Я надеваю траур, На восточный манер — белый, Как всякий, кто будет слеп. А все, для кого я пела, Лягут в чёрные травы На этой ничьей земле. Немного Нервно — Быстрее пуль
Этот фрагмент можно читать под музыку: Hiroyuki Sawano — mSgH. Ставьте на повтор
Матвей открыл глаза посреди заснеженных руин. Где-то с грохотом обрушилась еще одна стена. Метрах в двадцати на фоне темного неба ревел столп пламени. Искры казались каплями крови, выступившими там, где прежде виднелись звезды. Мир вертелся, расплывался, порой исчезая в багряной пелене. В правом ухе стоял невыносимый звон. Матвей поднял руку, но отдернул ее сразу же, как только ощутил кончиками пальцев влажное тепло. Кровь. Чертовски много крови. Из-за головокружения и слабости мысли не слушались. Матвей никак не мог вспомнить, как оказался в таком положении. Он не помнил даже, где именно находится и как теперь найти среди хаоса путь в безопасную зону. Он вел «Холодный огонь» к Заполярному Дворцу — туда, где мятеж, длившийся уже третий месяц, должен был перейти к заключительной стадии. По прибору, который каждый из лидеров сопротивления носил в ухе, Тоня сообщила о засаде. Матвей не удивился: враг был слишком умен, чтобы ожидать прибытия мятежников сложа руки. У него был план. Он тоже не собирался ждать засады сложа руки. Все должно было пройти успешно. Но не прошло. Теперь целый квартал был разрушен чередой взрывов, а руины устилали тела союзников и врагов. Справившись с приступом тошноты, Матвей сумел подняться. Звон в ухе не смолкал — во время одного из взрывов Матвея отбросило прямо на стену, и от жесткого столкновения прибор для связи повредился. В кожу впивались металлические осколки. Горячие струи крови затекали под одежду. Матвей пощелкал перед ухом пальцами, но за звоном ничего не услышал. Видимо, повредил барабанную перепонку. Черт. Это плохо. Сражаться в таком состоянии будет трудно. Матвей сделал шаг, пошатнулся, расставил руки, пытаясь уловить равновесие. Именно в этот момент он заметил посреди руин знакомые пшеничные кудри — они принадлежали Грише, юноше из деревни, которую «Холодный огонь» пару недель назад освободил от влияния Фатуи. Гриша загорелся идеей мятежа. Его мать была против, но Гриша не послушал, пришел к Матвею с просьбой принять его в ряды «Холодного огня». Матвей согласился. Сопротивлению остро не хватало бойцов. Полезен был каждый, кто мог держать оружие. Гриша же ловко обращался с луком, отличался наблюдательностью и умением в любой ситуации сохранять присутствие духа. Он был находкой. И вот теперь он лежал посреди мостовой, припорошенной снегом, и между его ребер торчал железный штырь. Матвей ругнулся. Тело все еще отказывалось подчиняться. Покачиваясь, будто пьяный, он с трудом добрался до Гриши. Колени подогнулись. От столкновения с землей голову прошила острая боль, а перед глазами рассыпались багровые искры. Матвей отдышался. Протянул дрожащие руки, не зная, где ухватить Гришу, чтобы не разбередить и без того глубокие раны. «Ты не умрешь здесь». Когда Гриша пришел вступить в «Холодный огонь», он спросил Матвея, правда ли тот может освободить Снежную. Матвей и сам не раз задавался этим вопросом, но не мог допустить в рядах мятежников упаднического настроения. Поэтому он сказал: «Доживи до конца и убедись сам». Гриша засмеялся. Наверное, не воспринял эти слова всерьез. Но Матвей не шутил. Он боялся: если за свободу придется отдать слишком много жизней, можно ли будет назвать ее свободой? И он просил каждого жить. Вот только люди рядом продолжали умирать. — Я тебя вытащу, — пообещал Матвей. Гриша не ответил. Он пропадал в болезненной лихорадке. Над головой грохнул взрыв. На пару секунд звон в правом ухе стал настолько громким, что на глазах против воли выступили слезы. Подняв взгляд, Матвей обнаружил Аякса, который гнался за застрельщиком Фатуи. Застрельщик палил из ружья — так быстро, как только позволяла перезарядка. Аякс швырялся цепями темно-красной энергии, порожденной Глазом Порчи на его перчатке. Застрельщик проигрывал. В его глазах плескался ужас, по виску стекала кровь. Он отстреливался из отчаянного желания жить. Аякс же мчался следом с остервенением охотника, и клинок в его руке, казалось, изнывал от жажды крови. Аякс. Причина, по которой все пошло не по плану. Катализатор смертей и катастроф. — Аякс! — окликнул Матвей. — Мы должны отступить! Помоги мне! Тот не услышал — или, быть может, не захотел слушать. Его единственный глаз был сосредоточен на цели. Даже не взглянув в сторону Матвея, он промчался по снегу и крови и пропал в темноте. Матвей долго терпел. Из уважения к Тоне. Из нежелания разжигать в «Холодном огне» конфликт. Из сочувствия к Аяксу: Матвей, едва не разрушивший из желания отомстить Небесному порядку весь Тейват, хорошо понимал его чувства. Он молчал, когда Аякс лез на рожон. Когда Аякс едва не перерезал глотку Арлекино, пришедшей предложить «Холодному огню» свою помощь. Когда Аякс убил застрельщика, которого Матвей рассчитывал допросить. Но сегодняшнее происшествие переполнило чашу терпения. Стиснув зубы, Матвей в сердцах процедил: — Засранец. На этой темной холодной улице, выложенной телами, Аякс был единственным, кто мог ему помочь. Матвей не отказался бы от дружеского плеча. Обычно его в любой ситуации поддерживал голос Тони, но теперь вместо него в ухе звучал лишь ненавистный звон. Одиночество, растерянность, бессилие — эти чувства столкнулись в душе, будто огонь и молния, рвали сердце на куски. Но сейчас у Матвея не было права об этом думать. Выдохнув, он вытер набежавшую на глаз кровь, ухватил Гришу, поднялся, опираясь на обломок стены. Чужое тело казалось неподъемным. Будто вместо человека Матвей пытался унести на своих плечах всю Снежную. В каком-то смысле Гриша и Снежная были похожи. Оба медленно умирали, искалеченные невозможной борьбой. Матвей зацепился за эту мысль. Подумал о Тоне, которая осталась сегодня на базе координировать работу передового отряда и разведки. Подумал, как рад, что она в безопасности. Он старался думать о чем угодно — лишь бы не о звоне, с которым уже не справлялся, и не о заледенелой дороге, которая все тянулась и тянулась в озаренную взрывами мглу. И еще не об Аяксе. Матвей не знал, сколько километров он оставил за спиной. Не знал, сколько мятежников осталось в столице. Сколько погибло от выстрелов, взрывов или обломков. Возможно, он не был виноват в сегодняшнем провале, но, будучи командиром, обязан был записать его на свой счет. Он не мог вернуть мертвецов с того света. Не мог попросить у них прощения или отмотать время назад, остановить Аякса до того, как случится непоправимое. Но он мог упрямо идти вперед, сквозь выстывший ночной лес. И надеяться, что тени ушедших шагают рядом с ним. К концу леса. К концу войны. Когда Матвей уже окончательно потерялся во времени и начал понемногу забывать собственное имя, в темноте между деревьев забрезжил слабый свет. Раздались голоса. По снегу заскрипели шаги — кто-то бежал навстречу, не переставая звать Матвея по имени. От облегчения силы, которые Матвей прежде усилием воли удерживал в узде, испарились, но он по-прежнему крепко прижимал Гришу к себе. Реальность ускользала, сливалась со звоном, с багряной мутью, от которой было не спрятаться, даже закрыв глаза. — Всё, всё, — сказал знакомый голос, низкий, непривычно мягкий. — Матвей, мы обо всем позаботимся. Разожми руки, парень. Матвей поднял тяжелую голову и разглядел плавающее в пелене лицо Капитано, бывшего Предвестника Фатуи. После победы над Принцем Бездны он первым выразил желание примкнуть к «Холодному огню». И за три месяца ни разу не дал повода усомниться в оказанном доверии. Матвей знал, что может без опасений разжать руки. Но по какой-то причине не мог. В сердце поселился иррациональный страх: что, если он отпустит Гришу, и тогда тот умрет? Что, если эта смерть будет значить падение всего «Холодного огня»? Конец надежды для Снежной? У Матвея не получалось себя пересилить. Не получалось вырваться из болезненного дурмана иллюзий, в котором пропадало измученное долгой дорогой сознание. — Матвей, — повторил Капитано. Матвей увидел его глаза — два осколка хрусталя на фоне темной полосы старого шрама. — Ты уже ничего для него не сделаешь. Гриша… Он мертв. Разожми руки, сынок. «Это неправда». Матвей растерянно моргнул, перевел взгляд на Гришу. После слов Капитано в голове слегка прояснилось, и Матвей наконец увидел то, что прежде