Этот фрагмент можно читать под музыку: Mikhail Shvachko — Могила суженого - Grave of the Betrothed. Ставьте на повтор
Рано или поздно всякая история обращается в пыль. Значительная часть воспоминаний Самуила подверглась эрозии, но он до сих пор помнил времена, когда вместо руин в этих лесах возвышался белокаменный замок. В те дни величие Чернодола нельзя было описать словами. В те дни люди еще не знали, что такое скверна. Сидя у дыры в стене, Самуил курил. Облака дыма поднимались в темное небо, к звездам, которые сильно изменились за минувшие тысячи лет. Большую часть созвездий Самуил не узнавал. Он не был даже уверен, что в мире остался еще хоть кто-нибудь, способный разделить с ним настолько древнюю память. С первого этажа доносился приглушенный шум — «Холодный огонь» отмечал Праздник Зимы. Ради приличия и Матвея Самуил покрутился там пару часов, после чего ушел, переполненный мрачными мыслями. Вообще-то он любил праздники. Да только они неизбежно приносили воспоминания о ночи, когда Катя, позже нареченная Смертью в короне из ледяных цветов, убила Олю. Были вещи, которые не могла стереть даже эрозия. Возможно, именно такие вещи и становились краеугольным камнем человеческой души. Самуил стряхнул пепел, и тот, подхваченный ветром, унесся в сторону хвойного леса. Давным-давно вместо леса здесь был город. На одной из его тесных улочек стоял маленький дом, хозяйка которого никогда не принимала гостей. Не только потому, что не любила их. Просто большую часть своей жизни она проводила на передовой, где день за днем бросала вызов скверне. Но все же однажды Самуилу довелось перешагнуть заветный порог. Этот день стал одним из худших в его бессовестно долгой жизни. Он часто заморгал, прогоняя неприятные воспоминания, но это не помогло. Тогда Самуил зажмурился и стоял неподвижно до тех пор, пока за спиной не раздался голос: — Так и знала, что найду вас здесь. Самуил обернулся. Под зимним пальто Тони проглядывало платье — благодарить за это стоило Сампо, который подсуетился и раздобыл для мятежников праздничные наряды. Матвей был не слишком доволен ненужным риском, но Сампо сказал: «Друг мой, поддержка боевого духа — лучший вклад в будущую победу!» Глядя, с каким оживлением измотанные мятежники разбирают одежду и обсуждают грядущий Праздник, Матвей не стал спорить. «В таком случае Самуил достанет нам елку», — только и сказал он. А Самуил что? Пошел и достал. Елка, надо сказать, была замечательной. Еще краше ее делали улыбки, которые светились на лицах участников «Холодного огня» с того момента, как елку установили в главном зале. В общем, атмосферой праздника прониклись все. Тоня, конечно, в особенности. Самуил видел, как пару часов назад они с Аней, устроившись на подоконнике, весело болтали и красили друг другу глаза. Глядя на них, он невольно вспоминал Катю с Олей. — А я терялся, чтобы меня искать? — спросил Самуил. Тоня засмеялась. Самуил ответил усмешкой. Словно это служило разрешением вторгнуться в его ночное одиночество, Тоня осторожно приблизилась, встала рядом, тоже глядя на темный лес. Снежинки опускались на ее плечи, терялись в рыжих волосах, отражались в глазах, ясно-синих, как северное море. — Вы в порядке? То есть… — Тоня кашлянула. — Скоро ведь полночь. Не хотите послушать речь Матвея и отметить вместе с остальными? — А. — Самуил потушил сигарету. При женщинах он старался не курить. — Не волнуйся. Иди, веселись. Вы все… хорошенько повеселитесь. Вы это заслужили. А я подойду позже. По взгляду Тони он догадался, что та не поверила. Надо же. Пару месяцев назад она была такой наивной девочкой. Теперь же с ней всегда надо было держать ухо востро: то в самые недра души заглянет, то хитростью нужную информацию вытянет. В какой-нибудь альтернативной вселенной она могла бы стать Предвестницей. И занять в рейтинге далеко не последнее место. — Хорошо, — тем не менее, сказала она. Напоследок обернувшись и задержав на Самуиле долгий взгляд, Тоня все-таки вернулась на первый этаж. Самуил же снова остался один. Не то чтобы ему нравилось одиночество — просто не хотелось портить остальным праздник своим мрачным выражением лица. Миновала полночь. Наступил январь — а вместе с тем и очередной год. Самуил давно бросил вести им счет. Если бы он мог, он бы обменял все прожитые годы на возможность ненадолго вернуться в прошлое и еще раз увидеть рядом людей, которые до сих пор занимали в сердце особенное место. Но…Конец музыкального фрагмента
Самуил не успел закончить мысль. В лесу вдруг ни с того ни с сего вспыхнула гирлянда. В ее золотистом сиянии Самуил увидел Сампо. Перехватив взгляд Самуила, тот радостно помахал и принялся оборачивать гирляндой елку с таким видом, будто это было важнейшее событие ночи. — Раз уж ты не хочешь приходить на праздник, праздник придет к тебе, — раздалось позади. Самуил не сдержал усмешки. Повернувшись, он увидел Матвея. За его спиной Тоня с Мирославом держали стаканы с глинтвейном. Наташа принесла целую тарелку имбирного печенья, а Аня прихватила кексы. Все они смотрели на Самуила с легким беспокойством — должно быть, переживали, как бывший Предвестник отнесется к такому ребячеству. Один только Матвей сохранял привычное спокойствие. — Ты пропустил речь, — сказал он.Этот фрагмент можно читать под музыку: Carpenters — Yesterday Once More. Ставьте на повтор
По этому ровному тону совершенно невозможно было понять его эмоции. Самуил надеялся, что Матвей не примет его отстраненность за равнодушие, и потому спешно ответил: — Прости. — Нет, это ты прости, — усмехнулся Матвей. — Потому что тебе сейчас придется выслушивать ее с самого начала. Возражения не принимаются. Эй, Сампо! Поднимайся к нам. Сампо с трудом выдернул ноги из сугробов. — Иду я, иду. И только попробуйте съесть имбирное печенье без меня! Ребята по молчаливому согласию стащили все печенье и попрятали его по карманам. Самуил не удержался и тоже поучаствовал во всеобщем веселье. Подшучивать друг над другом у участников «Холодного огня» было своеобразной традицией, которая помогала не сойти с ума после затяжных боев и многочисленных потерь. — Так и знал, — вздохнул, едва завидев пустую тарелку, Сампо. Разумеется, знал он и то, что друзья спрятали от него печенье намеренно. Поэтому уже в следующую секунду выудил пару штучек из кармана Мирослава. Тот не расстроился и принялся невозмутимо потягивать глинтвейн. Матвей передал один стакан Самуилу, а второй забрал себе. В глинтвейн падали снежинки. Тоня сказала, что теперь у них будет глинтвейн со вкусом наступившего года. Аня сказала, что это нелепо. И засмеялась. — Ну? — Самуил глотнул глинтвейна. — Речь-то будет? — Не торопи, — нахмурился Матвей. — Я же не такой болтун, как ты. Теперь уже засмеялся Самуил. Заметив его неподдельное веселье, Тоня опустила глаза и украдкой улыбнулась. Матвей обхватил стакан так крепко, словно пытался извлечь из глинтвейна элементальную энергию. Его взгляд устремился к небу. Снежинки касались кожи и таяли, обращаясь мелкими капельками, похожими на слезы. Но Матвей не плакал. Напротив. Самуил и не знал, когда в последний раз видел Матвея таким умиротворенным. Пожалуй, если бы не россыпь свежих шрамов на шее и не похожий на кафф слуховой аппарат, который Мирославу все же пришлось для него изготовить, Матвей в этот момент мог бы напоминать обычного мальчишку. — Если честно, я так волновался, что совсем не помню своей речи, — улыбнувшись, признался Матвей. — Поэтому… Придется придумать новую. Только для вас, ребята. Растроганная Наташа приложила ладонь к сердцу. Она была старше Матвея и относилась к нему, как к младшему брату. — Если честно, я совсем не умею говорить красивые слова, — засмеялся Матвей. Затем веселые искры в его глазах угасли. Он по очереди осмотрел друзей, задержав на каждом долгий взгляд. Остальные притихли, ожидая продолжения. Даже Сампо, и тот стал непривычно серьезен. — Мне жаль, что не все дошли с нами до этого дня. Матвей посмотрел на Тоню, и та кивнула. Оба подумали об Аяксе. С тех пор, как Аякс покинул «Холодный огонь», прошло уже несколько недель. За все это время Матвей с Тоней не получали от него никаких вестей, а Аня однажды поделилась с Наташей опасением, что с такой манерой поведения Аякс и вовсе мог погибнуть. Они все помнили, что произошло в столице. Тем не менее, они все еще переживали и ждали, когда Аякс вернется домой. Самуил понимал. Людей, которых любишь, невозможно судить строго. Что бы они ни делали. — Но я рад, — продолжил Матвей. — Рад, что стою здесь со всеми вами. Вы все… Мы видели немало плохого. Я много раз думал, что «Холодному огню» пришел конец или я сам не доживу до завтра. Но вы всегда оказывались рядом. И всегда напоминали, как важно думать не только о плохом. Скажем, даже в разгар войны не забывать о празднике. — Он кивнул Сампо, и тот ответил улыбкой, неожиданно искренней. — Спасибо. Я люблю вас, ребята. Это все, что я хотел сказать. — О, Матвей, — часто заморгала Аня. — Мы тоже тебя любим! Мирослав похлопал его по спине. — Это правда. Ты превосходный лидер. Но куда важнее то, что ты такой человек. Хоть и с отсутствием таланта к речам… Аня закатила глаза, а Тоня пригрозила Мирославу стаканом. Наташа, не сдержавшись, тихонько прыснула в кулак. — …Зато с очень большим сердцем, — закончил мысль Самуил. Удивленный, Матвей повернулся к нему. Самуил же опустил глаза. Едва завидев на первом этаже танцующие пары, он вспомнил, как однажды, когда дворец был еще цел, кружил здесь в вальсе Катю. Девушку, которую он любил. И пускай Катя никогда не отвечала взаимностью, конец ее истории навсегда превратил сердце Самуила в осколки. В каком-то смысле он навсегда остался в том дне, когда Катя, не желая подчиняться воле Небесного порядка, добровольно вычеркнула себя из жизни. Да, некоторые воспоминания не в силах стереть даже эрозия. Но ведь им необязательно быть исключительно плохими. Боль кует из людей клинки. А счастье может послужить ножнами. Самуил приблизился, положил руку на плечо Матвея. — Спасибо, что пришли. Вы даже не представляете, как много это для меня значит. Изумление на лице Матвея сменилось слабой улыбкой. Он кивнул. Самуил кивнул в ответ. Обхватив Матвея за локоть, Тоня подняла стакан с глинтвейном и предложила тост: — За нас! — И за «Холодный огонь», — добавил Мирослав. — За то, чтобы его пламя никогда не угасло, — подхватила Наташа. — И за то, чтобы у Мирослава всегда находилось достаточно раритетных вещей, а я мог их продавать, — встрял Сампо. — Исключительно на благо организации, конечно. — И за то, чтобы Сампо не был таким дураком! — сердито пихнула его Аня. Ребята засмеялись. Матвей с Самуилом не стали предлагать свою версию тоста, лишь переглянулись поверх столкнувшихся стаканов — оба поняли друг друга без слов. Семеро друзей стояли на втором этаже заброшенного дворца. Сквозь дыры в крыше просачивался звездный свет. Это место давно лишилось своего величия и теперь напоминало скорее тень прошедших времен, но все же впервые за сотни лет вновь наполнилось жизнью. Аня ругала Сампо. Мирослав делился с Наташей идеями изобретений, а Тоня возмущалась, что эти двое думают о работе даже в Праздник Зимы. Обняв Тоню за плечи, Матвей молча слушал шутливые перепалки друзей, и в его глазах плясали теплые блики, а в уголках губ таилась улыбка. Порядком замерзшие пальцы Самуила грелись теплом стакана. Как и Матвей, он не участвовал в разговоре, а лишь наблюдал со стороны. Просто пытался запомнить момент. Превратить его в воспоминание, которое однажды, много лет спустя, не поддастся воздействию эрозии. Что уж греха таить, даже его древнее сердце было тронуто заботой людей, которые еще пару месяцев назад были от него бесконечно далеки. За годы жизни среди Фатуи Самуил и забыл, что это такое — быть рядом с людьми, которым нет дела до твоего титула. Которые просто ценят твое присутствие и дарят доброту без всякой причины, без скрытого умысла или хитроумного плана. «Холодный огонь» разжег в его душе искру. Благодаря ее сиянию Самуил вспомнил, каково поднимать клинок не ради мести Небесному порядку, а ради защиты дорогих людей. Так, как он делал тысячи лет назад. Ради Оли. Ради Кати. Ради всех, кого любил. Он не мог вернуть те дни. Но он мог полюбить снова. — Самуил! — позвала Тоня. — Не стойте там с таким видом, будто только и думаете, как бы улизнуть да покурить. Давайте к нам! Матвей повернул голову. Перехватив его взгляд, Самуил улыбнулся. — Да. Я иду. С этими словами он шагнул навстречу остальным.Конец музыкального фрагмента
* * *
Аяксу снился Праздник Зимы. Посреди гостиной стояла необъятная елка — отец клялся, что на рынке она выглядела в два раза меньше. У елки, украшая ее гирляндами и шарами, бесились Тоня с Тевкром. Антон сидел в сторонке и с важным видом листал книгу, хотя его взгляд то и дело обращался к горе подарков, которую мама выставила у шкафа. Дети упрашивали Аякса выяснить, что же они получат в этом году, а он отбивался — вроде бы строго, но на деле с трудом сдерживая смех. Аякс не помнил, как давно это было. Восемь лет назад? Десять? Целую вечность? Да было ли оно когда-нибудь вообще? В последнее время Аякс подвергал сомнениям все, что происходило с ним до эксперимента «Одиннадцать». Иногда он даже уточнял у Тони даты. Имена. Целые события. Но теперь Тони не было рядом. Аякс тонул в бесконечных вопросах, на которые не мог найти ответа. Знакомая жизнь рассыпалась осколками, и Аякс уже не был уверен, как собрать из них правильный узор. С протяжным стоном он вырвался из плена видений. Несмотря на долгий сон, он чувствовал себя измотанным и больным. Возможно, причина заключалась в ранах, которые давали о себе знать по всему телу. Сандроне… «Передай Матвею… Мне жаль, что я не спасла его брата». Некоторое время Аякс лежал, закрыв человеческую половину лица рукой. Даже наяву ему мерещились многочисленные куклы Сандроне. Заключив Аякса в кольцо, они подступали все ближе и беспрестанно повторяли:Тарталья, ты ведь тоже кукла.
«Заткнитесь».Ты умер шесть лет назад.
Заткнитесь!
