, но он, казалось, не замечал этого, неотрывно глядя на Розарию. — Ты… Зачем… Она через силу усмехнулась. В глазах Августа красный цвет боролся с зеленым. Они попеременно затапливали радужку, и каждая черточка лица Августа дрожала, измученная этой борьбой. Под воздействием скверны Август потянулся вперед. Его пальцы обхватили стиснутый кулак Розарии, весь красный и скользкий от крови. Розария отвела руку. Мир заволакивала пелена, но несмотря на это, ее взгляд оставался тверд. — Нет. — Розария… — В голосе Августа зазвучала мольба. Она видела, как попытки удержать скверну разрушают его изнутри. — Верни Клятву Ветра. Я не хочу… не хочу убивать тебя. — Нет, — повторила она, потому что на другой ответ сил не было. Его рука дрожала. Пальцы сжимались, но в то же время Розария чувствовала, как Август сопротивляется, как он всеми силами пытается взять руку под контроль. Всю правую сторону его шеи залила кровь. Розария же чувствовала, как там, где клинок по-прежнему впивался в плоть, концентрируется пульсирующая боль, острая, словно клинок пронзал ее снова и снова. Стискивая зубы, она подняла руку и обхватила плечо Августа, пытаясь удержать. Они стояли, вцепившись друг в друга, и если бы не торчавший из тела Розарии клинок, со стороны могло бы показаться, что Розария пытается обнять Августа, а он колеблется, смущенный неожиданным порывом с ее стороны. Наконец Август сделал над собой немыслимое усилие и оттолкнул Розарию прочь, повалился на колени, вжав руку в сердце. А по сердцу, расколотому неравным сражением с темнейшей в мире силой, прокатывались волны скверны. Они выжигали изнутри, придавливали волю неподъемными камнями, словно пытались похоронить заживо. — Розария! Джинн наконец прорвалась через противников, подхватила Розарию под мышки, оттащила назад, подальше от Августа, который вдруг со стоном согнулся пополам. Во все стороны от него била ошарашивающая энергетика. Красными пульсациями она рассекала воздух и, добираясь до подступающих сил Бездны, секла их безжалостным прутом. — Джинн, я… — Розария провела по лицу дрожащей рукой. — Я… — Не надо ничего говорить, — прервала Джинн. — Сначала нужно позаботиться о твоей ране. Я выведу тебя, только… У Розарии не оставалось сил спорить, поэтому она сердито ухватила Джинн за запястье и, вынудив подставить ладонь, передала ей Клятву Ветра. Покрытая кровью сережка постепенно меняла свою форму, пока вновь не стала похожа на хрупкое крыло бабочки. Джинн остолбенела. — Верните его, — с хрипом сказала Розария. — Верните мне брата. Джинн подняла голову. Август по-прежнему стоял на коленях, пытаясь обуздать неподвластную ему энергию. Заметив, что происходит, силы Бездны перегруппировались, и их ряды сомкнулись вокруг Августа живой стеной. Их посыл был предельно ясен: если хотите вернуть Августа, сначала вам нужно его отвоевать. Джинн окликнула Дилюка. Тот, оттолкнув от себя противника и перерубив его мощным ударом пылающего клинка, обернулся, кивнул, подал быстрый сигнал сражавшимся неподалеку Сайно и Эмбер. Из ниоткуда возник магистр Варка. Несмотря на отсутствие руки, он вел бой с запалом, целиком оправдывая титул Рыцаря Борея. — Помоги Розарии, — велел он и, ни слова больше не говоря, метнулся вперед, к толпе врагов, за которой сражался с самим собой его сын. За спиной Джинн распахнулась дверь. На пороге дома, который служил в разгар битвы убежищем для раненых, возникла женщина в форме Фатуи. — Сюда! — позвала она. Джинн не пришлось повторять дважды. Измученная раной, Розария обмякла, и Джинн потянула ее к порогу дома. Женщина сбежала по крыльцу, пригнулась, пропуская над головой посланную кем-то ледяную вспышку, бросилась под градом вражеских атак на помощь. Ее руки легли рядом с руками Джинн. Вдвоем они сумели затащить Розарию в дом, и женщина потянулась к двери. На пороге вырос Маг Бездны. Женщина вскрикнула, но уже через секунду Мага Бездны снесло сильным ударом — это пришел на выручку Клод. Прежде, чем женщина успела сказать хоть слово, он захлопнул дверь, и Джинн с Розарией оказались отрезаны от поля битвы. Эмбер и Сайно бок о бок бросились в сторону Августа. Тот вел отчаянное сопротивление, но стремительно проигрывал — Сайно видел, как по его побледневшему лицу расползается сеть красных прожилок. В сердце врезались воспоминания о смерти Лизы. Разъяренный ими, Сайно уверенными ударами прокладывал себе дорогу через Орден Бездны, позабыв о ранах и усталости. В голове билась одна-единственная мысль: что бы сегодня ни произошло, он не даст Августу повторить судьбу Лизы. Он не даст никому погибнуть. Все должны жить. Все. Эмбер продвигалась следом, неустанно спуская с тетивы огненные стрелы. Изредка они с Сайно, обороняясь от волн противников, вставали спина к спине. В такие моменты Сайно ощущал ее тепло. В пылу боя времени на разговоры не было, но Сайно не требовались слова, чтобы чувствовать ее поддержку. Он давал врагу отпор — она тут же оказывалась рядом, чтобы поразить его метким выстрелом. Она пробивала элементальные щиты Магов Бездны — он тотчас проносился мимо, поражая противников собранными на острие копья разрядами. Они продвигались вперед уверенно, быстро, и у них были все шансы прорваться к Августу. Но, разумеется, Маги и Вестники были не единственной силой на поле боя. На пути Сайно выросла невысокая фигура. Он метнулся вбок, и вовремя — мимо просвистел красный шип. Альбедо. Среди исчезнувших только он обладал силой отравлять других. Ударившись об мостовую, шип взорвался, распространяя вокруг себя облако ядовитой энергии. Сайно ушел в сторону, призвал на помощь силы духа, и по телу пробежала волна древней мощи. — Ты все еще стоишь на ногах? — спросил Альбедо тоном врача, который готовился к вскрытию. — Занимательно. Сайно предпочел не отвечать. Пересилив боль, которая скапливалась в ранах недельной давности, он бросился в атаку, надеясь, что Эмбер воспользуется шансом и проскользнет мимо, к Августу. Альбедо склонил голову набок. Сайно стремительно приближался, нацелив на противника копье. Альбедо не шевельнулся, но воздух вокруг него потемнел, и следом за Сайно покатилась череда красных шипов. Он еле успел увернуться от двух последних. Дыхания не хватало, но времени отдыхать не было. Собрав остатки сил, Сайно возобновил путь. Эмбер полила градом стрел подступавшего к ней Чтеца и, швырнув в его сторону Барона Зайчика, побежала сквозь толпу врагов к Августу. — Так глупо, что даже раздражает, — сказал Альбедо. Сайно бросился на него, ударил копьем. За мгновение до этого рука Альбедо перехватила древко — и одной красной вспышкой переломила его пополам. Вторую руку Альбедо протянул в сторону Эмбер. — Не смей! Отшвырнув обломки копья, Сайно накинулся на Альбедо, и они оба повалились на мостовую, но было уже слишком поздно. Расчертив пространство багряным всполохом, шип вонзился Эмбер между лопаток, и она со вскриком повалилась вперед, исчезнув посреди моря врагов. От страха сердце Сайно сжалось, порождая боль. Он впился обеими руками в шею Альбедо, приложил его головой об мостовую. Ярость и горечь, скапливаясь внутри, выплескивались жестокостью. В тот момент ему казалось, что он мог бы голыми руками забить Альбедо до смерти. Он мог бы разорвать целый мир — и может, где-нибудь там, в разрывах мироздания, наконец сумел бы найти то, что помогло бы ему примириться с потерями. Наставник. Коллеи. Лиза. Если теперь к этому списку добавится еще и Эмбер… Пальцы Сайно смыкались все сильнее, и даже по извечно равнодушному лицу Альбедо заскользили тени. Но прежде, чем Сайно успел закончить начатое, ему в бок прилетел удар — настолько сильный, что он невольно разжал руки и слетел с Альбедо на мостовую. В боку пульсировала боль. Удар пришелся по незажившей ране, и Сайно с трудом ловил ртом воздух, пытаясь справиться с ошарашивающим приступом. Над ним нависла тень. Он инстинктивно зашарил рукой по земле, пытаясь отыскать обломок копья, когда вдруг разглядел атакующего. — Э-Эмбер? Ее янтарные глаза стали красными. По лицу и рукам расползались знакомые прожилки — шип Альбедо отравил Эмбер Кровью Текутли, и теперь ядовитая субстанция стремительно распространялась по ее телу, подчиняя себе разум. Не успел Сайно осознать произошедшее, как Эмбер взметнула руку с зажатым обломком копья. Сайно откатился в сторону. Острие копья вонзилось в землю в нескольких дюймах от него. В спешке стесывая руки в кровь, Сайно торопливо поднялся, опираясь на мостовую, отскочил, избегая очередного удара. Эмбер не привыкла сражаться в ближнем бою, а потому двигалась не слишком умело, но яростно, напористо, и у Сайно не было ни единой возможности остановить череду ее безжалостных атак. — Эмбер, остановись! — взмолился он. Она не слушала. Сайно увернулся, пропустил ее мимо себя. Потеряв равновесие, Эмбер пошатнулась, и Сайно, стиснув зубы, ударил ее в спину, чувствуя, как все его существо противится одной только идее причинять ей боль. Но у него не было другого выхода. Почему заражение произошло столь стремительно? Тевкр, раненый таким же шипом, продержался целую неделю. Так почему же Эмбер сразу поддалась воздействию скверны? Терзаемый этими вопросами, Сайно заслышал смех Альбедо. Тот сидел на мостовой, вскинув голову к небу. По его шее тянулась красная полоса — следы, оставленные руками Сайно. В глазах же безумие мешалось с удовольствием. Словно эксперимент, которого он так ждал, показал успешные результаты. Сайно выдохнул, испуганный неожиданной мыслью. Неужели Альбедо… намеренно сделал шипы еще более смертоносными? Архонты. Этот парень опаснее всех исчезнувших вместе взятых. Подумать об этом как следует Сайно не успел. Бросив обломок копья, Эмбер схватилась за лук и натянула тетиву. Наконечник стрелы указал на сердце Сайно. Она выстрелила. Он метнулся вбок, избегая удара, подхватил с земли оброненный ей обломок и приготовился сражаться всерьез. Вредить ей было больно, но еще больнее становилось от мысли, что он может потерять ее навсегда. Он дал себе обещание. Он не позволит никому повторить судьбу Лизы. Он не позволит никому погибнуть. Через что бы ему ни пришлось сегодня пройти, он не даст Эмбер угаснуть, как это случилось с Лизой. Он найдет способ победить ее, причинив ей как можно меньше боли. А потом… Потом он любой ценой вытащит ее обратно на свет. Даже если для этого потребуется отдать собственную душу, он сделает это без раздумий, потому что… Потому что она была картой, на которую он поставил все. Самой любимой картой в колоде.* * *
— Тевкр! Знакомый голос звал из темноты. Он потянулся в темноту рукой, но не смог удержать ее на весу — тело сковывала слабость. Казалось, каждая клеточка стала весить не меньше тонны. Придавленный этой тяжестью, он опустился на колени, а голос все звал и звал: — Тевкр! Тевкр! Тевкр! Его собственное имя било по сознанию молотом. Не в силах выдержать этот натиск, он склонился к земле, которой было не видно за бескрайним разливом тьмы. — Тевкр! На сей раз голос зазвучал совсем рядом. Чья-то рука коснулась головы, схватила за волосы, заставляя поднять взгляд. Он пытался сопротивляться, но сил не хватало даже на то, чтобы заговорить. Рука уверенно подчиняла его себе. Повинуясь ее железной хватке, Тевкр поднял голову, но зажмурил глаза, отчего-то зная, что увиденное уничтожит его. — Почему ты не хочешь посмотреть на меня, Тевкр? Он медленно выдохнул. Этот голос… Этот голос принадлежал матери. Его омыли волны спокойствия. Мамин голос звучал мягко, с нежностью, разительно отличаясь от того, что звал его по имени. Он давно не слышал, чтобы она говорила с подобными интонациями. С тех пор, как исчез Аякс, в ее голосе всегда таилась тоска, и с каждым годом он становился все более бесцветным и равнодушным. Но теперь… Она будто вновь стала собой. Будто боли, которой она жила все эти шесть лет, наконец пришел конец. Бешеный вихрь перепуганных мыслей улегся. Успокоенный ее ласковыми интонациями, Тевкр решился открыть глаза. И тут же отшатнулся, потому что вместо лица матери к нему был обращен жуткий темный провал, обрамленный светлыми локонами длинных волос. Ее пальцы — а точнее, хищные цепкие когти — потянулись к нему, впились в рубашку, разрывая ткань на мелкие клочки. Тевкр попытался отползти, но сил не было, и ему оставалось лишь сидеть прикованным к одному месту, захлебываясь от ужаса. — Как ты мог оставить меня одну? Как ты мог сбежать, хотя знал, что я нуждаюсь в тебе? Ее когти впились в кожу, словно пытались пробраться глубже в тело, туда, где отстукивало свой жалобный ритм сердце. Тевкр хотел закричать, но с губ не слетело ни звука — он был абсолютно беспомощен перед ее разъяренным натиском. — Кем ты возомнил себя, Тевкр? Неужели ты думаешь, что можешь спасти брата от скверны? Ты даже себе помочь не можешь! Она выкрикивала эти слова ему в лицо, и каждое из них заставляло когти погружаться все глубже под кожу. Тевкр слабо бился в руках матери, не то в попытках высвободиться, не то от нестерпимой боли, а она медленно выцарапывала его сердце. — Ты даже не смог найти в себе смелость попрощаться с собственной матерью! Не смог найти смелость… попрощаться? «О чем ты говоришь?» — хотелось спросить ему, но голос отказывался подчиняться. Собрав скудные остатки сил, он потянулся к матери рукой, намереваясь дотронуться до темного провала в надежде, что он окажется лишь маской на родном лице. Но ее рука добралась до цели первой. Крепко стиснув сердце Тевкра в кулаке, мать потянула руку на себя — и сердце последовало за ней. Тевкр беззвучно закричал. В его груди темнела дыра, сквозь которую струилась скверна. Он зажал ее обеими руками, попытался заткнуть этот нескончаемый поток, но скверна бежала сквозь пальцы, собиралась в лужи под ногами, бурлила, звала захлебнуться в ней, в ее мнимом могуществе и всеобъемлющем зле. Сжимая сердце сына, словно победный трофей, мать поднялась на ноги. Темный провал обратился к Тевкру. Из него сквозило холодом, презрением, разочарованием. Он был ей отвратителен. — Мы оба знаем, что ты это заслужил, — сказала она. Ее рука взметнулась в воздух, и сердце улетело в темноту. — Я просто показала тебе, каков ты на самом деле. У человека, бросившего собственную семью, не может быть сердца. С этими словами она резко подалась вперед. Тевкр ощутил хватку ее когтей. Затем она толкнула его — и он, не успев даже сделать вдох, завалился назад, провалился в темноту. В самые глубины скверны. В ее мрачном плену не было ни света, ни надежды. Только выжигающая внутренности сила, которая заливалась сквозь дыру в груди, наполняя все его существо. Он становился чудовищем. Тевкр резко распахнул глаза и первым делом потянулся к груди. Сердце было на месте — стучало бешено, едва ли не до боли. В мыслях царил хаос. Некоторое время Тевкр лежал, уткнувшись взглядом в потолок, и пытался отделить