укрывалось от его глаз. Все это время он тащил через лес мертвеца. Как давно он умер? Или, быть может, Гриша был мертв с самого начала? Капитано внимательно следил за выражением лица Матвея. Шок сменился болезненным осознанием. Руки разжались сами собой, и тело очередной жертвы мятежа рухнуло на снег. Матвей покачнулся. Губы приоткрылись, но с них не сорвалось ни звука — казалось, вокруг горла сомкнулась петля. Широко распахнутые глаза покалывало холодом. Капитано ничего не сказал, только положил руку на плечо Матвея и легонько сжал, будто пытался таким образом напомнить о реальности. Матвей тоже промолчал. Говорить здесь было нечего. — Доведи меня до базы, — попросил он. — И если я вдруг отключусь… — Я пришлю кого-нибудь забрать тело, — кивнул Капитано. Матвей хотел опереться на его плечо, но Капитано вдруг шагнул вперед и, не утруждая себя лишними вопросами, подхватил его на руки. Так легко, как мог только человек почти два метра ростом. Многое изменилось с начала революции, и Капитано уже не обладал силой, которая равняла его с Архонтами, но донести Матвея до базы все еще был способен. — Ты… — слабо проговорил Матвей. Он хотел воспротивиться. Все-таки он был гордым и не хотел, чтобы другие мятежники видели его в таком положении. Но потом, бросив последний взгляд на окровавленные пшеничные кудри, закрыл глаза. Пускай Капитано делает все, что ему заблагорассудится. Пускай эта ночь уже растает в прошлом, превратится в еще один остывший уголь, оставшийся от мятежного костра. Матвей устал. И только теперь осознавал, насколько.Конец музыкального фрагмента
* * *
Матвею пришлось провести в лазарете полтора дня. Наташа настаивала, чтобы он задержался, но впереди ждали неотложные дела. Неудача в столице породила множество проблем. Решать их на кровати за закрытыми дверьми было невозможно. — Насчет слуха, — сказала Наташа, пока Матвей одевался. Дверь открылась, и на пороге появилась Тоня. Матвей махнул. Наташа поприветствовала Тоню коротким кивком и продолжила: — Сейчас у меня попросту нет подходящих инструментов… Дверь снова открылась. На сей раз в комнату заглянул Мирослав. — Архонты! — устало вздохнула Наташа. — Не лазарет, а проходной двор. Слава, ради всего святого, не стой на пороге. О чем я говорила? Ах, точно. В общем, без нужных инструментов мы можем только… Дверь открылась в третий раз. Между бровей Наташи уже пульсировала нервная складка. В комнате объявился Алексей — давний участник «Холодного огня», который однажды помог Итэру передать весточку в Заполярный Дворец. Ни у кого не было уверенности, что его на самом деле зовут Алексей, поэтому все привыкли обращаться к нему по прозвищу — Сампо. — А нельзя ли оставить человека наедине с его диагнозом? — проворчал Матвей. — Или хотя бы дать ему одеться. Сампо тут же изобразил обиду. — Может, я хочу посмотреть на твой пресс! Тоне, значит, можно, а остальным нельзя? — Откуда такой нездоровый интерес к прессу Матвея? — вздернула брови Тоня. — Мне стоит волноваться? Мирослав задумчиво возвел глаза к потолку. — Возможно, он думает, можно ли его продать. — Как, по-твоему, можно продать пресс отдельно от человека? И вообще, за кого ты меня принимаешь? — с видом уязвленного праведника возмутился Сампо. — Я человек бизнеса, а не какой-нибудь торгаш. Или ты до сих пор обижаешься, что я продал твою обожаемую раритетную бутылку? Так это было исключительно на благо «Холодного огня»! Наташа повернулась к спорщикам. Выражение ее лица было красноречивым: «Если вы сейчас же не заткнетесь, я найду эту раритетную бутылку, засуну вас обоих туда и выкину в Вечностылое озеро». Сампо с Мирославом благоразумно замолкли. — Привет! Я не опоздала? В дверях, распахнутых уже в четвертый раз, стояла Аня. Наташа вздохнула. Помассировала точку между бровей. Матвей не знал, смеяться или плакать. Утром он сказал Тоне о планируемом времени выписки — а она, видимо, пригласила остальных. Они все собрались в лазарете ради него. Глубоко тронутый, он опустился на край кровати. Наташа сложила руки на груди, метнула настороженный взгляд в сторону двери. Та осталась закрытой, и Наташа, с облегчением вздохнув, продолжила: — Мы можем только ждать. Я извлекла обломки прибора — по крайней мере те, что смогла увидеть. В лучшем случае ты восстановишься за пару недель, и тогда полноценный слух вернется. В ближайшее время некоторые симптомы, вроде звона или головокружений, могут сохраняться, но со временем сойдут на нет. Матвей натянул футболку (Сампо не сумел скрыть вздоха сожаления) и забрал с прикроватного столика Глаз Бога. — А в худшем случае? Брови Наташи приподнялись. — В худшем случае Сампо будет помогать мне с поиском деталей для слухового аппарата, — сказал вместо нее Мирослав. Матвей поморщился. Мирослав был хорошим парнем, но его привычка столь бесцеремонно озвучивать болезненные факты доводила порой всех участников «Холодного огня». На плечо легла теплая ладонь. Тоня. Матвей поднял голову, перехватил ее взгляд. Глаза Тони были серьезными, но вместе с тем в них светилась решимость. Матвей не знал, связана ли эта решимость с ее намерением искать лекарство до конца или же оставаться рядом, даже если Матвей так и останется глухим на одно ухо. В любом случае, он был благодарен и ласково накрыл ее руку своей. — Не заостряйте на этом внимание, — попросил он притихших друзей. — У меня все еще остается левое ухо, чтобы слушать ваши перепалки. — Ха, — нервно отозвалась Аня. Матвей поднялся, забрал со спинки стула чистую куртку, которую утром принесла Тоня. — Мирослав, сможешь сделать мне новый прибор для связи? Тот кивнул. Матвей задумчиво опустил взгляд. Он понимал, что с коммуникацией в ближайшие недели возникнут сложности: на поле боя ему придется вытаскивать прибор, а значит, он может упускать важную информацию с базы. Видимо, все же придется просить Капитано объединить усилия. Хотя с потерями «Холодного огня» это в любом случае было неизбежно. Матвей не знал, что за эмоции отразились на его лице, но по неведомой причине друзья вдруг выпрямили спины и без колебаний последовали за ним к порогу комнаты. Лазарет они покинули все вместе, плечом к плечу. Он сам, бывший агент Фатуи, который теперь сражался против своей организации. Мирослав и Аня, примкнувшие к «Холодному огню» после смерти Отто. Наташа, которая единственная во всем сопротивлении могла разделить с Матвеем боль от смерти Ростика. Сампо, мотивы которого по сей день оставались загадкой. И, конечно, Тоня. Верная соратница, надежный друг, любимая девушка. Девочка с пламенем в сердце. За несколько месяцев, минувших с начала мятежа, Матвей успел неплохо узнать каждого из них. Каждого из них он любил — и намеревался защищать, насколько хватит сил. «Только живите, — мысленно просил он. Перед глазами стояло искаженное предсмертной агонией лицо Гриши. — Пожалуйста, живите. Я не знаю, смогу ли дальше…» Тоня коснулась его ладони. Матвей в ответ обхватил ее руку. Тоня улыбнулась, и Матвей беззвучно вздохнул. «Нет. Я точно знаю. Без вас эта дорога потеряет всякий смысл». Пообедав вместе, друзья выпили чай и после этого привычно разошлись разными дорогами. Сампо с Аней ушли в разведку. Наташа вернулась в лазарет. Мирослав отправился работать над новым прибором для связи. Матвей же решил навестить могилу Гриши. — Пойдем вместе, — предложила Тоня. Матвей коснулся раненого уха. Ему вспомнился собственный срыв. То, как он нес через лес мертвое тело, как разговаривал с ним, полагая, что поддерживает живого. Как едва не потерял сознание, когда Капитано открыл ему глаза на правду. Матвей долго заталкивал горечь и отчаяние в отдаленные уголки сердца — будучи одним из лидеров сопротивления, он просто не мог позволить себе таких чувств. Но это не значит, что они не возникали вовсе. Заметив в глазах Матвея печальные блики, Тоня подошла ближе, ласково сомкнула руки за его спиной. — Капитано все мне рассказал. Матвей вздохнул. — А я-то надеялся, он умеет хранить тайны. Отстранившись, Тоня улыбнулась. За последние месяцы она научилась быть хитрой. Если уж на то пошло, без ее хитрости мятеж никогда бы не добрался до столицы. — Я умею давить на людей. Даже на бывших Предвестников. — Ее улыбка растаяла, черты лица стали тверже. — Мне ужасно жаль, милый. Гриша не заслуживал подобной смерти. Никто не заслуживал. А ты не заслуживаешь тянуть это на себе в одиночку. Капитано рассказал мне, потому что переживал. Я тоже переживаю. Мы обещали