Прозвучавший в подсознании голос заставил Аякса содрогнуться. Он поспешно отнял руку от лица и сел, изо всех сил пытаясь сосредоточиться на реальности. Оставаться наедине с собой было попросту страшно. Кое-как совладав с дыханием, Аякс поднялся. К счастью, Глаз Бога и энергия азотита помогали ему быстрее оправляться от ран. Он все еще с трудом переставлял ноги и ощущал боль всякий раз, когда двигал правым плечом, но по крайней мере уже мог стоять, не опираясь на кровать. А значит, мог и сражаться. Дом, где проснулся Аякс, пустовал. Сквозь щелку между плотных занавесок просачивался тусклый дневной свет. От стекла веяло холодом. В конце концов, этот дом стоял за границей обитаемых земель, на самом севере материка, где температура не поднималась выше нулевой отметки круглый год. Этот всепроникающий мороз не могло прогнать даже пламя натопленной печи, на которой задумчиво булькал ароматный овощной суп. Аякс надел свитер, оставленный его спасителем рядом с кроватью. Осмотрел скудное помещение, лишенное красоты и уюта. Гостиная, где он спал, соединялась с кухней и парой закрытых дверей — наверное, спальней и кладовой. Мебель была сколочена из грубого, необработанного дерева. Присмотревшись, Аякс решил, что ее собирали своими руками. У входной двери висели теплые куртки. На одном из крючков болтался патронташ, но ружья Аякс нигде не заметил. Поскольку благодаря энергии азотита Аякс был куда меньше восприимчив к холоду, он вышел на крыльцо в одном свитере. Человеческой половины лица коснулся мороз. Аякс выдохнул. Это ощущение оказалось невероятно приятным. Оно напомнило, что Аякс до сих пор жив. Что он не кукла, не созданная Сандроне марионетка. Он спустился с крыльца, неторопливо прошелся по снегу, слушая, как тот весело скрипит под ногами. Поймал в ладонь порыв ветра. Взглянул на свинцовые снежные тучи, которые тянулись от крыши дома до самого горизонта. И замер. На мили вдаль простиралась заснеженная долина, окруженная густым хвойным лесом на востоке и горной грядой на северо-западе. Необитаемые земли. Историю необитаемых земель дети Снежной знали лучше своей собственной: пятьсот лет назад, во время захлестнувшей Тейват катастрофы, они были отрезаны от Снежной нескончаемой метелью. Метель длилась четырнадцать лет. Когда она улеглась, солдаты Фатуи первым делом отправились на поиски выживших, но обнаружили только бессметные полчища монстров, порожденных катастрофой. Несколько лет Фатуи истребляли чудищ, но так и не смогли убить их всех. Тогда Царица запретила гражданским покидать обитаемые земли. Вдоль границы выставили патрули, которые днями и ночами несли свой одинокий дозор, чтобы не давать монстрам проникнуть в Снежную. То, что увидел Аякс, отличалось от описанного в учебниках. В долине располагалось поселение. Аякс насчитал не меньше тридцати домов. Над простыми одноэтажными домиками, построенными из всего, что только удалось собрать, курились струйки дыма. Многие жители носили ружья — для охоты и защиты поселения от диких зверей. На краю поселения, ближе к лесу, располагалось подобие большой теплицы. А в самом центре, в месте, которое можно было с натяжкой назвать главной площадью, виднелась елка. Даже за границей обитаемых земель люди не забывали о Празднике Зимы. Аякс выдохнул. Учебники ошибались. Или же… Он нахмурил брови. Поселение располагалось в относительной близости от границы. Несущие дозор Фатуи не могли не знать о существовании этих людей. Тогда почему они не впустили их на обитаемые земли? Жить здесь было опасно. Даже если отбросить мысли о монстрах, оставались еще дикие животные, вечная мерзлота, голод, который неизбежно должен был мучить поселение в самые холодные сезоны. Возможно, учебники не ошибались. Возможно, они целенаправленно пытались скрыть тот факт, что за границей обитаемых земель все еще живут люди. Но зачем? Чем эта горстка несчастных могла навредить Снежной? — Батюшки, вы поглядите! — прозвучал за спиной низкий голос. — Наш окаянный демон наконец очнулся. Аякс обернулся. Ему ухмылялась высокая женщина. Та самая, которую он видел перед тем, как потерять сознание. Судя по жестким морщинам и седым волосам, собранным в тяжелую косу, женщине было не меньше пятидесяти. Тем не менее, немощной старушкой она не казалась. Напротив. Она была крепкой, мускулистой, с сильными руками и цепким взором светло-голубых глаз. Эти глаза явно привыкли выслеживать добычу и без колебаний брать ее на прицел. Женщина носила плотную куртку с глубоким капюшоном, отороченным мехом, изрядно потрепанный клетчатый шарф, серую шапку и высокие грубые ботинки. Как и при первой встрече, за ее спиной висело ружье, а на бедре был закреплен охотничий нож. — Не холодно тебе в таком виде, окаянный? — весело спросила женщина. Кажется, ее не пугал ни внешний вид Аякса, ни тот факт, что он пришел к ее порогу залитым кровью. Присмотревшись к жестким морщинам вокруг ее рта и губ, Аякс понял, что эту женщину вообще непросто чем-либо напугать. Отвечая на вопрос, он покачал головой. Женщина вздернула брови. — Немногословный. Как звать? Аякс показал на себя и опять покачал головой. По какой-то причине он стыдился признаваться в своей немоте. Завидев его жест, женщина сдвинула брови, уперла руку в бедро. — Что, не разговариваешь? Ну, не беда. Разберемся как-нибудь. Давай-ка в дом, пообедаем, раз уж проснулся. Женщина казалась строгой и непреклонной, но при этом в ее голосе сквозило дружелюбие. Аякс беззвучно вздохнул. С тех пор, как он покинул базу «Холодного огня», прошло уже несколько недель. Все это время Аякс в одиночестве преследовал Сандроне. Он забыл о теплоте объятий, не обращал внимания на условия, в которых спит, забывал есть, он нарушил все заветы магистра Варки и уже много дней не держал в руках кружку горячего чая. Все эти простые вещи, которые когда-то наполняли его жизнь даже несмотря на трудности, растворились в однообразии холодных дней, проведенных в погоне за целью. Цель уже звала его обратно, в Заполярный Дворец. За последним именем в списке. Но он все же хотел хотя бы ненадолго вспомнить о тепле. Женщина первой поднялась по крыльцу, напомнила Аяксу отряхнуть ботинки от снега. Он подумал об отце. Тот тоже всегда ворчал, когда дети приносили в дом грязь. В те дни Аякс, бывало, даже злился из-за такой принципиальности, но теперь эти воспоминания омывали приятными волнами. Они напоминали о временах, когда вся семья еще была жива. — Эй, окаянный, не стой на пороге! — велела женщина. — Чего холод в дом пускаешь? Давай, проходи. Аякс опомнился и спешно закрыл за собой дверь. Женщина сбросила куртку и, перекинув через плечо тяжелую косу, в которой Аякс только сейчас заприметил черные пряди, отправилась проверять суп. Следуя ее громким указаниям, Аякс подошел к столу и отыскал там ручку с бумагой. Теперь он наконец мог задать все интересующие его вопросы. Прежде всего он представился и спросил имя спасительницы. Та выставила на стол тарелки с супом, раздала хлеб, пинком придвинула колченогую табуретку и лишь после этого прочла написанное. — Аякс? Чудное у тебя имя, окаянный. Родители твои, наверное, в легендах хорошо разбирались. Ну а я Галина.Что это за место?
В общих чертах ситуация была ясна, но Аяксу все же хотелось знать подробности. Он впервые увидел живых людей по другую сторону границы. А ведь он был Предвестником — и даже так не знал, какие тайны скрывали необитаемые земли. Галина сдвинула брови. — Как же тебя угораздило оказаться здесь, Аякс? — Он уже дотронулся ручкой до бумаги, но Галина покачала головой: вопрос был риторическим. Ее не интересовали чужие секреты. — Что, наплели вам сказок по ту сторону? Мол, в необитаемых землях живут страшные монстры, которые только спят да видят, как бы порвать Снежную на кусочки. Так? Аякс кивнул. Галина хрипло рассмеялась. — Что ж, добро пожаловать в Навь, поселение уж-жасных чудищ! Как видишь, мы настолько ужасны, что даже перевязываем раны чужакам. Хотя в ее голосе звучала неприкрытая горечь, Аякс все же слабо усмехнулся. Жители поселения давно привыкли к своему незавидному положению и теперь, стараясь не потонуть в отчаянии, всячески над ним подшучивали. Такая сила духа не могла не впечатлять.Выходит, пятьсот лет назад Фатуи соврали. В необитаемых землях остались люди. Вы сумели выжить и основали деревню.
Галина хохотнула. — «Остались люди»? Да уж, окаянный. Ты, может, не знаешь, да только нынешняя Снежная вся построена на лжи. «Я знаю это лучше многих», — подумал Аякс, но записывать ничего не стал. В тоне Галины отчетливо читалось презрение: что бы ни случилось пятьсот лет назад, жители Нави ненавидели Фатуи и Царицу. Узнай Галина, что в прошлом Аякс служил Предвестником, и вместо горячего супа он бы запросто получил пулю в лоб. Галина тем временем облокотилась на стол, оторвала большой кусок хлеба и принялась задумчиво катать из теста шарики. — Пятьсот лет назад по всему Тейвату случилось бедствие. Уж об этом, думаю, написано даже в ваших лживых книжках. — Аякс коротко кивнул. — Из-под земли прорывались монстры. Многие из них несли на себе отпечатки силы, которая отравляла всякое живое существо. Аякс вздрогнул. Пальцы, сжимавшие ручку, невольно задрожали. Он хорошо знал эту силу. Скверна. Тот самый яд, что когда-то тек по его жилам и заставлял творить ужасные вещи. Пятьсот лет назад чудовища Рэйндоттир разнесли скверну по всему Тейвату. Если бы не вмешательство Небесного порядка, мир вновь погрузился бы в безнадежную войну, которую тысячи лет назад вели оскверненные. Галина продолжила: — Одни люди немедля умирали. Другие сами превращались в чудовищ и раздирали бывших товарищей до тех пор, пока не гибли от рук Фатуи или присланных из Каэнри’ах защитников. Ну а третьи… Аякс отвернулся к окну. Всякий, кто участвовал в Сентябре Катастроф, знал три исхода заражения скверной наизусть. Чудовище, подобное Барбаре. Мертвец, подобный Кевину. И наконец… — Третьи становились теми, кого в легендах Снежной зовут марами, — закончила Галина. — Чудовищами, сохранившими свой разум и получившими над скверной власть. Аякс кивнул. Он не думал, что когда-нибудь сможет забыть образ ставшего марой брата. Его поседевшие волосы. Рога, один из которых сломался во время битвы в странствующем театре. Глаза, источавшие непривычный холод. Порезы, из которых пополам с кровью струилась сила. Руку, обнявшую рукоять револьвера… и спустившую курок. Аякс хорошо знал, кто такие мары. Продолжая говорить, Галина вдруг принялась распускать косу. — Мары целиком контролировали себя. Они с трудом отвоевали себя у скверны и не собирались ей больше уступать. Пускай их внешний облик изменился, в глубине души они остались прежними. Но не все в Снежной разделяли это мнение. Длинные волосы Галины потекли по плечам. Только тогда Аякс понял: то, что он прежде принимал за темные, еще не поседевшие пряди, на самом деле было вытянутыми сгустками скверны. «Она… мара?» Наверное, скрыть изумление у него не получилось, потому что Галина жестко усмехнулась. — Пугает, не так ли? Не переживай, окаянный. Это не заразно. Это просто символ силы, которую мне удалось отвоевать у скверны. У каждой мары этот символ свой. В Нави ты увидишь немало людей, отмеченных скверной. Засматриваться не советую — они этого не любят. «Символ. Как рога у Тевкра», — догадался Аякс. Пока Галина собирала волосы обратно, он подтянул к себе бумагу и после недолгих размышлений написал:Получается, ты видела катастрофу пятисотлетней давности своими глазами.
— Как и многие в Нави, — отозвалась Галина. — Срок жизни мар ведь существенно превышает человеческий. Главное, конечно, не злоупотреблять своими силами.Что случилось после? Как вы очутились в необитаемых землях?
Галина кивнула на суп, но Аяксу не хотелось есть. Ему хотелось разобраться, что в очередной раз скрыла от своего народа Царица. — После катастрофы люди по всей Снежной были напуганы. Они отказывались принимать мар, считали нас опасными, гнали прочь, как чудовищ. Тогда «многоуважаемая» Крио Архонт, — Галина закатила глаза, — приняла решение. Она назвала всех мар нечистой силой и изгнала в необитаемые земли. Аякс молчал. Он попросту не знал, что можно на такое ответить. — Мы не хотели здесь жить, — признала, взглянув в окно, Галина. — В те времена в этих местах не было ничего, кроме бескрайних снежных пустошей да руин разрушенных цивилизаций. Конечно, став марами, мы обрели устойчивость к холоду. Конечно, мы утратили острую потребность в пище и могли обходиться без нее дольше обычных людей. Но все же никто по доброй воле не выбрал бы такую жизнь. Мы все еще считали себя людьми. И для нас этого было достаточно. Глядя на заснеженный двор с вычищенными тропинками, Аякс пытался представить мир, который пятьсот лет назад открылся изгнанным марам. Одиночество. Пустота. Отчаяние. Он хорошо понимал эти чувства. — Многие пытались пересечь границу, вернуться домой, — продолжила Галина. — Тогда Царица и наслала метель, которая на четырнадцать лет оградила Навь от остального мира. Нескончаемая метель. То, что называли последствием катастрофы, оказалось делом рук Крио Архонта. Аякс скрипнул зубами. Царица. С каждым словом Галины он все четче обводил это имя в своем мысленном списке, с каждой секундой все больше убеждался, что просто обязан покончить с ней. Со всей ложью, со всеми страданиями, в которые она погрузила мир. — Четырнадцать лет спустя… — Галина подняла глаза к потолку, вспоминая давние дни. — Метель вдруг исчезла. Аякс нахмурился. — Мы до сих пор не знаем причин, — правильно считав его неозвученный вопрос, добавила Галина. — Знаем только, что однажды, проснувшись, вновь увидели лес по ту сторону метели. Это был прекрасный день. Мы праздновали, собирали вещи, мечтали о доме, где было бы тепло и сытно. Наверное, такой счастливой я чувствовала себя только до катастрофы, в день рождения сына. Эти слова повисли в воздухе. Галина жила в Нави одна. Аякс не решился спрашивать. — На следующее утро мы отправились к границе. Мы были уверены, что Царица наконец признала мар. Кто-то даже считал, что у Снежной появился новый, более милосердный Архонт. Но… Взгляд Галины скользнул к одной из запертых дверей. Судя по пыли, скопившейся на ручке, ее давно не открывали. — Когда мы приблизились к границе, нас встретили выстрелами.Вы до сих пор считались чудовищами.
Галина кивнула. — Многим удалось выжить. Но некоторые так и остались лежать на той холодной пограничной земле. Мой муж погиб. Мой сын, увидев это, потерял голову и бросился через границу. Его силы были велики, и он сумел прорваться через солдат Фатуи невредимым, но с тех пор я больше никогда его не видела. Возможно, его выследили люди Царицы. Аякс опустил взгляд. Слова, которые он вывел в ответ на откровения Галины, получились неровными.Сожалею о твоей потере.
Лицо Галины смягчилось. — Это дела давно минувших дней, окаянный. Ни одно горе не может длиться пять сотен лет. Аякс покачал головой. Он встречал достаточно долгожителей и знал: каждый из них нес на плечах груз ушедших дней. Возможно, чем старше они становились, тем больше думали о печалях и тем меньше вспоминали о счастье. — У меня есть Навь. Мне этого достаточно, — добавила Галина.Разве тебе не хотелось бы отомстить Царице?
— Отомстить? — Галина выгнула бровь. — Голубчик, я уж не знаю, каким образом ты умудрился пересечь границу, но мы не можем покинуть необитаемые земли. Мы давно оставили мысли о мести.Но вы могли бы вернуться в Снежную. Вы мары. Вы управляете скверной. Вы сильнее любого солдата Фатуи.
Галина тяжело вздохнула. — И что нас там ждет? Затяжная война? Пока Царица на престоле, ничего не изменится. Наш новый дом здесь. Может, это не лучшее место, но мы к нему привыкли. И не хотим рисковать тем, что имеем. Аякс взглянул на лист бумаги.Поэтому вы решили просто сидеть и ждать перемен?
Губы Галины изогнулись. Взгляд, прежде грустный, ожесточился, и она рывком подалась вперед. Но прежде, чем она успела выплеснуть на Аякса свою ярость, он дописал:Прямо сейчас люди в Снежной сражаются за то, чтобы изменить эту страну. Вы могли бы присоединиться.
— Сражаются? — Галина хмыкнула. — И как же, скажи на милость, продвигается это сражение? Ты полагаешь, у простых людей хватит сил победить Царицу? Или, быть может, ее правую руку, предводителя Предвестников? Их совместное могущество сломит любое сопротивление. Если ты не понимаешь этого, значит, ты просто наивен. «Их совместное могущество». Слова Галины неожиданно выбили Аякса из колеи. Он понял, что потерял счет времени. Как много дней он провел без сознания? Какие планы строит сейчас «Холодный огонь»? Аякс знал Матвея. Неудачи могли безжалостно ломать его, но Матвей всегда поднимался и пробовал снова. Он наверняка уже оправился от провала в столице и придумал новый план. Он не отступится, даже если в конце концов останется единственным человеком, способным бросить вызов Царице. Вот только Царицу ему не победить.Какое сейчас число?
