"Во всем виновен чертов кот."

В течение полутора лет лакей Теодор замечал странности в особняке своего господина. Все странности начались около весны 1813 года. С того времени Тео постоянно что-то мерещится: то кто-то шмыгнул, то насекомое какое-то почудится, то кот, то ворон, то птица хищная какая-то –а всего этого и не было. И этот страннейший кошмар про прислужника-самозванца... И про кольцо это проклятое. Словом, странностей было неимоверно много. И оттого, что странности происходили ежедневно, Тео стал тревожнее, всё это связывал с мистикой. Даже паранойя началась какая-то! И нужно сказать, что не у одного него! Горничные, служанки, лакеи, ямщики и швейцар тоже жаловались на всякую чертовщину! Искала прачка мыло, никак не могла найти, как прошел мимо прачечной кот и мыло тут же обнаружилось в месте, где уже искали! Стоит ли говорить про этого престранного лакея. Высоченный, как штык, худой, аж кости на запястьях выпирают, а собственноручно один смог поднять и поставить коляску почти вертикально, взявшись за переднюю ось кибитки. Или вот еще: появляется из воздуха. И кота белого тоже с такими же глазами и раненым ухом видели, и ворона белого... И не раз ямщик видел на клене у особняка большую хищную птицу белую, скорее всего это была лунь. Глаза еще у лакея этого как янтарь, в темноте светятся, словно у кота. Сам ещё весь смуглый и почти серый, неживой будто... И зовут Инбариэль. Чертовщина. И вот, в феврале 1814 года Теодор невзначай решил рассказать графу о догадках и переживаниях, которые мучают всю прислугу уже по меньшей мере больше года. Правду сказать, Тео и до этого не единожды сообщал графу о странных событиях, но это ни к чему не приводило. Сорок седьмым днем четырнадцатого года Теодор, сидя в пледе на диванчике в кабинете графа с книгой в руках, во время чтения замечает краем глаза будто бы этого самого сатанинского белого кота, который шмыгнул из-под шкафа. Глядь– нет никакого кота. Паскудное животное. – Знаете, граф, снова мне кот этот белый почудился... Граф фон Кёллер оторвался от письма, которое он писал ответом некому лорду, и, подняв свом крутые брови, посмотрел на Тео через пенсне. – И не одного меня эти видения мучают, – подняв глаза на Карстена продолжил лакей.– Горничные и другая прислуга тоже жалуются на странности. То вещи находятся в самых очевидных местах после того, как там кот пройдет, то ворон померещится, то тени не дадут спать... Граф внимательно слушал своего личного слугу, прищурив глаза и почему-то ехидно приподняв кончики рта. – Я сам последние год, иль полтора, нехорошо чувствую себя... Тревожно мне от этих привидений,– тут Теодор поднял глаза с надеждой, как бы прося у господина заботы и помощи. – Я знаю, что не ты один замечаешь эти странности, – ухмыльнувшись сказал граф. Теодор навострил уши и немного потянулся в сторону графа, чтобы не уронить ни единого его слова. – Я тоже замечаю эти странности. И я знаю, кто их виновник. Тут за окном вьюга завыла сильнее. – И кто же?..– робко с замиранием сердца спросил Теодор. – Инбариэль, новый лакей,– фон Кёллер снова многозначительно улыбнулся. У юноши похолодело сердце, ему становится страшно. – Знаешь, почему он виновник?