друг другу быть честными, помнишь? Я не прошу тебя говорить о чем-то, если ты не готов. Просто… Не скрывай свое состояние. Не передо мной. Матвей молчал, обдумывая ее слова. Неверно истолковав затянувшуюся паузу, Тоня закрыла лицо руками. — Опять я болтаю без остановки, да? — Нет. — Матвей коснулся ее щеки. — Извини. Ты права. Мне следует сдержать обещание. Я и впрямь чувствую себя… Он запнулся, подбирая нужное слово. Над головой качнулась потревоженная белкой еловая ветвь. База сопротивления располагалась неподалеку от Вечностылого озера, в живописном хвойном лесу, где впору было наслаждаться прогулками, а не говорить о войне. Тоня молча ждала продолжения. А Матвей не знал, что пытается сказать. Он давно отвык думать о своем самочувствии. — Мне страшно, — сказал он наконец. Белка прыгнула дальше, и снег осыпался с ветки плотной завесой. Примерно такую же завесу Матвей представлял, размышляя о будущем. О конце мятежа. — Страшно? — Я боюсь, что в конце пути мы потеряем больше, чем пытались обрести. Люди в Снежной давно уже не живут счастливо. Но по крайней мере у них есть жизнь. — Подставив ладонь, Матвей поймал снежинку. От тепла руки та мигом исчезла. — А мы лишаем их даже этого. Сколько уже погибло? Не только среди «Холодного огня». Фатуи. Случайные прохожие. Мальчишки, которым просто хотелось свободы. Осознав, что он имеет в виду Гришу, Тоня вздрогнула. — Я почти не знал его, — продолжил Матвей. — И не смог бы скорбеть, даже если бы захотел. Но я думаю… В чем ценность победы такой ценой? — Ради чего умер магистр Варка? Неожиданный вопрос поставил Матвея в тупик. Тоня сделала шаг вперед. Ее глаза светились огнем, с которым она могла бы покорять города. Именно этот огонь придавал Матвею сил двигаться дальше. — Магистр Варка мог бы выжить, не сражайся он за Августа. — Я не понимаю, — признал Матвей. — Что ты пытаешься сказать? Брови Тони задрожали. Всякий раз, когда заходила речь о так называемом теперь Сентябре Катастроф, ее охватывала горечь. — Мы бы победили и без его смерти. Но он сделал свой выбор, потому что сражался не только за победу. Он защищал жизнь. — Тоня приложила ладонь к сердцу. — Магистр Варка спас Августа. Чтобы Август выжил. Чтобы повел Мондштадт дальше, к истинной свободе. Матвей по-прежнему ощущал растерянность. Тогда Тоня взяла его за руку, провела между елей, обвела рукой представшие глазам древние руины, в которых «Холодный огонь» обустроил базу. — Мы отстаиваем нечто большее, Матвей. Не просто «победу». Право людей жить свободно и без страха. — … — Гриша погиб, это правда. Но ты помнишь, какой была жизнь его деревни до того, как «Холодный огонь» оттеснил войска Царицы? Разруха. Голод. Мародерство. Я уже молчу о том, что Фатуи делали со всеми несогласными. — Тоня побледнела, качнула головой. — Вот за что мы сражаемся. Конечно, ради этого придется заплатить высокую цену. Но мы никак не можем изменить это, милый. Только пытаться по возможности сократить количество жертв. До последней вылазки у нас неплохо это получалось. Вместо ответа Матвей крепко прижал Тоню к себе. Она изумленно выдохнула, но сопротивляться не стала. Наоборот, заключила в ответные объятия. Нежные. Согревающие. Искренние. Как всегда. — Спасибо. — Матвей отступил на шаг, заглянул в ее доверчиво распахнутые глаза. — Если честно, я хотел бы сходить к могиле один. Но прежде… Поскольку он опять засомневался, Тоня коснулась его локтя. — Что мне делать с Аяксом? На лицо Тони набежала тень. Не выпуская локтя Матвея, она опустила голову, уставилась в снег едва ли не с ожесточением. Матвей старался не заострять внимание на причинах провала «Холодного огня», но Тоня и так знала правду — видимо, от Капитано. Если бы Аякс не потерял голову, мятежникам удалось бы занять в канализации столицы важную точку и после продвигаться к Заполярному Дворцу с меньшим риском. — Он хороший боец. К тому же он твой брат и один из моих лучших друзей. Но… — Матвей устало закрыл глаза. — Сейчас его интересует только месть. Он не успокоится, пока не вычеркнет из своего проклятого списка всех, кто причастен к его шестилетним страданиям. Будто пытаясь защититься от его слов, Тоня скрестила руки на груди, слегка отвернула голову. В ее глазах блеснули слезы. — Почему он ведет себя, как дурак? — в сердцах сказала она. — Ему больно, только и всего. — Матвей убрал руки в карманы. — Он нужен «Холодному огню». Нужен тебе… И мне тоже. Но я не могу допустить, чтобы своими действиями он причинял вред «Холодному огню». Мы не переживем еще одного такого провала. — Поговори с ним, — предложила Тоня. — Ты все время бережешь его и никогда не признаешься, что чувствуешь сам. Может, если ты откровенно скажешь о своих переживаниях, Аякс ответит тем же. Матвей не был в этом уверен. Поначалу они с Аяксом хорошо понимали друг друга, но чем ближе становилась цель «Холодного огня», тем сильнее Аякс отдалялся от друзей и семьи. Шесть лет мучений не прошли для него бесследно. Он изменился. Стал чаще пропадать в мыслях. В редких улыбках читалась фальшь, а единственный глаз хранил холод, какой не источали даже Крио Глаза Бога. В Аяксе будто поселилась ужасная тьма. Тоня, Антон, Тевкр — все они пытались пробиться сквозь нее, но без толку. Иногда Матвею казалось, что на самом деле Аякс никогда не покидал Бездну. Будто прочитав его мысли, Тоня обхватила себя руками, но быстро выпрямилась, не позволяя печали взять верх. Такой уж она была. Матвей поддерживал «Холодный огонь» стойкостью. Тоня же отдавала ему свой несокрушимый оптимизм. — Я верю, он к тебе прислушается.Этот фрагмент можно читать под музыку: Ramin Djawadi — Winterfell. Ставьте на повтор
Кладбище «Холодного огня» находилось на берегу Вечностылого озера, в нескольких милях от базы. По пути Матвей обдумывал новый план. Несмотря на то, что шансы мятежников в последней вылазке были высоки, он с самого начала готовился к неудаче. Благодаря этому у «Холодного огня» еще оставались ресурсы для борьбы. Хотя теперь, конечно, все станет гораздо сложнее. У могилы Гриши, сгорбившись, сидел Аякс. Матвей прошел между старых надгробий — простых каменных плит без имен и дат. Услышав скрип снега под его ногами, Аякс чуть повернул голову, но приветствовать не стал. Матвей тоже ничего не сказал. Некоторое время они в молчании смотрели на свежую могилу. Матвей повернул голову к Аяксу, изучил человеческую его половину лица. В изгибе брови Аякса читалось напряжение. Глаз, под которым залегли тени, чуть щурился, а взгляд был пуст. Сожалел ли он? Аякс тоже повернулся, встал, подстегнутый неожиданно вспыхнувшей внутри яростью. Руки обрисовали несколько жестов.Я ее упустил.
Матвей вздрогнул. Стоя у могилы человека, который мог бы выжить, Аякс рассуждал не о погибших и не о будущем «Холодного огня». Он говорил о Сандроне. О женщине, занимавшей вторую позицию в его зловещем списке. Именно из-за Сандроне он потерял голову, из-за нее покинул укрытие раньше, чем следовало, и тем самым выдал местоположение мятежников. Губы Матвея поджались. Аякс не испытывал проблем со слухом, но во время разговоров они оба прибегали к языку жестов. Так Матвей учил Аякса общаться не только с помощью ручки и бумаги. — Тебе не следовало идти за ней. Мы были не готовы. Аякс посмотрел на могилу. Руки Матвея дрожали. Они с Аяксом стояли плечом к плечу, но разделявшую их пропасть невозможно было ни описать, ни измерить. Они будто принадлежали разным мирам, физически не способным соприкоснуться. Тем не менее, после слов Тони Матвей обещал себе поговорить с Аяксом честно. Он долгое время берег его, это правда. Но молчание не могло спасти Аякса от саморазрушения. — Я надеялся… Его голос задрожал, и остаток фразы Матвей завершил при помощи одних жестов.…ты поможешь мне.
Аякс не ответил. Матвей решительно не понимал, что за мысли крутятся в его голове, и к горечи понемногу примешивался гнев. — Ты убил того застрельщика? Аякс кивнул. Когда он повернулся к Матвею, в его глазу горел по-настоящему страшный огонь. Матвей подумал: если ему не повезет встать у Аякса на пути, Аякс сметет его, даже не заметив. Это осознание причинило боль.Ты всегда пытаешься дать людям второй шанс. Но не все заслуживают его. Я помню этого человека. Он прислуживал Сандроне. Для них обоих я был лишь материалом для экспериментов…
Жесты Аякса стали рваными и резкими. Если бы он мог говорить вслух, его голос сейчас звенел бы от ярости.И я никогда, никому этого не прощу.