Изумленная поворотом разговора, Галина вздернула брови. — Третье января. Почему ты вдруг… Третье января. К заводу Сандроне Аякс вышел двадцать девятого декабря. Выходит, он провел в беспамятстве около недели. Ситуация «Холодного огня» могла перевернуться с ног на голову за один день — что уж говорить о целой неделе. Позабыв про суп, Аякс поднялся, спешно дописав:Мне нужно идти.
— Ты с ума сошел, окаянный? — воскликнула Галина. — Ты вообще понимаешь, в каком ты состоянии? Да мы тут всей Навью думали, что к моему порогу заявился оживший мертвец!Я быстро восстанавливаюсь.
Галина с сомнением осмотрела механическую часть его тела. — Голубчик, послушай. Допустим, ты все же сумеешь каким-то образом пересечь границу. А что потом? Отправишься сражаться с Царицей? Брось ты эту затею! Слишком уж она сильна. Твой маленький мятеж закончится, не успев даже начаться. Аякс знал, что Царица сильна. Он понимал, сколь ничтожны шансы мятежников. Да, оставшиеся силы Фатуи были немногочисленны: кто-то погиб во время Сентября Катастроф из-за предательства Бездны, а кто-то перешел на сторону «Холодного огня». Но даже так Царица обладала неоспоримым преимуществом. Она была Архонтом. Пятьдесят четыре человека. Столько погибло в столице в тот злополучный день, о котором Аякс никак не мог забыть. Они были людьми с горящими глазами и сердцами. Но на то, чтобы превратить их в мертвецов, Царице понадобилось меньше часа. Именно поэтому Аяксу нужно было спешить. Не только ради мести Царице. Сейчас, когда его ум несколько прояснился, Аякс понимал, как сильно хочет защитить Матвея и Тоню. Как сильно он в них нуждается.Можешь сидеть здесь, сколько захочешь. Сидеть и столетиями гадать, что случилось с твоим сыном, за которым ты даже не попробовала последовать. Мне плевать. Мне плевать, насколько сильна Царица. Мне плевать, даже если она пошлет за мной всех своих верных псов, будь это обычные Фатуи или Предвестники. Если понадобится, я убью их всех.
Галина устало вздохнула, но ничего на это не сказала.А потом я убью Царицу. Эта страна будет свободна.
«Я буду свободен». Дописав до точки, Аякс отбросил ручку и поднялся из-за стола. Как это часто случалось в последнее время, весь окружающий мир стал звучать для него приглушенно, будто из другой реальности. Мыслями Аякс уже находился в Заполярном Дворце. Бежал по лестнице к дверям, за которыми его ждало последнее имя в списке. Галина что-то говорила, но Аякс не слушал. Он забрал свои вещи. На пару мгновений задержал в пальцах красный шарф. В ткань въелись застарелые капли крови — на пути к Сандроне Аякс убил немало Фатуи.Тарталья, ты ведь тоже кукла. Ты умер шесть лет назад.
«Нет». Он надел шарф и зашагал к двери. Раны кричали, умоляя остановиться. Телу не хотелось бросаться в новую битву, но истерзанный разум уже танцевал на поле боя с клинком. Все стремления Аякса, все его мысли и мечты были сосредоточены в Заполярном дворце. Там, где прямо сейчас Царица могла снова ломать его жизнь даже без его ведома. Вылетев за порог, он бросился вверх по заснеженному склону. Ошарашенная произошедшим, Галина вышла на крыльцо. Фигура окаянного быстро таяла вдали. Галина провожала его взглядом, в котором плескалась печаль. Окаянный был еще совсем юн. Возможно, он сам не догадывался, до какой степени переломан. И все же… «Можешь сидеть здесь, сколько захочешь. Сидеть и столетиями гадать, что случилось с твоим сыном, за которым ты даже не попробовала последовать». Внутри шевельнулось позабытое с годами чувство вины. Она была ужасной матерью. Похоронив мужа, она смирилась с положением вещей и безропотно приписала сына к мертвецам. А ведь он, между тем, мог быть еще жив. Он вправду был сильным. И всегда обладал хитростью, благодаря которой Навь и стала местом, где изгнанные мары могли вести пускай неидеальную, но все-таки жизнь. Так почему она смирилась с его исчезновением? Пыталась ли она отпустить его в надежде, что по ту сторону границы он получил лучшую жизнь? Или же просто испугалась вступать в борьбу, поражение в которой уже однажды обошлось ей слишком дорого? С тяжелым вздохом Галина зарылась рукой в волосы. На протяжении долгих лет она боялась задавать себе эти вопросы. Когда фигура мальчишки по имени Аякс окончательно растаяла вдали, Галина вернулась в дом. На столе осталась тарелка с супом и бумага, исписанная нервным почерком. Галина остановилась. Задержала на бумаге долгий взгляд. «Эта страна будет свободна». Веры в этих словах было столько же, сколько и отчаяния. Покачав головой, Галина пересекла гостиную и остановилась у запертой двери. Когда-то здесь жил ее сын. Возможно, по ту сторону границы он… Галина не решилась закончить мысль. Вместо этого она повернула дверную ручку, до которой не дотрагивалась уже несколько лет. А затем, отбросив сомнения, шагнула через порог навстречу пустующей комнате.* * *
Тоня с Матвеем стояли друг напротив друга, схлестнувшись взглядами. Они спорили уже в четвертый раз за день, но так и не могли прийти к соглашению. Оба не хотели уступать друг другу. Повышенные голоса разносились по залу, где еще несколько дней назад играла праздничная музыка, и эхо горьких слов напоминало об ожидающих «Холодный огонь» испытаниях. Остальные — Наташа, Мирослав, Аня и Сампо — наблюдали за перепалкой издалека. — Принимаю ставки, — заявил Сампо. Подошедший Самуил отвесил ему подзатыльник. — Что? — возмутился Сампо. — Они спорят уже полчаса! Под прицелом пылающих глаз Самуила он неохотно соскочил со стола, на котором прежде болтал ногами, и принялся проверять снаряжение. «Холодный огонь» готовился к своей последней вылазке. Весь вопрос состоял в том, что кроется за словом «последняя» — победа или смерть. — Никто не знает, как правильно поступать в подобных ситуациях, — заметила, проверяя походную аптечку, Наташа. — Матвей хочет сберечь Тоню, а она хочет сберечь его. Вот и все. Аня показала Самуилу кинжал. Тот, быстрым взглядом проверив состояние лезвия, кивнул, и Аня спрятала кинжал в ножны. — Ну, не знаю. Она посмотрела на Матвея и Тоню. Матвей, скрестив руки на груди, стоял неподвижно, лишь изредка постукивая пальцем по локтю. Тоня бурно жестикулировала. Воздух вокруг нее постепенно становился горячим. — Они оба свободные люди, — продолжила Аня. — Значит, имеют право делать то, что хотят. Самуил промолчал, но от друзей не укрылся его тихий вздох. — Ты в порядке? — встревожилась Наташа. Самуил зажал переносицу, а потом, будто пытаясь найти способ отвлечься, в который раз протер лезвие своего меча. Остальные наблюдали за его нервными движениями, не скрывая удивления. Что ж… Они все были взвинчены накануне решающей битвы. Все понимали, что могут разговаривать вот так, дурачась и подшучивая друг над другом, в последний раз. — Знаете, я могу их понять, — сказал наконец Самуил. — Когда-то давно… у меня была подруга. Мирослав с Аней обменялись взглядами. — Капитано откровенничает. Это не к добру, — высказался Мирослав. — Так и знал, что надо было вместо припасов гробы заказывать, — вздохнул Сампо. Аня погрозила ему пальцем. Мирослав остро воспринимал шутки про гробы, поэтому тоже остался недоволен. Прежде, чем Сампо успел возмутиться таким несправедливым отношением к его чувству юмора, Наташа нагрузила всех троих работой, заставив проверять пояса со снаряжением. Самуил, не обращая внимания на препирательства, подставил клинок под солнечные лучи, придирчиво осмотрел результат своей работы. Как если бы идти в бой с грязным клинком было дурной приметой. Как если бы приметы могли их сберечь. — Это была очень сильная девушка, — продолжил Самуил. — Сильнее всех, кого я знал. Она обладала талантами, о которых другие не могли даже помыслить, и всегда возвращалась с поля боя победительницей. Мы с ней будто существовали на разных уровнях: вне зависимости от того, как быстро я развивался, она всегда опережала меня на шаг. Нет. На десятки шагов. — Самуил улыбнулся, но в его глазах отражалась неподдельная тоска. — Как бы я ни хотел, я не имел права отговаривать ее от участия в войне. Поэтому никогда этого не делал. Просто раз за разом молча смотрел, как она уходит, и старался верить в нее. Но… Даже Сампо притих, внимательно слушая его рассказ. — Это все равно было больно. Видеть, как она возвращается израненной. Как с каждым новым боем, выигранным слишком высокой ценой, изнашивается ее разум. Я точно знаю: будь я равен ей по силам, я бы попытался ее остановить. Хотя бы раз… Самуил наконец оторвался от созерцания клинка и взглянул на Матвея с Тоней. Ожесточенный спор понемногу сходил на нет. Матвей, положив руки на плечи Тони, что-то говорил. Тоня устало терла лоб. — Да, это эгоистично. Принимать решение, отнимая у близкого тебе человека право выбора. Но если бы в прошлом у меня была такая возможность, я бы принимал это решение снова и снова. Даже если в конечном счете она бы меня возненавидела. Никто не знал, что сказать в ответ, поэтому Наташа просто молча сжала плечо Самуила. Он усмехнулся, качнул головой и вложил меч в ножны. — Дайте этим двоим еще немного времени. Это же наши Тоня с Матвеем. Они всегда находят лучшее из возможных решений. — Прости. Тоня уже потеряла счет, сколько раз за время спора Матвей сказал это слово. Как будто одно только его звучание могло смягчить остальной посыл: «Мне бы не хотелось, чтобы ты участвовала в последней битве». Она уже давно догадывалась, к чему все идет. С момента провала в столице Матвей стал особенно внимательно относиться к вопросу выживания друзей. Как и всегда, он пытался быть стержнем. Как и всегда, он им не являлся. Смерть пятидесяти четырех человек, побег через лес в компании мертвеца, ссора с Аяксом — все это сказалось на Матвее сильнее, чем он пытался показать. Тоня знала: всякий раз, когда Матвей отправляется спать, ему снится один и тот же кошмар. Но ведь он был не единственным, кто переживал за других. Тоня не забыла, как однажды уже отпустила его одного. Тогда Матвей едва не погиб — ситуацию спасло лишь своевременное появление Антона. Она боялась. У нее тоже были свои кошмары. И так они проговаривали одни и те же слова, снова и снова, по бесконечному кругу, без надежды на компромисс. Ярость испарилась. Осталась только безграничная усталость: оба понимали, что в конечном итоге хотя бы одному придется уступить. Оба этого не хотели. Тоня с Матвеем слишком любили друг друга. Ни один не мог ни согласиться с решением второго, ни выдвинуть ему ультиматум. — Кажется, мы зашли в тупик, — признала наконец Тоня. Матвей провел ладонями по лицу, зачесал назад волосы. — Похоже на то. Тоня села на пол, обхватила колени руками, задумчиво взглянула на еловые ветви, на которых до сих пор покачивались простенькие самодельные игрушки. Матвей убрал руки в карманы, склонил голову, закрыл глаза. — Я хочу пойти с вами. Ты хочешь, чтобы я осталась. Этот конфликт не закончится, пока один из нас не уступит другому. Матвей ничего на это не ответил. Тоня вздохнула. — Матвей, я могу за себя постоять. — … — Не нужно обо мне переживать. Тоня осознала глупость собственных слов даже прежде, чем они сорвались с языка. Она просила Матвея не переживать — но при этом сама хотела пойти с «Холодным огнем» из-за переживаний. Матвей владел Глазом Бога, он был хорошим бойцом и талантливым командиром, но, даже зная об этом, Тоня не могла равнодушно представлять, как он сунется в самое пекло. И что будет, если в этот раз ему не повезет выбраться живым. Он думал о том же самом. Об ужасной развязке, в которой призрак Тони присоединится к сонму его кошмаров. — Есть еще одна причина, — наконец сказал Матвей. Тоня подняла глаза. Вздохнув, Матвей вытащил руки из карманов и опустился на пол напротив Тони. Их взгляды встретились. Брови Матвея слегка подрагивали от чувств, которые прятались за обманчиво спокойным выражением лица. — Кто-то должен сохранить надежду. — Если «Холодный огонь» проиграет… — начала Тоня. Матвей кивнул. — Если «Холодный огонь» проиграет, для жителей Снежной, решивших поддержать нас, это будет значить конец всех надежд. Но ведь поражение не обязано быть концом борьбы. Поразмыслив, Тоня протянула руку, и Матвей переплел ее пальцы со своими. Покидая Ли Юэ, они поклялись освободить Снежную. Именно так звучало это обещание. Привести «Холодный огонь» к победе было недостаточно, но в то же время освобождение Снежной было возможно и без «Холодного огня». Там, где погаснет один язык пламени, взметнется другой. Успехи и провалы предшественников станут дорогой, по которой к свободе смогут устремиться все те, кто придет после них. — Поэтому я и прошу тебя остаться. — Матвей отвел взгляд. — Не только потому, что беспокоюсь, но и потому, что в вопросах сохранения надежды могу доверять тебе больше, чем кому-либо другому. — Матвей… — только и смогла сказать Тоня. Он крепче сжал ее ладонь, провел по ее руке большим пальцем. — Панталоне тоже останется на базе. И еще некоторые люди, без которых этот мятеж был бы невозможен. — В уголке губ Матвея обозначилась печальная усмешка. — В последнее время мы научились справляться с проблемами вместе. Этот раз ничем не отличается. — Ты предлагаешь позаботиться об одной и той же проблеме с разных сторон, — подхватила Тоня. Матвей промолчал. Тоня вздохнула, придвинулась ближе, обхватила ладонями его лицо, заставляя поднять взгляд. В глазах Матвея отражалась горечь. Он пытался сберечь Тоню. Но в то же время, в случае провала «Холодного огня», доверял ей несравнимо более трудную задачу. Разжечь огонь надежды посреди руин, отрицающих саму возможность существования пламени. Тоня с протяжным выдохом подалась вперед, прижалась своим лбом ко лбу Матвея. Они неотрывно смотрели друг на друга, и каждый пытался взглядом попросить прощения за принятое решение. За то, что освобождение Снежной оказалось для них важнее личного счастья.Этот фрагмент можно читать под музыку: Mars&Sea, Amina Aubakirova — Jureginmen Andet. Ставьте на повтор