– не дождавшись ответа на риторический вопрос, граф продолжил:– Он демон. У Тео от страха начали отниматься ноги. Несмотря на то, что минуту назад ему было тепло и комфортно, сейчас, после господских слов, его будто окатило холодной водой. Кёллер смотрел на своего лакея с усмешкой и видел сомнения в глазах его. – Ты не веришь мне? Смотри. Бариэль. Произнеся неполное имя лакея так, чтоб его едва услышал даже Теодор, в подоконник с обратной стороны с грохотом вцепилась хищная птица– белая лунь, которую видовали ямщики. Свет от свечей в кабинете отражался в глазах птицы так, что они горели как сами свеяи. Граф неспешно встал и, с трудом сдерживая окно от ветра, приоткрыл его, чтоб птица скокнула в покои. Перепрыгнув раму и цокая своими огромными когтями, хищник оказался в кабинете. Ледяным ветром с окна подуло на Теодора, и ему сделалось хуже. Тут лунь спрыгнула на пол, раскрыв наполовину крылья. Упадя в пол и не издав даже шороху, птицы не стало, и вместо нее вытянулся высоченный серокожий лакей с белыми волосами, усами-перышками и козлиной бородкой. Бариэль смотрел прямо на Теодора. – Да, господин?– отозвался графу этот самый Бариэль. – Это мой демонический слуга, данный мне нечистой силой. Теодор с величайшим усилием открыл рот и сумел спросить: – А за что Вам дали его?.. За... душу? – Именно, за душу. – Так Вы заключили контракт с... дьяволом? – Именно так, – с ухмылкой ответил граф, будто бы отвечая на очевидные вопросы. – А... м-можно?.. – Отыщи его,– приказал Кёллер демону. Тёмный слуга точно подошел к большому шкафу, открыл дверцу, выдвинул массивный ящик, отыскал папку, в ней конверт, из конверта достал контракт, написанный размашистым курсивным и крючковатым почерком графа. В левом нижнем углу бумаги было три капли его крови. Демон протянул господину договор со словами: "Прошу, герр". Карстен, взяв лист, пошел к Теодору, который трепетно потянулся к графу и почти выскочил из-под пледа, тянувшись за контрактом. Взяв его холодными изящными трясущимися ручками, лакей принялся бегать и скакать глазами по всему листу, но после взял себя в руки и стал читать внимательно каждое слово, разглядывать каждую букву... С каждым прочтенным словом ему становилось всё страшнее и страшнее. Значит граф отдал свою душу сатане взамен за... слугу? За слугу и бессмертие? Да, за это. Тео это прочел, вот здесь прочел. Но для чего он так поступил? Тут граф, отошедший к окну, снова стал возвращаться к Теодору. – И я хочу, Теодор, чтоб и ты подписал такой контракт, – сказал граф, мерно и спокойно шагая прямо к Теодору. Тот испуганно поднял глаза и внимательно прислушался к словам своего господина. Снова сделав над собой нечеловеческое усилие, Теодор возразил: – Но для чего мне это?... Граф фон Кёллер остановился прямо перед юношей-лакеем, сверкнул на него глазами, отвернул голову к окну, в котором неистово кричал ветер и вьюга стучала своими кудрявыми вихрями в стекло, и вздохнул. – Видишь ли, Теодор, после прошедшей войны с Наполеоном я увидел, какие жертвы понес этот дурак из-за своих амбиций. Сколько солдат погибло... Почти вся его армия осталась в русских сугробах, под русскими реками и на в полях. И я не раз мог так покончить... Меня тоже ранили, но только в ногу, а ведь могли и в шею, и в грудь... Я понял, насколько человек несовершенен и мелок... Я понял, что умирать я не хочу. И я хочу, чтобы ты тоже не умирал. Тео трепетно и с упоением слушал каждое слово, произносимое басом с хрипотцой. – Ты можешь быть всегда со мной рядом, ты ведь этого хотел?