HERE COME THE REGRETS

Юта бьёт тебя по лицу. Ты хватаешься за щёку и плачешь, а Накамото разделывается со своим пиджаком, откидывает его в сторону, сам забирается на вашу кровать и за ногу тебя тянет, чтобы устроится между твоих ног на коленях. Мужчина оценивающе смотрит на твоё тело, пока ты, рыдая, прикрываешь руками оголённую грудь. Слёзы катятся по щекам и из горла вырываются хрипы, Накамото запрещает тебе скрещивать ноги и бьёт ладонью по бедру. Он расстёгивает рубашку и пальцем проводит по твоему нижнему белью, ты вздрагиваешь от неприятных прикосновений и хнычешь, пытаясь отстраниться, за что Юта снова ударяет тебя по ноге. Он тащит тебя за лодыжку к себе ближе и опускается, тазом трётся об твою промежность и блаженно прикрывает глаза, а потом берёт твои руки, хватает за запястья и убирает твои ладони от твоей груди. Он целует шею, ключицу, массирует твою грудь и при любом твоём движении руками, чтобы прикрыться, хлопает по бедру. Ты вскрикиваешь от боли, место по которому он бьёт уже горит, ты пытаешься вырваться, но за неповиновение можешь получить по лицу, как и в самом начале. Тебе кажется, что лучше такой секс: нежеланный и бесчувственный, чем твоё избитое лицо из-за того, что ты сопротивлялась. — Ну что ты, милая, — тихий голос заставляет тебя вздрогнуть, ты почти не видишь его лица в темноте. — Будь хорошей девочкой, я не буду грубым. Ты что-то мычишь, а Юта медленно растирает смазку по своему члену и отодвинув бельё в сторону, погружается в тебя. Он стонет, устраивается удобнее, следит за твоими эмоциями и наклоняется к груди, чтобы укусить тебя за сосок, ты вскрикиваешь и отпускаешь чуть голову, чтобы взглянуть на мужчину. Твоё тело пробирает дрожь. Это не Юта. Это Джехён. Ты подпрыгиваешь на постели и кричишь, стираешь с лица слёзы и смотришь на Юту рядом в кровати, он что-то неразборчиво мычит и открывает глаза. Увидев тебя сидящей, сразу поднимается сам. — Что такое? — хрипло спрашивает он, потирая глаза. — Ничего, — отвечаешь ты сухо, не желая рассказывать всё, что видела перед своими глазами во сне. И сразу же ложишься на бок, отворачиваясь от мужа. Юта ещё какое-то время смотрит на твою спину, даже хочет включить свет и прислушивается, вдруг ты плачешь, но нет, ты молчишь, засыпаешь. Накамото снова опускается на подушку, накрывается больше одеялом и поворачивается к тебе спиной. Вы лежите друг к другу спиной, ваша ссора, которая закончилась ничем, всё ещё между вами и это вас сильно напрягает. Весь вечер вы провели в тишине, ты думала, Юта работал, всё это выглядело так, словно вы вообще не знакомы и впервые находитесь вместе в одном помещении. Спать ложились вместе, но в разное время, ты пришла из душа, когда Накамото уже спал. Тихо забралась в кровать и поставила будильник на телефоне, чтобы завтра утром не проспать на работу. Ты не думала, что ты проснёшься посреди ночи. Это тебя разбило, поэтому утром ты чувствовала себя уничтоженной и даже после бодрящего душа не стало легче. Юта собирался молча, будто бы тебя вообще нет в квартире, он не поцеловал тебя за завтраком, как делал обычно, быстро ел, а после одевался. Ты закончила свой завтрак и поставила посуду в раковину, решив, что помоешь вечером — вы сами за собой убирали, поэтому посуда Юты была уже на сушилке — вы всё никак не можете купить посудомоечную машину, по идее, у вас не так много посуды, но иногда лень мыть, а потом всё это стоит и ещё больше не хочется. Ты заметила, как Юта остановился в дверном проёме, смотря на то, как ты сидишь, смотря в