Затем Тоня медленно разжала руки, отстранилась и торопливо утерла глаза, которые покалывало от подступающих слез. Она обязана была проводить друзей с прямой спиной и уверенностью во взгляде. Сохранить надежду. Несмотря на готовность принять Снежную на свои плечи, Тоня была преисполнена решимости этого не допустить. Даже если единственным способом повлиять на исход грядущей битвы была улыбка. Матвей поднялся и протянул ладонь. Тоня крепко сжала ее, и они плечом к плечу подошли к друзьям, которые уже закончили с проверкой снаряжения и теперь общались, обмениваясь шутками и историями. Даже одиночка Самуил был здесь. Скрестив руки на груди, слушал остальных, и на его губах играла скупая улыбка. — Верните мне Матвея, — сказала им Тоня. — И сами, пожалуйста, вернитесь. Мы столько сражались плечом к плечу… Заслуживаем и того, чтобы увидеть конец всем вместе. Друзья обменялись взглядами. Аня улыбнулась. — Не, я умирать не собираюсь. Я ведь обещала познакомить всех вас с моей сестрой, помните? А Мирослав сказал, что приготовит блины. Нельзя же пропустить такое событие из-за какой-то там смерти? Мирослав беззлобно фыркнул. — Ну, раз уж сказал… Придется выживать ради блинов. — Я тоже буду стараться, — пообещала, приложив ладонь к сердцу, Наташа. — Ради Снежной. И ради вашей с Матвеем свадьбы. — А? — отозвалась Тоня. Наташа одарила ее невинной улыбкой. Прежде, чем Тоня успела сказать хоть слово, в разговор вступил Сампо: — У меня тоже есть причины выжить. Остальные повернулись к нему, не скрывая удивления. Не так уж часто голос Сампо звучал настолько серьезно. Неотрывно глядя сквозь окно на залитый солнцем лес, он мысленно давал себе какое-то обещание. Но вместо того, чтобы поделиться им с друзьями, лишь улыбнулся и кивнул — словно подписал сам с собой нерушимый пакт. — Что насчет вас, Самуил? — строго спросила Тоня. Бессовестный Самуил прикинулся дурачком. — А что я? — Вы тоже должны сказать, ради чего будете жить, — поддержала Аня. Самуил неторопливо отыскал сигареты. У Тони сложилось впечатление, что он тянет время, лихорадочно пытаясь найти ответ. Всем было интересно прошлое бывшего Предвестника, но его никогда не спрашивали о будущем. Если уж на то пошло, Тоня ни разу не интересовалась, какие именно причины побудили Самуила примкнуть к «Холодному огню». — Хм… Самуил поднял голову и встретился с Тоней взглядом. Она медленно протянула руку. На кончике ее пальца танцевал язычок пламени, и Самуил поднес к нему сигарету — будто принял от Тони молчаливый дар. — Эта страна слишком долго жила в прошлом. Я хочу увидеть ее будущее. — В таком случае идите, — сказала Тоня. — Идите и создайте будущее, в котором мы встретимся снова и исполним все данные друг другу обещания. А если вам где-то по пути встретится мой бестолковый брат… Пожалуйста, найдите в этом будущем место и для него тоже. Матвей кивнул — так серьезно, словно мысленно принес Тоне клятву. Тоня крепко обняла каждого из них, даже Самуила, который еле успел отставить в сторону сигарету. Затем все семеро проверили устройства связи — с их помощью Тоня могла поддерживать друзей дополнительной информацией, а когда они окажутся в Заполярном Дворце, направить по раздобытым Сампо картам. Бывало, содействие Тони с базы помогало перевернуть ход целой битвы. Даже когда ее не бывало на поле боя, она никогда не бросала друзей одних. И в этот раз тоже не собиралась. — Ну что, — нервно сказал Мирослав. — Удачи нам? Милосердия Крио Архонта нам не дождаться, а Небесный порядок спит, но… Может, за нами присмотрит кто-нибудь другой. Тоня с Матвеем обменялись взглядами. — Присмотрит, — убежденно сказал Матвей. Самуил посмотрел на него, но ничего не сказал. Тоня распределила между друзьями лекарственные травы, которые готовила для последней битвы, и на этом прощание подошло к концу. Тоня вышла с базы, осмотрела участников «Холодного огня», собравшихся перед руинами, чтобы последовать за Матвеем навстречу решающей схватке. Матвей обхватил ее за плечи. — Тоня, я… — Нет, — прервала она. — Я знаю, что ты собираешься сказать. Лучше прибереги эти слова на потом. Скажешь их, когда вернешься. Матвей слабо улыбнулся. А потом они разошлись. Вместе с ранеными мятежниками или же теми, кто занимался обслуживанием базы, Тоня осталась. Остальные ушли к Заполярному Дворцу. Тоня смотрела им вслед до тех пор, пока их силуэты не растаяли за деревьями. Выпавший ночью снег еще долго будет хранить их следы. А Тоня, вне зависимости от того, что случится дальше, будет хранить их яркое пламя. Она надела прибор для связи и, развернувшись, вернулась на базу. Впереди предстояло немало работы.Конец музыкального фрагмента
* * *
Этот фрагмент можно читать под музыку: HOYO-MiX, 林一凡 — Fate. Ставьте на повтор
Вторгнуться в Заполярный Дворец было решено через крипту. О существовании этого места спорили даже Предвестники. Оно было построено много веков назад, во времена, когда на месте Снежной еще стояло королевство под названием Чернодол, а мир только начал восстанавливаться от войны со скверной. После упадка Чернодола вход в крипту был утерян. Согласно историческим записям, она должна была располагаться прямо под возникшим здесь позже Заполярным Дворцом, но долгие годы поисков не увенчались успехом. До тех пор, пока ученый по имени Отто не обнаружил заваленный древний проход, скрытый за портретом оскверненной по имени Екатерина. О своей находке он не сообщил ни одной живой душе — за исключением женщины, которую любил. Эта женщина, Синьора, долго не могла разобраться, любит ли Отто в ответ, но вне зависимости от характера их отношений он всегда ее понимал. Синьора ценила искренность, которую могла проявлять рядом с Отто, и потому предложила сохранить проход в крипту тайной. Чтобы на свете оставалось убежище, которое принадлежало бы только им двоим. Вместе они расчистили завалы и спрятали проход за картиной. Иногда, когда Заполярный Дворец ложился спать, они сбегали в свое секретное место, где могли разговаривать по полночи, не опасаясь чужих глаз или ушей. В те дни под холодными сводами крипты звучал смех. А теперь и Отто, и Синьора были мертвы, а на древние коридоры опустилась стылая тишина. Единственным человеком, который унаследовал тайну, была Аня. Девушка, которая когда-то служила в приемной Заполярного Дворца, вскоре после смерти Отто бросила свою блистательную карьеру и примкнула к «Холодному огню». Секрет крипты она передала остальным. Сначала — друзьям, Мирославу и Наташе. Именно благодаря этой крипте всем троим удалось спасти из дворца очищенную от скверны Люмин. Затем, уже после слияния вероятностей, Аня рассказала о крипте новым участникам сопротивления. Например, Тоне и Матвею, которые быстро встали во главе мятежа. И вот наконец пришло время разыграть эту козырную карту. Матвей знал: день, когда «Холодный огонь» будет готов к атаке на Заполярный Дворец, не наступит никогда. Не существовало той точки, в которой Матвей бы сказал: «Да, теперь мы сможем победить Царицу». Весь этот мятеж строился на сплошных надеждах. Просто в редкие моменты они превращались из тусклых огоньков в робкое пламя. — Мы не знаем точно, безопасен ли этот проход, — заговорила Аня прежде, чем Матвей отдал приказ о выдвижении. Матвей кивнул. С тех пор, как Аня, Наташа и Мирослав покинули Заполярный Дворец, у «Холодного огня» не осталось приближенных к Предвестникам информаторов. Сведения, которыми располагало сейчас руководство Фатуи, оставались для мятежников загадкой. Не исключено, что Предвестники готовились к вторжению и давным-давно обнаружили в заброшенной комнате Отто секретный проход. Возможно, их убьют сразу же, как только они ступят в древние залы. — Давайте надеяться, что союзники, которых мы успели собрать в столице за минувшие недели, обеспечат нам хорошие диверсии, — сказал Матвей. — Помните: наша цель — главный зал. — Царица, — выдохнула Наташа. Самуил похлопал Матвея по плечу. Словно это было негласным сигналом к началу операции, Матвей кивнул Ане, и та спустилась по узким ступеням навстречу древним дверям. Когда-то отсюда сбегала от затяжных кошмаров Люмин. Теперь же мятежники добровольно собирались пройти обратно к этим кошмарам. Аня нажала на кнопку, похожую на простой, истертый снегом и ветрами барельеф. Каменные двери разъехались в стороны. Мятежники ненадолго замерли, прислушиваясь: не донесутся ли из крипты голоса застрельщиков? Не застучат ли по старинным плитам их тяжелые военные сапоги? Но крипта хранила молчание, и Матвей, беззвучно выдохнув, подал сигнал следовать за Аней. Матвей не знал, сколько времени они продвигались вперед. Никто не разговаривал. Каждый участник «Холодного огня» старался ступать как можно тише и придерживал оружие, чтобы случайно не задеть лезвием узкие стены. Лица у всех были бледными и сосредоточенными. Матвею очень хотелось активировать прибор для связи, услышать спокойный голос Тони, но он держал себя в руках. Теперь, когда он потерял возможность нормально слышать правым ухом, он мог полагаться только на левое. Надев прибор для связи, он бы полностью отрезал себя от внешнего мира — непозволительная роскошь во время атаки. Поэтому Матвею оставалось лишь мысленно повторять обещания, которые он дал Тоне перед уходом. Наконец запутанные коридоры остались позади. Аня вывела мятежников в большой круглый зал, посреди которого стояла статуя давно погибшей оскверненной — Екатерины. Та указывала клинком на следующий коридор, будто давала мятежникам свое благословение. Матвей двинулся в обход статуи, но тут заметил, что Самуил замедлил шаг. Оберегая всеобщую тишину, Самуил ничего не сказал. Он лишь приблизился к подножию статуи и, вскинув голову, всмотрелся в ее белокаменное лицо. На миг его брови приподнялись от изумления. Затем черты лица разгладились, вновь стали нечитаемыми. Только в глазах, полуприкрытых, как от воспоминаний, отразилась неподдельная печаль. Матвей тоже не стал ничего говорить. И вот наконец мятежники благополучно миновали крипту и приблизились к проходу, который вел в заброшенную комнату Отто. С этого момента начиналась самая сложная часть операции. Матвей оглядел участников «Холодного огня», задержав пристальный взгляд на наиболее важных союзниках — Капитано, первом Предвестнике, и Арлекино, четвертой Предвестнице. Синьора и Дотторе погибли. Скарамучча уехал в Инадзуму. Панталоне, который не слишком любил драки, остался на базе — Матвею хотелось, чтобы он гарантированно выжил и мог в случае неудачи поддержать Тоню. Где сейчас находился Аякс, не сказала бы даже Селестия. Таким образом, в Заполярном Дворце ждало четверо опасных противников: Сандроне под номером семь, Пульчинелла под номером пять, Коломбина под номером три и Пьеро, предводитель Предвестников. И, конечно, Царица. Если честно, предстоящая схватка казалась безнадежной. Но «Холодный огонь» все равно был полон решимости попробовать. Матвей с Самуилом обменялись взглядами. Самуил кивнул и первым двинулся по узкому потайному лазу. Матвей обернулся на мятежников. А затем, вскинув на манер одного храброго человека сжатый кулак, исчез в проходе следом за Самуилом. Спрыгнув на пол в пустой комнате, Самуил первым делом обнажил клинок. Матвей соскочил рядом. Когда минутная стрелка на часах Матвея добралась до цифры девять, в дальнем крыле Заполярного Дворца раздался взрыв. Мятежники, ожидавшие в потайном проходе, забеспокоились, но Матвей с Самуилом не сдвинулись с места. Для успешной диверсии нужно было дать Фатуи уйти как можно дальше от этой комнаты. Подгоняемая секундной стрелкой, минутная неохотно сдвигалась. Часы тикали в такт ударам сердца. Матвей неотрывно смотрел на дверь, а его рука, сжимавшая клинок, слегка дрожала, готовая в любую секунду начать смертельный танец. И вот наконец Самуил оторвал напряженный взгляд от двери и одними губами сказал: «Пора». Плечом к плечу они с Матвеем добрались до порога и, вылетев в коридор, сразу же перешли в наступление.Конец музыкального фрагмента
Этот фрагмент можно читать под музыку: HOYO-MiX, 宫奇 — Wildfire (Instrumental). Ставьте на повтор
Всего за пару минут коридоры Заполярного Дворца превратились в поле ожесточенной бойни. Хотя многие Фатуи ушли к месту взрыва, некоторые остались и призвали на подмогу товарищей из ближайших залов. Солдаты всех мастей стремительно стекались к коридору, по которому мятежники прорывались к Царице. — Не дайте им пройти! — вскричал командир одного из отрядов. В следующую секунду он упал на пол, сраженный кинжалом Ани. Спину ей прикрывал, орудуя закрепленным на запястье Дендро Глазом Бога, Мирослав. Заметив, что командира вывели из строя, один из застрельщиков попытался прорваться к нему с криком: — Долбаные мятежники! Убейте их! Прежде, чем он успел активировать Глаз Порчи, сбоку в него влетел Самуил. Застрельщик покачнулся. Самуил мощным ударом повалил его, пнул для пущей уверенности по ребрам и, отыскав взглядом Матвея, сказал: — Увидимся на другом конце революции. — Не помри, — ответил ему Матвей. Самуил ухмыльнулся. Осыпав подступающего противника сначала градом слов, а затем градом стремительных ударов, он легко одержал в схватке победу и двинулся сквозь толпу дальше, в сторону главного зала. Вскоре его фигура исчезла за чужими спинами. К этому плану они с Матвеем пришли еще на базе. Вместо того, чтобы задерживаться с остальной частью «Холодного огня», Самуил должен был отвлечь на себя наиболее сильных противников. В частности, Пьеро. Из всех присутствующих на поле боя мятежников лишь Капитано мог на равных дать ему отпор. По крайней мере, Матвей на это надеялся. У него не было времени следить за Самуилом. Подняв руку, Матвей воззвал к двум артефактам сразу. Энергия Глаза Порчи столкнулась с элементальной силой Глаза Бога. Огонь и молния, соединившись, образовали пылающую дугу, прокатились по полю боя, отбрасывая противников в стороны. Во вражеских рядах образовался узкий коридор. Через него, сжимая меч с танцующими на лезвии языками пламени, бросилась Арлекино. С легкостью уклонившись от атак, она проскочила между двумя застрельщиками и одним сильным ударом перерубила висевшую на стене цепь. Сначала Матвей не понял, зачем она это сделала. Но тут между коридором и залом, через который прибывало подкрепление противника, рухнула тяжелая решетка. — Вовремя твоя женушка сообщила об этой уловке, — с усмешкой постучал по прибору для связи возникший рядом Сампо. Тоня, как всегда, сработала на отлично. Хотя перед операцией Матвей заставил участников «Холодного огня» заучить маршрут до главного зала, хотя на стороне мятежников сражались Капитано и Арлекино, никто не знал устройство Заполярного Дворца так, как человек, имевший перед глазами подробную схему. Сейчас Тоня властвовала над всеми проходами, потайными кнопками и панелями. Все, что хотя бы раз в истории попадало на карты Заполярного Дворца, теперь стало для нее оружием, с помощью которого Тоня сражалась, даже не присутствуя на поле боя. Матвей не мог выразить, насколько сильно любил ее и насколько сильно ей гордился. — Она не моя «женушка», — проворчал он. Хохотнув, Сампо отвесил шутливый поклон и скрылся в толпе. Уже через несколько секунд Матвей увидел, как над полем боя пляшут его не знающие устали клинки. — Сюда! — окликнула Наташа. Советуясь с Тоней, она выбирала для мятежников лучший из возможных маршрутов. Пускай Матвей не доставал прибор из кармана, пускай он не мог слышать голос Тони, он чувствовал ее поддержку, доверие друзей, идеальную синергию всех участников «Холодного огня» — и это придавало ему сил. Отбросив подступающего противника, он метнулся следом за Наташей, остановился в проходе, растянул электрический барьер, прикрывая спины товарищей. Кто-то попытался атаковать его с правой, наиболее уязвимой из-за глухоты стороны, но был отброшен Аней. — Иди вперед! — велел подоспевший Мирослав. — Мы прикроем! Без колебаний доверив защиту мятежников ему и Ане, Матвей прорвался вперед и теперь вел «Холодный огонь» бок о бок с Наташей, которая не отнимала руку от прибора для связи. — Тоня предупреждает о возможности засады в следующем зале. Матвей кивнул. Он помнил этот зал еще по собственной службе в Заполярном Дворце. Там порой проходили званые вечера, на которые приглашали музыкантов или артистов. Будь Матвей по-прежнему агентом Фатуи, он бы не упустил шанс и спрятал отряд за кулисами, чтобы, усыпив бдительность противника, атаковать со спины. Опередив Наташу, он вбежал в зал, и с его стиснутого кулака слетел порожденный Глазом Порчи клубок огня. Пламя объяло кулисы. Застигнутые врасплох, агенты и застрельщики высыпали на сцену, но не растерялись, а сразу бросились в атаку. В очередной раз «Холодный огонь» схлестнулся с силами Фатуи. Некоторые солдаты, подоспевшие из соседних коридоров, открывали по мятежникам безжалостный огонь. Другие — те, с кем Матвею удалось наладить контакт — обращали оружие против режима Царицы. Весь прошедший месяц Матвей не жалел сил и искал среди Фатуи людей, которые сомневались в идеалах Снежной. После слияния вероятностей их верность Царице стала зыбкой, основывалась на страхе или нежелании признавать перемены. Когда-то Матвей и сам был таким же. Поэтому он хорошо знал, как можно переубедить подобных людей. Аякс был прав. Матвей любил давать вторые шансы. И именно по этой причине союзников у «Холодного огня» оказалось гораздо больше, чем представляли себе Предвестники. Они не были кучкой жалких бойцов. Возможно, у них не было мощного оружия, надежно укрепленных стен или силы, равной Царице. Но они любили Снежную. Больше, чем ее собственный Архонт.Конец музыкального фрагмента