«Было время, когда я тоже прислуживал Сандроне, — подумал Матвей. — Значит ли это, что однажды, когда твое безумие зайдет слишком далеко… Ты убьешь и меня тоже?» Ветер поднимал в воздух снежную взвесь. Матвей и Аякс стояли, неотрывно глядя друг на друга. — Я понимаю твою ненависть. Но так нельзя, Аякс. Нельзя топить в ней целый мир. Знаешь, сколько людей «Холодного огня» было в столице? Пятьдесят восемь. Знаешь, сколько вернулось? Аякс не знал. По выражению его лица Матвей понимал: его не интересуют цифры. Он мстил за то, что стал для родной страны инструментом, но сам не замечал, как относится к участникам «Холодного огня» точно так же. Для Аякса они были просто ступенькой к вершине горы, сложенной из трупов его врагов. А для Матвея они были людьми, за смерть которых кому-то предстояло понести ответственность. — Четверо. — Он поднял руку, но вместо того, чтобы ударить Аякса, упер сжатый кулак ему в плечо. — Однажды мне придется вернуться в деревню Гриши. Посмотреть в глаза его матери и сказать: «Вашего сына больше нет». Смогу ли я признаться, что в его смерти виноваты не Фатуи, не режим Царицы — мы? Аякс сердито оттолкнул его руку.Чего ты хочешь от меня?
— Я хочу, чтобы ты оставался моим другом. Чтобы я мог полагаться на тебя, как раньше. В начале войны ты всегда прикрывал мне спину. Делился мыслями и чувствами. Мы оба могли двигаться дальше именно потому, что боролись с прошлым и будущим плечом к плечу.Я не такой, как раньше. И ты тоже.
Вспомнив, как Аякс проигнорировал его мольбу о помощи, Матвей смог только покачать головой. Верно. Они с Аяксом оба изменились. Но это не значило, что они должны были расходиться разными дорогами. — Все дело в этом списке. — В глазу Аякса полыхнул предупреждающий огонь, но Матвей проигнорировал. — Ты сам не свой с тех пор, как его составил. И чем больше имен ты из него вычеркиваешь, тем больше становишься похож на тех, против кого сражаешься. Аякс среагировал молниеносно. Металлический кулак рассек воздух, и в следующее мгновение Матвей, ощутив острую боль в груди, повалился между могил. Дыхание перехватило. Место удара горело, но куда сильнее Матвея потряс сам поступок Аякса. В этот момент он отчетливо осознал: он потерял друга. Несмотря на то, что друг стоял прямо перед ним. Аякс сделал шаг вперед. Матвей невольно заслонился рукой, но Аякс не стал нападать. Вместо этого он навис над Матвеем и сказал:Мне нужен этот список.
«Нужен». Боль нарастала с каждой секундой. Поначалу лишь физическая, она вдруг просочилась внутрь, впилась в сердце, стиснула его с такой силой, что на глазах выступили слезы. Вместе со словами вырвалась скорбь, которая скапливалась в душе месяцами: — А мне нужен друг, который не бросит меня умирать! Возможно, это было несправедливо. Возможно, сейчас от Матвея как никогда прежде требовалось спокойствие. Но его переполняли горечь и тьма, поэтому слова сыпались изо рта сами собой: — Думаешь, весь мир должен выстраиваться вокруг твоих желаний? А что насчет желаний других людей? Что насчет Тони, которой нужен старший брат? Что насчет Снежной, которой необходима свобода? Что насчет ребят, которые погибли позавчера из-за твоего проклятого списка?! Аякс ухватил Матвея за воротник куртки, встряхнул с такой силой, что в ухе опять разлился звон. Его губы приоткрылись, но с них привычно не сорвалось ни звука. Иногда Матвей думал: сохрани Аякс возможность говорить, могло бы все обернуться иначе? Пальцы Аякса разжались. Матвей повалился в снег. Шум разгоряченной крови отдавался в висках болезненной пульсацией. Тяжело дыша, он с какой-то мрачной решимостью ждал от Аякса ответа, но тот вдруг отступил на шаг. Его лицо исказилось, дернулось, как от судороги. А затем Аякс развернулся и зашагал прочь. Руки Матвея сжались в кулаки. Он рывком сел, из-за чего место удара снова отозвалось болью. Матвей не заметил. — Это твой ответ?! Аякс остановился. Поднял голову, будто хотел обернуться. Но все-таки передумал и, не глядя на Матвея, вскоре скрылся между деревьями. Матвей закрыл лицо руками. Здесь, на берегу Вечностылого озера, где царствовали холодные ветра и неупокоенные души мертвецов, он особенно остро ощущал тени прошедших месяцев. Усталость. Уязвимость. — Простите, — обратился он к могилам. Могилы, конечно, не ответили. Потерев место удара, Матвей поднялся. Голова слегка кружилась, но звон поутих, и Матвей решил вернуться на базу. Он, конечно, мог последовать за Аяксом, да только не видел в этом никакого смысла. Аякс ушел. Матвей подозревал, что он наконец отправился дорогой, о которой мечтал уже давно — дорогой одинокой мести, где ему не придется оборачиваться на чужие ожидания и суждения. «Черт». Разговор обернулся катастрофой. Задержав прощальный взгляд на Гришиной могиле, Матвей подумал, как это место будет выглядеть весной. Вырастет ли здесь трава? Распустятся ли цветы? Сможет ли лесная красота стать утешением душам, навеки запертым в камнях на этом одиноком берегу? Покачав головой, он двинулся по тропе.Конец музыкального фрагмента
Поначалу компанию ему составляли только тревожные мысли да очередная белка. Но через некоторое время, уже на полпути к базе, левое ухо уловило слабый шум. Шаги. Совсем легкие, будто их обладатель не шел, а парил над землей, едва касаясь снега. Матвей призвал клинок. Замер, прислушиваясь. Шаги стихли. Только ветер покачивал макушки елей и гнал по сугробам белоснежные хлопья. Противник ударил с правой стороны — оттуда, где Матвей не мог его услышать. Но Матвей был готов и, отскочив в сторону, набросил на себя невидимость. Невидимость не помогала скрыть следы на снегу, но Матвею нужно было лишь выиграть несколько секунд форы. Клинок прорезал воздух. Противник парировал и, безошибочно определив местоположение Матвея, сильной вспышкой Крио повалил его в снег. Матвей зашарил по земле в поисках оброненного оружия, попытался встать, но чужой клинок уже уставился ему в шею. — Теряешь форму, — сказал Капитано. — Неужели гордишься тем, что победил наполовину глухого человека? Капитано усмехнулся. — Никто не будет ждать твоего выздоровления, парень. Напротив. Враг ударит сразу же, как только узнает о твоей уязвимости. Матвей сощурился. Уловка сработала. Пока Капитано занудствовал, Матвей успел незаметно подтянуть к себе клинок и призвать силы Глаза Бога. По лезвию прокатилась цепочка молний. Разряды ударили Капитано по руке, и пока тот приходил в себя, Матвей перекатился в сторону и принял вертикальное положение. — Хитрец, — оценил Капитано. — Видят Архонты, ты сам напросился. Поскольку правая рука по-прежнему испытывала на себе воздействие энергии Электро, Капитано перехватил рукоять левой и бросился в атаку. — Ты же всегда шлешь Архонтов к черту, — подметил, увернувшись, Матвей. — Не только хитрый, но еще и наглый. — Теперь в голосе Капитано звучало неприкрытое удовольствие. — А как же уважение к старшему по чину? Матвей оставил выпад без ответа. Капитано часто говорил во время боя — таким образом он отвлекал противника, а сам, подобно фокуснику, действовал за пределами зоны внимания. Вот и сейчас за спиной Матвея начал формироваться ледяной кинжал. Обычно уловить энергию Крио можно было по характерному потрескиванию, но теперь Матвею приходилось целиком полагаться на ощущения. Чутье сработало безукоризненно: он ушел в сторону в последний миг, и кинжал, не успев сменить траекторию, устремился к Капитано. Тот с легкостью отразил атаку клинком. — Парень, — с наигранной строгостью сказал он. — Нечего воровать мои кинжалы. Если так надо, пользуйся своими. — Скажи честно: рейтинг Предвестников составлялся по количеству слов, сказанных в секунду? — парировал Матвей. — Тогда неудивительно, что ты занял в нем первое место. Капитано с ухмылкой прыгнул вперед, и над лесом вновь разлилась стальная песня клинков. Стиль боя Капитано отличался от того, которому обучали агентов Фатуи, но Матвей и сам не полагался на старую школу. После Сентября Катастроф, во время восстановления в Ли Юэ, он много тренировался с Син Цю. Они учили друг друга приемам, принятым в разных странах. Син Цю даже показал Матвею пару подсмотренных у Чун Юня адептальных техник. В конце концов Вэй Фэй, которому однажды довелось наблюдать за их тренировочным боем, изрек задумчивое: «М-да. Это что-то с чем-то». Обладай Капитано прежними силами, у Матвея не было бы ни шанса. Но, как и большинство участников «Холодного огня», Капитано немало потерял во время революции. В том числе свой шлем, Трансцендентный Лик, который многократно усиливал его способности. Именно поэтому Матвей и мог противостоять человеку, который некогда возглавлял рейтинг Предвестников. Их бой длился до тех пор, пока ухо Матвея вдруг не прошила стрела боли. Мир перед глазами завертелся. Оглушенный, потерянный, Матвей невольно разжал пальцы, и клинок повалился в снег. Покачнувшись, Матвей едва не упал следом — его вовремя перехватил Капитано. — Так! Тренировка окончена, — объявил он. — Ты молодец. Но, как я и думал, к боевым действиям пока не готов. — Проверял меня, — догадался Матвей. Убедившись, что он способен стоять без сторонней помощи, Капитано разжал хватку и отступил на шаг. Он казался расслабленным, но на дне глаз таилась бдительность — он по-прежнему следил за состоянием Матвея. — Хотел, чтобы ты сам убедился в своей слабости. Так ведь оказалось гораздо эффективнее, чем спорить по три часа, а? Поскольку голова до сих пор кружилась, Матвей привалился