одну точку: до начала рабочего дня сорок минут, а ты ещё даже не одета. Обычно, ты подпрыгивала и выскакивала из дома в двадцать минут восьмого, чтобы доехать и выпить чашку кофе перед работой, но сегодня ты просто сидишь. У Накамото всё ещё обида, он даже немного злится, и ещё этот твой синяк на лице — ты даже макияж не нанесла — что с тобой сегодня происходит? Он подходит к тебе ближе и касается рукой твоей руки, ты вздрогнула и одёрнула руку, поднимая голову вверх, чтобы взглянуть на мужа. Юта вздохнул, а потом погладил тебя по волосам и тихо, наклонившись, спросил: — Всё хорошо? — Да, — быстро отвечаешь ты, — просто чувствую себя немного разбитой из-за ночного пробуждения. — Может, останешься дома? — спрашивает муж, когда ты подскакиваешь и бежишь в спальню, чтобы переодеться. — Я думаю, Юно поймёт. — Не хочу опаздывать, — выбегая из спальни в ванную, чтобы взять блузку, которую вчера вечером застирала, говоришь. — Тем более, я не так давно работаю, мне нужно быть хорошим сотрудником, чтобы Юно от меня не избавился. — Метишь на работника месяца? — Юта усмехается, и ты улыбаешься, выходя из ванной, застёгивая блузку. — Не жена у меня, а золото прям. — И он поправляет твои брюки, которые ты застегнула только на одну пуговицу из двух. Вы стоите близко друг к другу, ты даже останавливаешься, переставая застёгивать пуговицы, а он смотрит в твои глаза и улыбается легко, рассматривает твоё лицо и, наконец, касается щеки рукой, осторожно касается кожи. — Мне нужно идти, — шепчет он, но явно не хочет отстраняться. — Не задерживайся сегодня, ладно? — А ты будешь вовремя? — удивляешься ты, когда Юта обходит тебя стороной и берёт свой пиджак с дивана. — Да, — кратко отвечает. — И будь осторожна, — он подходит к тебе в обуви, и ты даже хлопаешь его по плечу, когда видишь, что он в ботинках по белому ковру, но Юта усмехается и быстро целует тебя в губы. Он выходит из квартиры, пальто не надел, взял его в руку, и ушёл, оставив тебя. Ты какое-то время стояла на месте, а потом взглянула на время и, поняв, что опаздываешь, схватила жилетку и надевала её на ходу, в лифте, а пальто уже на улице. В машину к Чону запрыгнула в пятьдесят минут. Юно не находил себе места. Ещё нет восьми утра, а ему кажется, что утро не наступило: всё ещё вечер вчерашнего дня и тёмная-тёмная ночь, которая длиться дольше, чем вечер и чем вся его жизнь. Его просто выбило из колеи то, что сказал ему Доён. Ким летал в Таиланд по делам, ему необходимо было заключить пару сделок с крупными компаниями, и он заехал к Тэилю — друзья как никак — но Мун уже был не в порядке. Его жена — Ламаи — рыдала на плече у Донёна и Джехён уверен, он слышал её крик, когда Ким ему дозвонился. Этот звук до сих пор в его ушах, разрушает тишину и писк, который до этого Чон слышал постоянно. Джонни ничего не сказал, хотя видел его уже утром, побоялся, думал потому что кто это сделал и зачем. По информации Доёна — Тэиля подстрелили позавчера, он был у врача, рану зашили, сказали, что нужно оставаться в больнице, но Мун не был бы таким хорошим юристом, если бы не кинулся домой, чтобы пообщаться с кем-то из Китая, у кого были большие проблемы. Решение нужно было найти день в день и Тэиль хотел, но швы разошлись. Мун просто истекал кровью какое-то время, потом потерял сознание, а когда вернулась жена — был мёртв. Сами швы разошлись или так было запланировано — неизвестно, стрелял кто-то нарочно или это произошло по истечению обстоятельств — неясно. Тэиль мёртв — вот, что самое понятное в этом всём. — Джехён? — ты