— Матвей, какого черта? Он обернулся и встретился взглядом с Артемом, невысоким светловолосым агентом, с которым порой вместе ходил на задания. Казалось, с момента их последней встречи прошло несколько веков. Столько всего случилось… Матвей отказался от Фатуи, обрел любимую девушку и новых друзей, получил Глаз Бога, пережил заражение скверной и увидел конец Сентября Катастроф. А Артем стоял напротив, все такой же, как полгода назад. На нем была все та же форма, руки сжимали все то же оружие, а в глазах горел все тот же огонь безграничной преданности Царице. Когда-то Матвей ценил Артема именно за эту неизменность. Но теперь она пролегла между ними стеной, которую невозможно было преодолеть ни поступками, ни словами. Старый товарищ обратился врагом. Такова была реальность, созданная Крио Архонтом: люди, которые одинаково любили свою родину, наставляли друг на друга оружие.Этот фрагмент можно читать под музыку: HOYO-MiX, 林一凡 — Frozen March. Ставьте на повтор
— Нам необязательно сражаться, — сказал Матвей. — Да что ты говоришь? — усмехнулся Артем. В его голубых глазах, необычайно чистых, как застывшее озеро, отражалась горечь. Но движениями рук руководила ярость. Именно она заставила Артема вскинуть клинок и броситься в атаку. Матвей принял удар электрическим щитом. Артем сосредоточил на острие ледяную энергию Глаза Порчи, и щит быстро покрылся трещинами. — Что ты делаешь с нашей страной? — яростно вскричал Артем. — Что ты с ней делаешь? — отозвался Матвей. — Артем, ты уже забыл, до какого состояния Фатуи и Орден Бездны довели целый мир? Щит разбился на осколки. Клинок Артема устремился к шее Матвея, но тот успел отбить атаку, и бывшие товарищи, на миг схлестнувшись поверх лезвий напряженными взглядами, отступили в разные стороны. — Не делай вид, что ты к этому не причастен. — От гнева плечи Артема дрожали. — Ты был человеком, который отвечал за поиски Небесного ключа в Мондштадте! Ты своими руками помогал планам Царицы осуществиться! Ты жаждал свержения Небесного порядка так сильно, что готов был убивать ради этого толпами! Его следующая атака оказалась столь сильной, что Матвей пошатнулся. Слуховой аппарат едва не выскользнул из уха. Матвей еле успел перехватить его, и в этот момент Артем нанес еще один удар. Лезвие клинка проскользнуло по руке. На пол брызнула кровь. — Не смей изображать из себя святого, Матвей, — отведя меч в сторону, ожесточенно сказал Артем. — Ты ничуть не лучше нас. Ты был человеком, который научил меня, что цель оправдывает средства. Прежде, чем Матвей успел опомниться, на него обрушилась еще одна атака. Матвей увернулся в самый последний момент — острое лезвие лишь отсекло ему прядь волос. Артем уже заносил меч. Матвей снова растянул перед собой щит. Ему требовалось выиграть хотя бы несколько мгновений, чтобы перевести дух. — Если ты думаешь, что кто-то из нас сожалеет о содеянном, ты ошибаешься. — Ледяная сила Артема неистово вгрызалась в щит. — Царица освободит этот мир из-под гнета Селестии. И тогда… — Нет больше никакой Селестии! — не выдержав, рявкнул Матвей. На миг растерявшись, Артем замер. Матвей не упустил возможность для атаки. В его руке разгорелся клубок молний. С яростным треском они прорвали щит и устремились к Артему, опутав его тело безжалостными разрядами. Ошарашенный натиском элементальной силы, Артем выронил клинок. — Боги спят, — сказал Матвей уже спокойнее. — И не проснутся, пока из этого мира не исчезнет скверна. Но скверну невозможно победить. Тысячи лет назад сильнейшие люди этого мира пытались… и потерпели неудачу. Артем смотрел на него широко распахнутыми глазами. Его брови, приподнятые в изумлении, дрожали. — Я знаю, что я не святой, Тём. Именно по этой причине я и сражаюсь на стороне «Холодного огня». Чтобы искупить свои грехи перед этой страной, перед людьми, которым я навредил, пока как одержимый мечтал о разрушении Небесного порядка. Я видел Принца Бездны. И знаю, во что он превратился к концу пути. Я не хочу… становиться таким, как он. Артем опустил голову. — Я просто хочу, чтобы Снежная была свободна, — тихо добавил Матвей. — От оков Царицы и собственной ненависти. Вокруг по-прежнему кипела битва. Матвей думал об этом уже много месяцев: на самом деле у «Холодного огня» с Фатуи было не так уж много причин убивать друг друга. Большинство Фатуи следовали за Царицей, поскольку были глубоко ранены Небесным порядком. Матвей знал, каково это. Он хорошо понимал обе стороны. И потому хотел положить бессмысленному кровопролитию конец. — «Свободна», ха… — глухо проговорил Артем. — Тогда скажи, Матвей. Кто определяет, что будет правильно для этой страны? Ты? Он вскинул голову, и в его глазах полыхнула обида. — А почему тогда твоя правда сильнее моей? С этими словами Артем вдруг исчез. Матвей ударил в то место, где он только что стоял, но Артем уже ускользнул. Проклятье. Матвей хорошо знал эту тактику. К ней прибегали все агенты Фатуи, в том числе и он сам. Уйти в невидимость, дезориентируя врага, а после, когда тот начнет озираться в ожидании атаки, на расстоянии ударить элементальной силой. Почему тогда твоя правда сильнее моей? Матвей стоял неподвижно. Со стороны могло показаться, что он растерян, ведь уловить в шуме битвы шаги натренированного врага было невозможно. Но так казалось только со стороны. В тот момент, когда пространство едва уловимо всколыхнулось, Матвей прибег к тактике, которой научился у Самуила. Услышать Артема он не мог, это правда. Зато он хорошо чувствовал элементальный след, который тянулся за Артемом с момента исчезновения. Не оборачиваясь, Матвей шевельнул рукой, и в ту сторону, где прямо сейчас концентрировалось облако ледяной энергии, устремилась шаровая молния. Две стихии столкнулись, и Матвея с Артемом отшвырнуло в разные стороны. Матвей упал на плечо, охнул, но быстро оказался на ногах — встать помог подоспевший на выручку Мирослав. Артем же рухнул на другого застрельщика. Матвей не успел понять, что именно произошло — просто с губ Артема вдруг сорвался крик, а в следующее мгновение он уже повалился на пол, и под его головой быстро расползлась лужа крови. — Ты… — потрясенно проговорил застрельщик. — Ты убил его. Но кровь, оставшаяся на его клинке, говорила об обратном. В тот момент, когда Артем упал на своего товарища, тот нечаянно взмахнул оружием, и это привело к фатальным последствиям. Смерть Артема была ужасающей случайностью. Никто ее не хотел. Но она все же случилась. Некоторое время Матвей и безымянный застрельщик смотрели на бездыханное тело. Затем в глазах застрельщика зажегся недобрый огонь. Он вскинул окровавленный меч и с криком, от которого все в душе Матвея перевернулось вверх дном, ринулся вперед. Его действия были стремительными и безжалостными. Гнев придавал движениям сумасшедшую скорость. Глядя на то, как летит навстречу острие клинка, Матвей понял, что попросту не успеет увернуться. — Не делай этого! За миг до того, как клинок пробил Матвею сердце, Мирослав вдруг сделал широкий шаг вперед. Его крик оборвался. Матвей в ужасе подался вперед. Пронзенный насквозь Мирослав упал в его подставленные руки, судорожно ловя ртом воздух, а застрельщик тем временем уже поднял меч, от крови почти черный, и приготовился нанести добивающий удар. — Ну? — яростно вскричал он. — Что, нравится терять друзей?! Лезвие описало в воздухе грозную дугу. Но прежде, чем оно достигло своей цели, шею застрельщика с двух сторон пробили кинжалы. Один принадлежал Ане. Второй был брошен Сампо. Лица обоих были перекошены ненавистью. В глазах Ани стояли слезы. Сампо, забрызганный чужой кровью, тяжело дышал. Убитый застрельщик рухнул рядом с Матвеем. В остекленевших глазах навсегда застыли обида и горечь. Отпихнув его, Сампо опустился на колени рядом с Мирославом, попытался зажать рану поданным Аней обрывком рукава. Кровь не останавливалась. Глаза Мирослава подернулись пеленой, губы стали сухими, как наждачка, а каждый вдох звучал так хрипло, словно мог в любой момент оборваться. — Нет, нет, — прошептала Аня. — Слава, Славочка, даже не думай! — Блядь, — в сердцах процедил Сампо. Матвей впервые увидел его таким — бледным, злым и вместе с тем напуганным до отчаяния. Он понимал. Он чувствовал то же самое. Звуки окружающего мира стали какими-то глухими, отдаленными, будто доносились со дна колодца. Матвею с трудом верилось в произошедшее. — Где Наташа? — испуганно прокричала Аня. Зал сотряс сильный взрыв — это столкнулись в самом центре стихии Пиро и Электро. Объятая огнем кулиса рухнула. На сцене тоже заплясали языки пламени. Бросив сражаться, несколько мятежников и застрельщиков одновременно направили туда потоки воды, и над залом поплыло облако обжигающего пара. Сражение превращалось в хаос. Почему тогда твоя правда сильнее моей? Матвей стиснул зубы. Он знал, что должен был немедля вернуться в бой, но мог лишь крепко сжимать руку Мирослава. Он боялся отпускать. Боялся, что в этот момент Мирослав уйдет, словно позабыв о том, как отчаянно ждут его в мире живых друзья. Поручив Ане попытки остановить кровотечение, Сампо взвился на ноги и отыскал в толпе Наташу. Та сражалась неподалеку у сцены. В ее сторону были направлены несколько ружей, но Наташа пряталась за рядами кресел и лишь изредка показывалась для метких выстрелов. Впрочем, одна из пуль все же успела чиркнуть ее по руке. Глаза Сампо потемнели. Он вытянул руку, и в его ладони из россыпи черных частиц сформировался кинжал. В эту же секунду в зале послышалось пение.Конец музыкального фрагмента
Этот фрагмент можно читать под музыку: HOYO-MiX — Elogia Cinerosa. Ставьте на повтор
Словно очарованные, обе стороны замерли. Но продолжалось это всего несколько секунд. Нарушив тишину, сопровождаемую лишь чистым голосом юной девушки, Арлекино воскликнула: — Скорее! Заткните уши! Матвею не пришлось повторять дважды. Он рывком достал слуховой аппарат из правого уха, а левое заткнул прибором для связи. Оттуда донесся взволнованный голос Тони, но сейчас у Матвея не было времени его слушать. Осторожно выпустив Мирослава, он поднялся, схватил оброненный клинок и осмотрелся, оценивая обстановку. Некоторые мятежники успели сориентироваться. Другие помедлили — и поплатились за это. Несмотря на то, каким прекрасным и нежным был девичий голос, одного его звучания хватало, чтобы причинять немыслимую боль. Некоторые мятежники, не выдержав давления на разум, повалились без сознания. Другие потеряли ориентацию в пространстве — и были тотчас сметены застрельщиками, которые не испытывали из-за пения никаких неудобств. Аня застонала. Она все еще продолжала зажимать рану Мирослава, а потому не могла себя защитить. Из ее ушей потекла кровь. Сампо бросился на выручку. — Не надо! — сквозь слезы воскликнула Аня. Но Сампо, не слушая, опустился рядом, закрыл ей уши. Их с Матвеем взгляды пересеклись. От пения, которое безжалостно секло сознание, Сампо дрожал, но держался стойко — даже несмотря на черную струйку, которая скатывалась из уха. Второе его ухо защищал прибор для связи. «Останови это», — прочитал по его губам Матвей. Матвей повернулся, пытаясь отыскать взглядом источник голоса. Он уже знал, с кем довелось столкнуться «Холодному огню». Коломбина, Предвестница под номером три. Никто в этом зале не мог потягаться с ней силами. Особенно теперь, когда даже Арлекино приходилось зажимать уши, отбиваясь от противников яростными всполохами огненной энергии. Пение не позволяло мятежникам взяться за оружие. Далеко не все из них обладали элементальными силами. Не способные защищаться, они падали, сраженные атаками врагов, и их кровь разливалась по полу рекой, от которой пахло сталью. Пальцы Матвея крепче обхватили рукоять клинка. Сейчас его слабость делала его самым сильным человеком в этом зале. — Тоня, — позвал он. — Я здесь, — сквозь треск помех раздался ее обеспокоенный голос. — Матвей, что у вас происходит? — Коломбина, — был короток его ответ. — Ах, черт! Неподалеку от Матвея упал еще один сраженный пением мятежник. Полностью отрезанный от звуков внешнего мира, Матвей едва не пропустил удар возникшего за спиной противника. К счастью, он уловил чужое приближение благодаря элементальному следу. Приемы Самуила продолжали спасать ему жизнь. Оттеснив врага сильным ударом, Матвей сказал: — Она где-то рядом, но я не могу ее найти. Здесь есть секретные проходы или укрытия? Тоня ответила не сразу. Она сверялась с картами. — Стена справа от сцены. Судя по схеме, там должна быть потайная комната, которая соединяет этот зал с соседним. Видишь что-нибудь примечательное? Матвей повернулся в указанном направлении. Еще один застрельщик подкрадывался сбоку, но был грубо отброшен огненной вспышкой Арлекино. Предоставив заботы о враге ей, Матвей двинулся к сцене, пристально вглядываясь в облако пара. — Есть идеи, что может открывать проход? — На схеме изображена дверь. Посмотри внимательно. Может, стена неоднородна? Матвей окунулся в облако, приметил неподалеку Наташу. Кресла, которыми она пользовалась в качестве укрытия, превратились в щепки. Теперь от вражеских выстрелов ее защищал лишь элементальный барьер, растянутый одним из мятежников. Приглушенно ругнувшись, Матвей заставил себя сосредоточиться на деле и наконец заметил длинную картину, форма которой в самом деле напоминала дверь. — Матвей, Коломбина очень сильна. — Я знаю. — Если ты сойдешься с ней в бою… Тоня не закончила мысль. Она понимала: у Матвея нет другого выбора. Он крепче прижал прибор для связи к уху, словно таким образом мог ощутить Тоню чуть ближе к себе, а после бросился сквозь облако пара к фальшивой картине. Лезвие клинка рассекло холст. Матвей проскочил в образовавшийся проем и тотчас лицом к лицу столкнулся с Коломбиной. Она пела, закрыв глаза, и, казалось, пребывала в гармонии. В руке Матвея собрался клубок молний, но прежде, чем он успел атаковать, Коломбина сделала взмах рукой — такой элегантный, словно он был началом чувственного танца. Повинуясь ее движениям, в воздух вспорхнули бумажные птицы. Матвею пришлось использовать подготовленную силу Глаза Бога для обороны. Бумажные птицы ловко проскользнули между молний, облепили Матвея, безжалостно впились в кожу острыми краями. Матвей стиснул зубы. Глаз Порчи начал раскаляться. А Коломбина все продолжала петь. Матвей расставил иссеченные руки в стороны. Глаз Порчи легко отозвался на его призыв, и тело тотчас охватило пламя. Бумажные птицы обратились в пепел. Медленно кружась, серые хлопья оседали на пол. Точно желая проводить их в последний путь, Коломбина открыла глаза, и Матвею наконец удалось перехватить ее взгляд. Это был взгляд человека, который пытался защитить свой дом. Как и Матвей, Коломбина мечтала остановить кровопролитие. Как и Матвей, своим вмешательством она лишь усугубляла ситуацию. Они оба сражались за свою правду. И оба отчаянно хотели верить, что именно их правда окажется сильнее. Матвей знал, что не сможет ее победить. Поэтому он тихо сказал: — Остановись. Ее губы на мгновение дрогнули, а в глазах отразилась неподдельная грусть. Коломбине никогда не нравилось убивать людей. О врагах она горевала не меньше, чем о друзьях. — Ты ведь всегда боялась лишних жертв, — продолжил Матвей. — Но то, что ты делаешь сейчас… Он обернулся на зал, где прямо сейчас корчились от боли его товарищи. Возможно, Мирослав уже скончался от кровопотери. Возможно, элементальный барьер, защищавший Наташу, разлетелся на осколки, и вместо кресел пули изрешетили ее тело. Рука Матвея крепче обхватила клинок. — Пожалуйста, Коломбина, остановись. Он повернулся в надежде встретить в ее глазах хотя бы слабый проблеск понимания. Но вместо этого, конечно, наткнулся лишь на леденящую сердце сталь. Коломбина не произнесла ни слова. Она не прекратила петь. Но в каждом ее жесте, в каждой ноте песни читался гневный посыл: «Почему жертвами считаются только твои люди? Это «Холодный огонь» принес в Заполярный Дворец войну. Это вы вторглись сюда и убиваете своих бывших товарищей. И я…» Ее голос окреп, взметнулся к самому потолку, эхом отразился от стен. Матвей покачнулся. Теперь песня, пусть и приглушенно, доносилась даже через прибор для связи. «…я готова на все, чтобы защитить своих людей». Если так пойдет и дальше, «Холодный огонь» проиграет, так и не добравшись до тронного зала. Все эти жертвы будут зря. Весь этот путь будет зря. На самом деле им с Коломбиной нечего было делить. Вряд ли кто-то бы смог сказать, как правильнее любить и защищать Снежную. Но прямо сейчас их мировоззрения сталкивались, порождая губительную войну. Коломбина верила, что Крио Архонт защитит свой народ. А Матвей помнил, сколь легко Крио Архонт ломает клинки, которые потеряли для нее полезность. Он верил: однажды все, даже Предвестники, станут для Царицы расходным материалом. Но к тому моменту менять что-либо будет уже поздно. Пепел на полу дрогнул, поднялся к потолку, где вновь обернулся стаей птиц. Матвей приготовился защищаться. Это было безнадежное сражение. Но, даже несмотря на выжигающую разум песню Коломбины, Матвей был полон решимости попробовать. Он сорвался с места, преодолевая сопротивление бумажных птиц. Острие клинка отчаянно тянулось туда, где стояла, не скрывая сбегающих по лицу слез, Коломбина. Но прежде, чем Матвею удалось сократить дистанцию хотя бы на метр, раздался оглушительный хлопок. И после этого грянул взрыв.Конец музыкального фрагмента