реальность от кошмара. Человек. Он все еще человек. Только когда сердце более или менее пришло в себя, а во вдохах перестал ощущаться ядовитый привкус скверны, он рискнул сесть. Все тело сковывала боль — такая же, как во сне, тянущая, тяжелая, словно на спину взвалили булыжник. Глаза видели хуже обычного, и Тевкр поднес дрожащие руки к лицу. По коже змеились красные прожилки. Они источали зловещий красный свет, который легонько пульсировал в такт ударам сердца. Тевкр попытался стиснуть руки в кулаки, но пальцы не слушались. Чтобы вернуть над ними контроль, ему понадобилось не меньше минуты. — … Он знал, что все это значит. Времени почти не осталось. Уронив руки на одеяло, Тевкр взглянул за окно, на Спрингвейл, который сегодня прятался под серым покрывалом дождя. Он ведь был так близок… Так близок. Ночью Сахароза, Тимми, Тигнари и Сайно сумели изготовить два блокиратора. Один Сахароза отдала Люмин — он должен был стать хорошим подспорьем в битве с исчезнувшими. Второй же достался Тевкру. Оставшийся в Спрингвейле Кэйа должен был направить селестиальную энергию Камня Связывания, чтобы исцелить Тевкра от заражения. Но все пошло не по плану. Сахароза рассчитывала увеличить время действия блокиратора до двадцати часов, но добиться этого оказалось не так-то просто. По крайней мере, не за ночь. Какими бы умными ни были ребята, им просто не хватило ресурсов и времени. Теперь времени не хватало Тевкру. Блокиратор должен был действовать пять часов, и отведенный срок медленно подходил к концу. Кэйа пытался воспользоваться тем, что энергия скверны в организме Тевкра ослабла, но по неведомой причине селестиальные силы Камня Связывания не помогали. Сколько бы Кэйа ни бился, заражение не проходило. Перед тем, как впасть от усталости и боли в беспамятство, Тевкр успел увидеть, как Кэйа в отчаянии уронил голову на руки и тихо выругался. «Мои дни сочтены», — понял в тот же момент Тевкр, но вслух этого говорить не стал. Ему не хотелось еще сильнее расстраивать Кэйю. И вот теперь он сидел, глядя в окно на промозглый сентябрьский дождь, и понимал, что это, возможно, последняя картина его жизни. Среди Якс, служивших под моим командованием, лучшими были не те, кто никогда не проигрывал, а те, кто выносил из поражения ценный урок — и не забывал его в грядущих битвах. Слова, сказанные Сяо в Алькасар-сарае, отпечатались в сознании Тевкра, словно кто-то выжег их там раскаленным железом. В тот день они удивили его. Теперь же придали сил. Вздохнув, Тевкр потянулся к костылю, подтащил непослушное тело к краю кровати. Рано сдаваться. Может, Сахароза уже приготовила новые блокираторы. Может, с их помощью у него выйдет пожить еще немного, дотерпеть до момента, когда Кэйа сумеет совладать с Камнем Связывания. Остаться человеком. Хотя бы еще на пять часов. Он должен дойти до двери. Всего лишь дойти до двери. Не такой уж и долгий путь для мальчишки, который побывал за последние пару недель в нескольких странах. Думая об этом, вспоминая, как четыре года назад преодолел путь из Ли Юэ в Мондштадт без гроша в кармане, Тевкр упрямо переставлял костыль и тащил вперед тело, которое с каждой секундой отказывало все сильнее. Ему нужно просто… добраться… до двери. Глаза подернулись пеленой. Тевкр не знал, дошел ли он до выхода, но понимал, что не сможет больше пройти ни шагу. Из последних сил он потянулся вперед в надежде нащупать дверную ручку… Но пальцы ухватили пустоту, и он упал, выронив костыль, ослепленный болью, которая мельничным винтом перемалывала его изнутри. Из груди вырвался кашель. Он разодрал легкие, обжег горло, и Тевкр непроизвольно зажал рот рукой. Рука покрылась кровью. Ощутив это, Тевкр утратил контроль над дыханием, и оттого кашель вернулся с утроенной силой. Не в силах больше ему сопротивляться, Тевкр ткнулся лбом в пол. По телу попеременно прокатывались волны жара и холода. Он чувствовал, как красные прожилки переписывают его существо, как секут его душу, пытаясь придать ей новую форму. Пугающую форму. Форму чудовища. Раздался хлопок — это распахнулась дверь. На пороге показался Тимми. Сжимая в руке только-только изготовленный Сахарозой блокиратор, он метнулся через комнату, но тут Тевкр согнулся с протяжным стоном, и по полу прокатилась красная волна. Подсеченный ею, Тимми упал, ударился плечом об угол стола. Блокиратор вылетел из его руки и закатился под кровать. — Тигнари! — закричал Тимми первое, что пришло в голову. Вместо Тигнари на пороге появилась мама. Завидев, что происходит, она на миг застыла, не зная, стоит ли первым делом схватиться за блокиратор, помочь сыну или побежать к Тевкру. Эта ошибка стала роковой. Обретя неожиданные силы, Тевкр рывком поднялся. Его глаза, прежде синие, теперь заволакивала багровая пелена. Красные прожилки опутывали все его тело целиком, терялись в волосах, мерцали под одеждой — сломленный заражением, Тевкр отдался в их власть целиком. Издав короткий рык, он бросился к порогу. Тимми потянулся за ним, ухватил за ногу, но Тевкр легко высвободился и, пинком отбив руку Тимми, продолжил свой путь к двери. Мама резко развернулась, встала так, чтобы преградить Тевкру дорогу. Тевкр не сбавлял скорости, и Тимми, уколотый страхом в самое сердце, заорал: — Мама, отойди! Она продолжала стоять. Тимми попробовал встать, в спешке уронил стул, оцарапал руку о спинку, выругался, снова начал подниматься. Все происходило стремительно. В несколько широких шагов, больше похожих на прыжки хищника, Тевкр оказался у дверей, занес для удара руку… Мама выставила ладонь и твердым голосом произнесла: — Назад! В ее глазах не было ни капли страха. Над ней нависал не Тевкр — неконтролируемое чудовище, готовое ее растерзать. Она же смотрела на него спокойно, будто пыталась приручить собаку. И по какой-то причине Тевкр остановился. Тимми не мог поверить своим глазам. Отшатнувшись, Тевкр зажал лицо рукой, простонал: — Аякс… Я должен… найти Аякса… Развернувшись, он кинулся на противоположный конец комнаты. Тимми зашарил рукой под кроватью, пытаясь нащупать блокиратор, но было уже слишком поздно: разнеся окно вдребезги, Тевкр спрыгнул на землю и без оглядки побежал прочь. Шокированный до глубины души, Тимми подлетел к окну, высунулся, пытаясь отыскать Тевкра взглядом, но тот уже скрылся в неизвестном направлении. Впрочем, Тимми догадывался, куда он пошел. Дурак. Почему даже в таком состоянии он не думает о себе? Почему даже на грани смерти или превращения его мысли вращаются вокруг спасения других? Чертов дурак! Как он мог заразиться? Как он мог… Да если он… А вдруг он… Тимми стиснул переносицу, пытаясь успокоиться. Нужно мыслить здраво. В руке по-прежнему покоился блокиратор. Каковы шансы, что он сработает? Тевкр уже явно не был собой. Он обращался в чудовище. Должно быть, лишь введенный пять часов назад блокиратор удерживал его от полноценного превращения. Поэтому Тевкр все еще пытался вернуть над собой контроль. Поэтому он не стал атаковать маму Тимми. Но время действия блокиратора подходило к концу, а ввести новый Тимми не успел. Стоит смотреть на вещи реалистично. Когда Тевкр доберется до Мондштадта, скверна возьмет над ним верх. Кем он тогда станет, получится ли его вернуть, достаточно ли будет для этого блокиратора и селестиальной энергии — на эти вопросы у Тимми не было ответа. Одно он знал точно: в жопу мизерные шансы. Даже если они сведутся к нулю, даже если вообще станут отрицательными, он должен последовать за Тевкром и хотя бы попытаться его спасти. Сунув блокиратор в карман, Тимми отвернулся от окна и бросился к двери. Он боялся, что мама опять вырастет в проходе, преградит ему дорогу, но она подвинулась — и он выскочил мимо нее в коридор, пытаясь понять, как быстро и коротко рассказать о произошедшем остальным. — Тимми! — окликнула мама. Он не остановился — у него не было времени на очередные бесполезные споры. Тогда она тоже побежала, и они бок о бок вылетели на крыльцо, сбежали по ступенькам. Тимми направился к полевой лаборатории, которую Сахароза оборудовала под свесом крыши одного из домов. Мама не отставала, и ее голос несся вслед сорвавшейся с тетивы стрелой: — Тимми. Он обратился. Ты уже не сможешь его остановить. — Да мне, блядь, все равно! — закричал в ответ Тимми. — Я ему жизнью обязан. Я ему всем обязан! Он не просто мой друг, он мой брат! Он ожидал, что мама начнет спорить, но она промолчала, и выражение, скользнувшее по ее лицу, было невозможно истолковать. Разозленный этим, Тимми ускорил шаг и уже через несколько минут едва не влетел в Сахарозу, которая задумчиво вышагивала перед алхимическим верстаком с пробиркой в руках. — Ой! Тимми, ты чего? Тигнари, который прежде склонялся над записями Сахарозы, рывком выпрямился, а Кэйа, дремавший в тени, встрепенулся и потянулся к оружию. Его усталость мигом испарилась. Выпрямившись, он спросил: — В чем дело? Он казался собранным, но спокойным, и благодаря этому Тимми сумел, взяв себя в руки, поведать о произошедшем максимально сжато. — Ясно, — сказал Кэйа. — Идем за ним. — Но… — начала было Сахароза. — Останьтесь здесь, продолжайте работу, — велел Кэйа. — Я все равно ничем не могу помочь. Сахароза и Тигнари обменялись быстрыми взглядами. В голосе Кэйи гнев мешался с сожалением: он явно винил себя в том, что не сумел вовремя обуздать селестиальную энергию и исцелить Тевкра. — Ты уверен? — уточнил Тигнари. — Ты ведь не хотел сражаться. Кэйа ничего на это не ответил. Тимми не слишком хорошо разбирался в человеческих эмоциях, но узнал выражение на лице Кэйи. Такое же появлялось у Тевкра, когда нужно было молча исполнять свой долг вне зависимости от того, что он сам чувствовал по этому поводу. — В Мондштадт? — спросил он. Тимми кивнул. Ему не хотелось тащить Кэйю на бойню, но он все же был рад, что отправится в погоню за Тевкром не один. Бездумно махнув Сахарозе и Тигнари, он уже сделал шаг от алхимического верстака, когда на запястье ему легла ладонь матери. Тимми отдернул руку, готовый к ожесточенному противостоянию, но ее глаза смотрели с неожиданной мягкостью. — Я пойду с вами. От такого заявления Тимми потерял дар речи. Ярость разом куда-то подевалась — будто улетучилась сквозь дырку в воздушном шаре. — Мам… — В Мондштадте опасно, — объяснила она. — Если Тевкр отправился за братом, он наверняка прибежит в самую гущу сражения. Мои навыки могут пригодиться. «Какие навыки, мам?» — хотелось спросить Тимми. Пускай она не снимая носила на поясе рапиру, у Тимми до сих пор не было уверенности, что мама знает, как следует с ней обращаться. Но тут Кэйа кивнул, словно навыки мамы Тимми не вызывали у него сомнений, и сказал: — Спасибо, Хелма. У Тимми не было ни сил, ни времени задавать вопросы. Метнув в сторону мамы последний осторожный взгляд, он махнул рукой, приглашая следовать за ним, и первым побежал по тропе в сторону Мондштадта.* * *
Тело было легким, практически невесомым, да и разум не обременяли излишние мысли. Только одно имя все еще горело посреди затянутого скверной сознания ярким всполохом. Аякс. Кто он? Куда и зачем он бежит? Он не знал. Но имя в сознании звало вперед, тянуло к городу, который подпирал серое небо верхушками мельниц, туда, где гремело сражение. Ему было плевать на сражение. Ему были не интересны стороны или их мотивы. Да пускай они даже утопят мир в крови друг друга — ему будет все равно. Ему нужен Аякс. Изредка сквозь темноту прорывались короткие вспышки — фрагменты воспоминаний. У него не было уверенности, что эти воспоминания принадлежат ему. Он не знал, как выглядит, а потому не узнавал себя ни в одном фрагменте. Зато он знал, что рыжеволосый юноша, образ которого то и дело возникал перед глазами — это Аякс. Его Аякс. Аякс, с которым ему непременно нужно воссоединиться. Он пронесся через ворота, перепрыгнул через чье-то тело, оттолкнул кого-то в сторону, прямо под ледяную вспышку. Ему было все равно. Сражение было в самом разгаре, и захлестнувшая город толпа колыхалась, словно воды штормового моря. Его переносило с волны на волну. Он отчаянно вглядывался в лица, но ни одно из них не принадлежало Аяксу, и он беспомощно мотался по полю боя, будто угодившая в водоворот рыбешка. — Тевкр! Чья-то рука протянулась к нему, ухватила за запястье. Подняв голову, он увидел девчушку с длинными светлыми волосами. Поначалу теплый, ее взгляд вдруг стал испуганным, словно она увидела перед собой чудовище во плоти. — Тевкр… — повторила она, на сей раз робко, с каким-то невыразимым чувством, от которого все внутри сжалось. Он даже не представлял, что от звучания лишь одного слова может стать так больно. Его разрывало между желанием оттолкнуть ее и зажать в объятиях, чтобы уберечь от гремевших вокруг ужасов и смертоносных вспышек. Не вырываясь из ее хватки, он глядел ей в глаза, а она молчала, и на ее ресницах дрожали слезы. Это был короткий миг, но обоим показалось, что он тянулся по меньшей мере лет шесть. Наконец он принял решение. Вырвав руку, он положил ладонь ей на плечо. Она выдохнула, снова сказала это странное, бессмысленное слово. «Тевкр»… Он не понимал, что она пытается сказать. А она не понимала, как сильно ему нужен Аякс. Поэтому он, сняв ладонь с ее теплого плеча, развернулся и скрылся в толпе. Кли застыла. Она была потрясена до глубины души, до такой степени, что битва вокруг казалась просто затянувшимся ночным кошмаром, каких за шесть лет Кли навидалась с лихвой. Тевкр, который должен был остаться в Спрингвейле, вдруг очутился в Мондштадте. А самое главное, заражение взяло над ним верх. По неведомой причине он не атаковал ее, он вообще не вмешивался в сражение, только бродил среди дерущихся, словно искал кого-то особенного… Неужели он пришел сюда ради Аякса? О, Тевкр… Заражение стирало его личность, и он больше не узнавал ни друзей, ни врагов, ни даже самого себя. Но желание, за которое он получил Глаз Бога, продолжало гореть в сердце ледяным светом. Оно удерживало его на границе между монстром и человеком. Тевкр больше не был собой — но не был он и чудовищем, в которое его так рьяно пыталась обратить Кровь Текутли. Кли с судорожным выдохом прижала руки к груди. Ей следовало взять себя в руки, вернуться в бой, потому что отвлекаться было слишком опасно, но она не могла. Просто не могла оправиться от этого внезапного столкновения. Она уходила из Спрингвейла с тяжелым сердцем, но в нем хотя бы жила надежда, что к моменту возвращения Тевкр уже сумеет исцелиться. Блокиратор Сахарозы, селестиальная энергия Камня Связывания… Все это должно было помочь. Так что же он делает здесь, зараженный, практически полностью утративший свое «я»? Из состояния оцепенения Кли вывел возникший перед лицом клинок. Она вскрикнула, отшатнулась, понимая, что не успеет избежать смертельного удара, когда кто-то вдруг с силой потянул ее назад и вырос на пути