плечом к дереву и честно сказал: — Засранец ты, Самуил. Капитано засмеялся. Свое настоящее имя он раскрывал немногим. Матвей долгое время думал, что никогда не войдет в список счастливчиков, но после потери Трансцендентного Лика многое изменилось. Будто вместе со шлемом Капитано утратил и прежнюю отстраненность. С тех пор, как он присоединился к «Холодному огню», прошло уже несколько месяцев, но все это время Самуил не переставал удивлять. Начать хотя бы с того, что он вообще не соответствовал представлениям Матвея. По мимолетным встречам во время службы в Фатуи у Матвея сложилось впечатление, что Капитано — суровый, обстоятельный человек, каждое слово которого подобно высеченному на камне изречению. Он отличался невообразимым для человека ростом и впечатляющей комплекцией. Матвею казалось, под шлемом, с которым Капитано никогда не расставался, прячется широкое волевое лицо. Наверняка с бородой и суровыми морщинами, хранившими всю тяжесть пройденных битв. Сейчас, вспоминая свои заблуждения, Матвей с трудом сдерживал смех. Значительной частью физической силы Капитано владел из-за Трансцендентного Лика — шлема, который впитывал истории людей, превращал их в особые способности и подстраивал под них облик носителя. Утратив Лик, Капитано стал похож на обычного человека. Все еще высокого, крепкого, безусловно талантливого. Но все же человека. Под шлемом скрывалось молодое лицо с четкими чертами и сетью старых шрамов. Длинные черные волосы, жесткие, как волчья шерсть, ниспадали до лопаток. Самой выразительной частью внешности Самуила были глаза, прозрачно-голубые, ясные, словно на них всегда падал лунный свет. Их взгляд казался до мурашек пронзительным. Возможно, в этом был виноват темный шрам, который рваной полосой рассекал кожу от виска до виска — он появился, когда во время схватки Пьеро насильно сорвал с Самуила Трансцендентный Лик. «Мне еще повезло, — обычно говорил об этом Самуил. — Мог бы и без глаз остаться». «Интересное у вас понятие везения», — отвечала ему Тоня. В уголках тонких бледных губ таилась вечная усмешка. Весь вид Самуила источал вызов, который он бросал этому миру: «Ну давай, попробуй меня сломить. Только помни, что в процессе можешь сломаться сам». Матвей искренне восхищался его выдержкой и умением смотреть в будущее с высоко поднятой головой. Судьба насмехалась над Самуилом достаточно. Он не сдавался. Поднимаясь после каждого падения, он тем самым насмехался над судьбой в ответ. Даже после потери Трансцендентного Лика, главного источника своих сил, Самуил сказал лишь: «Ладно. Живем дальше». Он был бывшим Предвестником, и многие относились к нему с опаской, но Матвею он нравился. А Самуил по неведомой причине испытывал ответную симпатию. Оба упустили момент, когда взаимное уважение переросло в дружбу. — А если серьезно, тебе бы не помешало выпить, — заявил Самуил. — Не собираюсь я пить, — отмахнулся Матвей. — Нет, ну что за молодежь пошла? Даже пить не хочет. Ладно, тогда давай вернемся на базу, посидим, поговорим о жизни. Что скажешь? «Намекает, чтобы я отдохнул», — понял Матвей. Время для отдыха казалось неподходящим, но после ссоры с Аяксом и приступа боли он чувствовал себя еще более опустошенным, чем раньше. После неудачи в столице все вдруг стало таким зыбким, таким… нестабильным. Самуил знал, каково это. И предлагал Матвею остановиться. «Нет ничего хуже командира, который принимает решение в точке паники», — однажды сказал он. — Ладно, — вздохнул Матвей. — Пойдем. Самуил крепко обхватил его локоть. Благодаря этому Матвею удавалось переставлять ноги даже с учетом головокружения, которое не прекращалось с момента перепалки с Аяксом. По пути Матвей поделился с Самуилом произошедшим. — Не удивлен, — сказал Самуил. Они добрались до базы и устроились на втором этаже обрушенного дворца, который некогда принадлежал древней цивилизации Чернодола. Из рассказов Аякса Матвей знал, что в Чернодоле родилась и сражалась Екатерина, оскверненная, Смерть в короне из ледяных цветов. — Чайльд всегда был бесшабашным и импульсивным. То, что с ним сделала Сандроне… — Самуил вытряхнул из пачки сигарету. — Я бы на его месте тоже слетел с катушек. — Ты принимал участие в ее экспериментах? — прямо спросил Матвей. Самуил закурил. — С Чайльдом-то? Нет. Но знал, чем она занимается. И теперь частенько жалею, что ничего по этому поводу не сделал. Матвей не стал отвечать. Будучи бывшим агентом, который и сам порой работал на Сандроне, винить Самуила он не имел права. Они были одинаково грешны. Может, однажды они оба окажутся в списке Аякса. Заметив, как омрачилось лицо Матвея, Самуил сказал: — Он никогда не причинит тебе вред. — Это ты меня сейчас утешить пытаешься? — Я похож на человека, который любит утешать? — Самуил взглянул через дыру в стене на хвойный лес, объятый снежным покрывалом. — Исключительный анализ, парень. Чайльд вечно пытается казаться сильнее, чем на самом деле. Но почему-то думает, что сила измеряется в количестве проблем, которые человек способен вытянуть на своих плечах в одиночку. Матвей тоже посмотрел на лес. — А в чем измеряешь силу ты? — В количестве разумных решений. — Самуил стряхнул с сигареты пепел. — Чайльд с разумностью не дружит. Именно поэтому занял в списке Предвестников последнее место. Тем не менее, он хороший парень. И заботится о своей семье. Я видел, как он смотрит на тебя, Матвей. Пускай вы с Тоней пока не женаты, для Чайльда ты уже часть семьи. Матвей опустил глаза. Семья… Вот уж вряд ли. Только не после того, что случилось на кладбище. Самуил повернул голову и некоторое время молча наблюдал за Матвеем. Над сигаретой поднимался дым. Его терпкий запах напомнил Матвею о другом человеке, который любил курить. О человеке, который провел целый мир через Сентябрь Катастроф, который был силен и смел, но все-таки сошел с дистанции за шаг до финальной черты. Со дня его смерти в сердце Матвея жил постоянный страх. Если даже Кевин не справился, смогут ли уцелеть в безжалостной метели войны близкие Матвея? Аякс тоже входил в их число. Матвей боялся, что теперь, когда Аякс отправился своей дорогой, он наделает глупостей и в конце концов погибнет. — Позволишь старику дать тебе совет? — спросил Самуил. — Стыдно говорить о своей старости в таком молодом облике, — заметил Матвей. — Ты в курсе, что с натяжкой выглядишь на тридцать пять? — Тут стоит сказать спасибо Трансцендентному Лику. Без него, между прочим, груз прожитых лет начал серьезно давить. — Поскольку ни единая черточка на лице Самуила не дрогнула, Матвей так и не понял, шутит ли он. — Слушай, парень. Ты молодец, что держишься за других людей. Я помню тебя еще мальчишкой. Помню, как непросто тебе приходилось после потери брата и как ты едва не уничтожал себя на поле боя. Глаза Матвея изумленно расширились, и Самуил, заметив это, рассмеялся. — Что, думал, я не знаю? У меня не было времени заниматься твоими тренировками, но забыть парня, которого ты вынес из огня, не так уж просто. Разумеется, я интересовался твоей судьбой. Матвей не нашелся с ответом. Теперь, когда они с Самуилом оба покинули Фатуи, все это казалось нереальным. — В общем, я рад, что ты наконец нашел причины жить дальше. Жизнелюбие чертовски тебе идет. И поскольку мне бы не хотелось, чтобы ты утратил его… — Он взглянул на сигарету с внезапно отстраненным выражением лица, будто вспомнил нечто далекое, почти забытое. — Ты должен научиться двигаться вперед и без тех, кого любишь. На случай, если однажды они покинут тебя. Чтобы не уходить во тьму вместе с ними. Матвей приложил руку ко лбу и какое-то время неподвижно сидел, обдумывая слова Самуила. «Чтобы не уходить во тьму вместе с ними». Наверное, он был прав. Лишившись Ростика, Матвей надолго увяз во мраке. И не хотел снова через это проходить. — Все это, — Самуил обвел рукой руины, хотя Матвей понял, что он имеет в виду «Холодный огонь», — было построено еще до тебя. Но именно ты превратил слабую искру в настоящее пламя. Благодаря тебе призрачная надежда стала реальным шансом. Не забывай об этом. Даже если жизнь отнимет у тебя самое дорогое, не бросай то, что еще осталось. В его тоне безошибочно угадывалась настойчивость. — Хочешь, чтобы я дал обещание? — догадался Матвей. — Если ценишь слово так же, как я. Матвей невольно коснулся Глаза Бога, который теперь носил закрепленным на рукаве. — Хорошо. В таком случае… Даю тебе свое слово. Что бы ни случилось дальше, я не брошу дело «Холодного огня». И свою жизнь тоже.* * *
Этот фрагмент можно читать под музыку: Ramin Djawadi — Kill Them All. Ставьте на повтор