В этот раз Матвею удалось сохранить оба уха целыми. Он не знал, сколько времени провел без сознания. Похоже, он отключился из-за отлетевшего от стены обломка. На лбу теперь сочилась кровью глубокая ссадина. Плечо ныло, как от ушиба. В остальном Матвей был цел — за секунду до взрыва он успел растянуть перед собой элементальный щит. Коломбины нигде не было видно. Если уж на то пошло, Матвей пришел в себя совсем не там, где находился до взрыва. Откашлявшись, Матвей встал. Голова кружилась. В глаза словно насыпали песка. Кое-как оттерев их от грязи и крови, Матвей вытащил прибор для связи, осмотрелся — и обмер. Зал, где происходило сражение, обратился в руины. Обрушенные стены — вот и все, что предстало глазам Матвея. Даже тел, и тех не было видно под каменными обломками. Над обломками висели плотные облака пыли. На миг в сердце Матвея разгорелась невозможная надежда: что, если друзей просто не видно? Что, если им удалось спастись из-под обвалов, и они уже ищут его на противоположном конце зала? Срывающимся голосом он позвал их по именам. Мирослава. Аню. Наташу. Сампо. Арлекино и, в конце концов, даже Коломбину. Но ни один из них не ответил. Матвей неотрывно вглядывался в пылевую завесу. Несмотря на надежду увидеть знакомые силуэты, в глазах уже метался огонь ужаса. В зале не осталось ни врагов, ни друзей. Сквозь пробитую во внешней стене дыру сыпался снег. Его тонкая холодная россыпь поверх завалов напоминала саван. На короткое мгновение Матвей приложил ко лбу дрожащую руку. Затем, словно одержимый, он бросился к каменным обломкам, ухватил ближайший, потянул на себя — и завалился назад от непомерной тяжести. Обломок не сдвинулся даже на дюйм. Тогда Матвей, уперевшись обеими руками, попытался оттолкнуть его прочь. Когда это не помогло, он навалился на обломок плечом. Ноги скользили по окровавленному полу. Плечо ныло, будто умоляя положить этому безумию конец, но Матвей все толкал, толкал и толкал… А обломок не двигался. Он будто врос в пол. Будто стал могильной плитой, возведенной в память о тех, чьи жизни оборвались здесь в одно мгновение. Острые края обломков щетинились, словно клыки разъяренного пса. Матвей в ярости ударил по одному из них. Между костяшек побежала кровь, но Матвей не заметил. Он мог лишь смотреть перед собой. На падение «Холодного огня». На угли, которые остывали под влетающим сквозь дыру зимним ветром. Он не верил. Он отказывался верить, что это конец. Ужасающий вид разрушенного зала напоминал о многочисленных трагедиях, которые Матвею пришлось оставить за спиной. О Сентябре Катастроф. О разрушении штаба Ордо Фавониус — в тот день Матвей едва не погиб от клинка Дотторе. О битве за Мондштадт — в тот день умер магистр Варка. О сражении в Разломе и о том, как один за другим Миллелиты превращались в чудовищ. О том, как Матвей столкнулся со скверной и под ее влиянием сам едва не стал чудовищем. Затем Матвей вспомнил о пожаре, который много лет назад уничтожил его родной дом и навсегда изменил их с Ростиком жизни. Наконец, ему вновь привиделся день, когда «Холодный огонь» лишился пятидесяти четырех человек. Тогда Матвей тоже очнулся посреди завалов. Он тоже стоял, не в силах шевельнуться, и в ужасе смотрел по сторонам, зная, что вокруг нет ни одной живой души. Жизни пятидесяти четырех мятежников оказались перечеркнуты в одно мгновение — так, словно весь пройденный ими путь ничего не стоил. И сейчас история повторилась. К тронному залу Матвея могли сопроводить лишь мертвецы. Он остался единственным, кто еще мог увидеть конец пути. Привести души погибших к финальной черте, где они получат желанное освобождение. Но… Силы покинули тело Матвея. Он отшатнулся от завалов. Некоторое время он стоял, раскачиваясь, словно соломенная кукла на ветру. А затем вдруг согнулся и с тихим, отчаянным стоном опустился на колени. Человек, который столько времени оставался несгибаемым стержнем, наконец переломился. Комната, где Тоня выходила на связь с другими участниками «Холодного огня», была практически пустой. Стеллаж со схемами и картами, деревянный стул, стол со сколотым углом и громоздкая механическая машина, с помощью которой Тоня переключалась между устройствами связи — вот и все, что можно было найти в этом тесном, погруженном в полумрак помещении. Но для Тони оно никогда не было просто комнатой. Всякий раз, когда она садилась за стол и вставляла в ухо прибор для связи, комната наполнялась образами. Она ненавидела этот миг. Она ненавидела эту комнату. Конечно, Тоня знала: среди всех участников «Холодного огня» работа оператора давалась ей лучше всего. Она знала, как много людей удалось спасти благодаря ее своевременному вмешательству. «Воспользуйтесь перепадом высот в километре к югу от вашей позиции». «Не поддавайтесь на провокации Фатуи, они пытаются завести вас в болота». «Если вы последуете этим маршрутом, то избежите лишнего внимания». Ее указания день за днем проводили «Холодный огонь» все дальше в глубины Снежной, все ближе к цели, к концу мятежа. Даже оставаясь на базе, Тоня обладала уникальной возможностью сражаться бок о бок с товарищами. Но… Порой ей казалось, будто в этой комнате она становилась господином Камисато — в те горькие дни, когда Принц Бездны лишил его возможности видеть. Единственной ниточкой, которая связывала ее с «Холодным огнем», был звук. Но звук никогда не давал истинной картины. Порой Тоня могла лишь гадать, кому принадлежат доносившиеся из прибора крики. Чья кровь проливается по ту сторону. Почему товарищи так долго не выходят на связь. Обкусывая губы, Тоня с замиранием сердца вслушивалась в зловещую музыку далекой бойни, а воображение рисовало ужасные картины. Именно в такие моменты комната наполнялась образами. Поворачивая голову в одну сторону, Тоня видела вместо стены непроглядный лес или улицы очередного осаженного мятежниками города. В другой стороне она различала недостижимые силуэты друзей, которые дрались на передовой. Иногда, когда молчание по ту сторону затягивалось, она представляла, как они падают, сраженные вражеским клинком, и как их стекленеющие глаза лихорадочно ищут ее сквозь время и пространство. Когда из прибора для связи доносились взрывы, Тоня видела столпы пламени. Она не могла ощутить запах дыма, но чувствовала, как медленно подбираются к ней его удушливые щупальца. Эта комната была живым штормом, а стол, за которым она сидела — хрупкой лодкой. Всякий раз Тоня добровольно садилась в нее и бросалась навстречу беспощадным волнам в надежде выдержать их остервенелый натиск. После взрыва, от грохота которого голову прострелило болью, в приборе для связи на долгое время установилась тишина. Дергая переключатели на машине, сконструированной Мирославом по старым чертежам Отто, Тоня попеременно пыталась связаться с друзьями. Никто не отвечал. Тоня звала снова и снова — но, кроме ее голоса и судорожного дыхания, в комнате не раздавалось ни звука. Казалось, комната превратилась в черную дыру, и Тоню медленно затягивало в пространство, отрезанное от реальности. Ее рука, лежавшая поверх карты Заполярного Дворца, сжалась в кулак. Где-то в районе плеч зарождалась дрожь, но у Тони получилось ее сдержать. Пальцы снова пробежались по переключателям. Мирослав. Аня. Сампо. Наташа. Арлекино. Самуил и… Тоня встала, прошлась перед столом взад-вперед. Затем, рывком повернувшись, снова принялась дергать переключатели. Тишина. Выдохнув, она уперлась кулаками в стол. По позвоночнику со скрипом прокатывалось напряжение. Головная боль отдавалась в висках болезненной пульсацией. Нет. Нет, рано терять надежду. Тоня и прежде уже не раз стояла здесь, обмирая от страха. Как в тот день, когда «Холодный огонь» потерял пятьдесят четыре человека. Матвей лишился сознания, а Аякс намеренно отключил прибор — он не хотел, чтобы кто-то вмешивался в его погоню за Сандроне. Тогда ситуация тоже казалась безнадежной. Но ведь Тоня все-таки дождалась. Матвей все-таки вернулся на базу. А через некоторое время пришел и Аякс. Они оба вернулись домой. Тоня обещала сохранить надежду для «Холодного огня». Она должна быть готова к худшему, но поддаваться отчаянию не имеет права. Снова все те же переключатели. Каждый щелчок вонзался в сознание, будто нож. Мирослав. Аня. Сампо. Наташа. Арлекино. Самуил. И наконец… Слабый шорох донесся из прибора Матвея. Пальцы Тони замерли над переключателем. Прижимая прибор к уху, она стояла, не смея шелохнуться, боясь упустить даже малейший звук. Был ли этот шорох случайностью? Нет. Судя по звуку, Матвей снял прибор. Тоня молча ждала. Она понимала: раз Матвей ничего не сказал, он целиком сосредоточен на реальности. И судя по зловещей тишине в других приборах, ничего хорошего в этой реальности не происходило. Не отнимая руку от уха, Тоня медленно опустилась за стол. Она ждала, и ждала, и ждала. Затем еще немного. И еще. Пальцы свободной руки отстукивали по карте Заполярного Дворца беспокойную дробь. Тоня не отрывала взгляд от схемы зала, в котором «Холодный огонь» выходил на связь в последний раз. Матвей с Аней рассказывали, как однажды в этом зале показывали балет, и все Предвестники, празднично одетые, наблюдали за представлением с первых рядов. А на заднем ряду, задумчиво покручивая в руках бокал вина, смотрел на еще живую Синьору Отто. Теперь, после взрыва такой силы, даже эти воспоминания обратились в пыль. Тоня ждала. Она слышала, как отчаяние затапливает Матвея, как он много раз бьется об одно и то же препятствие. Прибор для связи лежал в кармане, и звуки доносились до Тони сквозь сильные помехи, но она слышала, как Матвей зовет друзей по именам. Сначала громко. Затем — все тише и тише, пока голос окончательно не пресекся, будто смирившись, что пробиться сквозь стену, разделяющую жизнь и смерть, ему не по силам. На некоторое время в приборе для связи установилась тишина. А потом Тоня услышала звук, от которого оборвалось даже ее всегда полное надежды сердце. Ее сильный, непоколебимый Матвей… плакал.Этот фрагмент можно читать под музыку: Arkadiusz Reikowski, Airis Quartet — Movement (Remastered). Ставьте на повтор
Тоня молча сидела, зажав рот рукой. Разум просто отказывался в это верить. Матвей был человеком, который преодолел заражение скверной и выжил в Разломе. Который когда-то бесстрашно вступил в схватку с Дотторе, а сегодня не побоялся обнажить клинок против Коломбины. Который получил Глаз Бога за то, что шагнул сквозь огонь, преодолел огромный путь и в конце концов возглавил мятеж против Царицы. И теперь этот человек плакал. С каждым всхлипом из него будто вырывалась боль, которую он столько времени терпеливо заталкивал в глубины сердца. Он долго терпел. С тех пор, как они с Тоней вернулись в Снежную и примкнули к «Холодному огню», Матвей никогда не давал понять, как сильно устал или отчаян. Люди тянулись к нему, как к свету последней надежды. И Матвей послушно исполнял свою роль, зная, что его слом пошатнет веру всех, кто следует за ним и кто на него полагается. Но даже у Матвея был свой предел. В зале больше не осталось людей, которые могли бы тянуться за его светом. Не было больше голосов, которые могли бы раздаться после щелчка переключателя. Тоня ткнулась лбом в стол и некоторое время не двигалась, ощущая, как собираются в глазах колкие слезы. Затем, замотав головой, она встала, прошлась от стены к стене, зачесала назад и без того лохматые волосы. Мысли в голове трещали, будто помехи в приборе для связи, но даже сквозь этот шум Тоня мало-помалу смогла услышать голос здравого смысла. Матвей все еще был жив. Она села обратно за стол, еще раз пробежалась по всем переключателям, но никто так и не ответил. Тогда Тоня снова вышла на связь с Матвеем. Она не знала, услышит ли он, но была полна решимости попробовать, а потому позвала по имени. Плач не прекратился. Тогда Тоня позвала громче. Глаза, горячие от так и не пролитых слез, впивались в схему зала. В глубине души Тоня надеялась, что Матвей каким-то чудом ощутит на себе ее мысленный взор, прислушается — и наконец снова возьмется за прибор. Может, между ними и впрямь протянулась нить незримой связи. Может, Тоня кричала слишком громко, чтобы ее игнорировать. Так или иначе, скоро раздался очередной шорох, а затем слабый голос сказал: — Я… Я здесь. Прости. — Все в порядке, — прошептала Тоня. Некоторое время они сидели молча. Тоня, спустившись на пол, привалилась к ножке стола. Матвей прислонился к ближайшему обломку. Они находились в милях друг от друга, но обоим казалось, что они сидят, соприкасаясь спинами. До тех пор, пока они не обернутся, они будут ощущать присутствие друг друга — пускай и осознавая его иллюзорность. Они оба нуждались хотя бы в одной светлой иллюзии. Матвей по-прежнему плакал. Тоня подтянула колени к груди, обхватила их руками, опустила голову, не зная, что может сказать. По ее щекам тоже наконец покатились слезы. Она думала об одиночестве Матвея. О том, как боится за него, и о невозможности хотя бы обнять его. Она вспоминала, как они с ребятами встречали наступающий год, как ловили снежинки стаканами с глинтвейном и прятали от Сампо имбирное печенье. В тот день на крыше древнего дворца они вместе смотрели на звезды, пели песни, частично забытые, вспоминали детство и просили у грядущего года быть добрее. А теперь в приборах для связи установилась вечная тишина, а комната наполнилась образами надгробных плит, которым только предстоит вырасти у кромки Вечностылого озера. — Прости, — повторил Матвей. — Похоже, обещания, которые мы давали перед уходом, все же не помогут нам вернуться домой. Они еще немного помолчали. Затем Тоня сказала: — Ты можешь вернуться, Матвей. — … Даже предугадывая