атакующего. Взметнулся, скрывая от глаз происходящее, фиолетовый плащ. В следующее мгновение его обладатель повернулся, и Кли увидела, как с острия его клинка струится голубая дымка — такая обычно сочилась из ран Чтецов. Кли узнала спасителя. Это был Клод, загадочный человек, который присоединился к ним накануне битвы без объяснения причин. Глядя на правую половину его лица, пораженную страшной силой, Кли сгорала от любопытства, но Кевин посоветовал не задавать вопросов. Только сказал: «Этот человек прошел через ад. Было бы здорово, найдись у него люди, готовые напомнить, что его дальнейшая жизнь может быть другой». Ей показалось, тем самым Кевин завуалированно попросил быть с Клодом подобрее. — Спасибо, — сказала она. — Не зевай, — велел он. — Поле боя — не место для душевных терзаний. Кли знала, что он прав, но все равно не смогла сдержать дрожи. Она даже не понимала, зачем говорит это незнакомцу, но слова сыпались изо рта сами собой: — Тевкр, он… Он обратился под воздействием скверны… Слова Клода разили больнее вражеского клинка: — В таком случае ты уже не сможешь ничего сделать. Кли стиснула зубы. Слова Клода привели ее в ярость. Развернувшись, она принялась решительно прокладывать себе дорогу через Орден Бездны. Тевкр давно скрылся, но Кли знала, где сможет его найти — там, откуда доносился грохот выстрелов Милосердия Екатерины. Клод хотел двинуться в противоположную сторону, сделал шаг… И, ругнувшись, последовал за ней, помогая оттеснить противников уверенными росчерками клинка. — Ты не сможешь просто поговорить с ним и вернуть обратно. В голосе Клода звенела неподдельная боль — такую мог испытывать лишь человек, который не понаслышке знал, каково это. Кли не знала, что ему довелось пережить, но не сомневалась: однажды ему пришлось отпустить кого-то, кто был ему очень дорог, и это навсегда оставило в его душе раскол. Она не хотела отпускать Тевкра. Она знала, что не сможет словами победить Кровь Текутли, но не могла, просто не могла бросить его одного. — Не смогу, — согласилась она, швырнув под Мага Бездны ледяную бомбу. — Тогда куда ты идешь? — спросил Клод. Заключенные в кольцо врагов, они встали спина к спине. Клод выставил клинок, по которому прокатилась волна темной силы. Кли подбросила в руке бомбу и, выгадав момент, швырнула ее прямо в гущу противников. — «Каждый, кого коснулось красное пламя, умирает»… Бомба взорвалась, осыпав Магов Бездны градом раскаленных искр, и Клод метнулся вперед. Соприкоснувшись с энергией его клинка, искры вдруг обратились всполохами, и Клод потянул их за собой, на врагов. — «Или становится низшим демоном, подчиняясь Текутли». Кли цитировала «Сказания народов древности». Слова, прочитанные давным-давно в мондштадтской библиотеке, вспыхивали в памяти подобно фиолетовым огням, которые плясали вокруг Клода, подчиняясь его темному могуществу. — «Но некоторые люди были способны пережить прикосновение пламени Текутли»… Сунув руку в поясную сумку, она наугад извлекла бомбу, бросила — упругие лозы принялись расползаться по мостовой, и Клод, поведя клинком, насытил их все той же энергией, от которой завибрировал воздух. Ускорив рост, лозы опутывали Магов Бездны, будто намеревались сплести их в букет. — «…и обретали могущество, способное совладать с его демонами»! Словно поставив в своем монологе точку, Кли швырнула в эпицентр стянутых лозами Магов Бездны снаряд. Взрыв положил врагам бесславный конец, и Кли, даже не удостоив их взглядом, побежала дальше — Клод следовал за ней бесшумной тенью, изредка возникая то с одной стороны, то с другой. Его клинок безжалостно сек врагов, оберегая Кли от их подлых ударов. — Тевкр обратился, — сказала Кли. — Но я знаю, он все еще может одержать над скверной верх. Он сильный. — Одной силы недостаточно, — с горечью отозвался Клод. Кли взглянула на него, заострила внимание на форме зрачков, на россыпи седых прядей в темных волосах. Клод пришел в Спрингвейл без маски, потому что та раскололась в последнем бою, но Кли все равно его узнала. Клод был тем самым Чтецом с клинком, которого она приметила у Алькасар-сарая. Выходцем из разрушенной Каэнри’ах. Бывшим союзником Принца Бездны. Какая сила заставила его предать своего покровителя и перейти на сторону врага? И по какой причине Кевин ему поверил? Кли не сомневалась, что Кевин принял взвешенное решение. Ей просто хотелось бы понять, почему. Что такого таило прошлое Клода, что заставляло его говорить все эти колкие, лишенные надежды слова? — Я не брошу его, — убежденно сказала она. — Я знаю, что одной силы не хватит. Именно поэтому я должна быть рядом. Если это хоть как-то ему поможет… Кли перемахнула через распростертого на земле Вестника Бездны, краем глаза заметила, как развернула элементальный щит, прикрывая отступление раненых Фатуи, Ноэлль. Неподалеку, заняв выгодную позицию на балконе, Диона поливала врагов ледяными стрелами. — Я буду рядом до самого конца, — закончила мысль Кли. — Потому что это единственное, что я могу для него сделать. С губ Клода слетел усталый вздох. — Ты не обязан идти со мной, — напомнила Кли. Вместо ответа Клод лишь крепче сжал рукоять клинка и обогнал Кли, чтобы расчистить дорогу. Она понятия не имела, по какой причине он помогает ей, но успела заметить его полный печали взгляд. Они вместе прорывались к площади, у которой кипело основное сражение, когда кто-то спрыгнул с балкона, преградив Кли дорогу. Она отшатнулась, и вовремя — еще немного, и пульсирующее фиолетовой энергией лезвие перерезало бы ей шею. Воля Грома! А в руках его держит… Разумеется. Рэйзор. Еще один друг, которого у Кли отнял Принц Бездны. Клод развернулся, побежал на выручку, но на пути у него выросло несколько гончих разрыва. Ему пришлось отбиваться разом и от них, и от возникших за спиной Вестников Бездны. Кли призвала катализатор. В глазах Рэйзора мерцал недобрый огонь. Кли не хотелось сражаться с ним, но за спиной Рэйзора, всего в нескольких метрах от монумента, схлестнулись в противостоянии Аякс и Сяо. Это значило, что вскоре туда придет и Тевкр. Кли надеялась перехватить его до этого момента, и теперь Рэйзор стал препятствием на пути к цели. Она должна одолеть его, если хочет добраться до Тевкра. Выпустив огненную вспышку, Кли бросилась на Рэйзора. Рэйзор устремился ей навстречу, и фиолетовое лезвие Воли Грома вспороло серое небо, ознаменовав начало боя бывших друзей. Сяо без устали орудовал копьем. Кажется, спустя столько времени Аякс наконец достиг своего предела: как бы отчаянно он ни сопротивлялся, Кровь Текутли уже составляла большую часть его организма, и сражаться с этим пагубным воздействием стало невозможно. Аякс действовал умело, безжалостно, и Сяо приходилось драться в полную силу хотя бы для того, чтобы попросту выжить. Пули Милосердия Екатерины секли воздух. Врезаясь в землю, в монумент за спиной Сяо, в стены домов и в парапет фонтана, они оставались там, распространяя вокруг себя холод, и поле боя выстыло, словно маленький кусочек Мондштадта вдруг провалился в Снежную. Сяо не беспокоил холод, но энергия Небесного ключа отравляла пространство, и сражаться с каждой минутой становилось все сложнее. Копье отяжелело. Тело подчинялось с неохотой — Сяо с трудом заставлял его двигаться так, как надо. Он понимал, что в данной ситуации должен просто оставить сражение и попытаться вытащить из гущи врагов Августа, но Аякс не давал уйти. Повинуясь чужой воле, он готов был на все, чтобы удержать Августа на поводке Принца Бездны. — АЯКС! Сяо знал, кому принадлежит этот голос, и повернулся, ошарашенный интонациями. Покачиваясь из стороны в сторону, позади стоял Тевкр. Его синие глаза стали красными, а в уголках рта темнели кровавые следы. По лицу и рукам тянулись черные полосы — похожие отравляли тело Клода. Но хуже всего было облако темной, ядовитой энергии, которая расползалась от Тевкра в разные стороны. Казалось, даже мир вокруг него выцвел, будто в эпицентре Зоны Увядания. Пораженный увиденным, Сяо на миг утратил контроль над полем боя — Аякс мгновенно воспользовался этим. Еще одна пуля расчертила воздух. Спохватившись, Сяо бросился в сторону, но пуля чиркнула его по руке, заставляя разрушительную энергию Небесного ключа с ожесточением впиться в уставшее тело. Потеряв равновесие, Сяо упал. К нему тут же бросилась гончая разрыва. Торопливо встав на одно колено, Сяо сумел выпрямиться, выставил перед собой копье, концентрируя на острие энергию Анемо. Следом за гончей вынырнул Вестник, и Сяо, ругнувшись, принялся отбиваться от сил Бездны так быстро, как только мог — ему нужно было вернуться в бой с Аяксом и предотвратить непоправимое. Аякс же медленно повернулся к брату. Одарил его холодным взглядом, в котором не было ни намека на узнавание. Рука сжалась вокруг рукояти Милосердия Екатерины. Он дошел. Он добрался. Прорвавшись через толпы существ, которые все были для него на одно лицо, он наконец встретил его — Аякса. Единственного человека, который имел значение. Единственного, чье имя он помнил. Он не знал, откуда в нем живет эта уверенность, но он знал: Аякс обязательно ему поможет. Только Аякс может спасти его от боли. Потому что это… это… Он не помнил. Он не знал, кем приходится ему Аякс, но тянулся к нему из последних сил в надежде увидеть ту же улыбку, которая привиделась ему в осколках воспоминаний. По щекам побежали слезы. Он сделал неуверенный шаг. Мир постепенно заволакивала тьма. Он не мог контролировать ее — она была сильнее. Она безжалостно выжигала каждую клеточку его тела, терзала разум, и он не мог сбросить с себя этот медленно уничтожавший его груз. Если только он доберется до Аякса… Если прикоснется к нему, заключит в объятия, уткнется носом в его грудь, как в детстве… Детство… Такое… странное слово… Он шел вперед, потому что ему не оставалось ничего другого. Только дойти до цели — или поддаться темноте, которая грозилась разорвать его изнутри. — Аякс… — позвал он из последних сил, пока тьма не лишила его даже голоса. — Помоги… пожалуйста… Но этот Аякс был совсем не похож на того Аякса, которого он видел в воспоминаниях. Его глаза были холодны, словно остывшие звезды, и рука, которая сжимала револьвер, вдруг медленно поднялась. Черный провал дула уставился на него. Туда, где, несмотря на терзающие объятия скверны, все еще билось человеческое сердце. — А… Голос отказал. Он снова потянулся к своей последней надежде, не сводя с нее умоляющего взгляда. И в этот момент прогремел выстрел. Боль вонзилась в тело раскаленным прутом. Споткнувшись, он зажал рану на боку, но это не помогло — кровь сочилась сквозь пальцы и капала на мостовую вместе с дождем, которым разрывалось небо. Он сделал шаг, второй, третий. Затем его колени подогнулись, и он, задержав последний взгляд на равнодушном лице незнакомца с револьвером, рухнул лицом на мостовую. — Тевкр! — раздался отчаянный девичий крик. — Иди к нему, — велел мужской голос. — Магистр… — Я возьму Рэйзора на себя, иди к нему! По мостовой зазвучали шаги. Он приоткрыл глаза, но ничего перед собой не увидел — их застилала муть. Кто-то присел на мостовую. Кто-то, от кого исходило приятное тепло, благодаря которому сковывающий холод слегка отступал. Он ощутил легкое прикосновение. Реальность ускользала, и когда кто-то обратился к нему, он не смог даже расслышать слов. Но он помнил, кому принадлежит этот голос. Той самой девчонке со светлыми волосами и огромными от страха глазами, которая все повторяла и повторяла это странное слово… Тевкр… Ему хотелось дотронуться до нее и спросить, что это значит. Если бы у него только остался голос… Если бы он мог совладать с этим непокорным телом, в котором уже не осталось ничего, кроме мучительной боли… — Тевкр, — опять шепнула она. И вновь по мостовой зазвучали шаги — на сей раз тяжелые, как будто каждым своим шагом их обладатель пытался втоптать все сущее в окровавленные камни. Это он. Человек с револьвером. Он идет, чтобы закончить начатое, а по пятам за ним вышагивает смерть. — Нет! — вскричала девчонка. — Не смей! Он твой брат! «Он убьет тебя», — вспыхнула в голове отчаянная мысль. Когда холодная пуля опять расчертит пространство, теплый свет этой девчонки угаснет — и он останется один в ледяной темноте. Сделав над собой усилие, он приподнялся, протянул руку сквозь мутную пелену и попытался оттолкнуть девчонку подальше. Она будто вросла в мостовую. Он упрямо толкал ее прочь. Она же упрямо стояла коленями на окровавленной земле, даже несмотря на револьвер, который теперь целился ей в лоб. — Ухо… ди… Она не слушала. Раздался еще один выстрел. Но прежде, чем пуля добралась до цели, чьи-то сильные руки подхватили девчонку под мышки и оттащили прочь. Из груди пополам с плачем вырвался вздох облегчения. Он не знал, почему ему так важно, чтобы она жила, но он был рад, что она уцелела. Подняв обессиленный взгляд, он обнаружил, что теперь дуло револьвера снова нацелилось на него. За черным дулом пылал красный огонек механического глаза, в котором не было ни сомнений, ни жалости. Грохнул выстрел. Он вздохнул. Глаза закрылись — у него больше не было сил держать их открытыми. Перед тем, как он провалился в небытие, боль неожиданно разогнала туман, опутавший сознание. Тогда он вспомнил. Он вспомнил, как зовут ту девчонку. Кли. Она была… его огоньком, который он поклялся сберечь любой ценой. И то слово, которое она все время повторяла… Уголки его губ дернулись, рисуя на лице слабую улыбку. Тевкр. Его звали Тевкр. — Пусти меня! — вскричала Кли. В ярости она зарядила Клоду локтем в бок, но он даже не заметил этого — зажимая ее в руках едва ли не с ожесточением, он оттянул ее как можно дальше от Аякса и лишь там поставил на землю. Кли с криком попыталась броситься мимо, но Клод не позволил. — Пусти! — повторила Кли, осыпав его градом сердитых ударов. Он остался стоять. Она бросилась в сторону, намереваясь обойти его, но Клод ухватил ее за ворот и вынудил остаться на месте. — Хватит! — не выдержав, закричал он в ответ. — Ты совсем реальность не осознаешь? Чайльд чуть не убил тебя! Кли развернулась, обожгла его невидящим взглядом — глаза застилали слезы. Она ненавидела Клода. Зачем он это сделал? Почему не позволил ей просто остаться с Тевкром? Она занесла руку, чтобы снова ударить его, но смогла лишь обессиленно ткнуть кулаком ему в грудь — тело пронзила дрожь, от которой слезы побежали по щекам лишь быстрее. — Да пускай бы и убил! Пускай бы и убил, я все равно не знаю, как я могу… без Тевкра… Клод подался вперед и резко встряхнул ее за плечи. — Прекрати. Хватит такое говорить. — Да тебе какое дело? — Она не сдержала смешка, злого, потому что обуздывать эмоции было уже невозможно. — Ты, наверное, только и рад, что Тевкра убьют! Одним врагом меньше! Клод вздрогнул. Складка между его бровей задрожала, а в глазах вспыхнула такая боль, будто