Снег скрипел в такт тяжелым шагам. Аякс добрался до границы леса и замер в тени деревьев, рассматривая мрачную громадину здания с железными трубами и вереницей тускло мерцающих окон. Сандроне хорошо постаралась, скрыв свой тайный завод в землях, которые уже много десятилетий считались необитаемыми. Но даже она не могла скрываться вечно. Только не от Аякса. Местоположение завода он узнал от самой Сандроне. Вернее, от одной из множества кукол, между которыми она перемещала свое сознание. Выманить ее оказалось даже проще, чем думал Аякс. Притворившись Матвеем, он послал Сандроне письмо, в котором предлагал поговорить о Ростике. Аякс знал: по какой-то причине Сандроне навсегда запомнила этого умирающего мальчишку. Ее рука не дрожала, когда она превращала бывшего коллегу в монстра. Она не колебалась, когда бросила Тоню в лаборатории номер восемь умирать от рук собственного брата. Но имя Ростика до сих пор обладало для Сандроне магией, которой она не могла противиться. Она пришла. Аякс уже убивал ее однажды. Это случилось несколько недель назад, когда «Холодный огонь» наконец прорвался в столицу. Аякс преследовал ее через половину города, забыв о товарищах и друзьях. Он подвел Матвея. Он предал дело «Холодного огня». Просто ради того, чтобы стиснуть металлической рукой шею Сандроне — и понять, что все это время гнался за пустышкой. Он стоял на мосту, в самом сердце метели. Снежный ветер безжалостно сек человеческую половину лица, бил по телу, заставляя его качаться, переступать с ноги на ногу в попытках сохранить равновесие. Мир за пределами метели исчез. В тот момент для Аякса существовала лишь Сандроне, безжизненно обмякшая в его руках. «Где настоящая Сандроне?!» — спрашивал он снова и снова, а голова куклы болталась на сломанной шее и издевательски смотрела опустевшими глазами. К тому моменту, как Аякс сумел догнать ее, сознание Сандроне уже покинуло искусственную оболочку. Поэтому, когда Сандроне явилась поговорить о Ростике, Аякс уже знал: вместо себя она пошлет куклу. — Ты, — сказала она, едва завидев вместо Матвея Аякса. — Мне следовало догадаться. Матвей бы никогда меня не позвал. Он уже давно перерос собственное прошлое. — Ее бледные губы дрогнули, растянулись в презрительной усмешке. — И каково это? Использовать лучшего друга ради достижения своей цели? Аякс стиснул зубы. Своим вопросом Сандроне попала в точку. С тех пор, как Аякс отправил поддельное письмо, его терзало чувство вины. Он ведь и без того причинил Матвею достаточно боли. Но… Он нуждался в этом. Ему пришлось воспользоваться Ростиком. По-другому подобраться к Сандроне было невозможно. Ростик все равно мертв. А мертвецам нет дела до дел живых. Наблюдая за тем, как сменяются выражения на лице Аякса, бионическая кукла разразилась смехом. Она была фальшивкой, но веселые искры в глазах придавали ей удивительное сходство с человеком. — Ты наконец стал действовать, как Предвестник, Чайльд. Он вскинулся, рванулся вперед, на ходу призвав два кинжала, сплетенных из темно-красной энергии. Глаз Порчи, который Аякс забрал у Дотторе, помог с легкостью разорвать элементальные нити Сандроне. Она вскричала — один из кинжалов вошел в ее плечо настолько глубоко, что показался с другой стороны. Это зрелище придало Аяксу сил. Распахнув рот в молчаливом крике, он навалился на Сандроне, и они вместе повалились в снег. Сандроне засмеялась. На короткий миг Аякс остолбенел, потрясенный ее реакцией. Он не был уверен, умеют ли бионические куклы чувствовать боль, но знал самое главное: пока сознание Сандроне остается внутри, она будет получать от каждого удара немалый ментальный урон. Так почему… Почему она смеялась? Отчаяние и гнев сцепились в сердце, разрывая его в клочья. Окончательно утратив над собой контроль, Аякс ухватил рукоять кинжала, рывком вытащил, ударил снова, безучастно наблюдая, как бьется в его руках фальшивое тело. Из ран вытекала синяя жидкость, служившая кукле кровью. Своей консистенцией она напоминала кровь. Аякс очнулся лишь тогда, когда искры в глазах Сандроне начали угасать. Ее сознание покидало непригодную для жизни оболочку. — Ответь себе на один вопрос, Чайльд, — непокорными губами прошептала она. — Кто из нас двоих сделал тебя чудовищем? Не кажется ли тебе, что мы оба внесли свой вклад? Созданный Глазом Порчи кинжал растаял. Сознание Сандроне ускользнуло. Снова. Бионическая кукла осталась лежать на снегу. Ее мертвые глаза равнодушно наблюдали за тем, как между ветвей сосен по небу проплывают облака. Аякс еще долго сидел неподвижно. По лицу скатывались синие капли поддельной крови — он был покрыт ей с головы до ног. Из груди вырывалось тяжелое дыхание. Человеческая рука тряслась. Металлические пальцы подергивались, будто пытались ухватить неуловимое сознание Сандроне и стискивать до тех пор, пока оно не лопнет. В голове звучали слова Матвея. Все дело в этом списке. Ты сам не свой с тех пор, как его составил. И чем больше имен ты из него вычеркиваешь, тем больше становишься похож на тех, против кого сражаешься. Аякс взглянул на безжизненную оболочку Сандроне. Он не может. Не может остановиться, пока она жива. Пока все причастные живы. От одной мысли, что они где-то там, смеются, дышат, наслаждаются собой после всего содеянного, по жилам прокатывался жидкий огонь. Он обязан добраться до конца списка. Вычеркнуть имя каждого, кто превратил его жизнь в бесконечный ад.Но я проиграл. Снова.
Никто, кроме пустующего леса, не мог его выслушать. После ссоры с Матвеем Аякс не посмел даже попрощаться с Тоней, что уж говорить о возвращении на базу «Холодного огня». И все же он снова и снова показывал пустоте жесты, которым научил Матвей. Других способов перебороть захлестывающее чувство одиночества он не знал.Что мне делать? Я убил ее. Теперь мне ни за что не узнать, где она скрывает свое настоящее тело. Даже если я уничтожу всех ее кукол… Это будет бессмысленно.
Лес молчал.Помоги мне.
Лес молчал.Пожалуйста!
Лес молчал. Не в силах скрыть отчаяние, Аякс уткнулся лицом в ладони. По телу прокатилась дрожь. Обхватив себя за плечи, он закрыл глаза — но уже через пару секунд распахнул, ошарашенный неожиданной догадкой. Прыгнув в мертвое или сломанное тело, Сандроне получит непоправимый ментальный ущерб. Вот почему она всегда старалась сбежать из куклы незадолго до ее смерти. Вот почему должна была непрерывно следить за созданной ею сетью кукол. А это значит… Аякс уставился на исколотую пустышку. Наверное, это граничило с безумием, но он не знал другого способа достичь желаемой цели. У каждой куклы должен быть маячок. Устройство, которое посылает настоящей Сандроне сигналы о местоположении и состоянии пустышки. Если он найдет это устройство, он сможет отследить место, где сходятся все сигналы. Место, где скрывается настоящая Сандроне. Новая цель придала Аяксу сил. Протянув руку, он ухватил Сандроне за волосы, оттянул ее голову так, чтобы стала хорошо видна шея. А затем, стараясь не слишком задумываться о собственных действиях и о том, кем станет в конце пути, снова призвал кинжал.Конец музыкального фрагмента
И вот он здесь. У потайного завода, откуда выходили все бионические куклы Сандроне. Катерину, секретаря штаб-квартир Гильдии искателей приключений, изготавливали в другом месте, неподалеку от столицы. Здесь Сандроне создавала тела для самой себя. Возможно, здесь же она проводила над Аяксом эксперименты, о которых он не помнил. Аякс повернул голову. Рядом никого не было. Ни Тевкра с Антоном. Ни Тони. Ни Матвея. К заводу, полному кукол его мучительницы, Аякс пришел один. Беззвучно вздохнув, он натянул на голову капюшон и шагнул за пределы леса. Аякс не знал, следит ли Сандроне за внешней территорией завода, но на всякий случай держался теней и продвигался вперед так осторожно, будто вел охоту на редкого зверя. К счастью, Глаз Порчи легко отзывался на его желания и помогал скрывать следы на снегу. «Она здесь». Сердце замирало от предвкушения. «Я наконец убью ее, и тогда…» Тогда в списке, составленном на последней странице подаренного Отто блокнота, останется лишь одно имя. Имя той, кому Аякс был предан. Имя той, кто его предала. Завод хранил молчание. Живых сотрудников здесь не было — Сандроне доверяла свои секреты лишь умным машинам, вроде того гигантского робота, который переносил ее по Заполярному Дворцу. Поначалу Аякс старался их избегать. Однако вскоре выяснилось, что роботы не агрессивны. Заметив Аякса, они еще долго смотрели ему в спину красными огоньками искусственных глаз, но не нападали, не объявляли тревогу, не устраивали погоню. Будто ждали, что Аякс придет. От этой мысли руку покалывали мурашки. Роботы уже наверняка сообщили Сандроне о присутствии чужака. Тогда почему она не реагирует? Словно… не воспринимает Аякса всерьез. Он стиснул зубы. Металлические пальцы с лязгом сжались в кулак. Сандроне до сих пор обращалась с ним, как с игрушкой. Он был для нее лишь досадной помехой, вроде мухи, которая пытается выбраться к свету через закрытое окно. Аякс ускорил шаг. Сандроне не видит в нем человека? Хорошо. Значит, он будет относиться к ней соответствующим образом — не как человек. Сигнал привел Аякса в просторную круглую комнату, обставленную по периметру куклами всех мастей. Большие и маленькие, металлические, фарфоровые и бионические, в форме гильдии искателей приключений и не только — все они так или иначе изображали Сандроне. Как будто выставочный зал, посвященный разным ее ипостасям. Аяксу стало не по себе. В комнате царил полумрак, а куклы, казалось, глядели прямо сквозь него, провожали незваного гостя взглядами. Раздавалось тихое жужжание — в механических куклах поворачивались шестеренки. Кто-то шепотом окликал Аякса из темноты. «Хватит твоих игр, Сандроне!» — хотелось прокричать ему. Но голос по-прежнему не поддавался, и Аяксу оставалось лишь вертеть головой в поисках источника звука.Тарталья…
Шепотки обращались к нему именем, которое теперь вызывало только нервный тик и желание сломать кому-нибудь руку.Тарталья, ты ведь тоже кукла… Ты один из нас…
«Нет!» Безмолвный крик обернулся темно-красным кинжалом, который Аякс наугад метнул во мрак. Одна из фарфоровых кукол разлетелась вдребезги. Отдышавшись, Аякс рывком обернулся — теперь голос звал его с другой стороны комнаты.Ты умер шесть лет назад. Сколько еще ты будешь отрицать это?