постучалась в кабинет начальника в восемь пятьдесят семь, Джехён сидел на месте уже долгое время и сам не заметил, как быстро наступило утро. Ночная тьма ушла, на смену пришло яркое утро, солнечное, но на глазах Юно всё ещё пелена от слёз. Он смахнул слёзы и повернулся на стуле в твою сторону, шмыгнул носом. — Что-то случилось? — кладя документы на стол, спрашиваешь ты. — Вчера мы задержались, не смогла привезти сразу. Но всё в порядке. — Проблем не было? — Чон открывает папку, просматривает документы, читает текст, но не вчитывается, он просто ставит свою подпись и закрывает папку. — Я передам Тэгину, можешь идти. И ты даже не отвечаешь на его вопрос, но не уходишь. Стоишь на месте и всматриваешься в лицо начальника, тебе кажется, что что-то не так, но ты не знаешь, имеешь ли ты право спрашивать о том, что случилось, вы ведь друг другу никто, он начальник — ты подчинённая, навряд ли тебя должны интересовать события, происходящие в его жизни. Ты хочешь спросить, поднимаешь руку и касаешься стула, чтобы отодвинуть его и присесть, но Джехён тебя опережает. — Тэиль умер. — Говорит быстро, словно не хочет. Ты была знакома с Муном. Ты знала его очень хорошо, вы прекрасно общались, ты знала его жену. И эта новость…шокировала тебя. Ты отодвинула стул резко и также резко села, закрыв лицо руками. Ты вообще не знала, как на это реагировать, что делать с этой информацией, куда бежать, куда кинуться и кому помочь. Джонни вошёл в кабинет, когда вы с Юно молча сидели друг напротив друга, Ёнхо настороженно посмотрел на вас, а потом спросил — что не так? И уже через две минуты вы сидели втроём. Все молчали. Эта новость — безумие. Страшнее этого — незнание реальной причины смерти Тэиля. Джехён был уверен, что это убийство, Джонни не хотел ни о чём думать заранее. — Мы полетим сегодня в Таиланд, — говорит Джехён, когда вы немного пришли в себя. — Я тоже, — кидаешься ты, — хочу, — добавляешь. — Точнее, можно мне с вами? — и ты исправляешь своё утвердительное предложение на вопросительное. — Нет, — твёрдо говорит Юно, он касается рукой твоего плеча и смотрит в глаза. — Оставайся тут, я думаю, мы вернёмся быстро, не думаю, что Тэиля будут…хоронить в Таиланде, — слово «хоронить» Чон произносит особенно тихо. — Вся его семья живёт в Южной Корее, думаю, Ламаи сама примет решение оставить его в Сеуле. — Да, тебе лучше остаться, — соглашается с другом Джонни. — Просто дождись нас и всё. Когда они покидают кабинет, ты сжимаешь в руке ключи от двери и какое-то время стоишь на месте, а потом выключаешь свет и выходишь, закрывая кабинет на ключ. Секретарша Юно смотрит на тебя недоверчиво и ждёт, когда ты отдашь её ключ, но ты кладёшь его в карман своих брюк и уходишь в свой кабинет, чтобы скрыться от глаз сотрудников. Закрываешься на ключ, долго сидишь на стуле и смотришь в окно, за которым виднелся весь город: автомобили, светофоры, люди — все куда-то спешили, а для тебя мир словно замер. В какую-то секунду ты даже подумала о том, что чувствовал Юно, когда ты умерла. Как он тогда жил…или он существовал? Было ли ему больно? Страшно? Он винил себя или отпустил всё, оставив тебя и твоё тело гнить в сырой земле, даже не навещая твою могилу? Было всё так или… Джехён ехал в машине с Джонни. Ёнхо был за рулём, они долго не думали на чьей машине поедут, ближе стоял порш каен, на котором последние полтора года ездил Джонни, поэтому они ехали в нём. Джехёну было всё равно с какой скоростью, как далеко и как долго, он ехал и смотрел в окно, не замечал даже, что