это он схлопотал пулю Милосердия Екатерины. Кли было наплевать. Он вынудил ее бросить Тевкра одного — она не могла его за это простить. — Пусти меня к нему, — потребовала Кли. Клод обернулся через плечо. Аякс по-прежнему стоял над Тевкром. Если Кли попытается вмешаться, он станет стрелять — и тогда на мостовую прольется и ее кровь тоже. Милосердие Екатерины не знало жалости. Мальчика было уже не спасти, но у Кли еще оставались шансы. Даже если она никогда не сможет его простить. Не то чтобы Клоду нужно было ее прощение — он все равно не планировал жить достаточно долго, чтобы переживать о подобных вещах. — Нет, — сказал он. — Чайльд убьет тебя. Кли издала стон, через который прорывался рык отчаяния. — Я ненавижу тебя! — Мне все равно. Как ни странно, его холодный тон остудил пыл Кли. На смену ярости пришла усталость. Обессиленно зажав голову руками, она покачнулась, но устояла. Глаза, прежде пылавшие двумя неукротимыми огнями, угасли. Теперь в них теснилась боль. Клод не мог ее утешить — он не умел. Если бы он знал, как справляться с потерями, он мог бы быть другим человеком. Но он был монстром, который внес свой вклад в происходящее. Он нес ответственность за слезы этой девочки, за мальчика, чья кровь сейчас покрывала мостовую. Поэтому он молчал. Ему оставалось лишь сжимать рукоять клинка на тот случай, если Чайльд решит закончить начатое, и не спускать глаз с Кли. Он знал, что это такое — будучи ведомым болью, бежать навстречу опасности в надежде раствориться в ней. Обрести освобождение. Обернуть все вспять. Заставить того, кто отнял у тебя все, заплатить за содеянное. Знал он и о последствиях столь безрассудного поступка. В отличие от него, Кли не была бессмертной, поэтому он не мог позволить ей уйти. Это противоречило бы всему, за что сражался в далеком прошлом первый клинок Каэнри’ах. Она подняла взгляд. Сначала Клод решил, что она разразится очередной тирадой, но тут ее глаза, скользнув ему за спину, расширились от изумления. Клод тоже обернулся — и застыл, потрясенный представшим ему зрелищем до глубины души. Шесть лет, Кровь Текутли и два смертоносных выстрела — вот все, что ему понадобилось, чтобы наконец разомкнуть этот проклятый круг. Его звали Тевкр. Он выстроил всю свою жизнь вокруг старшего брата. Само существование его будущего зависело лишь от того, сумеет ли он спасти Аякса. Его «я» зависело от Аякса, целиком определялось им одним, и Тевкр настолько глубоко погряз в одержимости, что даже на пороге смерти добровольно пришел под дуло его револьвера. Имя старшего брата горело в памяти последним ярким всполохом, способным даже рассечь мрак скверны. Но в конце концов этот всполох обернулся двумя холодными пулями. Когда выстроенные тобой воздушные замки рушатся один за другим… Когда надежды обращаются в пепел, мертвее которого не сыскать даже в Пепельном море… Ты можешь поддаться темноте внутри тебя. Ты можешь согласиться: да, у тебя ничего больше не осталось. Все, к чему ты стремился столько времени, было зря. Дальше пути нет. Столь любимого тобой человека теперь уже и человеком назвать нельзя. А ты оказался плохим братом. Ты не смог спасти его. Не смог спасти семью — хотя четыре года назад, стоя на границе между Мондштадтом и Ли Юэ, дал себе клятву отвоевать для каждого из них счастье. Но каждый из них так и остался несчастлив. Ты шел вперед шесть лет — но так и продолжил стоять на месте. Несмотря на все трудности, опасности, испытания, многочисленные раны и разбитое вдребезги сердце, все осталось по-прежнему. И, как и в Фонтейне, твой брат выстрелил снова. Таков итог усилий, которые отняли у тебя все. Но… В Тейвате любили повторять, что в сердцах владельцев Крио Глаза Бога живет конфликт. Тевкр всегда смеялся над подобными предположениями. О каких конфликтах может идти речь, когда его жизненный путь ясен, как Долина Ветров в солнечный день? Он пришел в Мондштадт ради Аякса. Он получил Глаз Бога из-за Аякса. Он обойдет весь Тейват, он заплатит любую необходимую цену, но вернет Аякса домой. Аякс — вот его жизненный путь. И никакого конфликта тут нет. Теперь Тевкру больше не хотелось себе врать. Наверное, какая-то часть его души всегда знала правду. Да, его сердце терзал конфликт. Он предпочитал закрывать на него глаза. У него не было времени с ним разбираться — ему нужно было играть в героя. А правда заключалась в том, что он пришел в Мондштадт не ради Аякса. Он сбежал из Ли Юэ, потому что ему хотелось понять, кто он в отрыве от семьи. От трагедии, расколовшей их прежнее единство подобно упавшему с Селестии шипу. От воспоминаний, которые переехали из Снежной вместе с семьей, утратившей за короткий промежуток времени сразу двух важных людей. Он твердил себе, что приехал в Мондштадт из-за Аякса… А сам хотел понять, кто он без него. Вот и вся правда. Вот и весь парадокс. Тевкр стоял на краю темноты. Она звала его, и та часть души, что привыкла жить во лжи, отчаянно жаждала с ней воссоединиться. Потонуть в скверне. Утопить в ней чувство вины, тоску по прошлому, боль от утраты брата и отца. Скверна не сулила покоя — она сулила забвение, предлагала отбросить фальшивые надежды и навсегда пропасть во мраке. Позабыть груз тех чувств, которые придавливали сердце тысячелетними горными грядами Ли Юэ. Стать никем. Слиться с пустотой — и обрести избавление. В чем смысл твоего сражения, если ты проиграл с самого начала? Сделай один шаг — и боль исчезнет навсегда. Позволь мне растворить твое сердце в вечности. Тевкр смотрел в эти манящие глубины. Кроме лживой половины души была еще одна. Та, что всегда знала правду — и теперь предлагала отойти от края. Найди свой путь. Определи себя заново. Как бы ты ни любил своего брата, ты не можешь завязывать на нем свое существование. Ты имеешь полное право жить для себя. Тевкр вздохнул. Его сердце разрывалось на две половины, и он не знал, за какой будет правильнее последовать. Понятие «правильно» давно утратило смысл. Оставалось только «хочу». Другие могут стать для тебя светом. Но не дорогой к нему. Голос Сяо, казалось, раздался прямо за спиной. Вслушиваясь в него, Тевкр развернулся, оставив темный провал, наполненный скверной, позади. Не пытайся определить себя чем-то одним. Тевкр сжал руки в кулаки. Затем, выдохнув, словно в последнюю секунду покоя перед решающей битвой, зашагал вперед.Этот фрагмент можно читать под музыку: Daughtry — Alive. Ставьте на повтор
Не имеет значения, почему ты причиняешь другим людям боль, но также не имеет значения, почему ты делаешь хорошие вещи. Из темного провала вырвались щупальца тьмы. Они потянулись за Тевкром, и он, бросив на них быстрый взгляд, побежал. Теперь уже не оглядываясь. Скверна преследовала его, пыталась утянуть в свои глубины, но Тевкр бежал вперед. Он умел быть упрямым. Он учился этому у отца, который долгие годы боролся со своей болезнью. У матери, которая раз за разом строила домики из спичечных коробков, даже когда они падали снова и снова. У Антона, который неотступно прорывался через сложную литературу и бессонные ночи ради того, чтобы стать врачом. У Тони, которая вытащила с Цуруми агента Фатуи и перевернула всю его жизнь. И у Аякса. Пускай память об Аяксе, о прежних временах, когда он еще был собой и с улыбкой объявлялся на пороге дома в Снежной, станет для него ценными уроками и дорогими сердцу моментами, а не карающим бичом. Я не могу сказать тебе, кто ты. Но я вижу перед собой храброго и сильного рыцаря, готового, когда ему больно, обнять целый мир. «Кто ты? — шептала темнота за спиной. — Ради чего стремишься обратно, глупец, потерявший все?» Тевкр бежал вперед, вырывая себя из мрака, из скверны, которая столь отчаянно жаждала его заполучить. Казалось, вместе с этим рвется на мелкие части его тело. Его душа. «Я тот, кто хочет найти свой путь». Разум противился. Разум хотел погрязнуть в темноте и забыться навсегда. Но где-то на его измученных задворках бились воспоминания, желания и мечты, которые придавали Тевкру сил. «Я человек, который хочет обнять этот мир». Он бежал и бежал, прорываясь через боль, которая секла по нему раскаленным прутом, отталкивая от себя сгустки скверны, ее жадные руки, и ледяной свет Глаза Бога освещал ему дорогу. Щупальце тьмы обернулось вокруг лодыжки. Тевкр рухнул, на несколько мгновений потонул в черной грязи — а затем с глубоким вдохом вырвался из ее плена, словно из темного моря, принялся помогать себе руками, продвигаясь все дальше и дальше от заполненного скверной провала. Скверна не желала отпускать. Она яростно бурлила, рассекала пространство черными столпами, окатывая Тевкра волнами ядовитой силы, а он все рвался и рвался прочь, пытаясь не захлебнуться, не пойти под этим нестерпимым воздействием ко дну. Вздыбился, накрыв Тевкра тенью неотвратимости, штормовой вал. Крик отчаяния выродился в хрип. Тевкр бился с беспощадностью самой вселенной, и она победила — разбившись об его измученное борьбой тело, увлекла в темные глубины, где скверна принялась разъедать сознание кислотой. Давным-давно существовало на свете королевство… Тевкр прикрыл глаза. Голос Кли, казалось, доносился со всех сторон сразу. Возможно, потому, что на самом деле исходил из глубин его сердца. …в котором жил маленький герой. Вздохнув, Тевкр подтянул колени к груди, сжался, пытаясь противостоять яростному натиску скверны. Герой был очень-очень маленьким, а опасности, с которыми ему приходилось сражаться — очень-очень большими. Темнота затекала в сознание, пыталась разорвать его на маленькие кусочки, и Тевкр затряс головой, сопротивляясь. Раз за разом опасности приходили в королевство, рушили дом героя, ломали его клинок. Как бы отчаянно он им ни сопротивлялся, они всегда оказывались сильнее. Сердце готово было лопнуть. Силясь удержать его, Тевкр вжал обе руки в грудь, крепко зажмурился — будто пытался спрятаться от монстра под одеялом и теперь повторял про себя слова, которым научила мама. И вот однажды в королевство прилетел гигантский дракон. Маленький герой никогда не видел существ таких размеров. Земли королевства были бескрайними, но дракон пролетал их в одночасье — и безжалостно жег все, что попадалось ему на пути. Увидев это, маленький герой упал на колени и вскричал: «Как такой маленький человек, как я, может победить нечто настолько большое?!» Скверна въедалась в тело. Не сумев сдержать стона, Тевкр сжался еще сильнее, ощущая, как все его естество сгорает изнутри, словно опаленное пламенем гигантского дракона. Но маленький герой не просто так звался героем. И когда дракон приземлился на берегу, готовый спалить то немногое, что осталось от разрушенного королевства, взялся за меч и бросился навстречу существу, размах крыльев которого был способен заслонить всю вселенную. «Если я не могу победить дракона…» Тевкр ощутил в руке холод и рискнул приоткрыть глаза. В его ладони мерцал, разгоняя мрак, Глаз Бога. Тьма подступала со всех сторон, но Глаз Бога омывал Тевкра успокаивающими прохладными волнами, заполнял спасительным светом его раны, разъеденные скверной. В его руке светилась надежда. «…значит, остается лишь его приручить!» Тевкр с усталым вздохом закрыл глаза. «Кто ты, мальчишка, сломленный скверной?» — спросила темнота. Пальцы с силой сомкнулись вокруг Глаза Бога. Тевкр медленно, понемногу преодолевая боль, выпрямился, направил свободную от Глаза Бога руку в темноту. «Я тот, кто есть». Он открыл глаза — синие, как небо перед началом шторма. В тот же миг океан скверны вокруг забурлил, набросился, пытаясь изничтожить его, но Тевкр выставил перед собой руку — волна разбилась об его ладонь, отпрянула прочь, словно испугавшись его решимости. Тевкр сделал шаг. Затем еще один. И еще. Тьма отступала, но Тевкр, не позволяя ей сбежать, зачерпнул ее рукой — и крепко стиснул в кулаке. Если ты не можешь победить дракона, остается лишь его приручить. Сжимая темноту в одной руке, он поднял вторую высоко над головой и, освещая себе путь ледяным Глазом Бога, двинулся сквозь скверну вперед. Он не стал с ней единым целым, не слился с темными водами ее штормового океана. Он стал человеком, который подчинил океан своей воле. Оперевшись на руку, Тевкр медленно поднялся. Из ран до сих пор сочилась кровь, но вместо того, чтобы ослаблять, боль придавала сил. Потеряв к брату всякий интерес, Аякс двинулся через поле боя к Августу, но на пути вырос Сяо — ему наконец удалось отбиться от бесчисленных волн противников, которые тщетно пытались остановить великого Яксу, но сумели лишь ненадолго его задержать. Острие копья нацелилось на Аякса. — Ты, — сказал, тяжело дыша, Сяо, — никуда не пойдешь. В этот момент его глаза быстро скользнули за спину Аякса. Это было мимолетное, неуловимое движение, но на короткий миг его взгляд столкнулся со взглядом Тевкра — и Тевкр увидел, как на лице Сяо отразилось неподдельное изумление. Он быстро взял себя в руки. Стиснул древко копья. Одной секунды хватило, чтобы они поняли друг друга. Тевкр знал, что может на него рассчитывать. Рука Аякса взметнулась. Милосердие Екатерины готовилось растерзать новую жертву. — Эй! — окликнул Тевкр. — Мы не закончили! Аякс утратил контроль над ситуацией лишь на миг, но большего Сяо было не нужно. Обернувшись черно-зеленым всполохом, он появился рядом с Аяксом — и с силой ударил острием копья в Милосердие Екатерины. Револьвер вылетел из руки Аякса. Аякс отпрыгнул назад, избегая атаки Сяо, потянулся к оружию, но Сяо вновь бросился на него, не давая ни секунды передышки. Тевкр превратился в ледяную вспышку, пронесся через поле боя, материализовался снова, упал на одно колено — и схватился за рукоять Милосердия Екатерины. Он снова, как несколько недель назад в Фонтейне, держал в руках Небесный ключ. Он снова столкнулся лицом к лицу с непростым выбором. Но на этот раз он был готов. В тот момент, когда рука Тевкра легла на револьвер, он понял. Он осознал, в чем заключалось милосердие Екатерины. Он видел девушку. Ее белые волосы рассекали поглотившую мир темноту всполохами света, а рука сжимала клинок — длинный, но тонкий меч, в рукоять которого был встроен источавший холод кристалл. Девушка знала, что представшие перед ней чудовища некогда были людьми. Но еще она знала, что, как бы она этого ни хотела, обратно их уже не вернуть. Поддавшись влиянию скверны, они превратились в тех, кого у нее на родине звали марами. И это было необратимо. А потому единственное, что она могла — это быстрым и точным ударом принести им избавление от страданий и темноты. Пока другие терзались сомнениями, она наносила молниеносный удар. Одни клеймили ее убийцей. Другие считали воплощением льда, не знающим жалости. Ей было все равно. Ей давно уже стало все равно — с тех самых пор, как она, стоя над чудовищем, в котором уже не угадывалось родных черт, впервые принесла своим клинком избавление. Таким было милосердие Екатерины, Смерти в короне из ледяных цветов. — Прости, — сказал Тевкр. Выстрел грохотом разнесся по площади. Аякс пошатнулся, зажимая простреленное плечо. Отравленный скверной, он чувствовал боль приглушенно, но энергия Небесного ключа сковывала его силы заполярным холодом. Пользуясь этим, Сяо влетел в него, повалил на землю. — Тевкр!Конец музыкального фрагмента