«НЕТ!» Кровь ударила в голову. Аякс сплел из энергии Глаза Порчи копье и с силой взмахнул им, отчего куклы посыпались к ногам. Гнев переливался через край. Поглощенный неистовством, Аякс снова и снова бил острием копья в обломки кукол, но не мог заглушить этих шепчущих голосов, эти воплощения собственных кошмаров. Проклятые куклы доставали из его сердца страхи, о которых он не мог никому рассказать. Не потому, что не хотел. А потому что говорить о них жестами или словами в блокноте казалось недостаточным. Вдруг Аякс услышал позади звук удара о металлическую поверхность — это спрыгнула на пол одна из кукол. Она была выполнена в полный рост и к тому же владела инадзумским клинком. Сандроне создала себе целую коллекцию кукол под разные нужды. Та, что стояла перед Аяксом, превосходно управлялась с холодным оружием и к тому же обладала подвижностью, не доступной живому человеку. Впрочем, Аякс тоже не был человеком. Только не после всего, что сотворила с ним Сандроне. Он взметнул копье. Она подняла клинок. Оружие столкнулось с оглушительным лязгом, который эхом разлетелся от металлических стен комнаты, и Аякс с куклой Сандроне одновременно отпрянули в разные стороны. «Покажи свое настоящее тело!» Невозможность сказать это вслух разжигало в сердце яростный пожар. Глаз Аякса недобро сверкнул. Он сорвался с места и сразу перешел в решительное наступление, но кукла Сандроне с легкостью отражала его удары. Ее глаза, неестественно мерцающие, пристально следили за его движениями. На губах плясала азартная усмешка. — Чайльд, неужели ты забыл, какое место занимал в рейтинге Предвестников? Тебе не победить меня. Мигнув, искусственные глаза потухли. Тело куклы пошатнулось, застыло, принимая на себя сокрушительный удар Аякса. Брызнула синяя жидкость. В то же мгновение спину Аякса обожгла нестерпимая боль. Он споткнулся, завалился вперед, успев краем глаза заметить, как еще одна кукла готовит для нового удара хлыст из энергии Глаза Порчи. Не только у Аякса был в распоряжении столь сильный инструмент. Он с трудом подавил дрожь. Рана от хлыста оказалась слишком глубокой, и дыхание стало прерывистым, а каждое движение будто вгоняло в спину кинжал. Вторая кукла Сандроне снисходительно наблюдала за тщетными попытками Аякса совладать с болью. — Не сдашься? — спросила она с легким сожалением. Аякс выпрямился и, обхватив древко копья, наставил пылающее красное острие на Сандроне. — Что ж… Она подняла руку. В ту же секунду куклы, способные двигаться, соскочили с полок и одновременно бросились к Аяксу. Он окружил себя элементальным барьером, но энергия Гидро не могла сопротивляться столь яростному натиску, и барьер быстро покрылся трещинами. Маленькие куклы тотчас просочились внутрь, накинулись на Аякса, впились в него — кто когтями, кто кинжалами, а кто иглами. Ошарашенный напором, Аякс упал на одно колено. Барьер разлетелся осколками, и высокая кукла Сандроне снова занесла хлыст. Глаз Аякса расширился. От боли по всему телу он вдруг вспомнил эпизод, который после очищения от скверны практически стерся из памяти. Лаборатория номер восемь. Тусклая лампочка под потолком. Длинная игла впивается под кожу, и скверна, затекающая в жилы, причиняет боль, от которой хочется выцарапать собственное сердце. Аякс ослаблен. Он не может сопротивляться. Он видит лишь квадрат слабого света, в котором плавает равнодушное лицо Сандроне. Такое же, как у куклы, что стояла сейчас над ним с хлыстом. Если бы он мог, он бы закричал. От ярости. От боли. От обиды на то, как с ним обошлась судьба. Он ненавидел Фатуи. Ненавидел Сандроне. Ненавидел себя — порожденного ею монстра. Обхватив израненной рукой копье, Аякс рывком встал. Так, должно быть, чувствовал себя ставший марой Тевкр — Аякс видел раны, но не ощущал боли, словно ненадолго вывалился из собственного тела. Он сжимал копье, но не чувствовал энергии Глаза Порчи. Он бил окруживших его кукол, но удары казались нереальными, будто часть спектакля, в котором ему отвели шута. Все это… спектакль. Комедия. Смешная история. Знать бы еще, почему вместо смеха наружу рвется плач.Ты устал. Отдохни. Я со всем разберусь.
Аякс не знал, чей голос донесся до него из глубин сознания, но уцепился за него, как за спасительный трос. Он правда очень устал. Может, если он закроет глаза… Если позволит неизвестному собеседнику установить контроль… Совсем ненадолго, всего лишь на пару…Этот фрагмент можно читать под музыку: Ramin Djawadi — Farewell. Ставьте на повтор
Когда Аякс пришел в себя, стены, пол и даже потолок комнаты покрывала синяя кровь бионических кукол. Она же пропитывала одежду, капала с волос, стекала по лицу. Аякс утер глаз. На тыльной стороне ладони остался длинный синий след. Все куклы в комнате были мертвы. Некоторые обратились осколками или грудой металлолома — ощущение при этом было такое, будто неведомая сила раздавила их голыми руками. Другие лишились голов или конечностей. Со всех сторон на Аякса смотрели безжизненные искусственные глаза. В их темных омутах читалось осуждение. И еще немного печали — слишком ужасной оказалась их смерть.Скатертью дорога.
Аякс осмотрелся в поисках копья, но оно бесследно исчезло. Вместо него Аякс увидел огромного робота, застывшего в дверном проеме. У робота не было лица, но почему-то у Аякса сложилось впечатление, что он смотрит на груду истерзанных кукол с сожалением.Не сходи с ума. У роботов нет чувств — как и у Сандроне.