ремень безопасности давит на тело, ему не было больно, болело внутри. Тошнило почти. Джонни молчал. Сам в шокированном состоянии, не понимал вообще, как он ведёт автомобиль, что с ним происходит и станет ли легче в ближайшее время. Вылет через три часа — заехать домой, взять вещи, поехать в аэропорт и потом пять часов на самолёте. Уже к вечеру они будут там. Джонни высадил Джехёна у его дома, сам поехал к себе. Юно медленно поднимался по ступеням, медленно нажимал на кнопку лифта и ходил медленно, для него весь мир замедлился, и он вместе с ним. В голове ничего не было, только крик Ламаи, который он слышал в своей трубке, когда Доён звонил. Точно, нужно позвонить Доёну. Войдя в квартиру, Юно разулся, он не снял пальто, прошёл так, а потом опустился на диван в гостиной и достал свой телефон. Долго искал номер Доёна, понять никак не мог, куда делся его номер, а когда нашёл, набрал и положил телефон на столик у дивана, поставив вызов на громкую связь. — Мы вылетаем через полтора часа, — говорит Юно, когда Доён отвечает. — Хорошо, — спокойно говорит Ким. — Будем ждать вас. — Как там Ламаи? — интересуется Чон, он проводит рукой по лицу и набирает побольше воздуха в лёгкие. — Спит. Приехали её родители, — также кратко и спокойно отвечает Донён. — Они решают вопрос с транспортировкой. Ламаи хочет улететь в Южную Корею на время. С Тэилем. — Мы решим это на месте, — серьёзно выдаёт Джехён, — я возьму транспортировку на себя. Все документы и прочее, но не тревожь её сейчас. Прилечу, тогда всё с ней обсудим и…возможно через пару дней вернёмся в Сеул. — Ладно, — вздыхает Ким, — до встречи. И он первым отключается. Когда в трубке слышны короткие гудки, Джехён вдруг вспоминает звук аппарата, который поддерживал твою жизнь. Этот отвратительный и до боли мерзкий звук, тебя на кушетке с закрытыми глазами и бездыханной. Мёртвой. Ненастоящей. Сейчас он понимает, что ты была ненастоящей, скорее всего, но тогда он не знал, не понимал, не осознавал того, что это действительно с тобой произошло. И если с тобой это произошло, но ты сейчас ходишь перед его глазами, точно призрак, но живая, живее всех живых; живее, чем была тогда; то Тэиль не встанет. Он вот-вот будет в гробу. Или его кремируют. Твоё тело Джехён тоже хотел кремировать и развеять твой прах в Монреале. Ты любила Канаду, вы отдыхали там несколько раз. Монреаль был твоим любимым городом, и ты мечтала там жить. Джехён хотел, чтобы твой прах лежал на той земле, там, где тебе больше всего нравилось быть. Ему запретили тогда. Твоя мать была против, не по-человечески как-то — думала она и смотрела на белый сияющий гроб в солнечных лучах. Это был не тот шоппинг, на который она хотела пойти с Юно, но они были там вдвоём. Вдвоём плакали. Джехён задыхался несколько дней от слёз, не верил, боролся сам с собой, хотел умереть. Он был готов наложить на себя руки, чтобы только увидеть тебя снова. Винил себя, ненавидел, калечил, пил, плакал. Юно не помнит дней хуже. Так было только тогда, когда умерла его мать. Всё было точно также. Только вот более всего этого — понимать, что тебя предали. Ты не умерла — ты убежала. Ты убежала от него, от ужасной, тяжёлой жизни. Ты бросила его, потому что боялась. Любила, но больше ненавидела. Страх был сильнее любви, Джехён был монстром в твоих глазах, как его отец когда-то был в глазах его матери. История повторялась. И всё равно, независимо от всего, Джехён злился на себя, ненавидел, особенно когда тебя нашёл и всё осознал, ему было больно. И тошно от самого себя. — Юно? Джонни