Через поле боя пронесся красный всполох — это Кли, которой Клод наконец позволил идти, подбежала к Тевкру и заключила его в крепкие объятия. Он выдохнул. По ее щекам катились слезы, и он зажал ее в ответ. Так крепко, как только мог. — Ты жив… Ты… Кровь Текутли… От волнения Кли едва могла говорить, и Тевкр погладил ее свободной рукой по волосам. Она зарылась носом ему в грудь, обхватила сильнее, наплевав на гремевшую вокруг битву. Клод приблизился. Его глаза зорко следили за происходящим — он был готов в любой момент выступить вперед, чтобы принять на себя удар противника. Тевкр опустил голову. Дождь лил не переставая, и в собравшейся под ногами луже он увидел собственное отражение. Его волосы были белыми, как снег в родной деревне, и в них проглядывали красные, направленные резко вверх рога. На лице темнели широкие рваные полосы — шрамы, оставленные скверной. У Тевкра не было уверенности, что они когда-нибудь заживут. Рука по-прежнему сжимала рукоять револьвера. В синих глазах танцевали голубые всполохи — они появлялись и исчезали в такт мерцанию Милосердия Екатерины. Он изменился. Не только внешне. Пройдя через заражение, Тевкр стал другим. Он чувствовал это, как чувствовал и то, что скверна никуда не пропала. Она по-прежнему жила внутри, но теперь покорялась его воле — и он знал, что уже никогда не позволит ей одержать верх. Он приручил своего внутреннего дракона. — Я люблю тебя, — сказал он Кли. Кли осторожно отстранилась, заглянула ему в глаза, провела рукой по седым волосам. Кажется, она хотела сказать что-то, но не успела — сквозь шум битвы донесся знакомый голос: — Тевкр!!! Обернувшись, Тевкр и Кли увидели Тимми. Он яростно отбивался от сил Бездны. По правую руку от него орудовал клинком Кэйа, а по левую разила противников рапирой Хелма. Ее движения были умелыми и точными. Тевкр даже не представлял, что мама Тимми может так сражаться. — Я, блядь, не знаю, что происходит, — голосом, звенящим от гнева, усталости и страха разом, сказал Тимми. — Но доведи начатое до конца! Он пинком отбился от Мага Бездны, за спиной которого тотчас возникла Хелма. Тевкр готов был поклясться, что, когда конец ее рапиры поразил врага, глаза Хелмы сверкнули хищным изумрудным светом. Тимми же опустил руку в карман, а в следующее мгновение перебросил Тевкру блокиратор. — Верни своего брата! Тевкр потянулся за блокиратором, но тут на площади объявился Альбедо. Он быстрым движением перехватил блокиратор, с силой стиснул в ладони, пытаясь раздавить. Тевкр рванулся вперед, Кли швырнула в Альбедо огненную вспышку, но прежде, чем хоть один из них успел достичь цели, за спиной Альбедо возник Герберт. Он наотмашь рубанул клинком. Лезвие надрезало кожу на спине Альбедо, оставив длинный кровавый росчерк, и блокиратор вылетел из его руки. Клод, стоявший к Альбедо ближе всех, успел перехватить шприц за секунду до того, как тот разбился об землю, и сразу же бросил его Тевкру. Альбедо же рывком развернулся и ответил на атаку Герберта быстрым и точным ударом. Герберт пошатнулся. Краски стремительно слетели с его лица, и он, зажав глубокую рану на боку, тяжело осел на землю. По мостовой зазвенел клинок. — Герберт! — испуганно прокричала Хелма. Кэйа и Тимми бросились на помощь, пытаясь проложить себе путь через врагов. Хелма ожесточенно отпихнула Чтеца, который намеревался подкрасться к ней сзади, и тоже побежала к Герберту. Альбедо занес клинок, чтобы добить раненого противника, но сбоку в него врезался Клод. Одарив друг друга неприязненными взглядами, они сошлись в бою, и фиолетовые вспышки смешались с красными — обоим придавала сил скверна. Тевкр же, сжимая в ладони блокиратор, замер в нерешительности. С одной стороны сражался Альбедо, с другой до сих пор боролся с Сяо Аякс. Блокиратор же был один. Тевкр не знал, когда в следующий раз выпадет подобная возможность, как не знал и того, будет ли она вообще. И потому он не мог решить, кого из них следует остановить. Аякс был его братом. А Альбедо был братом Кли. И они оба, пускай и научились жить без них, все равно в них нуждались. Принять решение Тевкр не успел: сбоку полыхнула алая вспышка. Площадь сотряс грохот, и Тевкр с Кли невольно присели, зажимая уши руками. Неподалеку на мостовую рухнул Сайно. Не успели Кли с Тевкром опомниться, как сверху на него навалилась Эмбер — ее глаза полыхали багряным светом. С нечеловеческим криком она взметнула отнятый у застрельщика Фатуи нож. — Сай… — сорвалось с губ Кли. Она не договорила. Нож опустился. Взметнулся снова, рассыпав в воздухе град красных капель. Сайно успел повернуться, принять удар плечом. Рука Эмбер опять опустилась. Она действовала так быстро, что не успевал уследить глаз. К тому моменту, как Кли сделала шаг, Эмбер уже поднимала нож снова. Решение было принято. Обратившись вспышкой, Тевкр пронесся мимо подступавших врагов и, прыгнув на мостовую, одним быстрым движением ввел блокиратор Эмбер. Она замерла. Задрожала. Нож выпал из ослабевшей руки и зазвенел по каменным плитам. Глаза, по-прежнему красные, расширились. В ужасе взглянув на собственные окровавленные ладони и на распростертого под ней Сайно, Эмбер издала тихий стон — и обмякла, завалилась вперед, упав прямо на Сайно. Тевкр торопливо стащил ее, подсел к Сайно. Тот от потрясения и боли едва справлялся с тем, чтобы дышать. Кли в несколько мощных вспышек отогнала гончую навстречу Кэйе, и тот, вскинув руку, заточил ее в ледяной плен. Вдвоем они подбежали к Сайно и Тевкру. Кли не знала, о ком переживать в первую очередь. — Я в порядке, — шепнул ей Сайно. — В порядке. Кли прижалась лбом к его лбу, выдохнула — судорожно, но не скрывая облегчения. Затем она посмотрела на Эмбер. Та до сих пор лежала без чувств. Блокиратор не смог исцелить ее, но помог временно обезвредить. Как бы ужасно это ни звучало. — Что случилось? — Альбедо, — был короток ответ Сайно. Тевкр помрачнел, взглянул на Милосердие Екатерины, рукоять которого по-прежнему покоилась в его руке. — Я должен помочь Клоду, — сказал он. Кли кивнула. Напоследок обежав друзей встревоженным взглядом, Тевкр торопливо поднялся и скрылся за стеной врагов. Сайно же, зажав рукой изрезанное плечо, взглянул на Кэйю. — Август. Он там, недалеко от монумента… — Он прервался, пытаясь справиться с приступом боли. — Нужно добраться до него. Он сопротивляется скверне, но… Кэйа, я боюсь, это его убьет. Кэйа бросил тяжелый взгляд в сторону фонтана, пробормотал под нос: — Чертов капитан. Что ж ты такой упрямый… Качнув головой, он поднялся на ноги. — Без блокиратора ничего не получится, — напомнила Кли. — У Люмин должен был остаться еще один. — Тогда я пошел к Люмин, — ответил Кэйа. — Останься с Сайно и Эмбер. Блокиратор должен действовать пять часов. А потом… Его рука задрожала. Он попытался скрыть это, стиснуть ее в кулак, спрятаться за напускной улыбкой, но Кли хорошо знала все его уловки. Если бы у Кэйи получилось совладать с Камнем Связывания, Тевкр бы не пришел в Мондштадт. Очевидно, исцеление пошло не по плану — и теперь у Кэйи не было уверенности, что в ответственный момент он сможет помочь. А ведь от того, получится ли у него направить селестиальную энергию, зависели жизни других. В том числе и Эмбер, его коллеги и подруги. Кли поднялась, решительным шагом сократила дистанцию и заключила Кэйю в крепкие объятия. Он опешил. — Кли… — Мы справимся, — пообещала она. Он тихо выдохнул. Улыбнувшись — Кли так и не поняла, насколько искренне, — взъерошил ей волосы. Затем, высвободившись из объятий, он вновь приготовил оружие к бою и двинулся через захлестнувшее город море Бездны в ту сторону, где Люмин сражалась с Барбарой. Тем временем Хелма пыталась добраться до Герберта. Тимми следовал за ней, прикрывая спину. Клод и Тевкр отвлекали внимание Альбедо. Тот не скупился на красные шипы, но и Клод, и Тевкр могли их не бояться — быстро осознав это, Альбедо принялся активнее орудовать клинком. Тевкр же пытался приноровиться к Милосердию Екатерины. Хоть он знал, как обращаться с огнестрельным оружием, прежде он в основном пользовался мечом. Старые тренировки успели забыться, и теперь револьвер казался тяжелым, даже медлительным. Впрочем, Тевкр не мог избавиться от ощущения, что чем дольше он лежит в руке, тем легче становится. Может, это было лишь дело привычки. Хелма подскочила к Герберту, подхватила его под руки. Лицо Герберта посерело до такой степени, что он уже казался призраком. Тимми присел рядом, хотел помочь, но тут Альбедо, оттолкнув Клода, вновь попытался атаковать шипом. Тимми наотмашь ударил рукой, и поток ветра отнес шип прочь. Затем он выпустил в Альбедо вспышку Анемо. Альбедо отразил удар красным барьером. — Уводи Герберта, — велел Тимми матери. Поднявшись, он преградил Альбедо дорогу. Альбедо швырнул целую россыпь шипов. Тевкр взметнул руку. Повинуясь его воле, черно-красный поток скверны оттолкнул шипы от Тимми. — Оцени мои шансы еще раз, — сказал Тевкр. — Теперь уже больше одного к десяти? Он выстрелил. Альбедо уклонился, наградил Тевкра взглядом — не надменным, как обычно, а настороженным. Это значило, что впервые с момента их встречи Альбедо стал считать его серьезным противником. — Тимми, — обронил Тевкр. Тот, не теряя времени, бросился к матери, и вдвоем они потащили Герберта подальше от эпицентра сражения. Альбедо не стал их преследовать. Вместо этого он целиком сосредоточил внимание на Клоде и Тевкре, в частности, на Милосердии Екатерины, которое ему нужно было вернуть на сторону Бездны любой ценой. — Скажи, Клод. — Голос Альбедо звучал спокойно, с ложной доброжелательностью, в которой отчетливо читалась угроза. — Каково это — сражаться против своих бывших соратников? Тевкр послал в сторону Клода настороженный взгляд. В отличие от Кли, он не видел его во время битвы у Алькасар-сарая и потому не знал, кем Клод является на самом деле. — Я могу задать тебе тот же вопрос, — парировал Клод. — В такую уж войну нас обоих вовлекли. Никогда не знаешь, на чьей стороне окажешься. Тевкр усмехнулся, позабавленный его реакцией. Альбедо рассчитывал посеять между союзниками раздор, заставить Тевкра относиться к Клоду с опаской. Сражаться, когда не можешь доверять своему соратнику, в стократ тяжелее. Идея Альбедо была хороша, но пришла к нему слишком поздно. Клод спас Кли. Этого Тевкру было достаточно. Он поднял Милосердие Екатерины. Альбедо сорвался с места, рванулся к Клоду, но в последний момент резко сменил траекторию и оказался рядом с Тевкром. Тевкр отшатнулся. Клинок Альбедо рассек ему руку. Сила удара вынудила разжать пальцы, и Альбедо, потянувшись вперед, перехватил Милосердие Екатерины, выстрелил в Клода, в спешке промахнулся, отскочил, готовый атаковать издалека. Тевкр вытянул руку. Вместе с кровью из раны сочилась темная энергия. Сжав кулак, Тевкр сумел овладеть ей — и выпустить в Альбедо. Альбедо бросился в сторону. Темная энергия последовала за ним, ударила в спину, оглушила, едва не лишив Альбедо сознания. Взметнулся фиолетовый плащ — это Клод пробежал вперед, занес клинок для удара. В тот же миг распахнулся звездный портал. Альбедо скрылся. Клод попытался последовать за ним, но око портала угасло, и Клод едва не рухнул на мостовую, в последний момент удержав себя от падения. Они с Тевкром едва переводили дух. — Блядь, — ругнулся Тевкр. — Милосердие Екатерины! — Зато ты жив, — заметил Клод. С этим сложно было поспорить. Тевкр хотел призвать клинок, но тут силы, которые прежде неудержимо бурлили в измененном теле, наконец оставили его. Он осел на мостовую. Только сейчас он понял, что изранен вдоль и поперек. Как ни странно, боль до сих пор казалась какой-то приглушенной, словно он, преодолев заражение, разучился ее чувствовать. — Раны скоро затянутся, — пообещал Клод. — Но до этого момента тебе лучше отдохнуть. Приблизившись, он протянул Тевкру руку. Тевкр метнул на нее быстрый взгляд. Ладонь Клода обвивали черные полосы — похожие, только более тусклые следы покрывали тело самого Тевкра. — Ты тоже прошел через заражение? — спросил он. Клод поджал губы. — М… Вставай. Надо увести тебя, пока мы не столкнулись еще с каким-нибудь Лордом Бездны. — Но Кли… — Справится без тебя, — отрезал Клод. Тевкр вздохнул. Он переживал за сохранность Кли, но в то же время хорошо знал, что она умеет за себя постоять. Если Кли захочет, она сможет победить половину Ордена Бездны — и выжить. Он взялся за протянутую ладонь. Клод помог ему подняться, и вдвоем они двинулись через поле битвы к безопасному месту. Тимми с мамой оттащили Герберта под прикрытие щита Элизии. Глаза мамы были огромными — Тимми еще никогда не видел ее настолько испуганной. Всю ее одежду покрывала кровь. Большая ее часть принадлежала Герберту. Мама изо всех сил пыталась держать себя в руках, но скрыть дрожь была не в силах. Тимми понял, что ее срочно требуется чем-то занять. — Держи здесь, — велел он. — Надо остановить кровь. Как ни странно, его разум был абсолютно чист. Он прекрасно понимал, что Герберт, человек, которого он только-только обрел в качестве семьи, может умереть. Еще он понимал то, что жизнь Герберта сейчас зависит от того, насколько правильные действия он предпримет. Во всем, что касалось правильных действий, паника была худшим помощником. Поэтому Тимми заглушил ее голос и отдавал маме короткие, но уверенные команды. — Все будет нормально, — сказал он, когда команды закончились. Мама подняла на него оцепенелый взгляд. — Все будет нормально, мам. Герберт, который последние несколько минут пропадал между реальностью и бредом, поднял руку и сжал запястье сестры. — Слушай сына, — со слабым смешком проговорил он. Глаза матери наполнились слезами. Наверное, если бы Герберт не был ранен, она бы ткнула его кулаком в плечо и разразилась гневной тирадой. Но вместо этого она сказала: — Заткнись, придурок. Лучше сосредоточься на том, чтобы выжить. Тимми тихо вздохнул. Рассказывая ему правду, Герберт постарался не вдаваться в подробности своих взаимоотношений с сестрой. Тимми догадывался, почему: будь они близки, мама никогда не стала бы утаивать существование дяди. По причинам, которые Герберт не стал озвучивать, мама стыдилась того, что у нее есть брат, и всеми силами пыталась это отрицать. Но теперь, когда Герберт оказался на грани смерти, старые обиды стерлись, и мама заливалась слезами, словно ей было десять. В этот момент Тимми понял. Мама всю жизнь прятала собственные слабости в шкатулке на замке. Туда же она безжалостной