его ответ, Тоня все равно продолжила: — Может, пока во дворце еще не улеглась суматоха, у тебя получится сбежать. Вернись сюда. Давай… попробуем еще раз. — Я не смогу еще раз, — просто сказал Матвей. Тоня принялась вытирать рукавом слезы, но они набегали — снова и снова. Она знала. С того самого момента, как Матвей вернулся из столицы с телом Гриши на руках, с того самого момента, как Капитано рассказал о его состоянии. Тоня понимала: Матвей ведет свою последнюю битву. Если он отступится сейчас, мятеж придется начать сначала. Но у него уже попросту не было сил заново проходить такой ужасный путь. — Поговори со мной, — попросила Тоня. Некоторое время Матвей молчал. Пока Тоня сидела в теплой комнате и смотрела на закрытую дверь, которая вела к оставшимся на базе участникам «Холодного огня», Матвей сидел в выстывшем зале и смотрел на завалы, под которыми за один миг сгинули его товарищи. Люди, заменившие ему семью и ставшие его смыслом жизни. — С тех пор, как мы с Ростиком оказались в Доме Очага, я только и делал, что сражался. И даже после Сентября Катастроф я думал, что это единственное, на что я на самом деле гожусь. Матвей был клинком Снежной, который никак не мог найти свои ножны. Он не знал жизни за пределами войны. Возможно, именно по этой причине он бросался из битвы в битву, даже понимая, как много придется поставить на кон. Во время Сентября Катастроф он ушел в Разлом. Затем, даже не восстановившись до конца, отправился в Снежную. Его вело не только желание починить сломанное. Он просто не верил, что сможет хоть когда-нибудь найти себе другое место в этом мире. Тоня всегда подспудно это понимала. И была готова жить с этим, плечом к плечу с Матвеем проходить через любые испытания, которые понадобятся ему, чтобы не утратить смысл своей жизни. Поэтому дальнейшие слова Матвея ее удивили: — Но я больше не хочу воевать, Тоня. Знаешь, прошедшие месяцы… Его голос дрожал от слез. Тоня молча слушала. Если бы она могла, она бы отыскала его руку, переплела бы его пальцы со своими и крепко сжала бы в знак поддержки. Но вместо этого она вжимала в ухо прибор для связи, отчего голос Матвея, казалось, соприкасался с ее сознанием напрямую. — …в них было много ужасного. Но ведь и хорошее тоже было. Помнишь Праздник Зимы? Или как Сампо вытащил нас всех к реке, и Аня еще полдня пыталась научить Мирослава ловить рыбу? Теперь в его голосе зазвучали теплые ноты. Тоня улыбнулась сквозь слезы. Воспоминания не могли облегчить боль потери, но все же грели сердце. — Или как Наташа однажды испекла пироги, и мы решили устроить маленький пир в главном зале, прямо перед одной из главных вылазок, — подхватила она. — Самуил тогда ругался, как черт. — И все равно ведь пришел посидеть с нами. Матвей тихо засмеялся. Впрочем, его радость быстро померкла. Невозможно было смеяться, сидя посреди руин собственной жизни. — Мне… Мне хотелось бы, чтобы таких моментов было больше. Гораздо больше, чем битв. Но когда я думаю, что ради них придется сражаться столько же, сколько раньше, и даже больше, у меня просто опускаются руки. Я дал себе обещание стоять до конца. Но если все наши усилия просто пропадут, если придется откатиться назад, начать путь заново… Я не выдержу. Я просто знаю, что сломаюсь, и никто никогда больше не сможет меня починить. Даже ты. Прости. Тоня тихо вздохнула. — Тебе не нужно извиняться, милый. Я понимаю. Мы все тянули на своих плечах неподъемную ношу, но ты взял на себя в разы больше остальных. Я не могу просить тебя проходить через это заново. На другой стороне Матвей поднял голову и взглянул сквозь дыру в стене на ночное небо. Ссадина на его лбу по-прежнему кровоточила. Кровь мешалась со слезами. Матвей больше не плакал, но следы срыва до сих пор виднелись на его внезапно заострившемся бледном лице. — Но я ведь опять это делаю. Прошу тебя отпустить меня, а потом бросаю в неизвестности. Ты, наверное, злишься. — Немного, — согласилась Тоня. — Но не на тебя. Я знаю, какой ты человек, Матвей. И полюбила тебя именно за то, какой ты есть. Нет. Я злюсь на судьбу. На то, что из-за нее мы раз за разом ведем такие невозможные битвы. — Давай постараемся, чтобы это был последний раз. Матвей говорил так, словно твердо вознамерился вернуться живым, и по какой-то причине это тронуло Тоню до глубины души. Он ведь видел смерть товарищей. Он за одно мгновение лишился всех, кто шел с ним к мечте плечом к плечу — но все равно не сдался. Он готов был пройти через любые битвы, выжить и вернуться домой. Туда, где он должен был закончить начатое им перед уходом в Заполярный Дворец предложение. — Что ты собираешься делать? — спросила Тоня. Матвей поднялся, вытер лицо, отчего на рукаве остались разводы смешанной с солью крови. Во время разговора с Тоней он заметил, что взрыв, от которого обрушились дверные проемы, обнажил в стене широкую расщелину. Туда тянулся кровавый след. Фрагменты разрозненной картины наконец начали занимать положенное им место. — Во-первых, найду Самуила. — Он жив? — обрадовалась Тоня. К сожалению, у Матвея не было такой уверенности. Самуил не отвечал Тоне. Возможно, он был слишком занят сражением, а возможно, все-таки пал от чужой руки. Правда, в таком случае на сцене уже объявился бы Пьеро. Но того пока нигде не было видно, и это дарило слабую надежду. — Мне бы хотелось в него верить. Этот парень не из тех, кто сдается просто так. Если нам удастся одолеть Пьеро, мы сможем вместе бросить вызов Царице. План звучал паршиво, но других у Матвея попросту не было. — А что во-вторых? — поинтересовалась Тоня. Матвей еще раз взглянул на то место, где пришел в себя. Взрыв был сильным. Теоретически, Матвея могло выбросить из комнаты за картиной, но в таком случае траектория его полета должна была напоминать причудливый зигзаг. Даже Предвестники не могли играться с законами физики до такой степени. Нет. Матвей оказался в другом месте неслучайно. Кто-то перенес его сюда, подальше от опасности. И, судя по количеству разрушений, по телам Фатуи, безжалостно иссеченным клинками, по кровавой цепочке, которая уводила сквозь расщелину в глубины дворца… Это мог быть только один человек. Человек, которого Матвей очень хотел и в то же время боялся увидеть. — А во-вторых, мне нужно догнать твоего брата. Перед тем, как пройти через расщелину, Матвей обернулся в последний раз. Смотреть на руины зала было больно. Матвею не хотелось никуда идти. Ему хотелось лечь среди этих заснеженных камней, смотреть на потолок, который понемногу уже начал покрываться коркой льда, и поименно вспоминать каждого, кто не дошел до конца. Но ведь он дал обещание. Он обещал Тоне вернуться, чтобы закончить предложение. И еще… Даже если жизнь отнимет у тебя самое дорогое, не бросай то, что еще осталось. Он обещал Самуилу жить дальше даже без тех, кого он так любил. — Если вы здесь… — Губы Матвея дрогнули. Некоторое время он стоял, нервно кусая их, а потом сказал: — Пойдемте со мной. До конца.Конец музыкального фрагмента
* * *
Когда Матвей вбежал в зал, предшествующий тронному, там уже кипела ожесточенная битва. Самуил сражался с Пьеро. Предводитель Предвестников обладал колоссальной силой, а несколько месяцев назад к тому же завладел Трансцендентным Ликом — маской Капитано. Этот шлем был необычным артефактом, о происхождении которого Капитано не распространялся. Матвей знал лишь, что Трансцендентный Лик очень древний и обладает уникальным даром впитывать истории. Человек в этой маске получал возможность читать прошлое людей подобно книге и, отыскивая там подходящие строчки, превращать их в способности. Например, история о получении Матвеем Глаза Бога могла даровать Пьеро способность управлять электричеством. А история Аякса, превращенного в машину, на время обратила бы руку Пьеро в металл и увеличила бы силу его ударов. Поэтому Лик и назывался Трансцендентным. Его возможности многократно превышали пределы, о которых только могли помыслить люди. Пускай Лик мог одновременно сохранять активными всего две-три истории, в умелых руках он становился непобедимым оружием — именно по этой причине Капитано удавалось столько лет удерживать позицию первого Предвестника. И вот теперь такое оружие оказалось в руках врага. Удача оставила Самуила. Даже без Лика он превосходно управлялся с оружием и своим Глазом Бога, но Пьеро недаром стал предводителем Предвестников. Его атаки были точны и беспощадны. Пользуясь Ликом, он воровал истории Самуила и превращал его приемы в оружие. Иногда Самуилу удавалось уйти. Но порой, когда к украденным способностям Пьеро примешивал свои собственные, атаки попадали в цель, и к тому моменту, когда Матвей добрался до зала, тело Самуила уже было иссеченно многочисленными ранами. Удивительно, но он до сих пор держался на ногах и даже сохранял бодрость духа. Завидев Матвея, он криво ухмыльнулся — и, чтобы дать Матвею возможность оценить обстановку, напал на Пьеро. Матвей не стал упускать шанс. Тело одновременно наполнилось двумя потоками энергии — от Глаза Бога и от Глаза Порчи. Огонь и молния столкнулись. В сгустке пламени затрещали молнии. Противодействие двух элементов грозилось в любой момент окончиться взрывом, и Матвей спешно швырнул сгусток пламени в Пьеро. Пьеро ушел в сторону, багряной вспышкой оттолкнул от себя Самуила и бросился на Матвея. Не было даже смысла мечтать о победе в этом бою. Клинок Пьеро, черный, как воплощение скверны, разрезал пространство. Его острие неслось к Матвею со скоростью, за которой не успевал уследить глаз, но Матвей ждал атаки и потому заранее прикрылся элементальным щитом. Одного удара хватило, чтобы щит разлетелся вдребезги. — Матвей Снежевич. — Черное лезвие устремилось к шее Матвея. Матвей отпрыгнул в сторону и вынужден был снова спрятаться за щитом. — Ты совершил ошибку, когда пришел сюда. — Считаешь себя непобедимым? — хрипло засмеялся Самуил. — Неужели думаешь, что можешь победить со сворованным артефактом? Он бомбардировал Пьеро вопросами в надежде перетянуть внимание на себя, но Пьеро прекрасно знал тактику своего бывшего коллеги. Болтовня Самуила не оказала на него ровным счетом никакого влияния. Пьеро продолжил с остервенением набрасываться на Матвея, и под ударами черного клинка барьеры разлетались осколками снова и снова. Самуил чертыхнулся. После атаки Пьеро он крепко приложился об стену и теперь пытался встать, но раны в ответ упрямо пытались пригвоздить его к полу. — Отвали от него! — не выдержав, вскричал Самуил. Кажется, его эмоциональная вспышка позабавила Пьеро — и даже придала ему сил. Лезвие вспороло элементальный барьер и прочертило на плече Матвея длинную неглубокую борозду. На пол брызнула кровь. Завидев это, Самуил побледнел, оперся на клинок и принялся с двойным усердием выталкивать непокорное тело наверх. — Что за мир ты защищаешь, Пьеро? — воскликнул он, не скрывая гнева. — Ты столько раз говорил о необходимости освободить людей от оков Небесного порядка, но на самом деле тебе плевать! За мгновение до того, как Пьеро нанес Матвею добивающий удар, Самуил наконец выпрямился, кинулся вперед, ухватился за плащ Пьеро и рывком потянул его на себя. Пьеро потерял равновесие. Кончик лезвия заплясал в воздухе всего в нескольких дюймах от лица Матвея. Тот, зажимая рану, поспешно отшатнулся. Пьеро был полон мрачной решимости закончить начатое, но Самуил не позволил. Вцепившись в плечо Пьеро, он удерживал его на месте, и в конце концов Пьеро пришлось оставить Матвея в покое. — Ты ничего не сделал во время слияния вероятностей, — холодно сказал Самуил, отбивая удар противника ледяной вспышкой. От переизбытка элементальной энергии его глаза светились. — Ты столько говорил о свободе человечества, но позволил Принцу Бездны разрушать два мира, даже зная о чистке парадоксов. Почему? — Потому что Небесный порядок должен быть уничтожен любой ценой. Это был наш шанс, Самуил. — «Шанс»? — разъярился Самуил. — Какой, к черту, шанс?! Матвей отступил на шаг. У него не было даже возможности вмешаться: Самуил и Пьеро сцепились не на шутку. Их атаки стали яростными и частыми — они будто вели с помощью клинков ожесточенный спор, аргументами в котором были удары лезвий друг о друга. Из-за Трансцендентного Лика Матвей не мог видеть выражение лица Пьеро, но в каждой его атаке чувствовался гнев. И еще обида. Пьеро будто не мог простить Капитано за то, что тот выбрал вместо Предвестников «Холодный огонь». А Капитано не мог простить Пьеро за то, как тот обошелся с миром. — Если бы ты не отказался участвовать в войне за Небесные ключи, все могло бы обернуться иначе, — яростно выплюнул Пьеро. — Из-за тебя, из-за того, что ты надоумил остальных Предвестников не занимать сторону Принца Бездны, породил в них глупые страхи и сомнения, слияние вероятностей провалилось. Глаза Матвея невольно расширились. «Война за Небесные ключи». Пьеро имел в виду тот отрезок времени, когда друзья Матвея начали отнимать у Бездны один Небесный ключ за другим. В тот момент уже началось слияние вероятностей, и Фатуи, которые прежде активно действовали по всему Тейвату, вдруг ушли в тень. Они не препятствовали Ордену Бездны, но и не помогали. Причиной, по которой Предвестники в конце концов не вмешались в войну за Небесные ключи, был Самуил. — Наверное, ты гордишься собой, — фыркнул Пьеро. — Но на самом деле ты просто идиот, который видит лишь крошечный фрагмент огромной картины. Ты забыл об ультимативной цели человечества. И теперь продолжаешь своими действиями лишь множить будущие жертвы. Стиснув зубы, Самуил отразил сильный удар, от которого на лезвии его клинка появился скол. — «Ультимативная цель человечества», смешно. По-твоему, человечество жаждет потерять всю свою вероятность? Думаешь, люди хотят быть замененными своими копиями? Или жить с фальшивыми воспоминаниями? Черный меч Пьеро описал широкую дугу. Опасаясь за состояние своего клинка, Самуил попытался принять удар на ледяной щит, но атака с легкостью пробила его, и черный меч рассек Самуилу руку. — Человечество жаждет свободы, — рыкнул Пьеро. Несмотря на рану, Самуил вновь поднял оружие. — Не такой ценой. — Люди даже не вспомнят об этой цене. В этом мире нет ни одного человека, который помнил бы о последствиях чистки парадоксов. Никто не смог бы горевать по исчезнувшим. Их судьбы были бы переписаны, заменены чем-то другим. Возможно, более совершенным. Во взгляде Самуила заплясали недобрые огни. — Думаешь, если о цене никто не помнит, это равносильно тому, что она не уплачена? Пьеро холодно рассмеялся. — Брось, Самуил. Откуда этот прилив чувств? Ты ведь всегда рассуждал разумно. — Его последние слова отдавали горечью. Спрятанные под маской губы, похоже, кривила усмешка. — Или ты стал таким сентиментальным из-за «Холодного огня»? Может, Матвей напомнил тебе сына, о котором ты всегда мечтал, но которого из-за несчастной любви у тебя никогда не было? Лицо Самуила вытянулось. Клинок, прежде направленный прямо на Пьеро, слегка задрожал. Его острие неуверенно опустилось. — Откуда ты… — Глаза Самуила остановились на Трансцендентном Лике, в темном провале которого кружили слабые искры. — Ну разумеется. Все это время ты просто игрался. Тянул время, чтобы прочесть мою историю. Пьеро кивнул. — Знаешь, Самуил, это очень долгая история. Многие ее фрагменты подернуты тьмой, но даже так могу сказать, что она началась задолго до нашего знакомства. Возможно, даже задолго до моего рождения. Самуил молчал. Матвей не решался вмешиваться. Воздух вокруг двоих Предвестников был тяжелым и от переизбытка энергии тихо трещал. — Я никогда не думал, что ты настолько древний, — признал Пьеро. — Но это объясняет твое упрямство. Ни одно существо не может прожить столько времени и остаться в здравом уме. — Значит, теперь утверждаешь, что я сумасшедший? — Не сумасшедший, — качнул головой Пьеро. — Но ты позволяешь прошлому туманить свое сознание. А поскольку прошлого у тебя накопилось достаточно, то и туман получается слишком плотным. Вот почему, сколько бы я ни пытался, я не смогу тебя переубедить. Искры в недрах Трансцендентного Лика стали ярче, а по черному лезвию клинка Пьеро прокатилась пульсирующая голубая волна. Самуил сдвинул брови. Его пальцы крепче стиснули клинок. Сила способностей, которые даровала маска, зависела от значимости прочитанных ею историй. Бывали истории, которые Самуил называл «основополагающими». Они формировали личность человека, составляли уникальный узор его души. Для Матвея такими были, например, пожар в родительском доме, смерть Ростика, встреча с Тоней и сражение со скверной в Разломе. У Самуила были свои основополагающие истории — события, благодаря которым он стал тем, кто сейчас бесстрашно сражался с непобедимым Предвестником. Прежде Пьеро считывал лишь поверхностные истории Самуила. Но все время их разговора Трансцендентный Лик не прекращал работу и наконец добрался до какой-то старой истории Самуила — настолько значимой, что от ее мощи вокруг клинка Пьеро вибрировал воздух. — Прости, Самуил, — с легким сожалением сказал Пьеро. — Я понимаю ваши стремления, но я не могу дать «Холодному огню» победить. На фоне целого мира упадок одной страны… печальная, но приемлемая жертва. Его рука уже начала движение. Самуилу следовало немедленно уклоняться, но вместо этого он вдруг засмеялся и шагнул навстречу. — Ты хочешь напитать Трансцендентный Лик моими историями, Пьеро? Хочешь победить меня моим же прошлым? Хорошо. Пожалуйста, читай. Только не забудь: читатель не всесилен. Бывают истории, с которыми он просто не может справиться.Этот фрагмент можно читать под музыку: Ramin Djawadi, Serj Tankian — The Rains of Castamere. Ставьте на повтор