вошёл в квартиру. Прошёл уже час, Джехён так и не сдвинулся с места. — Сколько времени прошло? — увидев друга, спрашивает Юно, подрываясь с места. Он проходит мимо Джонни, чтобы взять что-нибудь из шкафа и положить в дорожную сумку, но Ёнхо замечает его разочарованный и разбитый вид, дёргает друга за плечо, останавливает. — Сейчас я, подожди, — его голос чуть срывается. Со вздыхает, а потом, слабо кивнув, тянет друга на себя и обнимает. В объятиях товарища Джехён расслабляется и уткнувшись ему в плечо плачет. Джехён сам разрушает себя своими мыслями, не пытается отбросить их и принять всё как есть — он разбивает себя на мелкие кусочки, вспоминая все события, в которых он сам себя винил. Юно просто разрывает на части. Весь полёт Джехён проспал, Джонни же уснуть не мог. Сидел, что-то печатал, потом поел. Ёнхо тоже чувствовал себя плохо, много думал, морально готовился к тому, что его ждёт и не знал, как сам отреагирует, боялся. Но страшнее ему было за Джехёна. Они дружат уже много лет, Со знал о его семье, помнит, каким был Джехён на похоронах своей матери, помнит, как он кричал и разбивал посуду, как плакал, срывал голос. Ёнхо помнит, как Джехён бил себя по голове, разбивал руки в кровь, не ел сутками, не пил, не спал, просто лежал после твоей смерти. Джонни помнит всё и готов отдать любую вещь (даже свою жизнь), лишь бы не видеть снова таким друга. Ламаи была благодарна за то, что мужчины приехали. Она выглядела свежее, чем представлял себе Юно, наверное, родители женщины постарались и смогли помочь ей немного прийти в себя. Вечером за ужином они стали решать вопросы о том, как будут проходить похороны, родители Ламаи рассказали о традициях Таиланда и предложили провести все обряды как нужно в данной стране, но Ламаи сказала, что хочет полететь в Южную Корею, потому что Тэиль очень хотел домой последние пару недель и даже взял билеты. Он знал, что его родители ждут его дома. Юно сказал, что всё решит и возьмёт на себя все расходы. Волновало вот ещё что — кто и зачем убил Тэиля? Времени было мало, Джонни решил съездить в больницу завтра утром, Донён сказал, что поедет с ним, пока Джехён будет решать вопросы по перевозке гроба в Сеул. — Мне не нравится всё, что сейчас происходит, — выпуская сигаретный дым, говорит Джонни, когда они стояли с Юно на улице и курили. — Доён сказал, что это явно было не просто так. Кому-то это было нужно. — Хочешь сказать, что у нас проблемы? — спрашивает Джехён и вздыхает. — Не хочу об этом думать, — перебивает мысли друга. — Хочу, чтобы похороны Тэиля прошли спокойно, а всё остальное потом. — Мы можем быть в опасности. — Строго приговаривает Со, — Ламаи, её семья, семья Тэиля, я, ты, Донён — все мы. Кто-то знал, что Тэиль наш друг, а не просто наш юрист. Кто-то был в курсе. — И поделом им. — Хмыкает Юно. — Хотят убить — вот я, — и раскидывает руки в стороны, подставляя грудь для выстрела, но никто не стреляет, только Джонни чувствует неладное и даже жмурится, ожидая чего-то, но ничего не происходит. — Если кто-то и хочет поставить палки в колёса, то его или их целью являюсь я. Убить всех, кто мне дорог, а потом убить меня. — Ты ничего не сделал, чтобы тебя убивать, — опуская руки друга, зажав сигарету между губами, говорит Ёнхо. — Мы решим это. Потом. — Конечно решим, — кивает Чон и улыбается, хлопая Со по плечу. — «Или я решу это быстрее» — не произносит Джехён, смотрит в темноту и вздыхает. Он точно знает, кто хочет сделать больно, но ещё раз это сделать Джехён ему просто не позволит. Не в этот раз.