рукой отправила любовь к брату. На пороге смертельной опасности этот многолетний замок наконец слетел, и теперь мамины тайны рвались из шкатулки наружу, словно взметнувшийся к небу гейзер. Протянув руку, Тимми погладил ее по плечу. Мама повернула голову. Ее губы задрожали. Она хотела что-то сказать, но тут дверь дома неподалеку распахнулась, и на пороге появился Аято. Его незрячие глаза обратились к Тимми так, словно могли видеть происходящее. — Сюда! — позвал он. — Давай, — подбодрил маму Тимми. Она кивнула, торопливо утерла рукавом лицо и вновь подхватила Герберта. Вдвоем они с Тимми проворно потащили его к крыльцу. Позади объявился огненный Маг Бездны. Тимми ругнулся, но прежде, чем Маг успел атаковать, воздух рассекла водяная стрела. Припадая на трость, Аято спустился с крыльца. — Идите, — велел он. — Я прикрою. — Аято… — неуверенно начал Тимми. Ему не хотелось, чтобы незрячий хромой человек бросался ради них в бой, но уголок губ Аято вдруг дернулся. — Иди. Там не хватает рук. Твои умения и ясный ум пригодятся. Тимми выдохнул, но спорить не стал. Оттаскивая Герберта от площади у монумента, он успел оценить количество раненых — каждый из них нуждался в помощи не меньше, чем Герберт. Вдвоем с мамой они затащили Герберта в дом, и к ним навстречу устремилась уставшая черноволосая девушка в форме Фатуи. — Дана, — деловито представилась она. — Поможешь? Тимми кивнул. Они с мамой посадили Герберта у стены. Дана побежала за медикаментами. В окно ударилась элементальная вспышка. Стекло разлетелось, осыпав одного из врачей Фатуи градом осколков, и он не сдержал испуганной ругани. Взгляд мамы забегал между окном и Гербертом. Заметив это, Герберт слабо коснулся ее ладони. — Я справлюсь, — пообещал он. — Отец… был паршивым человеком, но зато благодаря ему я не боюсь боли. Иди, Хелма. Делай, что должна. Используй эту рапиру… Он смог поднять дрожащую руку и, стиснув ее в кулак, приложил к плечу Хелмы. В этом жесте читалась непростая история, которую брат с сестрой разделили на двоих. — …не для убийства, а для спасения. Мама тихо выдохнула. Затем, сжав кулак, приложила его к плечу Герберта, задержала на несколько секунд — и рывком поднялась, словно надеялась, что так никто не заметит побежавших по ее щекам слез. — Мам! — окликнул Тимми. Она хотела уже сбежать по крыльцу, но замерла в проходе, обернулась. — Береги себя, — попросил Тимми. — И помни, что эмоции — худший помощник в бою. К его удивлению, она издала странный звук, в котором смешок мешался с плачем. Тимми еще не знал этого, но именно тогда его мама осознала, как сильно вырос ее сын. И как она, поглощенная ранами прошлого, умудрилась проглядеть это и так сильно его подвести. — Хорошо. Спасибо, Тимми. Одарив его робкой улыбкой, она вылетела за дверь. Аято пытался сосредоточиться разом на двух источниках звука — на грохоте битвы и голосе Тэмари, который направлял его в этом безумии. — Вправо! Два шага вперед. Давай! Аято ударил перед собой тростью и, судя по звуку, попал прямо в цель. Вокруг творился ад. Слепому человеку было противопоказано в нем находиться, и Аято, одолев Мага Бездны, попытался вернуться в дом, но обнаружил, что за его спиной уже сомкнулась стена противников. Поле боя беспокойно колыхалось, и Аято никак не удавалось вырваться в безопасность. Тэмари помогала всем, чем могла. Их связь беспрестанно крепла, и Аято не только прислушивался к ее голосу — он следовал за малейшими ее мысленными импульсами. Благодаря этому ему удавалось примерно обрисовать обстановку вокруг. Ясно было одно — обстановка складывается не в его пользу. — Давай на три часа, — предложила Тэмари. — Там просвет, может, получится прорваться. Двигаться приходилось быстро. Аято по мере возможности помогал себе тростью, но иногда опираться на нее не было времени. Непослушное тело простреливала боль. И все же она была лучше смерти, которая ожидала Аято в наказание за промедление. — Держись! — призвала Тэмари. Кто-то подбирался сзади. Аято развернулся, отразил удар, послал в противника россыпь водных кинжалов. — Сзади! Аято не успевал за ее голосом. Шесть лет назад он, может быть, с легкостью одолел бы окруживших его врагов. Но теперь каждый взмах клинка давался с трудом, тело отказывалось подчиняться, а перед глазами стояла вечная темнота. Аято пропустил удар. Ледяной шип, посланный Магом Бездны, оцарапал бок. Ему было стыдно за эти чувства, но страх, зародившийся в момент, когда путь к дому оказался отрезан, теперь грозился накрыть его с головой. Вдруг Маг Бездны со вскриком сгинул в толпе. — Ты сошел с ума? — раздался рядом громкий испуганный голос. Магистр Варка хотел по привычке обхватить Аято за локоть, но его единственная рука была занята клинком, поэтому он просто на пару коротких мгновений прислонился к нему плечом. Аято выдохнул. Стиснувший сердце страх понемногу отступил. — Варка… Обрисовать ситуацию Аято не успел. Мысленный импульс, который настиг его раньше предупреждающего вскрика Тэмари, побудил оттолкнуть магистра в сторону. Ошарашенный Варка едва не повалился на мостовую, но вовремя восстановил равновесие и, обернувшись, увидел перед собой Рэйзора. Секунда промедления, и взмах Воли Грома лишил бы Варку жизни. Теперь же Воля Грома нацелилась на беспомощного Аято. Стиснув зубы, Варка бросился вперед. Чтобы прорваться к одному своему сыну, он должен был противостоять другому. И… не забыть помочь третьему по дороге. Противоречивые чувства сталкивались в душе Варки, человека, который ненавидел сложные выборы. Увы, в ночь атаки на Мондштадт он понял, как опасно недооценивать степень заражения исчезнувших. Август без колебаний пытался ранить родного отца — у Варки не было сомнений, что при необходимости Рэйзор убьет приемного. А уж Аято с его извечными планами и десятком козырей в рукавах и вовсе был для Бездны целью номер один. Варка влетел в Рэйзора, вынудил его отступить от Аято. Рэйзор поднял Волю Грома. Варка скользнул по оружию взглядом. Он учил Рэйзора обращаться с мечом и потому знал, как сильно ему не подходит одноручный клинок. Рэйзору требовалось тяжелое, могучее оружие. Только с таким он мог раскрыть свой потенциал. Но словно упрямясь желанию нового хозяина, Воля Грома отказывалась менять свою форму — и это был шанс, упускать который было нельзя. — Варка, — с трудом сказал Рэйзор. Казалось, за шесть проведенных в Бездне лет он почти забыл уроки Лизы и теперь снова не знал, как обращаться со словами. — Должен уйти, — наконец совладал с собой Рэйзор. — Август… остаться. Сердце Варки болезненно сжалось. Ему не хотелось вредить Рэйзору, но он понимал, что ценой за это желание станут жизни Аято и Августа. Август до сих пор сражался у фонтана с самим собой. Варке пока не удалось до него добраться, но он и издали видел, как Август медленно угасает, сломленный невозможной борьбой. Он не просто был отравлен скверной — он покорялся воле Ордена Бездны. И такими успехами мог вырваться из оков только ценой своей жизни. Варка не мог этого допустить. Его сын был храбрым и сильным, но сейчас ему было не справиться в одиночку. — Я никуда не уйду, — сказал он поэтому. — Пока мой сын не вернется домой. — Тогда… — Рэйзор поколебался, подбирая слова. — Я должен убить. Сжав рукоять клинка, Варка не стал дожидаться его действий, ударил первым. Рэйзор нырнул в сторону, попытался достать до Варки, бросил тело вперед. Варка пропустил его мимо себя, атаковал сзади. Рэйзора защитил сплетенный из скверны барьер. Словно разъяренный собственной ошибкой, он рывком развернулся. Воля Грома фиолетовым всполохом прорезала пространство. Варка отклонился назад. Из-за отсутствия руки ловить равновесие было непривычно, но тело, охваченное мандражом схватки, двигалось само по себе. Доверившись ему, Варка сосредоточил все внимание на движениях Рэйзора, пытаясь подгадать момент для атаки. Сзади подбиралась гончая разрыва, но прежде, чем Варка забеспокоился о ней, гончую отнесла куда-то к городской стене упругая волна. Аято. Прикрывает ему спину, даже не зная, что творится вокруг. Еще один храбрый мальчик, который во что бы то ни стало должен жить. Подстегнутый этой мыслью, Варка выступил вперед, намеренно открылся для удара, и Рэйзор, столь прямолинейный даже в битве, купился на этот обманный маневр. В последний момент Варка увернулся. Не привыкший к весу Воли Грома, Рэйзор пошатнулся. Варка сделал шаг, перехватил клинок за тупую часть, ударил Рэйзора в спину гардой. Тот коротко рыкнул, завалился вперед. Варка сделал еще один шаг. На сей раз удар пришелся по руке. Рэйзор разжал пальцы. Воля Грома упала на мостовую, и Варка пинком отправил ее в сторону Аято. Рэйзор бросился было за клинком, но Варка не совсем по-рыцарски подставил ему подножку. Рэйзор устоял, выпрямился, наконец совладав с болью, развернулся. Казалось, потеря Воли Грома придала ему уверенности. То ли преисполненный решимости отвоевать ее, то ли освобожденный от ноши неподходящего ему оружия, он выбросил вперед руку с когтями. Варка ругнулся, отбил удар клинком. Ярость Рэйзора била во все стороны волнами темной энергии. Стоять под ее натиском прямо оказалось выше человеческих сил. Когда волна опять хлестнула по телу, Варка не сдержал болезненного стона, согнулся, и Рэйзор приготовился распороть когтями его грудь. Но до того, как это случилось, в нескольких шагах от Варки произошло кое-что еще. — Аято, Воля Грома! Связанный с клинком, Аято почувствовал его и без вскрика Тэмари. Время пришло. В Алькасар-сарае он позволил клинку уйти, чтобы получить преимущество. Теперь он нуждался в этом преимуществе здесь и сейчас — в битве, в которой он должен был защитить друзей. Вернуть Варке сына. Он нагнулся. Какой-то прихвостень Бездны, которого Аято не смог распознать по звуку, попытался завладеть Волей Грома первым, но Аято бесцеремонно огрел его тростью по голове. Прихвостень куда-то делся. Не отвлекаясь на его судьбу, Аято потянулся вперед — и его пальцы наконец сомкнулись вокруг рукояти Воли Грома. Его Небесного ключа.Этот фрагмент можно читать под музыку: Pagan Fury — Stormbringer. Ставьте на повтор
Стоял поздний сентябрь. В это время над Мондштадтом было не услышать гроз, но несмотря на это, небо потряс гром. Ведомый им, Аято выпрямился, взметнул клинок к небесам — казалось, на острие собирается сила молний. Сила всей Инадзумы, с древних времен и до нынешних дней. — Позволь мне сразиться с тобой плечом к плечу! По телу прокатилась череда разрядов. Клинок в руках ярко вспыхнул. Казалось, рядом с ладонью Аято на рукоять катаны легла ладонь Тэмари. Он чувствовал ее совсем рядом. Словно она стала с ним одним целым — второй половиной его беспомощного тела. Там, где шесть лет жила слабость, вдруг шевельнулась забытая сила. Аято выпустил трость. Она упала, прокатилась по мостовой — и пропала в неизвестности. Он не знал, что будет дальше, но сейчас чувствовал, что больше в ней не нуждается. Истерзанную часть его тела заняла Тэмари, и вдвоем они наконец смогли обуздать давнюю боль. «Сколько у меня времени?» — Я дам так много, как только смогу. Но цена будет соответствующей. Аято кивнул, сделал шаг вперед, ощущая, как дрожит насыщенное силой грозы лезвие. Быть может, в одиночку он утратил бы над этой древней мощью контроль. Но Тэмари направляла его, удерживала Волю Грома вместе с ним — и вдвоем они могли бы сейчас подчинить себе грозы всего мира. Серые небеса разорвала череда фиолетовых всполохов. Каждый из них оборачивался разящей молнией. Молнии секли землю, опрокидывались на врагов карающими стрелами. Одна из них отбросила Рэйзора прочь от Варки. Другая обратила в черную пыль Мага Бездны. Высоко подняв меч, Аято шел вперед, и молнии бесновались вокруг, покоряясь его воле. Со стороны Тэмари донесся еще один мысленный импульс. «Ты… правда на это способна?» — Эффект не продлится долго, — словно извиняясь, сказала она. — Но это то немногое, что я могу дать тебе в награду за твою стойкость. Аято вздохнул. Тэмари терпеливо ждала. Они делили на двоих одно тело, один клинок, одну волю — Тэмари не нуждалась в словах, чтобы понимать чувства Аято. Она не торопила. Она знала, что вне зависимости от решения, которое он примет, она останется на его стороне. И он наконец решился. Медленно, не скрывая опаски, Аято открыл глаза. Они стали сиреневыми — сейчас вместо него на мир смотрела Тэмари. Но поскольку, воссоединившись, они стали единым целым, Аято видел то же, что видела она. Видел по-настоящему. Мир, который столько времени прятался от него в темноте, вновь вспыхнул перед глазами. Небо над Мондштадтом было серым, под ногами в лужах отражались обрушенные черепичные крыши, а клинок в руках Аято пылал фиолетовым светом — и хотя вокруг гремело страшное побоище, Аято был так счастлив вновь хотя бы на время соприкоснуться с этим миром, что на глаза невольно навернулись слезы. — Аято! Он повернул голову, увидел магистра Варку. На его лице отражалось изумление. Впрочем, оно быстро сменилось ласковым выражением — Аято не раз чувствовал его, но никогда прежде не видел. И вот теперь оно предстало его глазам. Варка в несколько широких шагов оказался рядом, быстро прижал Аято к себе. Увы, хотя Рэйзор, пораженный молнией, торопливо отступил в портал, главная битва только начиналась. Поэтому они с Варкой были вынуждены отступить друг от друга и повернуться к площади у фонтана. — За Августом, — сказал Аято. Варка задержал на нем долгий взгляд. О чем бы он ни подумал, это вызвало на его губах усмешку. Кивнув, он подтвердил: — За Августом. Аято выставил перед собой Волю Грома, и они с Варкой плечом к плечу двинулись через Орден Бездны. А вместе с ними к Августу прорывались всполохи молний — и призрак давно ушедшей девушки, которая даже через тысячи лет после своей смерти сражалась за этот мир.Конец музыкального фрагмента