За спиной Самуила принялись одна за другой вырастать тени, напоминающие силуэты людей. С каждой секундой они становились все выше, пока в конце концов не коснулись макушками потолка. Даже без Лика Матвей чувствовал мощь сконцентрированной вокруг Самуила истории. В этих тенях заключалась жизнь невероятно древнего существа. Его поражения. Его горести. Его потери. Трансцендентный Лик непрерывно жаждал историй. Он тянулся к ним вне зависимости от воли владельца, поглощал, преобразовывал. Можно сказать, Лик был читателем, жадным до страниц чужих жизней. Самуил владел им многие сотни лет. И теперь, прекрасно понимая особенности Лика, силой скармливал ему свои истории. Осознав план Самуила, Пьеро попытался отвернуться, но это не помогло. Тени за спиной Самуила потянулись к маске. В ее темном провале завихрился водоворот искр: Лик впитывал воспоминания, прежде покрытые мраком, и показывал их своему носителю. Пьеро ошарашенно покачнулся. Черный клинок в его руках задрожал. Страницы древней истории оказались куда страшнее, чем он представлял. Если бы Пьеро смог совладать с ней, он получил бы в распоряжение поразительные способности, но история оказалась слишком огромной. Слишком тяжелой. — Прекрати! — не выдержав, вскричал Пьеро. Самуил не шелохнулся. Его лицо оставалось бесстрастным, а глаза приобрели стальное выражение. По рукам Матвея пробежали мурашки. Порой он забывал, каким безжалостным может быть Самуил. — Мне казалось, ты сам этого хотел. Его глаза на мгновение скользнули к Матвею. Когда их взгляды пересеклись, Матвей кивнул. Он уже понял, в чем заключался замысел Самуила, и теперь выжидал подходящий момент. Сделав шаг вперед, Самуил усилил натиск. Его прошлое обретало зловещую форму, просачивалось сквозь Трансцендентный Лик прямо в разум Пьеро, оседало там ядовитым облаком тьмы. Матвей не представлял, как именно Самуил воплощает в реальности свои истории, но это явно давалось ему нелегко: по его лбу градом катился пот, а дыхание вырывалось из груди толчками. Пьеро тоже понемногу сдавал позиции. Зажав голову обеими руками, он с протяжным стоном опустился на колени. Его тело била дрожь. Черный меч, выпав из руки, прокатился по полу, и Матвей пинком отправил его в противоположный конец зала. — Ты… — прохрипел Пьеро. — Ты и правда безумец… Ты давно сошел с ума. Ни один человек не может пережить подобное. Ни один. Даже под таким давлением он пытался вернуть контроль над ситуацией. Матвей ощущал, как вокруг Пьеро концентрируется сила теневого Глаза Порчи. Если он высвободит ее, шанс будет упущен. И тогда Матвей с Самуилом, вероятно, проиграют. Самуил понял это. И, словно последний оставшийся в рукаве козырь, высвободил историю, которую прежде держал при себе. Она обернулась призраком с бледной кожей, пылающими красными глазами и длинными, до самых пят, белыми волосами. Призрак мгновенно заполнил собой весь зал. Его волосы нитями паутины протягивались между стенами, опутывали Пьеро, Матвея и даже самого Самуила. История корчилась и кричала. Сквозь многочисленные расколы между реальностью и воплощенными воспоминаниями Матвей слышал страшный звук, с которым пронзает плоть отточенный клинок. Звук раздавался снова и снова — как если бы кто-то безостановочно вонзал кинжал в собственную грудную клетку. Опутанный нитями, Пьеро замер. Что бы ни показывал ему Лик, Пьеро был шокирован — из-за маски он воспринимал чужие воспоминания ближе к сердцу, так, словно сам был их непосредственным участником. Это был шанс, которого ждал Матвей. Пока Самуил продолжал давить своей историей, Матвей бросился к Пьеро и обеими руками взялся за Трансцендентный Лик. То, что он собирался сделать, было чрезвычайно жестоко. В прошлый раз, когда Пьеро насильно оборвал связь Самуила с Ликом, это едва не разрушило и тело, и душу Самуила. На его лице навсегда остался рваный темный шрам, пересекавший глаза, а сердце хранило сколы, которые не могло сгладить даже время. Лик сплетался с сущностью носителя. Обрывать эту связь было все равно что отрезать руку. Но после всего пережитого в сердце Матвея уже не осталось жалости. Пьеро не колебался, когда срывал Лик с Самуила. Даже зная о возможных последствиях, он был полон решимости присвоить маску себе — и, преуспев, стал еще опаснее, чем раньше. Матвей просто не мог оставлять Лик в руках такого человека. Пьеро вскричал. Накопленная им энергия теневого Глаза Порчи взметнулась, ударила Матвея по рукам, но тот, сцепив зубы, выдержал натиск и потянул Лик на себя. Маска, казалось, приросла. Когда Матвею удалось слегка приподнять ее, он увидел сверкающие нити, которые тянулись от внутренней поверхности маски к лицу Пьеро. Эти нити связывали Лик с телом и разумом носителя. Обрывая их, Матвей наносил Пьеро необратимые повреждения. Его пальцы, терзаемые теневой энергией, дрогнули, и Лик едва не выскользнул. Каждая черточка лица Матвея ожесточилась. Он спешно перехватил маску, окутал тело элементальным щитом и возобновил отчаянные попытки. — Матвей, я долго не продержусь! — предупредил Самуил. «Я знаю… Знаю». Матвей прикрыл глаза. В тот момент, когда его пальцы коснулись Лика, он тоже увидел историю Самуила. И ужаснулся. Матвей начал догадываться об этом еще в тот момент, когда Самуил остановился у статуи Екатерины в крипте. Взгляд, которым он изучал статую, не был любопытным — он был печальным и ностальгическим. Такие глаза могли быть лишь у человека, который помнил Екатерину живой. Это значило, что возраст Самуила исчислялся тысячами лет. Он застал первую войну человечества со скверной — годы нескончаемого кошмара, куда более жуткого, чем даже слияние вероятностей. Он видел страшную гибель товарищей. Он потерял всех, кого любил и с кем бок о бок прошел трудный путь. Да, ему удалось пережить войну. Но в конце концов домой вернулся лишь он один. Самая сильная история Самуила рассказывала о смерти Екатерины. Со слов Аякса Матвей знал, что оскверненные погибли в одно время, но никаких подробностей о судьбе Екатерины не смог бы рассказать даже Тевкр. Единственным человеком, который по сей день нес на своих плечах груз ее ужасной кончины, был Самуил. Поскольку Матвей лишь прикасался к Трансцендентному Лику, он видел историю фрагментами, но даже так его сердце болезненно сжималось — он ощущал всю глубину страдания, с которым Самуил столкнулся в день смерти Екатерины. Призрак, который заполнял сейчас собой весь зал, был образом, навеки въевшимся в его память. Мертвое тело девушки, волосы которой разметались по полу, клинок, торчавший из ее груди, руки, покрытые коркой льда, угасшие глаза, напоминавшие два багряных осколка — разум Матвея непрерывно выхватывал эти детали из завихрений прошлого. И содрогался. — Матвей… — проговорил Самуил. Он понял, что Матвей тоже мучается под воздействием его истории, и попытался ослабить натиск, но Матвей не позволил. Преисполнившись мрачной решимости, он еще раз рванул на себя Трансцендентный Лик. Желание покончить с войной мешалось с горечью утраты и с болью, которая сочилась из истории Самуила. Эти чувства неожиданно придали сил. Лик затрещал, разбрасывая во все стороны снопы искр. По глазам ударила яркая вспышка серебристого света, и Матвей невольно зажмурился. Когда он открыл глаза, Трансцендентный Лик был зажат в его руках, а по израненному лицу Пьеро струилась кровь. — Иди, — торопливо велел Самуил. Несмотря на то, что Матвею удалось завладеть Ликом, он по-прежнему контролировал историю. Теперь она могла лишь на время удержать ослабленного Пьеро на коленях. Потеряв Лик, Пьеро заодно лишился и зависимости от истории Самуила, а значит, своей главной слабости. Его возвращение в бой было вопросом времени. — Но… — Я задержу его, — спокойно прервал Самуил. — Возьми Трансцендентный Лик. Я рассказывал тебе достаточно — ты поймешь, как нужно им управлять. Найди Аякса. Он проходил здесь и сейчас уже наверняка вступил в бой с Царицей. Матвей взглянул на маску в своих руках. Он был обычным человеком и не мог сражаться с Архонтом на равных. Но Трансцендентный Лик немного уравновешивал шансы. Матвей поднял глаза и встретился с Самуилом взглядом. Самуил спешно отвернул голову. На ум пришли слова Пьеро: «Может, Матвей напомнил тебе сына, о котором ты всегда мечтал, но которого из-за несчастной любви у тебя никогда не было?» Наверное, Самуил тоже вспомнил их, потому что показался вдруг смущенным и даже виноватым. Как будто в том, чтобы обрести в человеке желанного ребенка, было нечто постыдное. — Я не против, — сказал Матвей. Самуил все же решился еще раз на него посмотреть. — Помнишь день, когда ты вытащил меня из огня? — спросил Матвей. — Отец дает ребенку жизнь. Мой настоящий отец умер. И я погиб бы вместе с ним, но… ты спас меня. Ты тоже дал мне жизнь. И даже больше. Ты, первый Предвестник, самолично навестил меня в Доме Очага. Позже ты присматривал за мной, даже несмотря на то, что я никогда не служил под твоим началом. И в конце концов ты присоединился к «Холодному огню», поддерживая и сражаясь рядом. О лучшем отце я не смею и мечтать. Глаза Самуила расширились. Он выглядел потрясенным и тронутым до глубины души. — Мы… — начал он. Затем, бросив быстрый взгляд на Пьеро, который стремительно наращивал силы, покачал головой. — Можем поговорить об этом позже. — В таком случае обязательно выживи, — попросил Матвей. — Это нечестно, — улыбнулся Самуил. — Ты ведь знаешь, как тяжело отцу отказать сыну. Они задержали друг на друге прощальные взгляды. Затем, прижав к себе Трансцендентный Лик, Матвей бросился в сторону тронного зала. Перед тем, как толкнуть дверь, он обернулся. Самуил сосредоточил внимание на Пьеро. Сила его истории постепенно угасала, а тьма, наполнявшая зал, рассеивалась. Беловолосый призрак исчез. Вместе с тем пропали и резкие тени на дне глаз Самуила. Он по-прежнему улыбался. Матвей выдохнул. Он не хотел бросать Самуила одного, но понимал: дело «Холодного огня» окончится лишь победой над Царицей. Самуил пытался выиграть время. И Матвею оставалось лишь с уважением отнестись к этой жертве. Отбросив сомнения, он пересек порог тронного зала. Двери, придавленные потоком элементальной энергии, с грохотом закрылись. Матвей обмер. Высокая женщина с длинными светло-серыми волосами стояла, склонившись над распростертым на полу Аяксом. Ее лицо скрывала плотная шаль. Острие клинка, окутанное странной энергией, тьма которой будто бы мешалась со звездным светом, упиралось Аяксу в грудь. Аякс тяжело дышал. Его синий глаз впивался в шаль, отчаянно пытаясь рассмотреть спрятанное под серебристым покровом лицо. Лицо его главной мучительницы. Главной цели его проклятого списка. Оба молчали. Из-за шали прочитать эмоции Царицы было невозможно, но по наклону ее головы казалось, будто она тоже высматривает, что за монстр скрывается под искусственной половиной лица Аякса. А затем Царица сказала — ужасающим, неестественным голосом, от которого стены зала содрогнулись, а на острие клинка скопилось еще больше звездной тьмы, такой же густой, какой была пролитая кровь «Холодного огня»: <Прощай, номер одиннадцать. Когда-то ты хорошо справлялся, но теперь твой срок службы подошел к концу.> Она говорила с Аяксом, как с машиной. Он добрался до своей заветной цели. Он в одиночку пробился в тронный зал… Но так и остался для Царицы результатом не оправдавшего себя эксперимента. На самом деле эта сцена длилась не дольше мгновения — Матвей рассмотрел ее так ясно лишь потому, что держал в руках Трансцендентный Лик. Возможно, Царица даже ничего не говорила, и Трансцендентный Лик лишь отыскал угасающий отголосок их совместной с Аяксом истории. — Стой! — бросившись вперед, вскричал Матвей. Но рука Царицы, не знающая ни компромиссов, ни сожалений, уже подписала Аяксу смертный приговор. Матвея точно парализовало. Он в ужасе смотрел, как лезвие клинка Царицы беспощадно прошивает человеческую половину груди Аякса. Там, где острие вспороло кожу, выступила жидкость, похожая на пламя — смешанная с азотитом кровь. А потом произошло то, что не поддавалось никакому объяснению. Тьма, скопившаяся на кончике клинка, словно взорвалась. Ее зловещие вихры взметнулись в воздух, окутали тело Аякса, и уже через секунду оно вдруг исчезло. Осталась лишь легкая серебристая взвесь, похожая на звездную пыль. — Что… — Матвей не смог скрыть дрожи — ни в теле, ни в голосе. — Что ты сделала? Царица повернулась. Шаль колыхнулась, но лицо за ней так и осталось неразличимым. Голова Царицы склонилась набок. Матвей ощущал, как его прощупывают взглядом, как ползет вверх по телу, пытаясь сковать его, ледяная энергия. Его вопрос остался без ответа, и это значило лишь одно: сражение, которого он ждал так долго, наконец начиналось. Матвей пришел сюда совсем не в тех обстоятельствах, в каких рассчитывал. Теперь он должен был бросить вызов Крио Архонту в одиночку. Но на самом деле он не был один. В кармане покоился прибор, где на связи до сих пор оставалась Тоня. За спиной стояли тени всех, кому не удалось дойти до конца мятежа. Их руки лежали у Матвея на плечах, а их голоса шептали: «Покажи нам, что за мир лежит за чертой этой войны». И еще… У него была маска Самуила. Выпрямившись, Матвей надел Трансцендентный Лик, и окружающее пространство мигом преобразилось. Теперь все объекты в нем были связаны серебряными нитями, а по углам поля зрения виднелись силуэты, которые напоминали края страниц. Весь мир стал историей, которую Матвею только предстояло прочитать. Они с Царицей одновременно подняли клинки. А затем, словно в безумном танце, ошибка в котором была равносильна смерти, бросились навстречу друг другу.Вместо титров: Old Gods of Asgard — Anger’s Remorse