– граф повернулся и посмотрел Теодору в глаза. Ведь правда: Теодор хочет быть с графом, и вся жизнь впереди... А вдруг бы умер от какой-нибудь болезни, и не увидит больше ни света белого, ни солнца, ни графа... Дав лакею время на сомнения, Карстен протянул ему свою жилистую крепкую руку. – Ты останешься со мной? Теодор с испугом и ожиданием глянул на руку в перстнях, а потом в глаза графа. Они сверкнули. Теодор невольно положил свою руку в ладонь графа и приподнялся. Карстен крепко взялся за его ладонь, потянул за нее, тем самым поставив слугу на ноги. Тут Тео почувствовал, что что-то извивается вокруг его ног и пояса. Глядь вниз: у графа появился длиннющий, как шнур, черный хвост со стрелой на конце, которым он несколько раз обвил Теодору щиколотки, бедра и пояс. Фон Кёллер прижал своего лакея к себе. – Вот и славно, – осатанело прорычал он. Тут Теодору стало по-настоящему смертельно страшно: он заметил, что рука графа, которой он крепчайше схватился за его запястье, превратилась в птичью лапу с огромными когтями, глаза графа налились кровью, бельмо с незрячего глаза пропало, голос опустился во чрево. Послышался голос Бариэля: "Прошу". Теодор обернулся и увидел, что на столе графа ничего нет, кроме листа, чернильницы, большого пушистого черного пера со стальным кончиком и канделябра с тремя свечами. Пропали все стопки бумаг, пропал табак и сигареты, пропали письма, сургуч– всего этого не было. Карстен разжал свою орлиную лапу, выпрямился, освободил ноги Теодора от хвоста и выжидающе и зловеще смотрел на него сверху вниз. Лакей несмело протиснулся между чайным столиком и своим, казалось, озверелым господином и робко подошёл к столу, до которого, как ему показалось, было на 4 шага больше, чем всегда. По левую сторону от стола ровно, словно штырь, стоял демон и светил глазами на Теодора. Бедный юноша подошел к листу бумаги, трясущейся рукой взялся за перо и только хотел спросить, что писать, Бариэль начал надиктовывать. От волнения юноша капнул большую кляксу синих чернил– она впиталась в бумагу и растворилась. Теодор в изумлении обернулся на демона, тот строго указал Теодору продолжить писать. После того, как молоденький лакей поставил свою витьеватую длинную красивую подпись (которой, кстати, его научил граф), в руках Инбариэля сверкнул кинжал. Тео выпрямился и с опаской посмотрел на демона. Тут послышался утробный бесовской голос, которым говорил граф: "Дай ему левую ладонь". Отрок протянул бесу ледяную ручку. Бариэль взял ее в свою ладонь с длиннющими тонкими пальцами, повернул ладонью вверх и, сверкнув лезвием, надрезал ему кожу. От боли у Теодора в руке произошла судорога, он втянул воздуху. Сатанинский сателлит велел капнуть три капли крови на левый нижний край листа. Одна, вторая, третья... Теодор в безнадежности поднял глаза на графа. Тот крайне гордо и самодовольно наблюдал за Теодором, оскалив свои зубы, а когда тот окончил подписывать контракт, снова послышался утробный сатанинский зов: "Как славно, осталась последняя деталь". Бариэль взял договор, и лист бумаги сгорел в воздухе: развеялся пеплом и исчез. К Теодору подошел граф, грубо птичьей лапой схватил его за нижнюю челюсть и так же грубо впился ему в губы. У жертвы все помутнелось в глазах. Ноги ослабевали, он перестал слышать, а после и чувствовать... *** Теодор очнулся около двенадцати часов в постели графа. Это всё было сном? Снова? Он вытянул из-под одеяла левую руку. Ладонь была перевязана. Всё таки не сон. И Теодор сейчас ощущает себя... иначе: будто из его груди исчезло сердце; будто там, внутри, освободилось место, и ему стало легче дышать. Но и почувствовал он, что более не ощущает так остро тепло и холод. Напротив кровати у большого окна он заметил черную фигуру графа. – Ты очнулся?– заговорил с ним привычный заботливый голос господина. Лакей приподнялся на кровати и, как бы не найдя чего-то на своей груди, приложил к ней ладонь. – Чувствуешь? Ты скоро привыкнешь к этому, не беспокойся. - Во мне... нет души? Граф положительно кивнул.