Голову простреливала боль. Десятки чужих эмоций захлестывали Кевина, и он с трудом удерживался на поверхности этого бурного океана. Страх. Боль. Надежда. Все они пронзали сознание беспощадными стрелами. Кевин знал, что Кэйа вопреки желанию пришел в Мондштадт и что он пока не смог обуздать селестиальную энергию. Он чувствовал, как воссоединился с Волей Грома Аято — и как он открыл глаза спустя столько дней пребывания во всепоглощающей темноте. Наконец, Кевин ощутил момент, когда Екатерина сделала свой выбор и признала в Тевкре истинного владельца Милосердия Екатерины. Каждое их колебание, каждый вскрик отчаяния, проблеск сил или момент слабости Кевин делил с ними. Это было чувство, с которым он пока не научился жить, и потому он, на миг поддавшись тяжести в сердце, пропустил удар Принца Бездны. Лезвие рассекло руку. В ту же секунду Принц Бездны послал вперед темную вспышку, и Кевин, оглушенный болью всех мастей, не успел избежать атаки. Вспышка ударила в грудь, опрокинула на мостовую. Пламенное Правосудие выскользнуло из пальцев. Принц Бездны бросился за клинком. Кевин приподнялся на локте. Они атаковали одновременно — и оба одновременно пошатнулись, задетые ударом друг друга. Принц Бездны вытащил застрявший в плече ледяной шип, отшвырнул его на мостовую. Кевин мог только поражаться его стойкости. Даже истекая кровью, этот парень не желал останавливаться. Сражайся он против скверны, такое рвение можно было бы даже назвать героическим. Но Принц Бездны, напротив, нес скверну в этот мир — и потому, хоть Кевин и признавал его силу, он также ее ненавидел. — Ты. — Принц Бездны сделал шаг в сторону Пламенного Правосудия. Пошатнулся, но смог совладать со слабостью и сделал еще один шаг вперед. — Без маленьких девочек рядом уже не такой сильный, да? Кевин протянул руку, хотел призвать Пламенное Правосудие, но тут мимо пронеслась золотая вспышка — это была Люмин. Заметив, как упал Кевин, она оттолкнула Барбару сгустком молний, промчалась через поле боя, намереваясь дать Принцу Бездны отпор. Кевин ругнулся. Люмин должна была понимать, что раны его не остановят — регенерация уже вовсю работала, пытаясь их затянуть. Люмин выступила против Принца Бездны не потому, что испугалась за Кевина. Она хотела сразиться — и найти в этом сражении освобождение. Увы, Кевин хорошо знал, что бой с Принцем Бездны только разбередит нанесенные Люмин раны. Для Принца Бездны Люмин из другой вероятности была лишь ненужной тенью, которой он воспользовался как инструментом и как временной заглушкой для своей непримиримой боли. Никакое сражение не способно было это изменить. Принц Бездны не попросит прощения и не отмотает время вспять. Они останутся врагами, которые столкнулись на краю катастрофы. И в конце концов Люмин, поглощенная нестерпимой горечью, захочет его убить. Кевин видел это по ее глазам. В ней уже жило это желание. Он не хотел для нее подобной судьбы. Решение, которое кажется столь простым и желанным на берегу, до конца жизни обречет ее на нескончаемое раскаяние. Пускай Принц Бездны не был ее семьей — Люмин не была убийцей. И уж тем более никогда не смогла бы забыть, как своими руками оборвала жизнь человека с лицом ее родного брата. — Стой! — взмолился он. Люмин не слушала. Подхватив Пламенное Правосудие, она взметнула клинок — пока она была исчезнувшей, Пламенным Правосудием владела именно она, поэтому сила Небесного ключа была ей привычна. Кевин попытался призвать меч. Тот отказывался подчиняться. Как и всегда, он даже посреди боя проявлял своеволие. Не переставая ругаться, Кевин торопливо поднялся, зажимая раненую руку, побежал к Люмин, но она успела атаковать первой. Обжигающая энергия, собравшись в лезвии, прокатилась по полю битвы испепеляющей волной. Докатившись до Мага Бездны, она в одночасье обратила его в пепел. Один из Фатуи не сгинул в огне лишь потому, что его вовремя отдернул Кадзуха. Сила Пламенного Правосудия пыталась вырваться из-под контроля, но Люмин, одержимая гневом, этого не замечала. Ее глаза были сосредоточены на Принце Бездны, на нем одном, и потому она даже не видела, как Пламенное Правосудие стремится разрушить не только врагов, но и друзей. — Люмин, остановись! — вскричал Кадзуха. Его голос потонул в реве пламени. Наплевав на Пламенное Правосудие, Кевин пронесся сквозь огонь, схватил Кадзуху одной рукой, а застрельщика Фатуи — второй, оттянул их назад, защитил от огня ледяным барьером. Лед затрещал. Кадзуха сжал запястье Кевина. — Иди, — попросил он. — Мы справимся. Кевин оставил их за ледяным щитом, а сам снова бросился в эпицентр пламени, отталкивая от себя огонь волнами холодной энергии. Руки Люмин, которые впились в рукоять Пламенного Правосудия, покрывались красными прожилками. Она не замечала. Кевин чувствовал, как упивается ее гневом чертов клинок, как он питается ее болью, пьянит разум, заставляя Люмин отрываться от реальности. В тот момент Кевин понял: в конце пути Арея сломила не скверна. Его сломило Могущество Шиу. Клинок, который через несколько лет дал жизнь Пламенному Правосудию. Огонь беспощадно впился в выставленный Принцем Бездны барьер, разнес его на угасающие осколки и кинулся вперед, словно пытался заключить в смертоносные объятия. Принц Бездны успел отшатнуться, но раскаленная волна опалила ему руку. Люмин повернула меч так, чтобы его острие вновь уставилось на врага, словно пыталась отдать Пламенному Правосудию приказ. Но на самом деле это Пламенное Правосудие отдавало Люмин приказы. А дальше случилось одновременно несколько вещей. Принц Бездны шагнул спиной в портал. Огненная волна, вырвавшись из-под контроля Люмин, устремилась к Кэйе, который в этот момент как раз появился рядом. В ту же секунду на пути огненной волны вырос Венти, а Кевин выбил Пламенное Правосудие из рук Люмин и, перехватив его за рукоять, направил разрушительную энергию к небу. Она грозилась вырваться, спалить Мондштадт дотла, и Кевину пришлось упереть острие клинка в землю, призвать на помощь силы льда — холодные кристаллы потянулись вверх, заключая всполохи пламени в плен. Все закончилось так же стремительно, как и началось. Кевин покачнулся, упал на одно колено, ощущая, как сердце раздирает от усталости, от чувств других истинных владельцев, от собственного запоздалого страха. — Я же просил тебя держаться от Принца Бездны подальше! — сердито вскричал он. — Ты, блядь, о чем думала? С головой дружишь вообще? Люмин обернулась к нему. На ее бледном лице стремительно выцветали красные прожилки. Она ни слова не сказала — только одарила испуганным взглядом и бросилась к Венти. Кевин повернул голову. — Блядь. Он выпустил Пламенное Правосудие — может, это было глупо, но он злился на клинок и не хотел даже держать его в руках. Зазвенев по мостовой, меч рассыпался золотыми искрами. Больше не думая о нем, Кевин торопливо поднялся и побежал следом за Люмин. Венти тяжело осел на мостовую. Он сумел защитить Кэйю и оказавшихся на пути обжигающей волны людей, но не смог уберечь самого себя. Разрушительная сила Небесного ключа безжалостно прошлась по его телу, и несмотря на отсутствие видимых повреждений, Венти содрогался от боли. Приложив руку ко рту, он закашлялся, и на его ладони остались следы крови. Кэйа и Кевин обменялись быстрыми взглядами. — Венти! Люмин рухнула на колени, потянулась вперед, но отдернула руки, словно боялась одним прикосновением навредить Венти еще сильнее. — Нормально, — прохрипел тот. — Я нормально, Люмин. Мне нужно просто… — Приступ кашля заставил его замолкнуть. — Я просто немного… Он не смог договорить, склонился над землей, а затем, не выдержав, завалился вперед. Люмин подставила руки, поймала его, бережно прижала к себе. В ее глазах собрались слезы. Не переставая шепотом повторять его имя, Люмин просила прощения и плакала так, словно Венти только что умер. К счастью, он был стойким Архонтом. Кевин закрыл лицо рукой. Он уже жалел о своей вспышке. Душа Люмин была изранена событиями шести лет. Она действовала глупо и необдуманно, но ему все же не следовало так на нее бросаться. Кэйа от потрясения даже забыл, зачем пришел, поэтому Кевин осторожно дотронулся до плеча Люмин. — Нет! Не трогай! — вскричала она, крепко прижавшись к Венти, как если бы Кевин пытался его отнять. — Я не хочу… Я не могу… Я просто… Кевин вздохнул. Он с самого начала не испытывал насчет Люмин иллюзий, но даже представить не мог, насколько глубоко ее травмировал пережитый в Бездне опыт. Надеясь, что его голос прозвучит мягко, он сказал лишь одно: — Блокиратор. Ее трясло. — Люмин, пожалуйста, — Кевин присел рядом с ней на одно колено, попытался заглянуть в глаза. Она отвела взгляд. — Августу нужен блокиратор. Без него он умрет. Обо всем остальном мы можем подумать после, хорошо? Она моргнула, заставила себя посмотреть на Кевина. Ему хотелось найти способ ободрить ее, но после ее вспышки он не решался к ней прикоснуться. — Пожалуйста, — повторил он. Взгляд Люмин немного прояснился. Она выдохнула, торопливо утерла слезы и, опустив руку в карман, передала блокиратор Кэйе. Тот с благодарностью кивнул и, не теряя времени на разговоры, побежал обратно к монументу, в ту сторону, где бился сам с собой Август и где медленно, но верно к нему прокладывали путь Варка и Аято. — Кевин… — прошептала Люмин. — Что я натворила? Венти, он… Архонты. Я… Я схожу с ума, да? Не отвечай. Я знаю. Я схожу с ума. Он сел на мостовую, устало взъерошил волосы. Принц Бездны ушел, но бой еще не закончился. Надо было взять себя в руки. Вот только Кевин и сам до сих пор не мог оправиться после всего увиденного. К тому же ему не хотелось бросать Люмин одну. К счастью, Кадзуха все еще сражался неподалеку. Одолев подступавшего противника, он приблизился, окинул встревоженным взглядом Венти и Люмин, но тактично придержал вопросы при себе. Кевин мотнул головой в сторону Люмин, и Кадзуха кивнул в знак того, что все понял. — Не возвращайся в бой, — сказал Кевин. — С тебя на сегодня хватит. Люмин подняла печальные глаза, и он вздохнул, осознав, как резко это прозвучало. Но у него не осталось сил на поддержку. — Позаботься о Венти. С этими словами он поднялся, предоставив заботы о Люмин Кадзухе. Перед тем, как уйти, он похлопал Кадзуху по плечу, а Кадзуха в ответ легонько сжал его запястье. Кивнув друг другу, они снова разошлись — призвав Пламенное Правосудие, Кевин опять устремился в бой. Кэйа воссоединился с Аято и Варкой. Все трое порядком вымотались, но времени на передышку не было — хотя часть сил Бездны отступила в порталы, вокруг по-прежнему кипела ожесточенная битва, а Август по-прежнему оставался в недосягаемости за стеной противников. — Мы проложим путь, — обратился к Кэйе Аято. — А ты используй блокиратор и попытайся вывести Августа в безопасное место. Это даже нельзя было назвать планом, но ничего другого им не оставалось. Кэйа убрал блокиратор в карман, и втроем они кинулись прорезать себе дорогу. Молнии Воли Грома служили в этом хорошим подспорьем. Кэйа в основном орудовал клинком, но изредка призывал на помощь нити Камня Связывания — опутывая врагов, те уносили их подальше от площади. Почему же силы Камня Связывания подчиняются так легко, но до сих пор не могут никого исцелить? — Не бери на себя слишком много, — посоветовала Цзиньхуа. — Так ты тем более не сумеешь направить селестиальную энергию. Для такого нужен ясный ум, Кэйа, а чувство вины не имеет к ясности никакого отношения. Он знал, что Цзиньхуа права, но не то чтобы в его голове существовал рычажок, которым можно было переключить направление мыслей. — Ты говорила, что Камень создали из нефрита с особыми свойствами. Ты использовала его на ком-нибудь? — спросил он, чтобы отвлечься. — На себе, — после небольшой паузы ответила Цзиньхуа. Кэйа не успел задать новый вопрос: ему пришлось скрестить клинки с Вестником Бездны. За спиной Аято вновь взметнул к небу Волю Грома. Казалось, каждый взмах дается ему все труднее — пускай он вновь обрел полный контроль над телом, Кэйа понимал, что это временно. Он чувствовал это по красноречивому молчанию Цзиньхуа. Сбоку нарисовался Дилюк. Его пламенный клинок без колебаний сразил Вестника. Пнув гончую в сторону подоспевшей на помощь Тоне, Дилюк рывком повернулся к брату. — Что ты тут делаешь?! — Долгая история, — признался Кэйа. — Поможешь добраться до Августа? Дилюк сделал шаг вперед, будто намеревался взвалить Кэйю на плечо и вынести его за пределы Мондштадта. Кэйа ждал от него гневной тирады, но Дилюк сдержался, только ободряюще хлопнул брата по руке и кивком головы велел следовать за ним. Неподалеку сражался Варка. Он держался стойко, но все же из-за отсутствия руки его действиям не хватало силы и скорости. Кэйа упустил момент, когда Варка пропустил вражеский удар, только увидел, как одежда на плече бывшего магистра стремительно пропитывается кровью. Аято тоже это увидел. Взмахнув перед собой клинком, он фиолетовой вспышкой потеснил противников назад, и Дилюк выпустил в их сторону огненного феникса. — Магистр, вам нужно уйти! — вскричал Дилюк. — Отставить, — сердито отозвался Варка. Кэйа качнул головой. Он знал, магистр не уйдет, даже если ему отсекут вторую руку. Он слишком упрям. А еще он слишком любит Августа. Ряды противников раздвинулись. Кэйа не увидел атакующего, но успел заметить, как пространство рассекли темные шипы — такими обычно разбрасывался Альбедо. Выставив руку, Кэйа послал вперед нити Камня Связывания, успел отбить несколько шипов, но один все же добрался до цели и поразил магистра Варку. Варка покачнулся. По его руке, стремительно распространяясь от места заражения, поползли красные прожилки, а глаза вспыхнули угрожающим багровым светом. — Черт, — ругнулся Аято. Он все еще силился пройти к Варке, несмотря на риск, и Дилюк попытался его в этом поддержать, но тут Варка выпрямился, взмахом клинка отогнал от себя подступавшего Мага Бездны. Прожилки по-прежнему мерцали, рассекая его кожу, но глаза стали обычными. Варка умудрился взять ползущую по его телу скверну под контроль. — Помогите Августу! — уверенно прокричал он. Кэйе было горько следовать этому приказу — он, человек, прошедший через шесть лет Крови Текутли, меньше всего хотел бросать Варку бороться со скверной в одиночку. Но еще он знал, что должен пробиваться к монументу. Там нуждается в его помощи второй капитан Ордо Фавониус. Друг, с которым они плечом к плечу прошли не только Пепельное Бедствие, но и ужасы Бездны. Поэтому Кэйа заставил себя отвернуться от Варки и двинуться вперед, следуя за порожденной Аято россыпью молний. Варка оперся на клинок. Скверна пыталась подчинить его себе, сломить, обратить в чудовище — Варка сопротивлялся ей с упрямством, на какое только был способен отец, желающий отстоять сына. Он не собирался отказываться от своих слов. Он никуда не уйдет. Вне зависимости от того, придется ли драться с Орденом Бездны или с самим собой, он будет сражаться до победного. До тех пор, пока его сын не вернется домой. Волна боли вынудила его склониться над землей. У Варки не было Глаза Бога, и потому губительная сила разъедала его организм стремительно, кислотой проходилась по органам, наливала непосильной тяжестью ноги и руку. Варка стиснул зубы. Впившись в клинок с такой силой, что стало больно пальцам, заставил себя выпрямиться и шагнуть навстречу врагам. Пускай Аято воссоединился с Волей Грома, пускай Кэйа и Дилюк оба давно доказали свои умения, даже им не хватало силы совладать с таким количеством врагов. Чего бы ему это ни стоило… Варка будет поддерживать их до конца. Они все — дети Мондштадта. Его дети. И он не оставит их одних. Он уже подвел их однажды. Сначала Августа, Рэйзора и Кэйю — когда позволил им затащить Альбедо в Бездну, когда оказался слишком слаб, не смог защитить их или хотя бы последовать за ними на другую сторону портала. Затем