Сандроне… Ведомый мыслью, Аякс встал. Тело не слушалось. Каждый шаг ощущался невозможным — но Аякс все же двигался вперед, неотвратимый, как бог смерти. Робот поднял голову, но отступать не стал. Сандроне совершила невозможное: чтобы управлять таким количеством кукол одновременно, она расщепила свое сознание на множество маленьких фрагментов. Уничтожение каждого фрагмента причиняло ей ментальную боль, от которой невозможно было быстро оправиться. Этот застывший посреди прохода робот… Его бессилие, его странное смирение… Аякс остановился. Их с роботом разделяло меньше пяти шагов. Зачем Сандроне пошла на такое? Она была седьмой Предвестницей. Наверняка могла сражаться более эффективными методами. Но она выбрала этот. И по какой-то причине позволила Аяксу победить. Была ли тому виной дикая сила, которую пробудил в нем гнев? Или, быть может, поражение тоже было для Сандроне частью выбора? Губы Аякса приоткрылись. — … Но он не мог задать свои вопросы. Он сделал еще пару шагов вперед. Кончики пальцев коснулись холодного металла. У робота не было глаз, но Аякс чувствовал, как нацелен на него незримый взгляд, как он впивается в самые темные глубины сердца. Робот был разумен. Нет. Не так. Совсем не так. Робот был оболочкой для разума, который уже давно лишился собственного тела. — Догадался, значит. Голос робота не был ни женским, ни мужским. В нем не чувствовалось ни боли, ни сожаления. Губы Аякса задрожали. Из груди вырвался протяжный вздох. Не зная, как совладать с наплывом противоречивых чувств, Аякс сжал кулак и с досадой ударил по металлическому корпусу. Робот даже не пошатнулся. Он был слишком огромным, чтобы заметить подобный удар. Столько времени… Аякс зажмурился. Столько времени он преследовал женщину, которой на самом деле не существовало уже долгое время. Он надеялся заглянуть ей в глаза. Понять, какая сила сподвигла ее творить такие ужасные вещи, и найти в этом утешение. Он так хотел увидеть ее раскаяние — или хотя бы ее боль, сравнимую с той, от которой шесть лет мучился сам Аякс… И все это ради того, чтобы стоять перед безразличным роботом, чувствуя себя еще более опустошенным и разломанным, чем прежде. Как давно Сандроне перенесла свое сознание в этого робота? Аякс пытался вспомнить, когда в последний раз был уверен в подлинности ее тела. Кто бросил Тоню умирать в лаборатории номер восемь от рук собственного брата — человек или равнодушная кукла? Аякс не знал. Он знал только одно: в день, когда погиб младший брат Матвея, Сандроне плакала. Куклы не могут плакать. А значит, шесть лет назад, примерно в одно время со стартом эксперимента «Одиннадцать», тело Сандроне было настоящим. Но ведь это безумие. Что может подтолкнуть человека перенести свое сознание в гигантского робота, отказавшись от тела? Даже Дотторе относился к подобным идеям с предубеждением — а ведь он был готов на все, чтобы победить смерть. Смерть… Смерть. Аякс поднял голову. Его взгляд скользил из стороны в сторону, будто пытался различить за плотным стеклом на голове робота проблеск человечности. Сандроне всегда отличалась слабым здоровьем. Об этом говорил даже почерк, которым она вела записи по проекту «Одиннадцать». Аякс видел папку с документами. Иногда казалось, что рука Сандроне практически не касалась бумаги — такими слабыми ощущались буквы. Сандроне стала делать себе роботов, потому что нуждалась в поддержке и присмотре. И если теперь ее сознание здесь, в этом роботе… Аякс закрыл глаз. Он не хотел сочувствовать Сандроне и теперь всеми силами заковывал сердце в железо. Он слишком долго к этому шел. Он слишком сильно этого хотел. — Ты стал умнее. — В такт словам Сандроне стекло на голове робота мерцало тусклым голубым светом. Голос был лишен интонаций, и потому Аякс не мог понять, издевается ли она. — Все верно, Тарталья. Шесть лет назад органы в моем теле начали отказывать один за другим. Моя болезнь была слишком похожа на болезнь мальчика, именем которого ты воспользовался. Ростик. Брат Матвея. В тот день, когда он умер… Робот ненадолго замолк. Голубой свет, льющийся из-под стекла, выхватывал из темноты груды сломанных кукол. — В тот день я поняла: все мои усилия бесполезны. Я тоже умру. Аякс вздрогнул. Из груди непроизвольно вырвался гневный выдох. Долгое время Матвей оправдывал Сандроне. Говорил, что она не всегда была одержима экспериментами и искренне сопереживала его брату. Но все это было ложью. На самом деле Сандроне сопереживала самой себе. Она оплакивала не погибшего Ростика, а собственную судьбу. — Поэтому я согласилась на проект «Одиннадцать». Я хотела исследовать скверну и ее влияние на человеческий организм. Скверна могла дать ответ на один простой вопрос: как мне избежать участи Ростика? — Голубой свет замерцал часто, будто робот засмеялся, хотя на самом деле в комнате царила тишина. — Я не успела закончить начатое. Может, если бы Отто был жив… Но он погиб. Ростик погиб. И мое тело тоже. Аякс закачал головой. Это было нечестно. Неужели Сандроне считает, что Аякс простит ее? Неужели думает, что жажда спасти свою жизнь может служить оправданием для разрушения чужих? Нет. Она верит, будто стала куклой после смерти своего тела. Но на самом деле она всегда была куклой. Безжалостной. Равнодушной ко всем, кроме самой себя. Больше робот ничего не говорил. Вместо того, чтобы уйти, он приблизился к куче мертвых кукол и опустился на колени, словно смиренно ждал казни. Аякс не знал, что об этом думать. Он просто не мог понять, по какой причине Сандроне добровольно пришла сюда и подставила под удар единственное тело, разрушение которого значило для нее окончательную смерть. Почему она не сопротивляется? Почему дала Аяксу победить? Почему думает не о грядущей смерти, а о своих проклятых куклах?А какая разница?
Аякс вытянул руку, и в его ладони вновь материализовалось копье — на сей раз более могучее, чем прежде. Ему требовалось оружие, способное пробить толстую металлическую броню.Просто убей ее. Это единственное, что имеет значение.
В неровном голубом свете робота мертвые глаза кукол внимательно следили за каждым движением Аякса. По телу прокатилась дрожь.Не можешь?
Аякс стискивал древко копья. Робот ждал. Куклы наблюдали. Конечно, он мог. Он должен был. Для него, немого человека, оставался лишь единственный способ донести до Сандроне слова, которые скапливались на протяжении многих лет. Если у него отняли голос, он высечет свое послание железом и кровью. Разумеется, Сандроне сделала это из отчаянного желания жить. Но ведь Аякс тоже хотел этого. Жить. Вернуться к семье. Остаться человеком. Никто не давал ей права ставить свою жизнь выше чужой. Никто не давал ей права просить о сочувствии или понимании. Она не заслуживала его. Она должна была умереть.Так будет справедливо. Так будет правильно.
Да. Копье, усиленное Глазом Порчи, вспыхнуло багряным светом. Размахнувшись, Аякс нанес удар. Сокрушительный. Даже жестокий. На острие копья собралось все то, что он хотел, но не мог сказать. Вся его ненависть. Боль, с которой он больше не справлялся. Перед тем, как копье достигло цели, Сандроне вдруг сказала: — Передай Матвею… Мне жаль, что я не спасла его брата. Лицо Аякса изумленно вытянулось. Прежде, чем он успел как следует обдумать слова Сандроне, копье уже насквозь пробило роботу голову. Брызнули искры. Голубой свет, мигнув, угас, и тяжелое металлическое тело рухнуло на пол, будто марионетка с обрезанными нитями. Сандроне воссоединилась со своими мертвыми куклами. Еще одно имя было вычеркнуто из списка. Аякс ожидал, что убийство Сандроне принесет облегчение, но по какой-то причине сердце вдруг сдавила тяжесть. Он поднял дрожащую руку, вжал ее в грудь — это не помогло облегчить боль. Вместе с тем напомнили о себе и многочисленные раны. Покачнувшись, Аякс упал на колени. К глазу подкатили слезы.Ты жалеешь о том, что сделал?
Нет. Конечно, он не жалел. Сандроне заплатила по счетам. Все, кроме Царицы, заплатили по счетам. До конца списка остался последний шаг. Но… «Мне жаль, что я не спасла его брата». Аякс сам не мог объяснить, почему плачет. У него не получалось осознать свои чувства — он ощущал лишь, как грудь распирает изнутри, как душа рвется на части, будто на самом деле это он рухнул мертвецом среди разломанных кукол. Темнота комнаты зажимала в тиски. Куклы неотрывно глядели, и пустота их глаз затягивала, словно Звездный Предел. Мир дрожал и распадался на осколки. Боль захлестнула Аякса с головой, и он долгое время пропадал между реальностью и бредом, не зная, сможет ли когда-нибудь снова сдвинуться с места. Потом лица коснулся холодный порыв. Аякс судорожно глотнул воздуха — свежего, бодрящего, как в морозное декабрьское утро. Порыв звал его прочь из комнаты, прочь от удушливых стен и мертвых взглядов. За пределы завода. С трудом поднявшись, Аякс побрел следом. Он не знал, сколько шел, покачиваясь, будто дерево в разгар шторма. Порой он останавливался, тяжело привалившись к стене, зажимал раны, восстанавливал дыхание. Облако ледяного воздуха не торопило. Именно благодаря ему Аякс сумел остаться в сознании и наконец добрался до дверей на свободу. Завод остался позади. Аякс шел до тех пор, пока территория завода не исчезла между деревьями. По снегу за ним тянулась цепочка кровавых следов. Он не знал, куда пытается прийти. Ему нужно было в Заполярный Дворец, но в таком состоянии он не дошел бы и до границы обитаемых земель. Так ему казалось поначалу. Но ледяное облако упрямо звало вперед, и Аякс шагал, целиком ему доверившись. Вскоре он увидел вдалеке струйку дыма. Она поднималась от трубы старого одноэтажного дома, окруженного деревянной оградой. С заледеневшей крыши свисали сосульки. Сбоку к дому жалась сосна — казалось, это два товарища опираются друг другу на плечи. Дверь открылась, и на крыльце появилась крепкая женщина с ружьем за спиной. Аякс сделал шаг. Он не мог окликнуть женщину, а потому лишь обессиленно потянулся вперед, хотя от дома его отделяло еще несколько сотен метров. В этот момент силы окончательно оставили его. На короткий миг Аяксу показалось, будто в ледяном облаке проглядывает чей-то силуэт. Но это, вероятно, было началом затяжного бреда, в котором ему предстояло провести еще несколько дней.Вместо титров: Missy & Blonde, Julia Ross — Falling Down (Acoustic Version)