он подвел Дилюка и Джинн. Он развалил Мондштадт, фактически передав его в руки Фатуи. Он сражался с Полуночным героем, повернувшись к настоящим врагам спиной, и оттого упустил момент, когда союз обратился катастрофой. Он подвел Розарию и Эолу, когда вынудил их выступить против друзей и последовать за ошибочными суждениями. И Аято… Само их знакомство началось с того, что Варка его подвел. Он замахнулся неподъемным клинком. Откуда-то издали донесся крик Аято — тот по-прежнему пытался пробиться к Варке, помочь, как если бы обладал силой взмахом Воли Грома заставить скверну уйти. Варка усмехнулся. В уголке губ выступила кровь. Мешаясь со скверной, черной, будто сгусток чернил, она стекла по подбородку, и Варка утер ее рукавом. Он не знал, откуда Аято берет в себе силы верить в него. Варка считал себя паршивым героем и еще более паршивым отцом. Но по какой-то причине этот мальчишка раз за разом с теплотой улыбался ему, доверял свои переживания, о которых никогда не заговаривал с остальными — как если бы слепой человек на самом деле видел больше зрячих. Варка не думал, что заслуживает такого отношения с его стороны. Но все же он хотел хоть немного соответствовать тому Варке, которого разглядел в нем Аято. Когда скверна вновь ударила по телу, Варка крепко зажмурился, сосредоточился на боли и заставил ее потечь в направлении к обрубку, который остался от руки. Да, он был всего лишь человеком. Да, у него не было Глаза Бога, ускоренной регенерации или адептальных сил. Но сейчас он в них не нуждался. Он лишь хотел защитить своих детей. И одного этого желания было достаточно, чтобы обрести в себе силы сопротивляться любому на свете злу. Повинуясь воле Варки, скверна сплелась, образовав подобие второй руки. Она казалась чужеродной, непослушной, но несмотря на это, Варка сумел совладать с ней, положил вторую ладонь рядом с первой и, крепко сжав клинок, двинулся навстречу врагам. Скверна тянулась за ним черной полосой. Дыхание рвалось из груди с хрипом, но Варка старался не обращать на это внимание — как и на тот факт, что кровь продолжала собираться в уголках рта, сигнализируя о том, что его тело рушится изнутри. Кэйе и Дилюку почти удалось добраться до Августа. Они сошлись в бою с парой Чтецов, которые беспрестанно ставили на площади огненные тотемы и не позволяли к ним подобраться. Варка вытянул вперед сплетенную из скверны руку. Темная сила ударила по одному из Чтецов, отнесла его прочь, туда, где в толпе полыхнуло огненное лезвие Пламенного Правосудия. Дилюк оттеснил второго Чтеца, и Кэйа, пользуясь этим, скользнул в образовавшийся просвет, наконец добравшись до Августа. Август стоял на коленях. Красные прожилки на его теле стали практически черными. В некоторых местах они растерзали кожу до такой степени, что мостовую теперь заливала кровь. Тусклый взгляд Августа скользнул по Кэйе, но не сумел его рассмотреть. Кэйа невольно выдохнул. Они столько раз проходили через отравление скверной, они столько всего испытали, столько раз противились этому воздействию… И теперь, кажется, Август достиг предела. Он умирал. Кэйа помнил, как они с Августом впервые попытались сбежать — Август почти не осознавал себя, но все равно последовал за Кэйей, будто глубоко внутри все еще оставался прежним. Как Август попытался проткнуть Дотторе вилкой — и потом крикнул, что не успокоится, пока не увидит своего отца. Его успокаивали скверной. Травили до тех пор, пока не осталось уже ничего, кроме угасшей души. Август был мондштадтским ангелом-хранителем, но Принц Бездны оборвал ему крылья — и, швырнув в огонь, заставил Августа смотреть, как они сгорают в багровых всполохах пламени Текутли. Сжав блокиратор, Кэйа сделал уверенный шаг вперед. Сегодня это закончится. Пускай Кэйа пока не понял, как направить селестиальную энергию на исцеление оскверненных, он не даст Августу умереть. — Ты обещал выпить со мной, капитан, — сказал он. Опустившись на колени напротив Августа, Кэйа притянул его к себе, ввел блокиратор — быстрым, но осторожным движением. Когда шприц опустел, Кэйа отбросил его прочь. Августа повело в сторону. Если бы Кэйа не держал, он рухнул бы на землю, прямо в лужу собственной крови. — Ты обещал со мной выпить, — обессиленно повторил Кэйа. Август едва справлялся с тем, чтобы дышать. От боли, которая до сих пор прокатывалась по телу нещадными режущими волнами, на его глазах выступили слезы. Кэйа не размыкал рук. Больше всего он боялся, что, если хотя бы на миг ослабит хватку, Август умрет. — Кэйа… В голосе Цзиньхуа страх мешался с сочувствием. Все то время, которое Кэйа прорывался к Августу, она бежала рядом с ним — но ничем не могла помочь, кроме разве что коротких предупреждающих выкриков. Теперь же она стояла на коленях, положив ладонь Августу на спину. Тот не мог этого почувствовать, но Цзиньхуа не убирала руки, словно таким образом пыталась напомнить им обоим, что они не одни. — Кэйа, он умирает. — Я знаю, знаю. — Кэйа ткнулся носом в спутанные волосы Августа. — Что мне делать, Цзиньхуа? Она подняла на него взгляд, полный сожаления. Кэйа понял, что это значит, и замотал головой. Даже отравленный, Август шесть лет оставался его другом. И теперь Кэйа не хотел его отпускать. Только не так. — Ты должен жить, Август, — тихо сказал Кэйа. — Ты слышишь меня? Ты должен жить. Это приказ. Его передал тебе Варка, магистр Ордо Фавониус, так что не смей ослушаться его, понял? Продолжая крепко держать Августа одной рукой, Кэйа поднял вторую, и над его ладонью появился Камень Связывания. Цзиньхуа следила за его движениями с помесью горечи и практически невозможной надежды. Прежние страхи укололи сердце Кэйи: что, если он снова не справится? Если он не сможет обуздать селестиальную энергию, Август умрет. И никакие блокираторы тут не помогут. Он качнул головой. Он должен. По-другому и быть не может. Они с Августом еще должны выпить по бокалу Полуденной смерти в «Доле ангелов». Августу еще нужно наконец закурить сигарету. Он ведь не переставал мечтать об этом все шесть лет. Еще ему нужно воссоединиться с отцом. «Мы справимся», — зазвучал в голове голос Кли. Кивнув в такт этой мысли, Кэйа еще выше поднял Камень Связывания над головой. Вырываясь из сердцевины черного камня, серебристые нити одна за другой обнимали Августа, и Кэйа прикрыл глаза, чтобы целиком сосредоточиться на управлении бегущей по ним энергией. Тело Августа окутал серебристый свет. Кэйа ощутил, как переменилась атмосфера на площади. Прежде тягостная, гнетущая, насквозь отравленная скверной, она стала понемногу очищаться — до тех пор, пока в воздухе не разлился запах дождя. Август в руках Кэйи вздрогнул. Его тело, сведенное предсмертной судорогой, медленно расслабилось. Кэйа опустил голову, испуганный тем, что может увидеть. Но к счастью, Август дышал. Черные прожилки на его лице понемногу становились серыми. Не сдержав вздоха облегчения, Кэйа опустил Камень Связывания и еще крепче прижал Августа к себе. — Ты сделал это, — сказала, не скрывая гордости, Цзиньхуа. — Кэйа, ты направил селестиальную энергию! Он кивнул. У него не оставалось сил на слова. Несмотря на то, что Августа удалось сберечь, Кэйа все еще не мог избавиться от пронизывающего чувства страха. Не выпуская Августа, он устало осмотрелся — и увидел то, из-за чего сердце провалилось вниз, куда-то в глубины непроглядной Бездны. В тот момент, когда Кэйа ввел Августу блокиратор, силы, которые прежде поддерживали Варку, наконец оставили его. Он покачнулся, оперся на клинок, все еще пытаясь одолеть скверну упрямством, но она оказалась сильнее. Измотанный ее воздействием, он пропустил сначала один удар. Затем второй. Третий. Каждый из них заставлял тело Варки мотаться из стороны в сторону, и он знал, что должен сражаться, должен найти любой способ поднять на защиту клинок или сплетенную из скверны руку. Он должен сделать хоть что-нибудь, если хочет жить. Но у него больше не оставалось сил противостоять ни темноте в сердце, ни Ордену Бездны. Град вражеских атак не прекращался до тех пор, пока росчерки фиолетовых молний не расчертили небо. Варка поднял мутный взгляд к небу. На исходе сентября над Мондштадтом вдруг раскинулась гроза, какой здесь было не увидеть даже в разгар жаркого лета, и это… это было головокружительно красиво. Это было, пожалуй, лучшее, что мог увидеть человек перед смертью. Меч выскользнул у Варки из руки. Он сделал шаг, надеясь подобраться чуть ближе к монументу, увидеть Августа. Ему хотелось попросить прощения. Или хотя бы просто сказать сыну, как он его любит — и как гордится им даже несмотря на то, что неделю назад они скрестили клинки на руинах разрушенного города. Но ноги подвели. Рыцарь Борея был силен. Просто скверна оказалась сильнее. Такая… досадная незадача. Мир дернулся куда-то в сторону, и Варка упал прямиком в раскрытые объятия Аято. Аято бережно уложил его на землю. Рядом появился Дилюк. Когда он завидел израненного Варку, его лицо исказилось болью и яростью одновременно. Вскричав, словно ему в сердце вогнали иглу, Дилюк бросился в гущу врагов — то ли пытаясь утопить горечь в чужой крови, то ли желая дать Варке время попрощаться. — Варка, — окликнул Аято. Его голос дрожал. С трудом сфокусировав на нем взгляд, Варка обнаружил, что Аято плачет. Варка ощутил укол совести. Мальчик ненадолго обрел зрение, а он выбрал именно этот момент, чтобы умереть. — Прости, — сказал Варка поэтому. Слезы побежали по щекам Аято сильнее. Он сжал человеческую руку Варки, хотел что-то сказать, но не сумел совладать с голосом. Варка чуть улыбнулся. Пару недель назад он даже не мог подумать, каким уязвимым и вместе с тем трогательным может быть господин Камисато из Инадзумы. — Не надо по мне плакать, — попросил Варка. — Я ни о чем не жалею. Главное, что вы все живы… И что Август… Он замолк, пытаясь справиться с болью. Аято опустил голову. Он не смог послушать Варку — Варка чувствовал, как горячие слезы стучат по его обнаженной коже, мешаясь с кровью. Ему хотелось протянуть руку. Стереть с лица Аято это выражение. Может, ощутить чужое тепло — последние несколько минут Варка дрожал от охватившего его холода, который медленно подбирался к сердцу. Рядом опустился Кэйа. Он оставил Августа на подоспевшую Элизию. Руки Кэйи дрожали, но несмотря на это, он призвал Камень Связывания, и серебристые нити стали поспешно опутывать тело Варки. — Аято, — окликнул Варка. Аято едва решился поднять на магистра покрасневшие глаза. Благодаря нитям Камня Связывания режущая боль по всему телу ненадолго отступила, и Варка все же справился с собой и исполнил свое мимолетное желание. Его ладонь, большая и грубая, коснулась щеки Аято. — Вытащите Августа, — попросил Варка. — Ему придется нелегко, но вы… не оставляйте его, хорошо? И еще… Он снова улыбнулся, провел большим пальцем под глазом Аято, стирая его слезы. Они набежали снова. Аято всегда держал чувства в узде — но теперь никак не мог с собой справиться. Варке хотелось бы, чтобы он почаще давал себе свободу. Не для того, чтобы проливать слезы над телами погибших друзей. А чтобы он хоть иногда позволял себе расслабиться. Побольше улыбался. И кроме того, чтобы пытаться осчастливить весь мир, однажды нашел собственное счастье. И чтобы он, конечно, выздоровел и вновь обрел полноценное зрение. — …Пускай этот город восстанет из пепла, — сказал наконец Варка. — А когда все закончится… соберитесь в «Доле ангелов» и выпейте за меня одуванчикового вина, ладно? Кэйа направил селестиальную энергию по нитям Камня Связывания, но вместо того, чтобы вспыхнуть серебристым светом, как это было с Августом, они вдруг ослабили хватку — и опали на мостовую. Рука магистра упала вдоль тела. Аято потянулся за ней, словно надеялся, что сможет схватиться крепче, вытянуть его за ладонь из холодного и мертвого мира. Но было уже слишком поздно. — Магистр… — потрясенно шепнул Кэйа. Аято ничего не сказал. Он согнулся, ощущая, как в сердце будто бы вонзилась Воля Грома. На плечи надавил нестерпимый груз. Аято ткнулся лбом в грудь Варки, крепко зажмурился, чувствуя, как глаза жгут слезы, как они испепеляют его изнутри. Вы все заслуживаете лучшей жизни. Вы заслуживаете быть счастливыми и просто жить, радуясь каждому дню в этом прекрасном мире. Аято решился поднять взгляд. Лицо магистра Варки казалось… умиротворенным. Он обещал, что никуда не уйдет, пока Август не вернется домой. Он сдержал обещание. Он дождался Августа домой. Вопреки скверне, вопреки ранам, вопреки всему, что пыталось остановить его… Он дождался. А потом ушел. Начнем с Мондштадта. Потом сбережем весь мир. А потом понемногу его восстановим — и сделаем даже лучше. «Это же твой город! Ты должен был восстанавливать его! Почему ты опять пытаешься сбежать от своих обязанностей, магистр?» Аято хотелось прокричать все это Варке в лицо. Даже не так. Ему хотелось кричать что угодно, кричать до тех пор, пока Варка не откроет глаза, чтобы возмутиться в своей привычной шутливой манере. Пока не окажется, что все это какая-то шутка. Или, может, дурной сон накануне настоящей битвы. — Ты обещал стараться для всех нас, — прошептал Аято. — Стараться, а не умирать. Кэйа поднял на него взгляд. Аято было наплевать. Стиснув рубашку Варки, он сказал: — Вернись. Мне нужна твоя рука. Твой голос. — Его руки задрожали. Голос сорвался на хрип. — Вернись, чертов ты магистр. Варка молчал. Его лицо оставалось все таким же — непроницаемым, иссеченным красными прожилками, которые, словно насмехаясь, не угасали даже после смерти. Аято снова ткнулся лбом ему в грудь. Все это… Все это было слишком. Слишком. «Тэмари…» Он ощутил с ее стороны нежный импульс. Она пыталась разделить с ним горе. Пыталась заключить его в мысленные объятия, сберечь от боли его сердце, сделать все возможное, чтобы он не остался один в этой всепоглощающей потере. Но Аято хотел не этого. Сейчас он хотел одного — избавления. «Я не хочу этого видеть, — сказал он. — Тэмари, я не хочу этого видеть». — Аято… «Пожалуйста». Она вздохнула, но спорить не стала. Пускай она ничего не сказала, Аято знал — боль потери знакома ей не понаслышке. Когда-то она была на его месте. Стояла на коленях и прижималась к телу дорогого человека, зная, что как бы она ни вслушивалась, она уже никогда не услышит стук его сердца. — Хорошо. Он ощутил, как разомкнулись их души. Тэмари осталась рядом, но больше не поддерживала его тело — и не смотрела его глазами. Аято снова остался в темноте. Но сейчас эта темнота, которая наконец скрыла от него израненное тело Варки, была единственным, что удерживало Аято от падения в беспросветный мрак собственной души. Чтобы спасти одного мондштадтского ангела, второй отдал ради этого свои крылья — и свое сердце, в котором до последнего вздоха жила любовь ко всем сыновьям и дочерям Тейвата.Вместо титров: Orion White — Wasteland